Эти фотографии сделала в шелтере Мария. Они с мужем Андреем и сыновьями Вовой и Женей останавливались у нас по дороге в Норвегию. Дом семьи остался в Харькове.

Разговорились, я спросил о планах на будущее. Рутинный вопрос — рутинный ответ, когда самое страшное, как правило, уже позади.
Обычно люди рассказывают о поездах, на которых поедут дальше, о стране назначения, садике для детей и поисках работы для себя.

Но Мария неожиданно заплакала. Принес салфетку. Предложил воды. Стал лихорадочно искать, как перевести разговор в спокойное русло.
— Что вас поддерживало там? Что придавало сил?

Во время войны Мария начала фотографировать. Купила насадки на смартфон. Снимала выпечку для блога знакомой-кондитера.

Потом поговорили про детей и разницу в характерах.
А в конце я все же рискнул уточнить (с оговоренной возможностью послать меня куда подальше):
— Ваши переживания связаны со здоровьем мужа?
— Да.

Я знал, что у Андрея инвалидность: видел отметку в таблице гостей. Запомнил, но не придал большого значения.
Он играл с детьми, ходил в магазин, жил с виду обычной жизнью.
Люди получают группу по разным заболеваниям, иногда хроническим и не опасным.
Как-то наблюдая, как Андрей шутил и бойко общался с волонтерами, я даже подумал, не купил ли он себе справку, чтобы выехать из Украины. Всякое бывает.

Я видел: Мария сильно переживает. Захотелось ее поддержать. Спонтанно предложил взять мою камеру и поснимать в шелтере: тяжелая камера, видоискатель, полтора десятка кнопок — новый опыт, возможность отвлечься и, может, немного порадоваться. Она согласилась. Оставил ей Fuji на вечер, ночь и утро.

Утром вернулся в шелтер на дежурство. Вынес мусор, набрал в бутылки воду для фильтра, кинул в стирку постельное белье уехавших постояльцев. Когда пункты волонтерского чек-листа были выполнены, вышел с Андреем “перекурить”.

Тоже спрашиваю про будущее.

— Надеюсь, лет пять-семь врачи еще дадут прожить. Пацанов растить. И чтобы Маша успела зацепиться: хочу, чтобы она пошла вперед в карьере. Она — нежный цветочек. Если бы она за творчество зацепилась, было бы хорошо. Моя задача — поддерживать ее и помогать, а со мной — как будет.

— Что с вами, Андрей?
— Онкология кишечника. Прямую кишку вырезали полностью. Сейчас метастазы в легких.

«Рак, III стадия» — диагноз Андрей узнал два с половиной года назад.
— Восемь часов ходил вокруг дома: не знал, как Маше сказать. Потом пришел, рассказал. И со следующего дня начал облучение.

Чуть позже Андрея прооперировали.

— Маша поддерживала меня невероятно. А я, как козел, себя вел: после операции не подпускал к себе, отправил ее с детьми к родителям. Я ведь даже не ходил, ползал. Но не хотел, чтобы она меня видела поломанным.

Андрей прошел пять курсов облучения и еще шесть — химиотерапии. После начала войны лечение Андрея прервалось из-за отсутствия нужных лекарств — их вместе с другими больными Андрей заказывал в Европе.

— Тяжко было. Но оно, знаешь, когда помогаешь, полегче: видишь, что ты не один, что другие тоже борются.

Прием пациентов химиотерапевт Андрея некоторое время проводила в обычной харьковской квартире. Город в то время находился под постоянными ракетными и авиационными ударами.

— Страшно было?
— За семью спокойно: они далеко. А себя я похоронил еще перед операцией. Мы жили так: один км в одну сторону от нас — танковое училище, 700 метров в другую — летное. Постоянно прилеты. По улице ходил — попадал под обстрелы. Метров на 7 взрывной волной откидывало. Самое жуткое, когда реактивный истребитель летит над головой. Падаешь и хочешь закопаться в землю, грызть ее зубами. Неосознанный страх — животный.

— Почему не уезжали?
— У меня же тоже есть родня: куда их бросать. И потом все закрутилось. У дядьки в начале войны в рабочем подвале поселились люди: человек 90 прятались. Их нужно было водой, едой обеспечивать. Мы стали с волонтерами дружить. Втянулись. Вместе с братом волонтерили.

Продолжение.
Когда выпадала возможность, Андрей ездил к Марии и детям в Винницкую область.
— Скучал очень. Самое длинное расставание — с января по апрель: вернулся в Харьков готовить документы на выезд и повторно оформлять группу инвалидности . Эта бюрократия на 4 месяца растянулась.

Пункт назначения Андрея и Марии в Норвегии — Тронхейм. Там есть клиника, куда можно быстрее всего попасть на лечение.

— У меня нет времени, понимаешь? Эта дрянь все растет. Если полтора месяца назад мне могли отрезать ⅕ легкого, то теперь — минимум половину, если еще тянуть — все целиком.

Детям ни о болезни отца, ни о войне Андрей и Мария решили не говорить.

— Я считаю: не нужно им про все это знать. “У папы иногда животик болит”, — как-то так объясняем. Хотя помню: лежал после операции, они всё хотели по мне попрыгать и не могли понять, почему я не разрешаю. Так обидно им было. Про Харьков они знают, что там ремонт. Спрашивают, конечно, когда домой вернемся.

Андрей докуривает.

— Ну ладно, погнали?
— Жить дальше?
— Ага!

В конце смены стучусь и захожу к ним в комнату, пожелать хорошей дороги. Все хитро смотрят на меня и что-то прячут за спинами. Мороженое! А ведь есть в комнатах запрещено. Ладно, будем считать, я ничего не видел.

Каховская ГЭС разрушена. Вторые сутки мыслями и сердцем мы там.

Знаем, что сейчас волонтеры спасают людей и животных, ищут возможности для помощи, насколько это в их силах.

Знаем, что в том районе много пожилых людей. Им особенно трудно покидать свои (уже затопленные) дома. Скорее всего, они растеряны и напуганы. Многие до сих пор без связи.

Знаем, что между трагическим событием и наплывом беженцев обычно проходит три-пять дней. Людям нужно время осмыслить, что произошло, смириться с тем, что их родного дома и привычной жизни больше нет, найти силы и принять решение уезжать. Вчера в Херсон на лодке эвакуировали женщину, которую сегодня повезут к нам. Она будет первой и, наверное, не единственной.

Мы знаем и готовы.
Волонтеры на вокзале понимают, куда направлять людей. Наш шелтер готов к полному заселению.
С партнерским шелтером есть договоренность о размещении беженцев с животными.

Продолжаем работать. Спасибо, что вы с нами!

Фото: Екатерина и кот Нельсон в TESCO/Артем Лешко. ㅤ

История о том, как уехали все взрослые

В доме есть «взрослые» и «не взрослые» волонтеры. Разница, конечно, не столько в возрасте, как в количестве ответственности, которую они несут.

Так вышло, что все взрослые уехали в Варшаву. Остались не взрослые: двое — в шелтере, двое — на развозах, и у меня — выходной.

Выходные волонтеров — это вообще очень смешная вещь, никогда не знаешь, что он тебе принесет.

В тот день в наш шелтер должны были приехать 24 человека с бесплатного Львовского автобуса. И их даже не нужно было забирать с автовокзала и везти к нам! Автобус должен был остановиться прямо у шелтера, а остальных — отвезти дальше.

Пока наши взрослые занимались важными делами в Варшаве, оттуда же Настя — не очень взрослая — решила приехать к нам. У Насти есть права, но машину она не водит — боится. Мы сажаем её за руль, но украинцев она возить отказывается — только нас. Нас не жалко. Не так страшно.

Мы едем домой, Настя просит меня «быть с ней», пока я проверяю заявки в шелтер и мониторю ситуацию: автобус вот-вот должен подъехать к границе. Пишу Артёму, он в шелтере на смене — должен попросить всех «наших» выйти. Мечтаем с Настей, как возьмем велики — выходной же — и поедем к озеру смотреть на закат.

Приходит сообщение — автобус прошел границу. Значит, будет у шелтера через 15 минут. А сразу потом сообщение: «Автобус на автовокзале». Всех высадили, и 24 человека стоят на жаре и не знают, что им делать. Водитель автобуса уже на таможне, вернуться и завезти их обратно не может.

Взрослых нет, больших машин — тоже. Есть только Серега, который должен съездить 6 раз от вокзала до шелтера, что займет часа два в лучшем случае. И Настя, которая боится везти людей. Оба прячутся от меня в пустом волонтерском доме: знают, что их ждет.

«Сережа, одевайся, люди ждут!» — «Настя, садись за руль». Их паникующее «Я не поеду!» — и моё «поехали, они сейчас потеряются!».

Уговариваю Настю — «Я покажу тебе куда ехать, я ездила тысячу раз!». Отвечает — «Я не смогу перестроится и мы все умрем!». Боже, где все взрослые, когда они так нужны?!

По дороге звоним Тане в шелтер: «Тарас сможет отвезти людей?». Сможет! Настя выдыхает. Нужно только доехать до шелтера!

Тарас садится за руль, разговаривая словами Насти: «Не знаю, как ехать, я там никогда не был». Повторяю: «Я покажу!». Водительских прав у меня, к слову, нет.

Приезжаем — толпа ищет нас глазами. «Вы от Рубикуса?» — спрашиваю. «Да!» — сразу хватают вещи и уже готовы идти. «Как ваша фамилия?». Отмечаю всех, кто на вокзале жирным шрифтом в заметках — их надо забрать. Подчеркиваю тех, кто уже садится в машину и уезжает.

— Я Чурина, у меня поломан телефон.
— Вашей фамилии у нас нет. Как зовут вашего координатора?
— Он из Львова...

Беру Чурину и еще двух женщин и веду в окошко Красного Креста через весь переход с чемоданами. На последней лестнице одна из дам сообщает. «Я второй раз выезжаю». Значит, в Красный Крест ее не возьмут.

Подвожу женщину к окошку, стараюсь объяснить: «Вот две женщины — возьмите их ночевать. Вот — еще одна, она сама себе купит билет, но она второй раз, возьмете?» — «Сначала пусть купит билет», — отвечают.

Прошу первых двух постоять рядом с чемоданом третьей, веду её обратно на автовокзал, чтобы купить билет до Дрездена. Настя в это время пытается понять, кого нужно везти к нам. Звонит мне: «Фамилии жирным шрифтом — это кого увезли? А подчеркнутые тогда кто?». Мы запутались. «Просто бери всех из списка».

Покупаем билет, возвращаю женщину к окошку. Иду на автовокзал, а руки уже ноют — давно я чемоданы не носила, конечно.

Сажаем последнюю партию людей в машины, едем до шелтера. Выдыхаем:

— Сколько времени?
— Уже семь. Классно мы к озеру на великах съездили?
— Хороший у тебя выходной получился.

Приезжаем в пустой дом — а он не пустой. Там Антон, который параллельно со всеми нами ездил по делам в город. Без связи.

— Как ты в дом попал? Ключи же у нас.
— Я через окно залез, а вы где были?

Глафира из Рубикуса купила нам в благодарность торт. Ставим его на стол, иронично подписываем.

Иногда без взрослых очень весело, правда. ㅤ

Пока идет война, Антон — волонтер. А в мирной жизни (скорее бы она уже) он — музыкант. Профессиональный виолончелист.

«Что-нибудь сыграть до отъезда» его попросили жильцы приюта. Сначала Антон подумал, что да, пожалуй, на днях. А потом решил: а почему, собственно, на днях? Сейчас!

— Посчитал, что было бы неправильно, если бы к просьбе я отнесся неуважительно.

Он взял инструмент в волонтерском доме, захватил удобный стульчик и приехал в шелтер. Нашел подходящее место в коридоре, настроил инструмент и начал играть Дебюсси, первую часть Сонаты для виолончели и фортепиано.

Вернее, партию виолончели из этой Сонаты. Фортепиано у нас пока нет, но мы над этим работаем:)

Вот так между гуманитаркой, чемоданами и ходунками случилось выступление. И посреди бытовых вопросов, тревожностей и страхов зазвучала музыка.

Позже Антон признался, что сначала волновался и был скован, но потом расслабился и думал об игре:
— Когда идет война, людям не до искусства. Но музыка — его особый вид. Ее можно слышать всегда. Моя игра не была технически идеальна, нужно больше заниматься. Но я старался подчеркнуть красоту звучания, сделать произведение эмоционально выпуклыми. Тогда это трогает. В музыке нужно говорить на понятном людям языке.

После выступления люди подходили, благодарили, желали, чтобы после войны Антон смог заниматься музыкой и быть на своем месте.

— Я уже на своем месте. Я — волонтер, я помогаю. Это главное. Мне было интересно играть сольно. Я чувствовал, что выражаю себя. Грусть, ностальгия, печаль и надежда в произведении перекликаются с моими чувствами сейчас.

В шелтере Антон играл первый раз. Говорит, хорошо бы устраивать такие концерты почаще:
— Люди меняются, а для меня сыграть полчаса — вопрос ерундовый.

В планах — «Фантастические пьесы» Шумана. Покупайте билеты донатьте!:)

После концерта жильцы разошлись по комнатам. Волонтеры пошли встречать эвакуационный автобус из Украины. А Антон переоделся: снял рубашку с коротким рукавом (надевал ее специально: «Хотел, чтобы выступление запомнилось чем-то парадным, а рубашка хотя бы отдаленно праздничного вида»), надел футболку (в ней удобнее) и поехал на вечернюю вокзальную смену. ㅤ

Таня и шестилетняя Тея прожили в шелтере дольше, чем кто-либо еще: 223 дня, с октября 2022 по июнь 2023. Два месяца назад к ним присоединился Тарас, муж Тани и папа Теи.

За это время Таня стала нашей добровольной помощницей (мы пытались отговорить, но тщетно). Она приехала в шелтер в момент его запуска, когда в арендованном помещении еще не было даже кроватей. Видела жизнь приюта изнутри и многое подсказывала, помогая лучше понять потребности жильцов. С ними Таню сближал общий опыт бегства от войны.

Таня поддерживала людей, когда им становилось плохо. Радовалась, когда они покидали шелтер и уезжали в другие страны. Для многих жильцов стала настоящим другом: понимала их как никто. Часто выручала нас и заселяла приезжающих ночью постояльцев. Баловала волонтеров настоящим украинским борщом и превзошла всех в игре Fishdom.

Когда приехал Тарас, он тоже включился: если не хватало водителей, помогал отвозить и забирать жильцов с вокзала, приглядывал в шелтере за сантехникой и совершил чудо — починил пылесос (мы очень благодарны)!

В пятницу семья закончила оформлять документы для поездки в США и отправилась в путь: вначале поездом в Варшаву (мы провожали и даже ненадолго оставили шелтер без присмотра), потом самолетом во Франкфурт и после пересадки — в Мэриленд, США (добрались благополучно).

Мы поговорили по отдельности с 3Т — так по-доброму (безусловно, с согласия) называем семью по первым буквам имен ее членов — о надеждах, настоящем и будущем.

Таня:

— Я познакомилась с людьми, которых без войны бы не встретила: и наших жильцов, и волонтеров. Я их полюбила. Вместе с волонтерами сделала себе на руке татуировку, слово «Мир». Мы долго не могли определиться, что набивать. Я уже думала, что себе ничего делать не буду. Но увидела «Мир» и поняла: это слово должно быть со мной. Посмотрю на татуировку и вспомню это место. Я не была здесь счастлива, но была рядом с понимающими меня людьми. В том моем состоянии я не хотела бы быть в другом месте и с другими людьми.

Самым трудным было ждать мужа. В какой-то момент казалось, что я сошла с ума, так сильно его ждала. Возможно, если бы Тарас не приехал к определенному сроку, я бы вернулась.

Я же уезжала из Украины два раза. В первый, потому что сильно страшно было. Потом вернулась: не могла без мужа. А во второй уезжала… (молчит). Блять, потому что снова сильно страшно было. В первый раз бомбили город. Во второй прилетало не прямо рядом с нами, но не было света и было холодно. И страшно. Все время просила Тараса оставаться дома, а он на работу ходил.

Сейчас мне неважно где, главное, чтобы все вместе. Мечтаю когда-нибудь жить, как жила раньше. Я ведь хорошо до войны жила, меня все устраивало. Я хочу так же. Заново построить жизнь. Мы — крутая семейка. Еще раз с мужем осознали, что пережили этот год, и в наших отношениях ничего не изменилось. Только больше стали друг друга любить. А ведь тут, в шелтере, я разные истории видела и слышала.

Тея изменилась сильно, повзрослела. Пока Тараса не было, она все время говорила в кроватке перед сном: «Мамочка, папу нашего убьют? Ракетой? Папочка умрет там, и мы его не увидим?» Каждый вечер говорила и плакать начинала. И мне еще тяжелее становилось.

Тея — патриот. Присылает мне желто-голубые сердечки в Telegram. Мысли у нее не те, что должны быть в нормальной ситуации у детей ее возраста. Говорит, что не вернемся домой, что не увидит больше свои игрушки. Боится, что наших собак убьют, раз мы не взяли их с собой.

Мы едем в Штаты. Тарас давно мечтал — еще до войны — туда переехать.
Страшно ли ехать так далеко? Нет, сейчас мне не страшно: я с Тарасом и Теей. Мы уже находимся в другой стране, где другой язык, где ты в принципе живешь в шелтере среди других людей, так почему я должна бояться еще одной страны? Это просто сложно и все. Я не боюсь: я уже это [переезд] делала.

Продолжение👇 ㅤ

Тарас:

— Самым сложным было собрать все документы на выезд и решиться приехать сюда к семье. Я скучал и одновременно боялся: хоть и война в стране, но там у нас дом, и я не жил нигде кроме Украины. Всю жизнь в одном городе. Три раза был в Киеве. Все стабильно и постоянно. 14 лет одна и та же работа. Всегда переживал даже не за достаток, а чтобы семье было что есть и как жить. Не мог не работать: идешь на работу — знаешь, сколько получишь — должен принести эти деньги в семью. А тут уволиться нужно. Страшно было этот рубикон перейти. Но когда жену увидел, радостно стало. В Польше нашел подработку. Работа не нравилась, но ходил. Понимал, что нам нужны будут деньги, как ни крути.

Сейчас думаю не о себе — о ребенке. Хочу постараться дать Тее будущее, выучить ее. Я вырос на американских фильмах, всегда Америка в них нравилась — страна возможностей. Там уже есть вариант работы. Не стопроцентный, но руки, ноги, голова есть, работу найду.

Тея:

— Жилось мне так себе: иногда не было друзей, а иногда были. Иногда играла, а иногда просто сидела в комнате. Ехать в Америку мне не страшно. Я вообще люблю самолеты и поезда, а английский выучу. Но хочу в Украину вернуться. И еще мечтаю, чтобы война кончилась, и Путин умер.
— Не слишком серьезное желание для шестилетней девочки?
— Неа, просто я очень люблю Украину: там мои родные и Алиса — мы были подругами.
— Что нравилось в шелтере?
— Наша комната и еще пол: он [на первом этаже ] такой красивый — из мрамора — и переливается на солнце, как будто зеркальце.
— Твоя игрушка? — спрашиваю про большого плюшевого медведь в углу комнаты.
— Ага.
— Забираете с собой?
— Нет. Кота Барсона забираем, а медведь Паша тут остается. Он большой и не вместится. Но ничего, новые люди с детками приедут.
— Было что-то, что не нравилось? Можно говорить честно.
— Я думаю: почему стены тут такие бело-желтые и скучные? Испачканные, в царапинах. Неприятно.
— Скучаешь по Украине?
— Очень. Но когда-то же я ведь вернусь?

P.S. на первом фото — семья после перелета в Америку, на втором — Тея в поезде на вокзале в Пшемысле. А про стены будем думать) ㅤ

Рассказываем, что успели сделать в июне:

💧После подрыва Каховской ГЭС отправили в Украину две машины с гуманитарной помощью и 11 больших коробок с таблетками для обеззараживания воды.

Наш шелтер принял пострадавших от затопления. Часто люди приезжали к нам буквально без всего. Мы выдавали одежду, предметы гигиены и поддерживали, как могли.

🏠В шелтере останавливалось 264 человека: 167 взрослых и 97 детей (в детской комнате всегда было шумно). В среднем, на две ночи.

15 постояльцев в июне — люди с инвалидностью. В одной из комнат мы дополнительно установили вторую медицинскую кровать, чтобы максимально (насколько позволяют ресурсы) учитывать потребности всех.

🌏Ближайшее место, куда направлялись постояльцы, — пансионат в польском Ярославе (32 км на машине), самое далекое — штат Мэриленд, США (7305 км на самолетах с пересадками).

237 человек были по заявкам от наших друзей из «Рубикуса», помогающего украинским беженцам безопасно уехать в Европу. Благодарим коллег за совместную работу!

🚉 На вокзале в Пшемысле мы в июне дежурили каждый день: провели 30 ранних утренних и 30 поздних вечерних смен.

🛟 Занимались сопровождением 5 человек: навещали в хосписе, ездили из Дома Помощи в больницу за рецептами на обезболивающие, оформляли документы для получения помощи в Польше.

🏃 Все это стало возможным благодаря слаженным действиям команды из 29 волонтеров и волонтерок. Обнимаем (если можно) каждую и каждого❤️

Дышим и продолжаем помогать! Спасибо, что вы с нами!

P.S. на фото — последняя утренняя смена на вокзале в июне. ㅤ

Наталья оказалась в нашем шелтере проездом из Львова в Нидерланды.
Голод, страх перед похищением, волонтерство и люди, спасавшие военных с обеих сторон.
Послушайте прямую речь человека, пережившего оккупацию Херсона.

Помочь нам помогать можно тут.

Ежедневная работа наших волонтеров по всему миру. Вот например Лондон. Ира из Мурманска и Люда из Харькова собирают вещи, которые РФУ потом отправит в Украину.

Чижовы — это четыре поколения дружных женщин — бабушка Татьяна Александровна, мама Елена, две внучки — Тина и Алина и правнучка Алексина.

В нашем шелтере Чижовы выделялись шутками, смехом, сплоченностью, огромным количеством историй и девятью ногами на пятерых.

Помочь нам можно тут.

Канадское телевидение про нас — россиян, которые уже полтора года являются одним из главных волонтёрских объединений (а сейчас единственным) на польско украинской границе. https://youtu.be/WGXiQVnV2Dw

RFU в июле:

🏠 Наш шелтер принял максимальное за время своего существования количество постояльцев — 324 человека (193 взрослых и 131 ребёнка) — из самых разных уголков Украины: Бахмута, Марьинки, Мариуполя, Новой Каховки…

304 человека мы разместили в шелтере по заявкам от наших друзей из «Рубикуса» — проекта, помогающего украинским беженцам безопасно уехать в Европу. Рады совместной работе!

🚉 На вокзале в Пшемысле мы провели 28 ранних утренних и 31 позднюю вечернюю смену.

🚗 Из нашего и партнерского шелтера автоволонтеры отвезли на вокзал 450 человек, забрали с вокзала и пункта пропуска на границе 120 беженцев и помогли 8 людям добраться до других городов в Польше.

🏃 Несколько дней наша волонтерская команда насчитывала всего 5 человек, но мы справились и очень благодарны тем, кто откликнулся на призыв приехать помочь нам!

Всего в июле с нами были 24 волонтера и волонтерки❤️

Продолжаем помогать! Спасибо, что вы с нами!

📷: Дарья и ее сын Эрик из Днепра — постояльцы нашего шелтера в июле. ㅤ

Давненько ничего не писали. Этому есть две взаимосвязанные причины: отпуска некоторых волонтеров и удвоенная работа, тех кто остался в Перемышле. Может даже утроенная.. в общем, когда не до текстов с мемами.
⠀
А люди то с Украины ехать не прекращают. ⠀
За последний месяц у нас в шелтере остановилось 236 человек. Эти люди живут точно от 2 до 5 дней, в ожидании своих рейсов, поездов или наших машин.
⠀
Кстати, что-то мы стали очень много ездить по Евросоюзу (раньше ограничивались преимущественно Польшей). Наши друзья из Рубикуса периодически подкидывают нам кейсы по транспортировке маломобильных, очень пожилых, многодетных семей. С августа мы сделали три поездки в Штутгарт, две в Берлин и две в Амстердам. Под двадцать тысяч километров набирается, плюс постоянные поездки в Варшаву, Краков, Катовице и вот вчера впервые в Гданьск — отвезли туда троих пожилых дам.
⠀
Вот сейчас например возвращаемся из Амстердама, где наконец после полутора лет разлуки воссоединились семья М.
Дочь с зятем уехали в самом начале, а брат с матерью остались с отцом, практически полностью парализованным. Искали возможность выехать и вот, наконец, нашли.

Вы знаете, как нам помочь! Ссылки на paypal, Tinkoff и USDT в комментариях к этому посту.

Спасибо, что вы с нами! ㅤ

Заметки волонтеров:

— Клавдия всегда зашторивает окна. Ее дети к ним не подходят. Они выжили в Мариуполе.

Признаюсь: вначале — в суете заселения в шелтер большого количества людей — я решил, что Клавдия настойчиво просит меня зашторить окна из-за ярко светившего в них солнца, и отнесся к ее настойчивым просьбам как к капризу.

Потом разобрался, окна зашторил (так тщательно, как смог) и вечером на балкончике шелтера поговорил с Клавдией о пережитом и планах (вернее об их отсутствии) на будущее.

Важная для меня заметка, чтобы, несмотря на усталость от длящейся войны, продолжать узнавать обстоятельства (по возможности) как можно большего количества жильцов нашего шелтера и не позволять им слиться в обезличенную массу под названием «беженцы».

https://telegra.ph/Delo-ne-v-solnce-vovse--delo-v-Solncepekah-08-02

Часто приходится отвечать на вопросы: «Ну как у вас там: люди еще едут? А кто едет?»

Конечно, многое поменялось. Если изначально в марте 2022 беженцы мимо нас проходили сотнями тысяч людей, которые совершенно не знали куда идти, у многих не было с собой ничего кроме документов и пары теплых вещей, то сейчас люди едут в основном подготовленные (и слава богу).

Раньше бежали от войны, от бомбежек — сейчас от последствий. У каждого человека свой предел, после которого он дальше уже не может оставаться: потеря работы и бедность, сдающие нервы, невозможность ухаживать за больными родственниками в условиях, созданных войной.

Украинский народ очень терпелив. Люди готовы оставаться в родном доме до последнего, и даже когда дома уже нет — будут жить по соседям, друзьям и родственникам. Надеяться, что все скоро закончится. И только потом что-то в них может поломаться и они решатся на выезд. И еще долго будут к нему готовиться (последняя заявка в Амстердам собиралась больше года).

Большие семьи обычно тоже выезжают не сразу — выезжают частями: сначала бегут дети, потом — здоровые женщины постарше, в самом конце — пожилые, маломобильные, больные.

Кто-то уже оставил свой дом и уехал в другую часть Украины, но и там был застигнут дронами и ракетными ударами. Кто-то боится — таких людей было особенно много летом после взрыва плотины Каховской ГЭС — аварии на Запорожской АЭС.

Все эти люди, что в марте 2022, что в сентябре 2023, для нас — волонтеров — равны. Как и их потребность в помощи. Мы продолжаем помогать искать жилье, транспорт, предметы первой необходимости.

И тут не не изменилось ничего: работа занимает все отведенное под нее время и ресурсы.

А с ресурсами дело совсем плохо. Программы помощи крупных организаций (UNICEF, IOM, UNHCR) сократились на два порядка. Господдержка тоже оставляет желать лучшего…

Все билеты, жилье и питание оплачиваются либо самими беженцами, либо волонтерскими организациями типа нашей.
Если раньше на границу приходило множество гуманитарных грузов для Украины и местных шелтеров, то сейчас нам приходится ездить по Польше, Германии, Голландии, чтобы собрать хоть что-то. В первую очередь нужна еда, бытовая химия, предметы личной гигиены.

Ежедневная работа отнимает уйму сил, а поиски средств — еще больше.

Помочь нам можно тут.

Нашему шелтеру — год!

Мы открыли в Пшемысле приют для беженцев в самом начале ударов по тепло- и электростанциям Украины в прошлом году: 11 сентября 2022 года Россия обстреляла Змиёвскую ТЭС в Харьковской области и Харьковскую ТЭЦ-5. 17 сентября российские войска ударили по Славянской ТЭС. С началом холодов до границы докатилась волна людей, бегущих от постоянного страха и неизвестности; темноты и холода квартир и подвалов.

Дальше было еще много ужасов этой войны, спасаясь от которых, люди оставляли свои дома. За год в шелтере останавливалось 2244 человека: женщины, дети, пожилые люди.

За год вместе с ними мы прожили много и трагических, и счастливых моментов. Поддерживали друг друга и плакали, праздновали дни рождения и отмечали Новый год, учились делать пирожки и варить настоящий украинский борщ.

За год наш шелтер сильно изменился. В простом, не приспособленном в бытовом плане офисном здании мы создали комфортное и уютное пространство: обзавелись кроватями (втч специальными медицинскими — такие в Пшемысле есть только в нашем шелтере), нашли технику для кухни (у нас есть даже тостер и печь-гриль), обустроили детскую комнату. Мы постарались сделать все, что было в наших силах, чтобы люди смогли, наконец, перевести дыхание и (по возможности) начать заново строить планы, обретая надежду (без неё ведь сложно, да?) на лучшее будущее.

Этот год стал возможным благодаря вам: вы нас поддерживали, донатили, передавали (иногда через полмира) гуманитарку, приезжали к нам волонтерить и выходили в шелтер на смены!

И именно вам хочется в конце дать слово.

Настя, волонтерка шелтера в момент его открытия:

— Я была невероятно воодушевлена новостью о появлении шелтера. Это было спасением: зимой наша палатка на границе стала бы чем-то около-экстремальным. Тогда — на старте — все работало совсем иначе, чем сейчас: как будто более спонтанно, многих людей просто привозили ночью с вокзала или границ. Бронирований было немного. Мы только в теории представляли, как все должно функционировать по заселению людей и обеспечению шелтера необходимыми вещами. Но мне ужасно нравилась возможность с нуля создавать рабочие процессы: мы сделали чат для внутренней координации, схемку комнат, табличку посетителей, написали гайд для волонтеров. Прижилось не все — многое менялось. Но мы учились на бегу, месяцами сталкиваясь и с совершенно новыми задачами, и с новыми проблемами — и так постепенно шли к глобальной внутренней оптимизации и упорядоченной коммуникации с Рубикусом.

Светлана Водолазская, директорка Rubikus — некоммерческой организации, в которой помогают украинским беженцам безопасно выехать в Европу:

— Год, как наша любимая команда RFU обрела свой шелтер. Что это значит для нас? Для нас это островок спокойствия: уф, наши подопечные добрались! Значит, их накормят, обогреют, отвезут, если нужно к врачу, купят лекарства… Всегда предупредят, если кому-то очень сложно,плохо и нужно обратить особое внимание.

Благодаря ребятам из RFU мы видим! Можем не только переписываться с подопечными в чатах, но и получаем возможность увидеть их глазами ребят: волонтеры присылают фотографии!

Еще помню первые созвоны с Гошей Нурмановым. Кто-то просто дал его номер и сказал звони: «Он никогда не откажет». Так и есть. Не откажет. Вот и вывозим вместе. Любим, ценим, уважаем. Обнимаем. И пусть нам всем хватит сил помогать до конца войны!

Дора Дмитриева, приезжала к нам из США и помогала нам с поиском средств:

— В отличии от дежурств на вокзале, где все стараются не опоздать на поезд, в Шелтере обмениваются историями выживания и надежды. На нескольких сменах я замечала, как проявляется настоящий украинский дух: незнакомые люди помогали друг другу, готовили для других семей, женщины предлагали нам — волонтерам — помощь с уборкой. Мне даже приходилось несколько раз просить их отдохнуть, не беспокоиться и позволить мне пылесосить самой. В целом жизнь в шелтере можно описать как жизнь одной большую семьи. И я часто по этой семье скучаю!

Спасибо вам — всем и каждому — за этот год❤️

На фотографиях ниже — жильцы нашего шелтера.