Читая биографию Михаила Томского, невольно задумываешься, сколь многие “развилки” были в истории советского государства. Настолько, что можно говорить о “советской мультивселенной” — о том, какими разными путями могла пойти советская власть при иных раскладах сил. Нередко оказывается, что даже такие влиятельные лидеры, как Ленин и Троцкий, в 1920-е годы далеко не всегда могли проводить в жизнь свои идеи без сопротивления со стороны других большевиков.

Одной из самых показательных историй в этом плане стала так называемая “профсоюзная дискуссия”. В конце 1919 года Троцкий, тогда военный комиссар, представил ЦК проект ужесточения трудовой дисциплины: предлагалось милитаризовать рабочую силу и фактически подчинить профсоюзы государству, передав функции наркомата труда военному ведомству. Экономическая ситуация в стране была катастрофической: колоссальный упадок производства, массовый отток рабочих из Петрограда и Москвы, нехватка продовольствия и товаров. Однако Троцкий настаивал именно на принудительной форме организации труда “по-военному”, вплоть до применения репрессивных мер к тем, кто не будет соблюдать суровую дисциплину.

На удивление, Троцкого в этих предложениях поддерживал и Ленин. Казалось бы, при их общем авторитете дело было решённым. Но внезапно возникло мощное сопротивление со стороны Михаила Томского и других членов руководства ВЦСПС. Томский, понимая экономические реалии, вовсе не отрицал, что нужен рост производительности и строгие меры по организации труда. Однако он считал, что профсоюзы должны оставаться органом, выражающим интересы рабочих и имеющим право голоса в управлении предприятиями. Вместо насаждения “рабочих армий” и единоначалия, профсоюзные активисты указывали на важность материального стимулирования и включения непартийных масс в управление производством.

Противостояние вылилось в настоящий скандал: на одном из профсоюзных съездов Ленин и Троцкий потерпели поражение. Из 60 профсоюзных лидеров 58 выступили против их планов по военизированному труду. Троцкий с трудом скрывал раздражение и обрушился на Томского с насмешками, сравнивая его с Гомперсом — “реакционным” профсоюзным деятелем из Америки. Но Томский, которого иногда пытаются представить “лакеем Ленина”, продемонстрировал независимую позицию и повёл за собой профсоюзных коллег. Он считал, что при крайне тяжёлом состоянии экономики нельзя ломать рабочие коллективы военной дисциплиной; профсоюзы должны участвовать в решении экономических вопросов на всех уровнях и сохранять автономию от партийных органов, чтобы защищать экономические интересы трудящихся.

Не менее остро встала тема “единоначалия”. Ленин утверждал, что управление заводом эффективно только тогда, когда во главе стоит один руководитель, обладающий всеми полномочиями. Но Томский возражал, напоминая, что за единоначалием могут последовать массовые назначения “буржуазных спецов” и отстранение профсоюзов от контроля, а это, по сути, лишит рабочих права голоса на производстве. Он выступал за коллегиальные формы управления, в которых представители профсоюзов сохраняли бы возможность влиять на решения — и, в конечном счёте, добиваться более лояльного отношения к нуждам рабочих.

В итоге профсоюзы отстояли свою точку зрения, хотя Ленин и Троцкий не оставляли попыток переломить ситуацию. Спор продолжался, и политбюро даже критиковало Томского за “нарушение партийной дисциплины”. Однако противодействие профсоюзных лидеров наглядно показало: в первые послереволюционные годы партийная верхушка не обладала всесильной властью, а альтернативные варианты развития страны действительно существовали. Томский и его союзники на время добились успеха, хотя дальнейшее укрепление партийного аппарата в итоге привело к “укрощению” профсоюзов и существенному снижению их реального влияния.

История Томского и профсоюзной дискуссии напоминает нам, что “полновластность” Ленина и Троцкого — миф, слегка упрощающий реальную политическую борьбу внутри партии.

Между тем Трамп объявил недостаток импортных тарифов причиной Великой Депрессии

https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Закон_Смута_—_Хоули_о_тарифе

Долой санитаров! ШУЕ вперед!

Экономисты мало в чём соглашаются. Но мало кто спорит с тем, что резкий рост импортных тарифов США в 1930 году (закон Смита-Хоули) стал одной из ключевых причин исключительной глубины и продолжительности Великой Депрессии. Тарифы Трампа предполагают более высокую эффективную ставку пошлин, чем закон 1930 года

Мои друзья из журнала «Фронда» (во втором выпуске которого есть моя статья про ЮАР) ищут специалиста по новейшей истории и современной политике Греции для третьего номера альманаха.

Писать сюда: @kysaii

​​После прочтения спорной книги Тейлора о международных отношениях в Европе в 1920-х и 1930-х гг. написал краткий положняк по «германскому вопросу» в межвоенной Европе, как я его вижу. СССР и Италию не упоминаю вообще, а США лишь постольку-поскольку они оказывались причастны к треугольнику Германия – Великобритания – Франция, который до 1939 г. и определял генеральный курс международной политики в Европе.

https://telegra.ph/Germaniya-v-mezhvoennoj-Evrope--likbez-04-03

Сходил на подкаст к ДОРОГОМУ БРАТУ @DuginKopf, где мы обсудили региональные телеграм-каналы с мемами и как заслуженные диванные социологи поговорили о региональной идентичности через призму исторического опыта на примере родного Иркутска.

https://podster.fm/podcasts/format1661

​​В продолжение темы региональной идентичности и её связи с локальной историей – недавно узнал о проекте «Топография Гражданской войны в Сибири», который делают авторы каналов @sibwarnsk и @razrezfollow.

Они взяли карту Новосибирской области и нанесли на неё отметки с изложением различных событий, которые произошли на её территории в течение 1919 г., когда регион оказался в вихре противостояния между «белыми» войсками адмирала Колчака с одной стороны и «красными» партизанами вкупе с регулярными соединениями РККА с другой.

https://historylayersmaps.ru/#/

На канале же «Дорогами Гражданской войны в Сибири» можно узнать ещё больше дополнительной информации по теме.

Конец социального прогресса

Большинство людей на Западе, включая Россию, которые сформировались в девяностые, нулевые и десятые годы, размышляли о будущем в представлениях «историографии вигов», будто исторический процесс поступательно движется от более сковывающих порядков к более раскрепощающим формам социальной организации. Вся совокупность событий последнего десятилетия, а особенно последних нескольких лет, показала, что это не так. Если раньше казалось, что будущее всегда будет «прогрессивнее» прошлого, то теперь очевидно, что прошлое может быть «прогрессивнее» будущего.

Подтверждения этому тезису можно найти и в истории.

Во второй половине XVIII в. на пике Эпохи Просвещения европейская аристократия критиковала институциональное христианство, массово вступала в масонские ложи и с упоением читала различных просветителей с их идеями «общего блага». Однако под влиянием Французской революции и Наполеоновских войн социальный климат переменился на 180 градусов. Зачастую те же люди, кто в 1770-х и 1780-х гг. восторгался Просвещением, в 1810-х и 1820-х гг. были уже ярыми консерваторами и клерикалами. В русской истории наглядными примерами такой перемены стали Николай Карамзин и, в конце концов, сам Александр I.

Освобождение рабов в 1865 г. по итогу Гражданской войны в США запустило процесс Реконструкции, то есть попытку интегрировать афроамериканцев в структуру американского общества. Со второй половины 1860-х и до конца 1880-х гг. чернокожие на Юге обладали избирательными правами, а их представители заседали в парламентах разного уровня, вплоть до федеральных Палаты представителей и Сената.

Однако Реконструкция закончилась компромиссом между южными демократами и северными республиканцами, когда последние фактически «слили» своих чёрных избирателей в обмен на отказ южан от сецессии. В 1890-х и 1900-х гг. белые демократы заново лишили большинство афроамериканцев права голоса на основании имущественных, образовательных и оседлых цензов. Восстановление отобранных прав произошло лишь спустя 70 лет в 1960-х гг. в результате успехов Движения за гражданские права.

Общеизвестен исторический оптимизм европейцев в период Belle Époque в начале XX в. до 1914 г. Естественным будущим для дуалистических монархий России, Германии, Австро-Венгрии, Испании или Италии казались их дальнейшая постепенная либерализация и парламентаризация. В итоге за тридцать лет Европа пережила две Великие войны, целую череду кровавых революций и гражданских войн, установление коммунистических, националистических и фашистских диктатур, которые по своей брутальности не шли ни в какое сравнение с относительно «расслабленными» режимами начала столетия.

Возвращаясь к настоящему времени, если раньше казалось, что десятые будут прогрессивнее нулевых, двадцатые – прогрессивнее десятых, а тридцатые, наверняка – прогрессивнее двадцатых, то сейчас резонно предположить, что десятые годы надолго, как минимум на несколько десятилетий, останутся пиком прогрессизма. К этому можно относиться как угодно – положительно, отрицательно или нейтрально. Важно допустить само существование такого представления о будущем, чтобы исходя из него выстраивать свои общественно-политические и личные стратегии поведения, а не оставаться в ловушке мечтаний о некоем «объективном» ходе истории, который почему-то должен предполагать обязательную скорейшую либерализацию, демократизацию и прочее раскрепощение социальных отношений.

В долгосрочной перспективе так, возможно, и случится, потому что вслед за «Священным союзом» всё равно последовала «Весна народов», афроамериканцы всё же добились гражданских прав, а в Европе после Второй мировой войны настало «Славное тридцатилетие» – социальный прогресс действительно существует, но двигается не поступательно, а скорее «американскими горками». Вопрос лишь в том, сколько лет будет миллениалам и зумерам к моменту очередного подъёма прогрессизма, какой капитал (материальный и социальный) они накопят за эпоху прогрессистского упадка и окажутся ли готовы к очередной – второй на их памяти – трансформации социальных порядков.

​​Сегодня зачитываю Википедию рассказываю у Николая Росова про Бразильскую империю и её императоров: Педру I и Педру II.

https://www.youtube.com/watch?v=jVtfaFc0ieU

Обсуждаем с админом @sibwarnsk и @sibwarmap Гражданскую войну в Сибири, заходите на стрим!

https://www.youtube.com/watch?v=N8oDozuYgIo

​​День перемирия

С августа 1918 г. немецкая армия на Западном фронте безостановочно отступала, а в сентябре/октябре случился коллапс всех её союзников – Болгарии, Османской империи и Австро-Венгрии. Тем не менее германская армия хоть и терпела поражения, но оставалась организованной управляемой силой. Отступление ещё не равно разгрому, и немцы имели возможность продолжать войну и в 1919 г. – другое дело, что бои бы шли уже не на территории Франции и Бельгии, а на землях самой Германии. Однако для военно-политического руководства Второго Рейха это было неприемлемо.

Для сравнения, для военно-политического руководства Третьего Рейха 25 лет спустя такой вопрос вообще не стоял, и гитлеровская Германия сопротивлялась до своей полной оккупации и физического уничтожения как государства.

В октябре кайзеровское правительство запросило перемирия на основе «14 пунктов» президента США Вудро Вильсона, которые воспринимались как «справедливые» в противовес захватническим намерениям Франции и Великобритании. С целью задобрить американцев и выставить крайними за поражение не военных, а гражданских (первое – не получилось, второе – оправдалось полностью), германское военно-политическое руководство пошло на «перестройку» политической системы в сторону большей демократизации и парламентаризации. Однако «Перестройка» быстро вышла из-под контроля, и кончилась Ноябрьской революцией, которая свергла монархию и провозгласила республику, пусть и без радикального переучреждения государства – Германский Рейх остался тем же Германским Рейхом, просто с другой формой правления.

Немецкая делегация во главе с депутатом рейхстага от католической партии Центра Маттиасом Эрцбергером, которую отправило ещё монархическое правительство, и чьи полномочия подтвердили новые республиканские власти, подписала перемирие с Союзниками в пять утра 11 ноября. Оно должно было вступить в силу в 11:00 того же дня. Германия обязалась вывести войска за Рейн, сдать Антанте значительную часть вооружений и согласиться на продолжение морской блокады вплоть до заключения мира.

Тем не менее это не была безоговорочная капитуляция, как случится по итогу Второй мировой со сдачей Вермахта в плен. Окончание Первой мировой выглядело именно как перемирие между двумя по-прежнему дееспособными военными машинами, пусть одна из них и была уже чрезвычайно ослабленной.

Боевые действия продолжались до самых 11:00. Особенно «отметились» американцы. Их командующий Джон Першинг жаждал военной славы и не одобрял перемирия, считая, что немцы могут воспользоваться им для передышки, а потому их надо давить до безоговорочной капитуляции. Утром 11 ноября 89-я дивизия генерала Уильяма Райта, который знал о перемирии, пошла на штурм коммуны Стене в Лотарингии, чтобы успеть выбить немцев оттуда до 11:00. Городок был взят ценой 60 жизней и 300 раненных. Впоследствии Райт обосновывал своё решение намерением улучшить тактические позиции, так как в моменте было совсем неочевидно, что перемирие станет окончательным. На других участках фронта происходило тоже самое – американцы шли в атаку и теряли людей до самых заветных 11:00.

У каждой из стран-участниц есть свой солдат, который традиционно считается последним погибшим в войне: у британцев в 9:30, у французов и бельгийцев в 10:45, у канадцев в 10:58, у американцев в 10:59. Последний немец вовсе погиб уже после 11:00 – его застрелили американцы на нейтральной полосе, так как не поняли его попыток сообщить им о перемирии.

Изначально перемирие заключалось только на месяц. Впоследствии в декабре и январе его продлевали ещё на месяц, и только в феврале 1919 г. сделали бессрочным.

Вплоть до мая немцы ждали «честного мира». Этого не случилось, и им выкатили Версальский мир, который мы с высоты послезнания можем оценивать как весьма умеренный, но в тогдашней Германии все восприняли его как неслыханное унижение и несправедливость. Но делать было нечего – Германия не могла продолжать войну в условиях оккупации Рейнской области, морской блокады, демобилизации армии и внутренних беспорядков, так что 28 июня 1919 г. мир был подписан.

​​Католицизм в современном мире

Итак, нас ждёт новый конклав, на котором кардиналы изберут 267-го «официального» (не считая античных и средневековых Антипап) Папу Римского. Согласно правилам, установленным в 1975 г., участвовать в выборах могут не более 120 кардиналов младше 80 лет. Однако на данный момент насчитывается 135 таких кардиналов с правом голоса, и непонятно, как они будут отсекаться, чтобы соответствовать установленному числу.

Интерактивные карты с географической разбивкой кардиналов по странам и континентам можно посмотреть на официальном сайте Ватикана или на сайте «The College of Cardinals Report», созданном ватиканскими журналистами. Последний также предоставляет подробную информацию по всем «papabili» – тем из кардиналов, кто спекулятивно считается наиболее вероятными кандидатами в Папы.

Относительное большинство кардиналов с правом голоса служат в Европе – 53 человека (39%), причём 17 из них приходятся на одну только Италию. В Латинской Америке и в Азии служат по 23 кардинала-выборщика (по 17%), в Африке – 18 (13%), в США и Канаде – 14 (10%), в Океании – 4 (3%).

Любопытно сравнить эту статистику «правящего слоя» со статистикой её паствы. Согласно последним данным Ватикана, опубликованным в этом году, общее число католиков сейчас насчитывает около 1,4 млрд. человек, что составляет примерно половину от всех христиан в мире. Около 48% верующих проживают в Америке. По 20% католиков живут в Европе и Африке с разницей, что в первой число прихожан стагнирует, а во второй растёт мощно и быстро. На Азию приходятся 11% католиков планеты, тогда как на Океанию – менее 1%.

Таким образом, мы видим, что Европа в два раза перепредставлена в коллегии кардиналов-выборщиков, наряду с Азией и Океанией, тогда как главные католические регионы современности – Америка и Африка, наоборот, недопредставлены.

Что же до топ-10 стран с наибольшими абсолютными показателями католического населения, то этот список, согласно сайту «World Population Review», выглядит так, хотя данные, конечно же, приблизительные:

🇧🇷Бразилия – 140 млн.
🇲🇽Мексика – 101 млн.
🇵🇭Филиппины – 85 млн.
🇺🇸США – 85 млн.
🇨🇩Демократическая республика Конго – 60 млн.
🇮🇹Италия – 50 млн.
🇫🇷Франция – 44 млн.
🇨🇴Колумбия – 38 млн.
🇪🇸Испания – 33 млн.
🇦🇷Аргентина – 31 млн.

🇵🇱Иногда в десятку включают Польшу – около 30 млн.

В целом, можно констатировать, что католицизм, как и христианство в целом, окончательно перестали быть «религией белых европейцев и их потомков», а имеют поистине всемирный масштаб. Хотя Европа по-прежнему перепредставлена в коллегии кардиналов-выборщиков, её доля со временем всё равно сокращается, как и растёт географическое разнообразие происхождения понтификов.

Последним неитальянским Папой перед долгим перерывом в 455 лет был голландец Адриан VI (1522 – 1523). Следующим стал поляк Иоанн Павел II только в 1978 г. За ним последовал немец Бенедикт XVI (2005 – 2013), а аргентинец Франциск (2013 – 2025) стал первым Папой не из Европы за 1272 года после сирийца Григория III (731 – 741).

​​«Республиканцы» и «республиканишки»

На протяжении 20 лет – с 1922 по 1943 гг. – фашистский режим Бенито Муссолини в Италии существовал параллельно с монархией Савойской династии. Однако в июле 1943 г. король Виктор Эммануил III сверг дуче и посадил его под арест, стремясь заключить сепаратный мир с Союзниками по Антигитлеровской коалиции. В сентябре англо-американские войска высадились на Апеннинском полуострове, а королевское правительство подписало с ними перемирие, после чего немцы вторглись в Италию и освободили Муссолини, который провозгласил «Итальянскую Социальную республику».

На фоне Второй мировой войны в Италии началась собственная Гражданская война, в которой фашисты-республиканцы противостояли королевскому правительству и широкой партийной антифашистской коалиции – «Комитету национального освобождения» (CLN), куда входили коммунисты, социалисты, либералы и христианские демократы. Большая часть партий Комитета сами были республиканскими, но на время войны согласились объединиться с монархическим Савойским правительством. Так, например, лидер коммунистов Пальмиро Тольятти являлся заместителем премьер-министра при бывшем фашистском маршале Пьетро Бадольо.

И тут возникла проблема, как описывать вражеский режим Социальной республики. Значительная часть антифашистов, оставаясь республиканцами, не собирались «марать» об фашистов это слово. Так возникло лексическое разделение, которое впоследствии будет часто встречаться и в послевоенной Италии: есть «правильные» антифашистские республиканцы – «repubblicani», а есть «неправильные» фашистские республиканишки – «repubblichini».

Эта лексическая разница напоминает схожее разделение между словами «collaboration» и «сollaborationnisme» в отношении Франции. «Collaboration» – это государственная политика режима Виши при маршале Филиппе Петене, которая исходила из мнения, что раз Германия победит в войне, то в национальных интересах консервативной Франции встроиться в «Новый европейский порядок». «Сollaborationnisme» – это стратегия ряда французских политиков, вроде Жака Дорио и Марселя Деа, которые сотрудничали с немцами «не за страх, а за совесть», потому что искренне считали фашизм наиболее подходящей идеологией для Франции будущего.

Но вернёмся к Италии. Бывшая Королевская армия распалась на «армию Юга», которая в британской униформе сражалась на стороне Союзников, и «армию Севера» – Национальную республиканскую армию, которая сражалась на стороне немцев.

Одновременно в тылу Социальной республики шла партизанская война. Разные антифашистские партии имели свои собственные формирования: у коммунистов – бригады Гарибальди, у социалистов – бригады Маттеотти, у либералов – бригады Мадзини, у католиков – бригады «Зелёного пламени». Свои партизанские части были также у монархистов, троцкистов и анархистов. Чем-то это напоминает польское партийное разнообразие партизанских движений в те же годы Второй мировой.

Фашисты боролись против партизан при помощи внутренних войск – Национальной республиканской гвардии, и партийной милиции – «Чёрных бригад».

В апреле 1945 г. Союзники начали финальное наступление в Северной Италии. На этом фоне 25 апреля партизаны подняли всеобщее восстание в тылу Социальной республики под лозунгом «Сдавайся или умри!». Эта дата до сих пор является национальным праздником, известным как «День освобождения». 28 апреля коммунистические партизаны расстреляли схваченного Муссолини, после чего его труп вместе с телами других казнённых высокопоставленных фашистов вывесили вниз головой в Милане. 29 апреля в Казерте немцы подписали Акт о капитуляции на Итальянском фронте, который распространялся и на Социальную республику. 2 мая боевые действия окончательно прекратились.

Через год – в июне 1946 г. – в Италии прошёл конституционный референдум, на котором 54% избирателей проголосовали за установление республики. Королевство Италия пало, и возникла Итальянская республика, которая существует до сих пор.

​​Освобождение и революционное правосудие

Вы наверняка видели эти фотографии с побритыми налысо французскими женщинами, обвинёнными в связях с немецкими оккупантами, которых бойцы Сопротивления гонят сквозь издевающуюся толпу. В русскоязычном сегменте Интернета такие фото обычно снабжены негодующими комментариями, проклинающими французов за «трусость», сдачу страны и умение воевать только против женщин. Этот сюжет идеально укладывается в российский (и шире – англосаксонский) нарратив недооценивать вклад Франции в общую победу во Второй мировой войне – я-то считаю, что эта страна абсолютно заслуженно вошла в число держав-победительниц с постоянным местом в Совбезе ООН и собственными зонами оккупации в Германии и Австрии.

Но пост будет не об этом. В указанном сюжете с опозоренными и побритыми налысо женщинами мне больше интересен вопрос, а где было Французское государство и органы правопорядка во время всех этих бессудных линчеваний?

А их не было. Режим Виши уже исчез, а власть Временного правительства генерала де Голля пока существовала скорее только на бумаге.

Важный сюжет, который как мне кажется, остаётся за пределами широкого внимания, состоит в том, что в момент освобождения многих европейских государств силами Антигитлеровской коалиции, там происходили социально-политические революции. Много где Вторая мировая и оккупация «Оси» наложились на собственные гражданские войны. Самым известным примером такого рода является Югославия, но вообще то же самое справедливо и в отношении Италии, и в отношении Франции.

В условиях революции «старые» формы государственного правопорядка оказываются повержены, новым нужно время для формирования, а потому на какой-то период устанавливается «революционное правосознание» со всеми сопутствующими атрибутами, вроде коллективной эйфории и бессудных расправ над «врагами».

Франция пережила этот революционный момент в августе и сентябре 1944 г., а Северная Италия – в апреле и мае 1945 г. По приблизительным оценкам, в каждой из этих стран от бессудных расправ погибли примерно по 10 тыс. человек. Именно тогда случились большинство стихийных обриваний французских женщин, и только в этот момент Бенито Муссолини с Кларой Петаччи и прочими высшими фашистскими иерархами могли быть расстреляны залётными партизанами у деревенской стены, а их трупы публично вывешены на поругание миланской толпе.

Уже через один-два месяца вся эта «вольница» уступила место более-менее организованному государственному правосудию. Те из коллаборационистов, кому удалось пережить критический «революционный момент», оказывались на скамье подсудимых, и даже если их приговаривали к смерти, то теперь это происходило в рамках судебной процедуры, а не в формате «разорван толпой» или «убит какими-то непонятными вооружёнными людьми на улице». Для сравнения, во Франции по приговорам судов были казнены около 800 человек.

Большинство же коллаборационистов избежали и этой участи, и были приговорены к другим формам наказания: тюремному заключению, штрафу или поражению в гражданских правах. Во Франции число таковых осуждённых составило около 100 тыс. человек.

Однако у всякой чистки есть свои пределы. Иметь в своём составе десятки тысяч «лишенцев» – всегда большой политический вызов для государств, и обычно они рано или поздно стремятся нивелировать эту проблему. В случае с послевоенными Францией и Италией это выразилось в череде амнистий, которые одновременно отменяли наказания как для фашистских коллаборационистов, так и для излишне ретивых в самосудах антифашистов. Примечательно, что итальянскую амнистию в июне 1946 г. подписал тогдашний министр юстиции и глава Коммунистической партии Пальмиро Тольятти. Во Франции амнистии были последовательно проведены в 1947, 1951 и 1953 гг.

На этом массовые наказания за дела Второй мировой войны окончательно ушли в прошлое, уступив место индивидуальным преследованиям отдельных военных преступников, вроде Мориса Папона или Поля Тувье, и то с большой временной задержкой. Юридические разбирательства сменились работой с коллективной исторической памятью.

Ну и традиционное первомайское:

https://www.youtube.com/watch?v=UFVMLy1i8EY