«Катастрофа сопровождает технический мир как тень: она относится к его статистике и продолжается с его усовершенствованиями», – так отреагировал на смерть своих друзей в авиакатастрофе Э. Юнгер в работе 1972 года (Jünger E. Philemon und Baucis. Der Tod in der mythischen und technischen Welt). В современной цивилизации, считает он, катастрофы выливаются в количественные расчеты, а не в понимание сущности трагедии. На основании этого писатель делает жесткий вывод о характере смерти в современном мире, сравнивая его с древним и мифологическим представлением о ней: «Снимки, на которых мертвых укладывают горами, как массовый товар, тоже являются документами духовной истории с учетом изменения отношения к смерти. Здесь решающее значение имеет не грубый мотив, а хладнокровие восприятия. Вероятно, я слишком мягко изобразил живодерню. В ней убивают не так, как убивал Каин, в гневе, не из удовольствия, а при помощи научного метода».
Немецкий философ Петер Козловски отмечает, что «для Юнгера “порядок” нигилистического модернизма еще более бесчеловечен и ужасен, чем каинитский титанизм сынов Земли. Нигилистический порядок механизма умерщвления в современном концлагере ужаснее, чем убийство в античном цирке», где «осознание мерзости происходящего подтверждалось вывешиванием изображений богов». «Кроме того, крушение табу, как ни парадоксально, развивает новое, заполняя нутро каждого человека страхом, о котором никто не смеет говорить. Банальность смерти не может смягчить этот страх», – уверен мыслитель (Jünger E. Philemon und Baucis).
(Сергей Казаков. Вариации консервативной критики современной западной цивилизации в поздних работах Эрнста Юнгера)
Немецкий философ Петер Козловски отмечает, что «для Юнгера “порядок” нигилистического модернизма еще более бесчеловечен и ужасен, чем каинитский титанизм сынов Земли. Нигилистический порядок механизма умерщвления в современном концлагере ужаснее, чем убийство в античном цирке», где «осознание мерзости происходящего подтверждалось вывешиванием изображений богов». «Кроме того, крушение табу, как ни парадоксально, развивает новое, заполняя нутро каждого человека страхом, о котором никто не смеет говорить. Банальность смерти не может смягчить этот страх», – уверен мыслитель (Jünger E. Philemon und Baucis).
(Сергей Казаков. Вариации консервативной критики современной западной цивилизации в поздних работах Эрнста Юнгера)
Когда луну
я вижу в ясном небе,
Я не могу
ее не пожалеть –
Одну лишь ночь
она глядит колечком,
А там все время –
четверть или треть.
Но если б ты луной сияла в небе,
То я бы и туда к тебе проник
И, несмотря на страшный лунный холод,
Сумел бы сделать пламенным твой лик!..
Но что сказать –
нет средства от разлуки,
Жизнь движется и ярко и светло,
Над кружевной моею занавеской
Мелькнуло бойкой ласточки крыло...
Трещат в высоких зарослях цикады...
Я песню спел,
а горе не прошло.
(Xìng Dé)
Пер. Абрам Арго
Иллюстрация: Kazuhiko Fukuōji, 1997
я вижу в ясном небе,
Я не могу
ее не пожалеть –
Одну лишь ночь
она глядит колечком,
А там все время –
четверть или треть.
Но если б ты луной сияла в небе,
То я бы и туда к тебе проник
И, несмотря на страшный лунный холод,
Сумел бы сделать пламенным твой лик!..
Но что сказать –
нет средства от разлуки,
Жизнь движется и ярко и светло,
Над кружевной моею занавеской
Мелькнуло бойкой ласточки крыло...
Трещат в высоких зарослях цикады...
Я песню спел,
а горе не прошло.
(Xìng Dé)
Пер. Абрам Арго
Иллюстрация: Kazuhiko Fukuōji, 1997