9 сентября приходит уведомление в ТГ, громко вибрирует телефон в кармане, отвлекая меня от делового обеда (так я называю простой перекус шавермой с говядиной у соседей нашего штаба) с Сергеем, возглавившим сборку аптечек с волонтёрами. Уведомление отвлекает от срочных закупок комплектующих на новую партию — нефопам сильно задерживается, ситуация не из приятных. Я полагал, что это уведомление пришло от очередного бойца с фронта, который просит укомплектовать полбригады его соратников. Беру в руки телефон и читаю сообщение. Сразу же понимаю, что ситуация совсем иная, значительно более непонятная. По месту прописки явилась женщина-следователь, которая оказалась просто участковой, она искала меня, хотела вручить повестку. В случае неявки, по её словам, у меня будут «большие неприятности». Причину и повод вызова она не назвала. Как выяснилось, её зовут Виктория. Отчество и фамилию она тоже не стала называть, но оставила контактный номер. Время, кабинет и ФИО того, кто меня вызывает для дачи объяснений, — не сообщила. Настоящая женщина-загадка!

Дальше состоялся примерно такой диалог между мной и Алексеем Калугиным:

— Алексей, привет, ты не на парах ещё? Как там твоя магистратура? Меня тут вызывают в отдел, давай скатаемся, а то совсем ничего не могу понять.

— Слушай, ну погоди, куда ты спешишь. Тебе ничего не вручили, не звонили, время не назначили, даже причину не указали. Жди повестку по почте. Посмотрим, в чём вопрос, а потом уже сходим. Но если думаешь, что это что-то эдакое, то давай я сам наберу.

Телефон, который мне дала Виктория, был недоступен. В 31-м отделе сотрудники дали её личный номер. Она возмущалась, что мы нашли заветные цифры самостоятельно, никого не дожидаясь. Причину вызова снова не назвала, видимо не поверила, что ей звонит настоящий адвокат. В конце концов, Виктория не выдержала и капитулировала перед чарами Алексея: она сообщила, что нас ждут утром 15 сентября.

К чему вообще готовиться, чего ожидать? Не люблю я ТАКОЕ ожидание.

Днём 11 сентября выдвигаюсь к почте, что расположена по соседству с местом прописки, где я бываю не очень часто. Места вокруг вызывают тёплую ностальгию по событиям прошедших 21-22 годов. Кажется, что вокруг ещё лето. Поберегись, осень, пока твоё законное время не пришло, затаись в укромном уголке, думаю я, пока иду. Оператор вручает мне телеграмму, пришедшую словно из советского кино. С интересом вскрываю её, вижу номер статьи — 20.3 КоАП РФ. Это вообще что? Административка — это мне понятно. А конкретнее?

Решил поделиться новостями с Алексеем:

— Лёш, прикинь, это демонстрация нацистской или экстремистский символики. Прикол, да? Где её у меня нашли? В одежде бренда «Белояр», у которого стилизация под руны? Репост ДШРГ «Русич»? Нет ли здесь почерка заукраинских СМИ, которые уже называли меня «нацистом» и проиграли в суде, а затем Подсвинок кричал, как дед в меме: «Это нацист, это нацист, это нацист!» Может это паранойя, но такая версия звучит логично.

— Возможно. Но мне кажется, что тут нечто другое. Ты сам говорил, что уже видел такие статьи у двух депутатов, одного красного и Амосова. Причём привлекали людей к ответственности за фотографии моего запрещённого тёзки, ты о нём вроде бы когда-то даже писал.

— Вероятность большая, но ведь я уж точно не его сторонник, даже близко. Уж тогда это будет совсем абсурдное дело, согласись. 50%, что это донос либеральных псевдо-СМИ, неприкрытых вражеских агентов, а другие 50%, что это прямо связано с предстоящими выборами. Вроде бы эта статья лишает права избираться аж на целый год. 14 сентября как раз последний день голосования во многих регионах. Кстати, там и Антонов борется за победу, переживаю.

— Ставлю на то, что это чувак в зелёнке. Гляну твои посты, просмотрю всё внимательно. У тебя выходные остались, собери на всякий случай вещи. Статья арестная. Нелогично тебе давать сутки, чтобы создавать ауру политического узника и мученика за убеждения. Штрафа должно хватить. Всё равно в избирательных правах тебя ограничат, даже если по минимуму дадут, хоть те же 500 рублей штрафа. Но повторю — собери вещи. На всякий случай.

В субботу рано утром, собрав рюкзачок, я вместе с Аксиньей отправился пока что не в 31-й отдел, а в ультрасоветский городок Кириши, где проходила выставка в краеведческом музее, посвящённая местным храмам, в том числе церкви Рождества Иоанна Предтечи в деревне Мотохово. Ударение, оказывается, на первое «о». Путь туда занял почти три часа, часто терялся навигатор, что напомнило мне выезды на Донбасс. Сам музей тоже максимально советский, кажется, что его законсервировали в условном 89 году, но зато сразу же возникло чувство ламповости, когда появились работники музея. На выставке нас встретил отец Олег, с которым мы вместе отправились к храму, где увидели, что у него появляется шанс на вторую жизнь. Ощутимая сила присутствовала в самих его стенах. Думаю, что эта поездка положила начало дружбе и будущей совместной работе, но об этом как-нибудь в другой раз.

В воскресенье вечером я занялся сборами уже другого рюкзака, на случай ареста, в который я мало верил. Я просто не мог найти никакого смысла в нём. Кому это может быть хоть как-то выгодно? Вспомнилось одно дело, когда яркого депутата от КПРФ выбили из Ленинградской области. Мне кажется, что он мог пойти на губернаторские, а в области КПРФ очень не любят, поэтому был выбран клоун из партии «Коммунисты России» — партии профессиональных спойлеров за кэш.

Консультировал меня специалист, Михаил Аксель, говорили о том, что я могу попасть в ИВС.

— Да чё ты, Лимонов лучшее написал как раз в таких условиях. Не кипишуй, книги прочитаешь, которые давно хотел, только не политические, с этим обычно сложно. Короче, вот список. Потом жду в гости.

— Не кипишую, в гости зайду, спасибо!

Аксинья с суровым взглядом выдала объёмный пёстрый рюкзак.

— Носки, трусы;
— Футболки;
— Туалетная бумага 2 шт;
— Влажные салфетки;
— Мыло, зубная щётка и паста;
— Старые треники;
— Кофта с Тони Сопрано;
— Книги Лорченкова, Гумилёва, Борисюка и Торо;
— Шорты;
— Полотенце.

Отдельным пунктом идёт простенький нулевой андроид, павербанк, провод для айфона и новая симка.

Вроде бы всё. В случае чего туда каждый день можно носить передачки, подумал я.

Но я все ещё не верил, что в такой ситуации мне могут дать максимальный срок — 15 суток. На выбор судьи за моё злодеяние ещё могли дать штраф до 2000 или исправительные работы до 100 часов.

Это было скорее для спокойствия семьи. Бережёного Бог бережёт!

Я заранее сделал копии всех грамот и удостоверений к наградам, оригиналы тоже взял на всякий случай. Носить я их не буду и не планирую, это как-то очень пафосно и лицемерно по отношению к настоящим русским воинам.

Калугин традиционно встречает меня в своём костюме-тройке, я же могу «похвастаться» только тем, что остался совсем без бороды — неудачно побрился.

Прибыли в 31-й отдел. Я почти сразу вспомнил, что уже бывал здесь, когда меня арестовали за «превышение пределов необходимой обороны» в драке с пьяным бомжом. В итоге оперативнику хватило моей объяснительной, отпечатки пальцев я давать отказался и пригрозил, что в таком случае буду вынужден вызвать адвоката. Оказалось, что с этим отделом у Алексея тоже связана одна особенная история, ещё до начала СВО.

Дзынь. Звонок домофона расположен у высоких ворот. Нам отвечают, что сейчас идёт совещание. Говорят, что придется ждать «сколько нужно».

Прождали мы более получаса, пока нас не встретила оперативник. Поднимаемся, кажется, на второй этаж. А знаем ли мы суть вопроса, спрашивает. С неприкрытым удивлением реагирует на наш отрицательный синхронный кивок и наконец даёт нам ознакомиться с материалами дела.

Да, Алексей победил в пари: там действительно фигурирует тот самый мёртвый политик на фоне имперских знамён. Тщательный просмотр моего ТГ-канала проводил сотрудник Центра «Э» (Центр по борьбе с экстремизмом) аж 17 июня! То есть процесс был запущен ещё в мае, а может и раньше.

И тут пазл собирается в ясную цельную картинку. Это история, аналогичная той, которая приключилась с Амосовым и Апостолоевским, ведь там тоже предлогом для возбуждения административки стал мистер Н. Эта статья ровно на год запрещает выдвижение на выборах. Если 15 сентября я «успешно» её получаю, то в июне-июле 2026 года НИКАК не смогу быть кандидатом в питерский ЗакС и ГД. Но главная ирония заключается в том, что я никуда и не собирался выдвигаться в 2026 году, ни на каком уровне и ни в каком субъекте, да и в будущем тоже. Причём писал об этом публично и перечислял множество разных причин отказа от участия в выборах. Видимо, анонсировал я этот отказ слишком поздно, в июле-августе, когда процесс уже пошёл. Об этом я думал, когда Алексей диктовал в протокол позицию о том, что мы не разделяем взглядов мёртвого оппозиционера, а его лицо с фотографии не является публичной демонстрацией экстремистской символики и тем более пропагандой деятельности экстремистских организаций.

Оперативники торопят нас в суд, говорят, что все ходатайства можно написать от руки уже в самом суде. Судья, мол, нас ждёт, и она очень злая. А чего это она злая? Вроде бы несправедливость свершается надо мной, а не над ней.

Приезжаем в уже родной Кировский районный суд, где мы чаще побеждали, чем терпели неудачи. Но всё бывает в первый раз. Первым сигналом о негативным исходе дела стало то, что судья сразу же объявила заседание закрытым и не пустила мою невесту, пришедшую в качестве слушателя. Она слушала вердикт за тонкой фанерной дверью на неуютной лавочке, красивая и гордая.

Алексей попросил приобщить к материалам дела копии грамот и удостоверений. В ответ на это на него посыпался град уколов: «А почему заранее не сложили копии к оригиналам? Я что, сама должна в этом копаться? Вообще у вас тут почерки не совпадают. Ваше ФИО написано одной рукой, а подпись — другой». Ещё один плохой сигнал.

Обычно для проверки почерка в суд вызывают специалиста-почерковеда. Как опытный кандидат и сборщик подписей я это хорошо знаю, а вот судья, не обладая навыками такого специалиста, за каких-то пару минут сама во всём разобралась — удивительный талант. Такое отношение к наградам от простых солдат задело меня больше всего. Так нельзя!

Алексей выступает с речью. Я отвечаю на вопросы, заданные в слегка грубой пассивно-агрессивной форме. Судья действительно не в духе, я теперь тоже.


Спасибо, Эдвард Чесноков! Очень благодарен!

Итак, вердикт судьи: «Суд учитывает личные заслуги и качества Федосеева Саввы Игоревича и в качестве наказания назначает ему 15 суток административного ареста с отбыванием наказания в спецприёмнике».

Максимум! Такая глупость. Такая несправедливость. Зачем это вообще нужно? Как сейчас будут рады хохлы и украинские последователи мёртвого экстремиста, подумал я, когда вообразил их глумление в соцсетях, из которых я буду вынужден выпасть на две недели.

Меня отводят в какую-то подсобную комнату, а оттуда — в небольшую камеру, где я больше часа прожду отправку в 31-й отдел, чтобы там у меня откатали пальцы и сделали мои фотографии. Алексей приносит рюкзак с вещами. Чувствую поддержку любимого человека даже сквозь двери и решётки и готовлюсь к тому, что мне теперь предстоит.


Культурная война, спасибо за поддержку в виде плаката. Жму руку!

Привет, на связи Савва Федосеев! На этот раз пишу от своего имени, а не от имени проекта.

28 сентября я вышел из ИВС, где просидел 13 суток по политическому делу. Думаю, что активные подписчики и жертвователи «Народной Аптечки» видели новости, поэтому ещё раз пересказывать всю хронологию событий не буду. Я не рассчитывал на арест длиной в две недели, поэтому передал в работу только самые горящие заявки от ВС РФ.

Все пожертвования приходят на мои счета, часть средств люди жертвуют мне лично на встречах. С получателями помощи веду переписки тоже я — в том числе из соображений безопасности военнослужащих и их семей. Получается, что многие процессы в работе проекта завязаны непосредственно на мне по разным причинам.

Когда меня задержали, команда от имени проекта заявила, что работа цеха приостановлена на две недели. Сбор аптечек при этом продолжался, но часть уже практически собранных экземпляров не могли выслать — не получалось докупить недостающие компоненты. В штатном режиме питерский цех работать не мог, хоть команда и делала все возможное, чтобы собрать максимум аптечек и выслать их всем нуждающимся на фронте.

Это не политическая забастовка, не саботаж и не показное возмущение по поводу моего ареста. Это исключительно логистические и финансовые трудности, вызванные тем, что у меня банально не было доступа к ТГ и личному номеру.

Уже сегодня мы выслали ещё 126 аптечек на фронт нашим получателям. Сейчас оперативно закупаем свежую партию.

За эти две недели я увидел, что многие платные подписчики отменили платежи. Предполагаю, что мы сильно просядем из-за этого в октябре. Хотя есть и такие жертвовали, которые повысили тиры своих подписок. Спасибо вам большое!

Подпишитесь на наш проект в VK Donut с пожертвованиями от 115 рублей. Для крупных донатов есть Спонсор.

А в Gapi самая маленькая комиссия. Кроме того, владелец платформы — добрый русский человек. Подписывайтесь!

Нам сейчас особенно важна ваша поддержка!

Напоминаю, что мы сильно сократили арендные траты после переезда, а с октября закупками занимается волонтёр, в связи с чем уменьшились затраты на ЗП.

Можно поддержать нас напрямую — деньги пойдут на аренду и логистику. Нужно всего 50.000 в месяц, эта сумма покроет все операционные расходы.

89046460279
Федосеев Савва Игоревич
Сбербанк или Альфа

Работаем!

Дверь решётки открывается. Двое сотрудников полиции тактично захлопывают её и протягивают мне наручники. Ощущение такое, словно я совершил какой-то очень тяжкий грех в рамках УК РФ. Конечно же, любые испытания и невзгоды происходят по воле Божьей, чтобы вразумить чадо Христово. И это тоже случилось не просто так.

Меня заводят в 31-й отдел полиции. Сел ждать, пока меня вызовут на откатку пальцев. Невольно вспоминаю, как долго судился за то, чтобы их удалили из базы данных, когда незаконно взяли их после народного схода. В конце заседания я отдал свой телефон адвокату, а сам достал новенький, в который было забито всего два номера. Теперь у меня было примерно два часа на переписку по СМС, как в бородатые школьные времена.

Я заранее решил, что не буду создавать новый ТГ-аккаунт, чтобы не было соблазна давать комментарии СМИ. Эта опция, возможно, добавила бы элемент шоу во всю эту несправедливость, да и настроение, мягко говоря, было дурное. Мне вообще надо было ехать подписывать договор, связанный со свадьбой, а не вот это вот всё.

Со мной сидели в очереди пьяницы-шатуны, гордые представители этнического криминала и бедолага, который клеил на окна машины тонировку. Он бесконечно просил позвонить жене, чтобы она привезла ему что-нибудь поесть.

После всех манипуляций с моими пальцами меня отправили в спецприёмник на личной машине участкового, помогавшего оперативнику составлять протокол вместе с другим участковым. На полицейском сленге — учик. Заезжаем на Захарьевскую 6, это около серого здания в МО «Литейный», не тот округ, где я избирался, но совсем рядом, буквально в 10 минутах от старой «Листвы» и моей академии. Короче, места родные, есть в этом всём какой-то глумливый символизм. Об этом я и думал во время досмотра в ИВС.

Я оказался не в спецприёмнике, а именно в изоляторе временного содержания, о чём я узнал позже от адвоката. Сам я разницу сразу не уловил. В спецприёмнике есть прогулки, свидания, звонки и прочее. В ИВС всё строже, это что-то типа СИЗО, чтобы этапировать осуждённых, ждать суда и депортировать «братские народы» домой. Я понял, что людей с административкой там на весь ИВС можно было посчитать по пальцам одной руки. В общем, условия не для жизни, а для ожидания следующего этапа.

Меня принял земляк. Как выяснилось, мы ровесники, даже могли ходить в одну школу. Снимаю всю одежду, включая носки, демонстрирую, что под стельками пусто, как и в карманах пиджака. Настойчиво просят снять с себя нательный крест, пытаюсь объяснить, что этот религиозный символ для меня в сложившихся обстоятельствах очень важен. Сотрудник, похожий на актёра Табакова, предлагает снять крест и взять его с собой, но мне его и хранить негде — при себе нет никаких вещей с молниями или карманами.
Процесс унизительный, вспоминать об этом не очень хочется. «Такие правила-с!» — повторяют вежливые работники этого заведения. Из рюкзака мне выдают только часть вещей. Большое полотенце мне не положено, как и телефон. Чтобы не потерять симку, вставляю её в кусок мыла. Отдаю ремень и шнурки, резинку с треников я срезал заранее ещё дома. Книги бегло просмотрели и передали обратно мне.

Беру свои скромные пожитки под мышку. Под конвоем меня ведут в камеру — в моё пристанище на следующие 15 долгих суток.

За день я не выпил и стакана воды и совсем не поел, но это никак не мешало и не забивало мой разум, который привыкал к новому статусу «арестанта».

Описание событий выходит излишне трагическим и пафосным, но я искренне стараюсь передать то, что сам чувствовал в моменте. Я не падал духом, осознавая масштабы глупости и абсурдности сложившейся ситуации. Я ощущал себя свободным человеком, несмотря ни на что.

Цель рассказа — ввести аудиторию в курс дел, с которым я столкнулся в сентябре (а сейчас всё ещё разгребаю их последствия). Он в первую очередь предназначен для других политических активистов и лидеров мнений, так как в интернете я увидел множество заблуждений о деталях произошедшего и получил десятки уточняющих вопросов.

Камера была примерно таких габаритов: ширина — два метра, длина — пять, высота — три. Стены выкрашены в серый цвет. Ярко горят две жёлтые лампы. Стоят три шконки, сделанные из стальных уголков и колючих досок. Сварка ужасная! Есть стальной туалет, раковина с горячей водой, две полки для вещей. Кажется, это всё.

Подъём в шесть утра. Включаются лампы, на улице начинает играть радио, а потом нас кормят завтраком — каша, хлеб, чай с сахаром. Около семи проходит обход, как в больнице, а за ним следует небольшой осмотр арестантов. Всегда с юмором и шутками — с обеих сторон. Иногда в обход просят что-то убрать или изымают какие-то вещи (например, банку с солью или какие-нибудь таблетки), но обычно весь процесс занимает не более пяти минут.

Около 13:00 уже выдают обед, на ужин — ближе к 18:00. Внезапно все эти приёмы пищи напомнили мне школьные завтраки в началке во Всеволожске, особенно рыбные котлеты и макароны по-флотски. К любой еде добавляют много хлеба и бессменный чай с сахаром — это тут главные радости. Всё, кстати, вполне съедобное.

После ужина приносят передачки. Я часто просил обычной воды — тут её не дают, только 3-4 раза в день кипяток для чая. У окна хранил пакет с колбасой на случай, если захочется перекусить. Больше всего я был рад новым книгам: они помогали мне отвлечься и немного абстрагироваться от того, что меня окружало.

Телефон выдавали после обеда или ужина минут на 15, не больше. Один раз про меня забыли, и я говорил с Аксиньей по телефону аж два часа. Это было подлинное счастье. Кнопочные кирпичи вернули меня в 2007, микросим приходилось методом тыка ставить в большие гнёзда — это целый квест, должен заметить.

Отбой наступал в 22:00. Внезапно гасят все огни, но включается особенный боковой неяркий свет, чтобы камера лучше нас видела в ночи. Сначала это мешало спать, но зато можно было до талого читать, быстро привыкая к полумраку. Так я и делал.

На двенадцатые сутки меня отвели помыться в душе. На это дело дали 10 минут, но это были очень радостные минуты, все 10. В такие моменты начинаешь по-настоящему ценить каждую мелочь и каждое привычное бытовое удобство.

Кстати, прогулок и свиданий там нет. Встречи — только с адвокатом. Если что-то нужно было от охранников, я тактично стучал в дверь, где был «отсек-кормушка». На случай ЧП есть кнопка, которая вызывает сотрудника ИВС. Один раз кто-то нажал её в соседней камере посреди ночи, и она громко орала часа два.

Ближе к отбою из соседних камер начинали громко орать уже не сирены, а товарищи из Средний Азии. В какой-то момент обратил внимание, что особенно часто они звали некоего Азиза. По-видимому, это помощник разносчика еды (или какое-то местное божество, если судить по фанатизму и надрыву в голосах тех, кто к нему обращался).

За эти дни у меня не возникло ни одного нарекания к работе сотрудников ИВС, они оказались очень вежливыми и тактичными людьми. С соседями мне тоже повезло — мы легло нашли общий язык. Сначала сидел с парнем 18 лет, а затем с 47-летним мужиком, который загремел аж на 90 суток.

Профилактика 2026

Теперь я не могу избираться как депутат на любом уровне в любом регионе Российской Федерации. После того, как Городской суд сократил срок моего ареста, но не отменил решение первой инстанции, оно вступило в законную силу. Последствия привлечения к ответственности по статье 20.3 КоАП РФ — запрет избрания на год. В Санкт-Петербурге в 2026 будут избирать новый созыв в ЗакС, а по всей России пройдут выборы в Госдуму.

Я чётко решил ещё зимой, что в следующем году не буду избираться, а если политический климат не поменяется, то и в будущие годы не планирую лезть на амбразуру. Как самовыдвиженец идти нет смысла — это 100% недопуск. Партий, которые могут выдвинуть меня на удовлетворительных условиях, нет. Да если бы и были, то это снова трёхдневное голосование, замена сейф-пакетов с бюллетенями и вездесущий ДЭГ. Всё это убило шансы сохранить хотя бы реальный результат выборов — о защите победы не может быть и речи. О том, что я отказался от участия в электоральном цикле 2026, я многократно писал и говорил публично. Видимо, делал я это слишком тихо, раз меня так и не услышали (а может просто не поверили и решили перестраховаться).

Процесс запуска дела стартовал как минимум 17 июня, когда сотрудник Центра Э выявил мой пост и зафиксировал его в материалах дела. Предполагаю, что все решения принимались ещё весной. Мне с огромным трудом удалось узнать от участкового и полиции причину вызова, время прибытия в отдел. Затем нас пытались не пустить в отдел из-за какого-то совещания, но когда увидели, что мы не уходим, пришлось пускать. Уже в суде выяснилось, что в протоколе указано, что я якобы никуда не явился. В итоге сами письменно добавляли, что явка была обеспечена. Эти факты говорят о том, что в отделе полиции очень не хотели, чтобы я пришёл, дал объяснения и лично получил протокол. Пытались не пустить в отдел и подготовили протокол именно на случай неявки. Такой фокус удалось провернуть с депутатом Амосовым, который узнал о том, что получил 20.3, от СМИ.

Это не персональная санкция или отдельная акция мести, а спланированная серия политических дел. В конце июля прямо на вокзале задержали депутата от КПРФ в Ленинградской области Ивана Апостолевского — за демонстрацию фотографии мёртвого политика Н. Иван получил 7 суток. Есть версия, что он как-то мог повлиять на губернаторские выборы в ЛО, где место КПРФ заняла партия-спойлер «Коммунисты России».

14 августа аналогичное дело было зарегистрировано на депутата ЗакС СПб Михаила Амосова. Политик признал вину за (опять!) фотографию кумира либеральных зумеров. Ему дали только штраф в 1500 рублей. Очевидно, что Амосов собирался в очередной раз переизбираться.

В моём случае причиной для возбуждения дела стал пост полуторагодовалой давности с фото господина Н. из далёкого 2012 года.

Я не признал вину, потому что с точки зрения закона ничего не нарушил, морально же тоже не считаю, что нанёс какой-то урон безопасности РФ и конституционному строю России. Снова сошлюсь на разбор Zlawyers — там во всех подробностях приведены аргументы моей невиновности. Почитайте также канал адвоката Алексея Калугина.

В Городском суде мне урезали срок ареста всего на два дня и поправили обвинительные формулировки на более тактичные. Другого варианта у судьи скорее всего не было — общероссийская практика показывает, что отмен решений по 20.3 КоАП РФ нет. Независимость судов давно вызывает вопросы, и об этом в юридическом сообществе всем известно.

Моё попадание в ИВС вместо спецприёмника считаю вполне понятным, раз первый был забит другими людьми.

По итогу мы имеем, что есть предполагаемый список политиков, которых не хотят видеть не только в бюллетенях, но и вообще в политике. На каком уровне его утверждали — не знаю. Не уверен, есть ли он вообще. Возможно, это всё-таки решение города, который самостоятельно отбирает «опасные элементы». Важно отметить, что повторное привлечение к ответственности по этой статье запускает уже уголовное преследование. Этакий крючок на целый год.

Важно его снять и добиться справедливости — отмены решения суда. Для этого мы готовимся подавать жалобу в Третий кассационный суд общей юрисдикции. Мы понимаем, что положительных результатов практически не бывает, поэтому готовы идти в Верховный суд и даже Конституционный, где шансы выше. Суды скорее всего займут целый год по времени, но даже если мы выиграем быстрее, я всё равно не планирую воспользоваться правом на выдвижение и избрание.

Отдельно отмечу, что абсолютно никто из членов Петроградского домена Общества.Будущее не будет избираться в 2026 году в ЗакС или ГД.

Вчера мы с адвокатом направили заявление о возбуждении исполнительного производства в отношении главреда SOTA* Айнбиндер** по месту еë регистрации в районное отделение службы судебных приставов в Воронеже.

Никаких попыток добровольного исполнения решения суда с еë стороны не было, несмотря на небольшую взысканную сумму. Значит решение будет исполнено принудительно — через ФССП.

Все полученные средства пойдут на ВС РФ.

*издание признано в России СМИ-иноагентом и включено в список нежелательных организаций
**признана иностранным агентом