📌 Набор на акселератор социальных и психологических проектов
Reforum Help совместно с Free Russia Foundation запускают акселератор социальных и психологических проектов. Акселератор продлится два месяца и поможет прокачать проекты, направленные на решение проблем мигрант_ок, их юридическую и психологическую поддержку.
🚀Акселератор пройдёт в три этапа:
1️⃣ Офлайн-часть: встреча участников друг с другом, с лектор_ками и с ментор_ками 16-17 ноября 2024 года в Мадриде (транспортные расходы, проживание и питание покрывают организаторы).
2️⃣ Онлайн-часть: на онлайн-встречах и тренингах (ноябрь – январь 2024) участни_цы смогут развить и доработать свои проекты, получить индивидуальные консультации и всестороннюю поддержку ментор_ок.
3️⃣ Питчинг: онлайн-презентация проектов; самые перспективные инициативы получат мини-гранты до 5 000 долларов.
Приглашаем к участию социальные и психологические проекты, созданные гражданами России, проживающими в странах Европейского Союза:
🔹 НКО и инициативные группы, поддерживающие эмигрантское сообщество;
🔹 частные помогающие инициативы;
🔹 в приоритете проекты, направленные на адаптацию, интеграцию, а также юридическую и психологическую поддержку мигрантов.
📌 Чтобы принять участие в акселераторе, пожалуйста, максимально подробно заполните анкету.
📅 Заявки принимаются до 27 октября 2024 года.
Все вопросы, связанные с акселератором, присылайте по адресу: [email protected]
Reforum Help совместно с Free Russia Foundation запускают акселератор социальных и психологических проектов. Акселератор продлится два месяца и поможет прокачать проекты, направленные на решение проблем мигрант_ок, их юридическую и психологическую поддержку.
🚀Акселератор пройдёт в три этапа:
1️⃣ Офлайн-часть: встреча участников друг с другом, с лектор_ками и с ментор_ками 16-17 ноября 2024 года в Мадриде (транспортные расходы, проживание и питание покрывают организаторы).
2️⃣ Онлайн-часть: на онлайн-встречах и тренингах (ноябрь – январь 2024) участни_цы смогут развить и доработать свои проекты, получить индивидуальные консультации и всестороннюю поддержку ментор_ок.
3️⃣ Питчинг: онлайн-презентация проектов; самые перспективные инициативы получат мини-гранты до 5 000 долларов.
Приглашаем к участию социальные и психологические проекты, созданные гражданами России, проживающими в странах Европейского Союза:
🔹 НКО и инициативные группы, поддерживающие эмигрантское сообщество;
🔹 частные помогающие инициативы;
🔹 в приоритете проекты, направленные на адаптацию, интеграцию, а также юридическую и психологическую поддержку мигрантов.
📌 Чтобы принять участие в акселераторе, пожалуйста, максимально подробно заполните анкету.
📅 Заявки принимаются до 27 октября 2024 года.
Все вопросы, связанные с акселератором, присылайте по адресу: [email protected]
Некоммерческие организации гражданского общества по умолчанию выступают за хорошее: свобода, демократия, поддержка меньшинств, права человека. Но в них работают люди, а значит, бывают конфликты. Причём иногда эти конфликты протекают тяжелее, чем в коммерческом секторе.
Почему возникают конфликты в НКО, какие они бывают и какие есть подходы к их решению, рассказывает Егор Бурцев, социальный психолог, координатор психологической службы Reforum Space.
📌 Читайте статью Егора на Reforum.io.
Почему возникают конфликты в НКО, какие они бывают и какие есть подходы к их решению, рассказывает Егор Бурцев, социальный психолог, координатор психологической службы Reforum Space.
📌 Читайте статью Егора на Reforum.io.
На днях мы опубликовали колонку Егора Бурцева о конфликтах в НКО. Тема оказалась актуальной, и мы переупаковали её в формат карточек.
Как руководителю разглядеть конфликт в своём НКО? Что делать, если вы не вовлечены, но конфликт вам мешает? Зачем нужна внутренная политика коммуникации, и кто должен её написать?
📌 Ответы — в наших карточках.
Как руководителю разглядеть конфликт в своём НКО? Что делать, если вы не вовлечены, но конфликт вам мешает? Зачем нужна внутренная политика коммуникации, и кто должен её написать?
📌 Ответы — в наших карточках.
Начало полномасштабного вторжения разбудило процессы общественной памяти, почти уснувшие на 15 лет.
В 2000-е государство взяло на себя ответственность за память о тяжёлом прошлом, сняло её с общества — а отсюда всего шаг до того, чтобы диктовать этому обществу, как следует помнить и что. Но 24 февраля 2022 года система контроля дала трещину.
Как это случилось, к чему может привести и зачем вообще обществу память, рассказала Александра Поливанова из «Мемориала».
📌 Читайте разговор с Александрой на Reforum.io.
В 2000-е государство взяло на себя ответственность за память о тяжёлом прошлом, сняло её с общества — а отсюда всего шаг до того, чтобы диктовать этому обществу, как следует помнить и что. Но 24 февраля 2022 года система контроля дала трещину.
Как это случилось, к чему может привести и зачем вообще обществу память, рассказала Александра Поливанова из «Мемориала».
📌 Читайте разговор с Александрой на Reforum.io.
24 октября в 19.00 CET на онлайн-площадке Reforum Space Tallinn пройдёт публичная презентация проекта «Помогаем политзэкам».
«Помогаем политзэкам» — это инициатива, которая поддерживает российских политзаключенных, их семьи и активистов. Миссия проекта — повысить осведомленность о тяжелом положении политически преследуемых в России людей и организовать для них помощь.
В настоящее время более 1750 человек подвергаются преследованиям со стороны российского государства за их оппозиционные взгляды, антивоенную позицию и действия. С момента начала полномасштабной войны в Украине репрессии только усилились. Более 1000 человек подверглись преследованиям за свою позицию против войны.
История каждого отдельного политзаключенного — яркое свидетельство общей борьбы за свободу и справедливость в России. Каждая из этих историй заслуживает того, чтобы ее рассказали полностью.
📌 Необходима предварительная регистрация, после которой мы пришлем вам ссылку на встречу.
«Помогаем политзэкам» — это инициатива, которая поддерживает российских политзаключенных, их семьи и активистов. Миссия проекта — повысить осведомленность о тяжелом положении политически преследуемых в России людей и организовать для них помощь.
В настоящее время более 1750 человек подвергаются преследованиям со стороны российского государства за их оппозиционные взгляды, антивоенную позицию и действия. С момента начала полномасштабной войны в Украине репрессии только усилились. Более 1000 человек подверглись преследованиям за свою позицию против войны.
История каждого отдельного политзаключенного — яркое свидетельство общей борьбы за свободу и справедливость в России. Каждая из этих историй заслуживает того, чтобы ее рассказали полностью.
📌 Необходима предварительная регистрация, после которой мы пришлем вам ссылку на встречу.
📌Стипендия для проектов помощи политзаключённым
Сеть ресурсных центров Reforum Space и Free Russia Foundation запускают новый набор на стипендиальную программу для тех, кто помогает политзаключённым.
✍🏼 Кто может участвовать?
Граждан_ки Беларуси и России на территории ЕС, Западных Балкан и Южного Кавказа. Эта программа подойдёт для организатор_ок вечеров писем политзаключённым, проектов по адвокации политзаключенных, тематических, информационных и медиаресурсов, группам поддержки конкретных узников и узниц.
Программа включает образовательную часть: стипендиат_ки пройдут тренинги, лекции, а также будут участвовать в онлайн-встречах с лидерами мнений и представителями гражданского общества.
Важно: программа не предназначена для активист_ок, находящихся на территории России и Беларуси, и не является возможностью для эмиграции из этих стран.
❗️Чтобы подать заявку, заполните анкету.
📅 Приём заявок до 27 октября 2024 года. Программа стартует 1 декабря 2024 года.
Все данные обрабатываются только для подготовки и проведения программы и хранятся на серверах Google LLC.
Сеть ресурсных центров Reforum Space и Free Russia Foundation запускают новый набор на стипендиальную программу для тех, кто помогает политзаключённым.
✍🏼 Кто может участвовать?
Граждан_ки Беларуси и России на территории ЕС, Западных Балкан и Южного Кавказа. Эта программа подойдёт для организатор_ок вечеров писем политзаключённым, проектов по адвокации политзаключенных, тематических, информационных и медиаресурсов, группам поддержки конкретных узников и узниц.
Программа включает образовательную часть: стипендиат_ки пройдут тренинги, лекции, а также будут участвовать в онлайн-встречах с лидерами мнений и представителями гражданского общества.
Важно: программа не предназначена для активист_ок, находящихся на территории России и Беларуси, и не является возможностью для эмиграции из этих стран.
❗️Чтобы подать заявку, заполните анкету.
📅 Приём заявок до 27 октября 2024 года. Программа стартует 1 декабря 2024 года.
Все данные обрабатываются только для подготовки и проведения программы и хранятся на серверах Google LLC.
Когда люди, которые сейчас организуют «Возвращение имён» в разных городах и странах мира, ещё жили в Москве и приходили 29 октября читать имена к Соловецкому камню, сложилась негласная традиция: к именам из базы данных «Мемориала», которые зачитывали с узких нарезанных полосок, можно было добавить свои.
Каждый год в числе «своих» кто-нибудь непременно называл имя погибшего поэта: «Осип Мандельштам, скончался в пересыльном лагере 27 декабря 1938 года», «Тициан Табидзе, расстрелян 16 декабря 1937 года», «Даниил Хармс, умер 2 февраля 1942 года в больнице ленинградской тюрьмы «Кресты».
Все эти имена будто пришли из другого списка — со страниц «Чукоккалы» Корнея Чуковского. Рукописный альманах, который Чуковский задумал в начале прошлого века как шуточный домашний альбом, сегодня воспринимается как комментарий к огромной, ещё недописанной Книге памяти ХХ века. Ольга Канунникова рассказывает, как он создавался.
Чуковский начал вести альманах в 1914 году, последняя запись в нём сделана в 1969-м, в последний год жизни Корнея Ивановича. Из имён писателей, художников и других деятелей искусства, которые оставили свои автографы в «Чукоккале», могли бы составить несколько тематических указателей: Серебряный век, поэты русской эмиграции, авторы и издатели советских детских журналов 1920-30-х годов...
«Чукоккала» с цензурными купюрами была издана только в 1979 году, ценой героических усилий Елены Чуковской, внучки Корнея Ивановича. Тираж книги мгновенно разошёлся, и на долгие годы она стала любимым чтением советской интеллигенции. Из неё узнавали о Серебряном веке, об обэриутах, о неподцензурной советской литературе. О репрессированных писателях и деятелях культуры, память о которых была запретной или полузапретной.
У «Чукоккалы» множество авторов — от Гумилёва, Ахматовой и Маяковского до Солженицына, Вознесенского и Наума Коржавина. Но, когда листаешь альманах, который Чуковский вёл больше полувека, возникает удивительное ощущение: кажется, «Чукоккалу» писало само время.
Одним из усердных создателей «Чукоккалы» был Александр Блок. Там сохранилось много его автографов — и смешных, и трагических. Среди них есть последнее стихотворение Блока «Имя Пушкинского дома в Академии наук». И последняя его запись в «Чукоккале» за несколько дней до кончины: «Слопала-таки поганая, гугнивая родимая матушка Россия, как чушка своего поросенка…»
Среди тех, кто оставлял записи в 1920-1930-х годах — поэты, сотрудники ленинградских детских редакций, в том числе журналов «Чиж» и «Ёж». Авторы «Чукоккалы» того времени — Исаак Бабель, Михаил Зощенко, Юрий Тынянов, Всеволод Мейерхольд, тройка неразлучных друзей — Евгений Шварц, Даниил Хармс и Николай Олейников. Следующая волна записей — уже после смерти Сталина, в 1954-м. Круг Чуковского — немногие уцелевшие после страшных 30-х и 40-х друзья, а также молодое поколение литераторов, которых Корней Иванович привечал.
Последняя запись в «Чукоккале» — стихотворное обращение Самуила Маршака, которое заканчивается так:
Могли погибнуть ты и я,
Но, к счастью, есть на свете
У нас могучие друзья,
Которым имя — дети!
XX век проехался катком по всем дружеским кругам, литературным жанрам и издательским начинаниям Чуковского. Расстрелянные Гумилев, Бабель, Олейников, погибший в лагере Мандельштам, умерший в тюремной больнице Хармс, убитый Мейерхольд, расстрелянный в эпоху борьбы с космополитизмом Лев Квитко…
Юрий Дмитриев, рассказывая, что побудило его заняться поиском захоронений в Сандармохе, вспоминал такой эпизод: он шёл по полю, где были найдены захоронения репрессированных, и будто слышал в шуме ветра, в гудении ковыля их голоса — и меня вспомни, и меня.
Каждый год в числе «своих» кто-нибудь непременно называл имя погибшего поэта: «Осип Мандельштам, скончался в пересыльном лагере 27 декабря 1938 года», «Тициан Табидзе, расстрелян 16 декабря 1937 года», «Даниил Хармс, умер 2 февраля 1942 года в больнице ленинградской тюрьмы «Кресты».
Все эти имена будто пришли из другого списка — со страниц «Чукоккалы» Корнея Чуковского. Рукописный альманах, который Чуковский задумал в начале прошлого века как шуточный домашний альбом, сегодня воспринимается как комментарий к огромной, ещё недописанной Книге памяти ХХ века. Ольга Канунникова рассказывает, как он создавался.
Чуковский начал вести альманах в 1914 году, последняя запись в нём сделана в 1969-м, в последний год жизни Корнея Ивановича. Из имён писателей, художников и других деятелей искусства, которые оставили свои автографы в «Чукоккале», могли бы составить несколько тематических указателей: Серебряный век, поэты русской эмиграции, авторы и издатели советских детских журналов 1920-30-х годов...
«Чукоккала» с цензурными купюрами была издана только в 1979 году, ценой героических усилий Елены Чуковской, внучки Корнея Ивановича. Тираж книги мгновенно разошёлся, и на долгие годы она стала любимым чтением советской интеллигенции. Из неё узнавали о Серебряном веке, об обэриутах, о неподцензурной советской литературе. О репрессированных писателях и деятелях культуры, память о которых была запретной или полузапретной.
У «Чукоккалы» множество авторов — от Гумилёва, Ахматовой и Маяковского до Солженицына, Вознесенского и Наума Коржавина. Но, когда листаешь альманах, который Чуковский вёл больше полувека, возникает удивительное ощущение: кажется, «Чукоккалу» писало само время.
Одним из усердных создателей «Чукоккалы» был Александр Блок. Там сохранилось много его автографов — и смешных, и трагических. Среди них есть последнее стихотворение Блока «Имя Пушкинского дома в Академии наук». И последняя его запись в «Чукоккале» за несколько дней до кончины: «Слопала-таки поганая, гугнивая родимая матушка Россия, как чушка своего поросенка…»
Среди тех, кто оставлял записи в 1920-1930-х годах — поэты, сотрудники ленинградских детских редакций, в том числе журналов «Чиж» и «Ёж». Авторы «Чукоккалы» того времени — Исаак Бабель, Михаил Зощенко, Юрий Тынянов, Всеволод Мейерхольд, тройка неразлучных друзей — Евгений Шварц, Даниил Хармс и Николай Олейников. Следующая волна записей — уже после смерти Сталина, в 1954-м. Круг Чуковского — немногие уцелевшие после страшных 30-х и 40-х друзья, а также молодое поколение литераторов, которых Корней Иванович привечал.
Последняя запись в «Чукоккале» — стихотворное обращение Самуила Маршака, которое заканчивается так:
Могли погибнуть ты и я,
Но, к счастью, есть на свете
У нас могучие друзья,
Которым имя — дети!
XX век проехался катком по всем дружеским кругам, литературным жанрам и издательским начинаниям Чуковского. Расстрелянные Гумилев, Бабель, Олейников, погибший в лагере Мандельштам, умерший в тюремной больнице Хармс, убитый Мейерхольд, расстрелянный в эпоху борьбы с космополитизмом Лев Квитко…
Юрий Дмитриев, рассказывая, что побудило его заняться поиском захоронений в Сандармохе, вспоминал такой эпизод: он шёл по полю, где были найдены захоронения репрессированных, и будто слышал в шуме ветра, в гудении ковыля их голоса — и меня вспомни, и меня.
Многим из тех, кто писал в «Чукоккалу», нет памятников. Мы не знаем, например, где могила Бабеля, расстрелянного в январе 1940 года. Где похоронены умершие в заключении Даниил Хармс и Александр Введенский, расстрелянный Николай Олейников; кенотаф в память об Олейникове установлен на Левашовском кладбище, где были закопаны тела расстрелянных в Ленинграде жертв большого террора. Не знаем, где похоронен Лев Квитко, расстрелянный в августе 1952 по делу Еврейского антифашистского комитета.
Но когда листаешь страницы «Чукоккалы», оттуда как будто доносится тот же едва слышный шорох, о котором говорил Дмитриев: «И меня вспомни... и меня...».
В 1997 году в Санкт-Петербурге на доме 11 по Загородному проезду была установлена памятная доска Матвею Бронштейну: физика из круга Ландау и мужа Лидии Корнеевны Чуковской, расстрелянного в 1938-м, забирали из этого дома. Об установке мемориальной доски внучка Чуковского Елена хлопотала ещё в 90-е. Наследуя доброй чуковской традиции, Елена Чуковская поддержала проект «Последний адрес» ещё до возникновения «Последнего адреса» — так же как Корней Чуковский своей «Чукоккалой» заложил основы возвращения имён еще до «Возвращения имён».
Но когда листаешь страницы «Чукоккалы», оттуда как будто доносится тот же едва слышный шорох, о котором говорил Дмитриев: «И меня вспомни... и меня...».
В 1997 году в Санкт-Петербурге на доме 11 по Загородному проезду была установлена памятная доска Матвею Бронштейну: физика из круга Ландау и мужа Лидии Корнеевны Чуковской, расстрелянного в 1938-м, забирали из этого дома. Об установке мемориальной доски внучка Чуковского Елена хлопотала ещё в 90-е. Наследуя доброй чуковской традиции, Елена Чуковская поддержала проект «Последний адрес» ещё до возникновения «Последнего адреса» — так же как Корней Чуковский своей «Чукоккалой» заложил основы возвращения имён еще до «Возвращения имён».
28 октября в Reforum Space Vilnius выступил правозащитник, сопредседатель Центра защиты прав человека «Мемориал» Олег Орлов. Мы рады поделиться фрагментами замечательной беседы — и напоминаем, что сегодня, 29 октября, в Вильнюсе, Берлине, Варшаве и десятках других городов пройдёт акция «Возвращение имён».
Приходите, будем вместе читать имена репрессированных и поддерживать друг друга.
🔹 «Мемориал» — наследник и продолжатель правозащитного движения советского времени. Мы переняли оттуда и хорошее, и плохое. Хорошее — право как основа, как то, что даёт возможность обществу развиваться. А плохое — что мы вне политики. Мы не готовы были строить структуры с уставами, выдвигать более широкие программы, которые заинтересовали бы больше людей. Гражданское общество Германии смогло объединиться в партию зелёных, которая сильно повлияла на развитие политической ситуации. Ничего подобного у нас не было. Это ослабило и гражданское общество, и правозащитное движение внутри него.
🔹 Гражданское общество в России подавлено, но не разгромлено, и наша задача — поддерживать его. Ещё одна задача — найти то, что нас объединяет. Вероятно, настанет момент, когда мы с вами вернёмся в Россию и сможем применять наши силы, чтобы двигать её вперёд в очень тяжёлой ситуации. С чем мы вернёмся? У нас есть представление, как это делать? Конкретные планы должны быть по самым разным направлениям. Судебную или избирательную систему так просто не изменишь — должны быть последовательные шаги. Чтобы освободить политзаключённых, недостаточно прийти к властям со списком фамилий. Мне кажется, вокруг дорожных карт, а не общих комитетов должно вырабатываться единое понимание, куда и как двигаться.
🔹 Думаю, наименее плохой путь для России — это не крах, не революция, а переговоры. Они откроют форточку возможностей. Важно не с кем, а о чём — поэтому я и говорю о дорожных картах. Надо быть готовыми к этим тяжелейшим переговорам и к неизбежным компромиссам. Я готов вести переговоры со всеми, кроме Путина.
🔹 С 1989-го по 1993-й люди интересовались общественным благом, конкретной политикой: они почувствовали, что могут как-то действовать через советы, могут что-то изменить в собственной практической жизни. Конституция 1993 года уничтожила советы, не дав почти ничего взамен — и мы видим отсутствие доверия и интереса к чему-либо, что выходит за рамки повседневной жизни. Сломать это можно, только входя в эту повседневную жизнь, меняя её (а не ценности им объясняя). Нужна реформа самоуправления, чтобы люди снова понимали, что от них что-то зависит.
🔹 В отличие от Ильи Яшина, я не ставил себе задачу быть представителем оппозиции среди заключённых. Моя задача была выжить самому, не сломавшись. Мы много говорили о демократии с мошенниками, сидящими по 159 статье — это не напёрсточники, а люди интересные, думающие: банкиры, бизнесмены, которых подставили конкуренты или отняли бизнес. В одной камере нас было 10 человек, 7 пропутински настроенных. До меня там сидел Дима Иванов [автор канала «Протестный МГУ»], меня поселили на его шконку. Он с ними спорил всё время, я продолжил. Кажется, нам удалось их поколебать.
🔹 Среди персонала ФСИН политическая статья вызывает интерес. «За что сидишь, за статью? Небось про СВО написал? Не жалеешь?» Среди тюремщиков были те, кто ничего не говорил, но после таких вроде бы поверхностных разговоров начинал мне помогать по мелочам. Даже в этой среде есть люди совсем не пропутински настроенные.
Приходите, будем вместе читать имена репрессированных и поддерживать друг друга.
🔹 «Мемориал» — наследник и продолжатель правозащитного движения советского времени. Мы переняли оттуда и хорошее, и плохое. Хорошее — право как основа, как то, что даёт возможность обществу развиваться. А плохое — что мы вне политики. Мы не готовы были строить структуры с уставами, выдвигать более широкие программы, которые заинтересовали бы больше людей. Гражданское общество Германии смогло объединиться в партию зелёных, которая сильно повлияла на развитие политической ситуации. Ничего подобного у нас не было. Это ослабило и гражданское общество, и правозащитное движение внутри него.
🔹 Гражданское общество в России подавлено, но не разгромлено, и наша задача — поддерживать его. Ещё одна задача — найти то, что нас объединяет. Вероятно, настанет момент, когда мы с вами вернёмся в Россию и сможем применять наши силы, чтобы двигать её вперёд в очень тяжёлой ситуации. С чем мы вернёмся? У нас есть представление, как это делать? Конкретные планы должны быть по самым разным направлениям. Судебную или избирательную систему так просто не изменишь — должны быть последовательные шаги. Чтобы освободить политзаключённых, недостаточно прийти к властям со списком фамилий. Мне кажется, вокруг дорожных карт, а не общих комитетов должно вырабатываться единое понимание, куда и как двигаться.
🔹 Думаю, наименее плохой путь для России — это не крах, не революция, а переговоры. Они откроют форточку возможностей. Важно не с кем, а о чём — поэтому я и говорю о дорожных картах. Надо быть готовыми к этим тяжелейшим переговорам и к неизбежным компромиссам. Я готов вести переговоры со всеми, кроме Путина.
🔹 С 1989-го по 1993-й люди интересовались общественным благом, конкретной политикой: они почувствовали, что могут как-то действовать через советы, могут что-то изменить в собственной практической жизни. Конституция 1993 года уничтожила советы, не дав почти ничего взамен — и мы видим отсутствие доверия и интереса к чему-либо, что выходит за рамки повседневной жизни. Сломать это можно, только входя в эту повседневную жизнь, меняя её (а не ценности им объясняя). Нужна реформа самоуправления, чтобы люди снова понимали, что от них что-то зависит.
🔹 В отличие от Ильи Яшина, я не ставил себе задачу быть представителем оппозиции среди заключённых. Моя задача была выжить самому, не сломавшись. Мы много говорили о демократии с мошенниками, сидящими по 159 статье — это не напёрсточники, а люди интересные, думающие: банкиры, бизнесмены, которых подставили конкуренты или отняли бизнес. В одной камере нас было 10 человек, 7 пропутински настроенных. До меня там сидел Дима Иванов [автор канала «Протестный МГУ»], меня поселили на его шконку. Он с ними спорил всё время, я продолжил. Кажется, нам удалось их поколебать.
🔹 Среди персонала ФСИН политическая статья вызывает интерес. «За что сидишь, за статью? Небось про СВО написал? Не жалеешь?» Среди тюремщиков были те, кто ничего не говорил, но после таких вроде бы поверхностных разговоров начинал мне помогать по мелочам. Даже в этой среде есть люди совсем не пропутински настроенные.
Сегодня, 30 октября, — День памяти жертв политических репрессий.
Мы поговорили с Сергеем Давидисом, руководителем «Поддержка политзаключённых. Мемориал» и членом совета «Фонда 30 октября», о том, сколько в России на самом деле политзаключённых, почему все усилия гражданского общества закрывают меньше половины их потребностей (и что это за потребности), кто и как помогает их семьям.
Сергей, кажется, что поддержка политзаключённых сейчас — главная объединяющая тема для оппозиции. Это так?
Чем шире репрессии, чем активнее оппозиция, тем более значимым элементом демократической повестки остановится солидарность с политзаключёнными. Одно из требований митингов 2011-2012 годов — освобождение политзаключённых; после «болотного дела» многие поняли, что легко могли оказаться на месте тех, кто попал за решётку, и начали воспринимать их проблемы как собственные.
С началом войны людям стало ещё проще поставить себя на место узников, вдобавок иные формы гражданской активности оказались запрещены. Поддержка политзаключённых в целом безопасна даже в современной России (в отличие от Беларуси — где, несмотря на это, уровень поддержки заключённых выше, на марафонах они собирают больше, хотя население во много раз меньше), это морально бесспорная и безусловно объединяющая задача. Так что верно, солидарность с политзаключёнными продолжает быть каркасом, вокруг которого нарастает живая ткань российского гражданского общества.
Сколько в России политзаключённых?
В списке «Мемориала» 770 человек, в списке «ОВД-Инфо» 1300. Но, конечно, число кратно выше: думаю, если включать украинских военнопленных и гражданских заложников, оно приблизится к 10 000. Всё, что может сделать для них гражданское общество в России и за границей — правозащитные организации, которые сопровождают несколько сотен дел, институты с грантовым финансированием, граждане по отдельности (например, группы поддержки конкретных узников), краудфандинговые проекты вроде регулярного марафона «Ты не один», — не закрывает их нужды даже наполовину.
Это вопрос денег?
Да, услуги адвокатов дороги: иногда это может быть миллион рублей на одну стадию уголовного дела (правда, в глубинке бывают и божеские 80 000). Разовый визит в колонию или СИЗО может стоит 15, 30, 50 000 — в зависимости от региона, доступности адвоката, сложности попадания.
Самих адвокатов хватает?
Хватает. У многих правозащитных организаций свой штат адвокатов, своё обучение, система коммуникации; но в принципе не обязательно, чтобы адвокат придерживался либеральных взглядов — достаточно, чтоб это был честный профессионал. В ситуации отсутствия правосудия он в любом случае связывает человека с внешним миром и морально его поддерживает.
Что нужно, кроме адвокатов, — лекарства, продукты?
Если удовлетворена потребность в юридической помощи — оказываем гуманитарную, медицинскую. Если и тут достаточно, надо помогать членам семей. Это непочатый край работы.
Когда есть разовые нужды — например, старая мать осталась с неоплаченной квартирой или у семьи не хватает денег, чтобы съездить в колонию на свидание (а осуждённых по террористическим статьям отправляют в максимально удалённые колонии), — мы пытаемся активно помогать, и не только мы, конечно. Если возникает громкое дело, вызывающее эмоциональный отклик, и сразу многие хотят помочь фигуранту — мы пытаемся переадресовывать людей на помощь тем, кто менее известен.
Постепенно разворачивает работу «Фонд 30 октября» Владимира и Евгении Кара-Мурзы, которые поместили туда все полученные международные премии. Сейчас фонд регулярно помогает 30 семьям политзаключённых. Это не решение всех проблем семьи, но это подспорье, гарантированная постоянная поддержка. Я член совета фонда наряду с такими выдающимися людьми, как Адам Михник и Натан Щаранский.
А сколько семей нуждаются в такой поддержке?
Сотни, начиная с семей крымских татар — их осуждено больше 100, в основном это кормильцы семей (часто многодетные). Но у татар хотя бы есть община, которая поддерживает жён и детей. Большинство семей не могут на это рассчитывать.
Мы поговорили с Сергеем Давидисом, руководителем «Поддержка политзаключённых. Мемориал» и членом совета «Фонда 30 октября», о том, сколько в России на самом деле политзаключённых, почему все усилия гражданского общества закрывают меньше половины их потребностей (и что это за потребности), кто и как помогает их семьям.
Сергей, кажется, что поддержка политзаключённых сейчас — главная объединяющая тема для оппозиции. Это так?
Чем шире репрессии, чем активнее оппозиция, тем более значимым элементом демократической повестки остановится солидарность с политзаключёнными. Одно из требований митингов 2011-2012 годов — освобождение политзаключённых; после «болотного дела» многие поняли, что легко могли оказаться на месте тех, кто попал за решётку, и начали воспринимать их проблемы как собственные.
С началом войны людям стало ещё проще поставить себя на место узников, вдобавок иные формы гражданской активности оказались запрещены. Поддержка политзаключённых в целом безопасна даже в современной России (в отличие от Беларуси — где, несмотря на это, уровень поддержки заключённых выше, на марафонах они собирают больше, хотя население во много раз меньше), это морально бесспорная и безусловно объединяющая задача. Так что верно, солидарность с политзаключёнными продолжает быть каркасом, вокруг которого нарастает живая ткань российского гражданского общества.
Сколько в России политзаключённых?
В списке «Мемориала» 770 человек, в списке «ОВД-Инфо» 1300. Но, конечно, число кратно выше: думаю, если включать украинских военнопленных и гражданских заложников, оно приблизится к 10 000. Всё, что может сделать для них гражданское общество в России и за границей — правозащитные организации, которые сопровождают несколько сотен дел, институты с грантовым финансированием, граждане по отдельности (например, группы поддержки конкретных узников), краудфандинговые проекты вроде регулярного марафона «Ты не один», — не закрывает их нужды даже наполовину.
Это вопрос денег?
Да, услуги адвокатов дороги: иногда это может быть миллион рублей на одну стадию уголовного дела (правда, в глубинке бывают и божеские 80 000). Разовый визит в колонию или СИЗО может стоит 15, 30, 50 000 — в зависимости от региона, доступности адвоката, сложности попадания.
Самих адвокатов хватает?
Хватает. У многих правозащитных организаций свой штат адвокатов, своё обучение, система коммуникации; но в принципе не обязательно, чтобы адвокат придерживался либеральных взглядов — достаточно, чтоб это был честный профессионал. В ситуации отсутствия правосудия он в любом случае связывает человека с внешним миром и морально его поддерживает.
Что нужно, кроме адвокатов, — лекарства, продукты?
Если удовлетворена потребность в юридической помощи — оказываем гуманитарную, медицинскую. Если и тут достаточно, надо помогать членам семей. Это непочатый край работы.
Когда есть разовые нужды — например, старая мать осталась с неоплаченной квартирой или у семьи не хватает денег, чтобы съездить в колонию на свидание (а осуждённых по террористическим статьям отправляют в максимально удалённые колонии), — мы пытаемся активно помогать, и не только мы, конечно. Если возникает громкое дело, вызывающее эмоциональный отклик, и сразу многие хотят помочь фигуранту — мы пытаемся переадресовывать людей на помощь тем, кто менее известен.
Постепенно разворачивает работу «Фонд 30 октября» Владимира и Евгении Кара-Мурзы, которые поместили туда все полученные международные премии. Сейчас фонд регулярно помогает 30 семьям политзаключённых. Это не решение всех проблем семьи, но это подспорье, гарантированная постоянная поддержка. Я член совета фонда наряду с такими выдающимися людьми, как Адам Михник и Натан Щаранский.
А сколько семей нуждаются в такой поддержке?
Сотни, начиная с семей крымских татар — их осуждено больше 100, в основном это кормильцы семей (часто многодетные). Но у татар хотя бы есть община, которая поддерживает жён и детей. Большинство семей не могут на это рассчитывать.