«Делается это, безусловно, для того, чтобы контролировать общество, контролировать людей, иметь возможность влиять на них. Мы против того, чтобы были какие-то обязательные такие системы для людей в то время, когда нет гарантий, нет условий для того, чтобы человек мог обеспечить тайну своей информации, своих данных о состоянии здоровья, о своих финансах, о родных, потому что иногда утечки таких данных будут стоить людям просто жизни».

«У нас нет традиции покаяния. Считается, что каяться должны слабые, униженные, проигравшие, но это глубочайшая ошибка, глубочайшее заблуждение, и это одна из вещей, опять же из которых нужно будет выходить, понимая, что примирение возможно через покаяние и совместное переживание, проживание произошедшего горя, произошедшей беды».

«Законы написаны так, чтобы наказанию мог быть подвергнут абсолютно любой человек, хотя бы что-то сказавший о вопросах политики, экономики, общественного развития. То есть, если ты про цветочки публикуешь и про кошечек, наверное, ты можешь этого избежать. Но не факт, потому что иногда у цветочков бывают такие сочетания цветов, что это тоже можно подвести под статью...».

«Трагедия заключается в том, что к миру не готовятся. И стремления искреннего – искреннего! – к тому, чтобы люди перестали убивать друг друга, нет по факту. Когда мы говорили о необходимости заключения незамедлительного соглашения о прекращении огня сразу после 24 февраля, то сначала это вызывало просто гнев со всех сторон, летели камни, а теперь и правда все больше людей понимает, что нет другого пути, нет другого выхода. Но, к сожалению, это не так быстро доходит до политиков.

Мы в этом отношении обращаемся ко всем сторонам: не надо ждать никакой победы, потому что уже все проиграли. Все проиграли тогда, когда доказали, что в XXI веке можно решать вопросы не путем переговоров политиков, дипломатов, а через силовые действия, – вот это был крупнейший проигрыш. И из этого нужно выходить и сберечь жизни людей».