вчера в катафалке книжки подписывал, спасибо за это Илье, величайшему похоронщику всех времен. Лучшая была презентация, спасибо всем, кто побывал

Антон Секисов подписывает книжки после презентации во Все свободны на подиуме катафалка💀⚰️ комментирует Лёха Никонов

Что получится, если записать подкаст с жуткого похмелья после презентации книги?

Вот что вышло у нас с Антоном:

Книжный сабраж про кладбища, писательство и литературу с Антоном Секисовым.

Неприлично много смеёмся, хвалим друг друга (ну а вы что хотели💁‍♀️ ) и составляем топ-3 кладбищ Петербурга.

Слушайте на всех известных человечеству платформах, ставьте лайки и сами знаете что там ещё🫶

Понравился предыдущий роман Уэльбека «Серотонин», хотя от него и осталось скорее гнетущее ощущение. Подумал, что силы Уэльбека совсем оставили и он уже вряд ли сподобится на что-нибудь новое. Но вот прочитал его новый, толстый роман «Уничтожить», и он оказался совершенно великолепным.

Возможно, тут дело в теме: много размышлений про смерть, бога и религиозность современного человека, вообще, это, наверное, религиозный роман (понравилось, что жена главного героя викканка, а его предыдущие партнерки принадлежали к различных течениям буддизма). Много остроумных мест на эту тему, вот например уэльбековская критика пантеизма: «…Это, наверное, что-то относительно языческое, а то и пантеистическое или политеистическое, он путал эти понятия, короче, нечто мутное в стиле Спинозы. Ему и одного-то бога трудновато было примирить со своим жизненным опытом, а несколько богов — увольте, не смешно, а уж от идеи обожествления природы его и подавно блевать тянуло».

Любимое место в «Серотонине» — где герой пытается вернуть бывшую возлюбленную следующим образом: покупает снайперское ружье, чтобы застрелить ее ребенка. Это кажется ему единственным возможным решением, просто прийти к ней и поговорить о своих чувствах — за гранью возможного. В «Уничтожить» прослеживается тот же мотив, невозможности нормальной человеческой коммуникации. Главный герой спустя лет 15 совместной жизни с женой вдруг понимает, что просто не знает, как к ней обратиться: любимая? Дорогая? Просто по имени? Все звучит одинаково глупо и неестественно. Откровенный разговор с отцом возможен только после того, как его разбивает инсульт, и он впадает в вегетативное состояние.

Нравится старомодность и небрежность Уэльбека. Может начать развивать какую-то сюжетную линию, а потом бросить, ну и правильно! Современный писатель же скован множеством правил: к примеру, роман обязательно нужно начать с какого-нибудь громкого события — чего-нибудь вроде теракта, убийства или хотя бы измены, и дальше события должны развиваться по нарастающей, с минимумом отступлений, размышлений и прочего кала. И, пожалуй, самое возмутительное — это начать пересказывать сны лирического героя. Просто хамский плевок в лицо читателю. А у Уэльбека пересказ снов в каждой главе. И не то чтобы сны были какими-то интересными, важными для сюжета. Просто набор бессвязных слегка абсурдных событий: обычные сны. Но что вы хотите от парня, который в 65 лет снимается в порно, чтобы избавиться от депрессии, а потом подает на киностудию в суд. Гений.

Заодно вот еще прошу изучить на «Годе литературы» коротенький фрагмент из главы про Елену Гуро https://godliteratury.ru/articles/2023/07/06/utrachennaia-mogila-eleny-guro-ili-na-kakie-kladbishcha-shodit-v-peterburge

Уже довольно давно прочитал роман Михаила Гиголашвили «Чертово колесо», но периодически к нему возвращаюсь. Необычный роман. Некоторые вещи в нем слегка раздражают: к примеру, название. Оно какое-то слишком по-журналистски бойкое, для передовицы, а не романа, хотя максимально функциональное. Одновременно описывает 1) фабулу — «колеса» в смысле наркотики, которые причиняют накропотребителям сплошные страдания; 2) структуру романа — герои мелькают, сменяя друг друга, как на колесе или карусели; 3) суть — перед нами роман-христианская притча о противостоянии бесам.

Смущает и эта прямолинейность посыла. Тбилиси времен перестройки — Ад, населенный чертями и грешниками. Грешники — наркоманы, страдающие без дозы. Черти — менты, барыги-кидалы, бандиты. И это не один из вариантов интерпретации, Гиголашвили настаивает на этой трактовке, намекая довольно толсто: одного из бандитов зовут Сатана, ребенку кажется, что под фуражками у милиционеров вырастают рога, а под обувью они скрывают копыта. Еще в романе есть линия, посвященная приключениям беса, сбежавшего от хозяина. Персонажи не стесняются быть наивными, говоря о Боге и Истине: их интересуют базовые вопросы. Если Бог есть, то как он допустил зло, и подобные. Такое ощущение, что «Чертово колесо» написано в домодерную эпоху.

В эссе о Достоевском Фостер Уоллес рассуждал о том, почему в современном мире принципиально не может возникнуть писатель такого же типа, как Достоевский, «Достоевский XXI века». Во всем виновата «культура современного скептицизма». Романист, который в наше время позволил бы себе писать так прямолинейно о фундаментальных вопросах человеческого существования, как это делал Достоевский, показался бы пошлым, претенциозным, дегенеративно наивным.

Не сравниваю Достоевского напрямую с Гиголашвили, но роман «Чертово колесо» написан (во всяком случае отчасти) наперекор этому «современному скептицизму», в стиле простой христианской притчи.

Схожее ощущение у меня было от картин грузинского художника Абрамишвили. Он ровесник моего отца, но его евангельские картины, «Страшный суд» и тд, как будто написаны человеком средневековья. Никаких скептицизма, иронии, наивность в самом лучшем смысле этого слова — наивность людей эпохи, когда авторы пытались решить сущностные вопросы, а не вопросы стиля.

Очевидно, это как-то связано с грузинской религиозностью: нигде больше не видел таких истовых христиан, как в Грузии (хотя не был в Латинской Америке, там, наверное, что-то похожее). В Москве невозможно представить подростка на скейте, который крестился бы, проезжая мимо храма — только в рамках некоего розыгрыша или фарса: а в Грузии эта картина естественная.
***
В конечном счете от любого прочитанного романа у меня остается какой-нибудь один фрагмент. Никак не влияющий на действие, который можно было бы совершенно безболезненно вычеркнуть, но в итоге он затмевает собой все действие. В «Чертовом колесе» это описание случайной старухи в зале ожидания на вокзале.

«Зал задыхался от жары. Где-то под потолком противно шлепали лопасти вентилятора. Напротив дико, как лошадь, всхрапывала слоноподобная старуха. Язык ее багровым обрубком свисал изо рта. Старуха мощно, надрывно дышала во сне, и мухи обильно ползали по ее лицу, пропадая в глубоких морщинах».

Под давлением общественного мнения начал смотреть сериал «Наследники». Обычно с драматическими сериалами с рейтингом от 8.5 на imdb у меня складываются прохладно-уважительные отношения, да еще тут какие-то дрязги миллиардеров! Но в «Наследников» провалился, гениальный сериал. Все персонажи сразу становятся родными, как в романах Франзена, плюс лучший комический дуэт всех времен Том и Грег (Том — ролевая модель, икона! На фото он).

Всеобщий любимец Кендалл, по-моему, очень похож на нашего бывшего президента: и внешне, и сущностно. Настоящий современный Эдип. Не только в том смысле, что пытался убить отца, но и в том, что воюет с судьбой, которая отвела ему роль трогательного недотепы, плюшевого мишки такого, над которым все немного подтрунивают, теребят за щеку. А он упрямо рвется в альфа-самцы, хочет наводить ужас, быть очень влиятельным. Но, конечно, любые попытки переиграть судьбу заставляют мойр действовать еще стремительнее и беспощаднее. По себе знаю, с лоховством бессмысленно воевать, чем больше стараешься, тем делаешь хуже.

Коллеги! Напечатали второй тираж «Зон отдыха», исправленный и улучшенный!

такого прежде не видел: двойная рецензия — от критика современной прозы и от филологини, исследовательницы Вагинова. Это про сериал «Комната Вагинова». На бумаге должен выйти в этом году https://godliteratury.ru/articles/2023/08/04/komnaty-vaginova-i-sekisova