Коньяк в графине — цвета янтаря,
что, в общем, для Литвы симптоматично.
Коньяк вас превращает в бунтаря.
Что не практично. Да, но романтично.
Он сильно обрубает якоря
всему, что неподвижно и статично.
Конец сезона. Столики вверх дном.
Ликуют белки, шишками насытясь.
Храпит в буфете русский агроном,
как свыкшийся с распутицею витязь.
Фонтан журчит, и где-то за окном
милуются Юрате и Каститис.
Пустые пляжи чайками живут.
На солнце сохнут пестрые кабины.
За дюнами транзисторы ревут,
и кашляют курляндские камины.
Каштаны в лужах сморщенных плывут,
почти как гальванические мины.
К чему вся метрополия глуха,
то в дюжине провинций переняли.
Поет апостол рачьего стиха
в своем невразумительном журнале.
И слепок первородного греха
свой образ тиражирует в канале.
Страна, эпоха — плюнь и разотри!
На волнах пляшет пограничный катер.
Когда часы показывают «три»,
слышны, хоть заплыви за дебаркадер,
колокола костела. А внутри
на муки Сына смотрит Богоматерь.
И если жить той жизнью, где пути
действительно расходятся, где фланги,
бесстыдно обнажаясь до кости,
заводят разговор о бумеранге,
то в мире места лучше не найти
осенней, всеми брошенной Паланги.
Ни русских, ни евреев. Через весь
огромный пляж двухлетний археолог,
ушедший в свою собственную спесь,
бредет, зажав фаянсовый осколок.
И если сердце разорвется здесь,
то по-литовски писанный некролог
не превзойдет наклейки с коробка,
где брякают оставшиеся спички.
И солнце, наподобье колобка,
зайдет, на удивление синичке
на миг за кучевые облака
для траура, а может, по привычке.
Лишь море будет рокотать, скорбя
безлично — как бывает у артистов.
Паланга будет, кашляя, сопя,
прислушиваться к ветру, что неистов,
и молча пропускать через себя
республиканских велосипедистов.
© Иосиф Бродский
что, в общем, для Литвы симптоматично.
Коньяк вас превращает в бунтаря.
Что не практично. Да, но романтично.
Он сильно обрубает якоря
всему, что неподвижно и статично.
Конец сезона. Столики вверх дном.
Ликуют белки, шишками насытясь.
Храпит в буфете русский агроном,
как свыкшийся с распутицею витязь.
Фонтан журчит, и где-то за окном
милуются Юрате и Каститис.
Пустые пляжи чайками живут.
На солнце сохнут пестрые кабины.
За дюнами транзисторы ревут,
и кашляют курляндские камины.
Каштаны в лужах сморщенных плывут,
почти как гальванические мины.
К чему вся метрополия глуха,
то в дюжине провинций переняли.
Поет апостол рачьего стиха
в своем невразумительном журнале.
И слепок первородного греха
свой образ тиражирует в канале.
Страна, эпоха — плюнь и разотри!
На волнах пляшет пограничный катер.
Когда часы показывают «три»,
слышны, хоть заплыви за дебаркадер,
колокола костела. А внутри
на муки Сына смотрит Богоматерь.
И если жить той жизнью, где пути
действительно расходятся, где фланги,
бесстыдно обнажаясь до кости,
заводят разговор о бумеранге,
то в мире места лучше не найти
осенней, всеми брошенной Паланги.
Ни русских, ни евреев. Через весь
огромный пляж двухлетний археолог,
ушедший в свою собственную спесь,
бредет, зажав фаянсовый осколок.
И если сердце разорвется здесь,
то по-литовски писанный некролог
не превзойдет наклейки с коробка,
где брякают оставшиеся спички.
И солнце, наподобье колобка,
зайдет, на удивление синичке
на миг за кучевые облака
для траура, а может, по привычке.
Лишь море будет рокотать, скорбя
безлично — как бывает у артистов.
Паланга будет, кашляя, сопя,
прислушиваться к ветру, что неистов,
и молча пропускать через себя
республиканских велосипедистов.
© Иосиф Бродский
Мы живeм в мирe, где пoхорoны вaжнее пoкoйника, гдe свадьба важнее любви, где внешность важнее ума.
Мы живем в культуре упаковки, презирающей содержимое.
© Эдуардо Галеано
Мы живем в культуре упаковки, презирающей содержимое.
© Эдуардо Галеано
Почему здесь так коротко живут друзья? Поживут, поживут, приучат к себе и исчезают. Ни один не остается с тобой. Умирают, уезжают, превращаются в других.
© Михаил Жванецкий
© Михаил Жванецкий
Forwarded from Блог Познания [НеБложный Подкаст]
Однажды в холодную зимнюю ночь... Pre-Alpha
Решил помочь сестре написать сказку, в итоге чуть книгу не написал. Однако хорошего понемногу, ибо это для выполнения домашней работы по музыке. 4 класс. Написать сказку. Изначально надо было на уроке за полчаса. Весело у них там. И, все же, я загорелся дописать нормальную версию цикла произведений.
https://www.proza.ru/2020/01/21/1820
Решил помочь сестре написать сказку, в итоге чуть книгу не написал. Однако хорошего понемногу, ибо это для выполнения домашней работы по музыке. 4 класс. Написать сказку. Изначально надо было на уроке за полчаса. Весело у них там. И, все же, я загорелся дописать нормальную версию цикла произведений.
https://www.proza.ru/2020/01/21/1820
www.proza.ru
Однажды в холодную зимнюю ночь... Pre-Alpha
Однажды в холодную зимнюю ночь с одним зайчиком случилась беда – его любимое пианино сломалось, а вместе с ним и настроение на долгие дни. Отец зайчика каждый день пытался найти мастера, чтобы тот вновь оживил любимый инструмент мальца, но все безуспешно.…
Интересно твое мнение насчет того, что выше.
Сказка получилась не для детей, это видно по лексике.
Это я понял в процессе написания. Кое-как выходил из депрессии зайца и обходил философские мысли медведя.
И еще пришлось диалоги урезать, а то сестре переписывать нужно было на листик.
Обратная связь: @Almurka
Если спам: @WMspambot
Сказка получилась не для детей, это видно по лексике.
Это я понял в процессе написания. Кое-как выходил из депрессии зайца и обходил философские мысли медведя.
И еще пришлось диалоги урезать, а то сестре переписывать нужно было на листик.
Обратная связь: @Almurka
Если спам: @WMspambot
Мы — лишь тoчки мирозданья, чья-тo тoнкая рeзьба,
Нaш рaсцвет и угасанье нaзывaется – судьбa.
Мы в лицо друг другу дышим, бьют часы в полночный час,
А над нами кто-то свыше все давно решил за нас.
© Валентин Гафт
Нaш рaсцвет и угасанье нaзывaется – судьбa.
Мы в лицо друг другу дышим, бьют часы в полночный час,
А над нами кто-то свыше все давно решил за нас.
© Валентин Гафт