Какого результата жду от американских выборов (очень простите)

* страшилка времен ПМВ, призванная втянуть США в войну

Кстати об иностранном вмешательстве в американские дела. Страшилка в посте выше – хороший пример такого вмешательства, да еще и крайне масштабного.

В ПМВ США казались привлекательным союзником – причем и Антанте, и Центральным державам. Задачка со звездочкой состояла в том, чтобы вытащить американцев из их нейтралитета и традиции невмешательства в европейские дрязги.
Воюющие правительства решили, что ключ к внешней политике США – это американское общественное мнение. (Ну все же знают, какие эти американцы ДЕМОКРАТЫ, там правительство правда же делает, что люди скажут – т.е. это еще и история про стереотип).

Очень кстати вышло, что ПМВ – первая война с современной пропагандой. Вдобавок к тому, все самые топорные ходы, сюжеты и приемы, к которым сейчас у людей все-таки имеется иммунитет, тогда действовали безотказно.

Веллиннтон-хаус, знаменитое британское бюро пропаганды, подошли к делу серьезно, и сформировали целый подраздел по работе с американцами. Возглавил его Чарльз Паркер – канадец и очень известный тогда писатель (известный и в США в т.ч.).

Бюро работало в нескольких направлениях. Во-первых, обрабатывало газеты – предоставляло свежие новости с фронта всем желающим, особенно тем СМИ, которые не могли позволить себе иностранных корреспондентов (новости, конечно, были подобраны специфическим образом).

Во-вторых, Паркер обрабатывал американских, как мы бы сказали сейчас, опинион-мейкеров – рассылал им регулярно подборки новостей, аналитику, раследования, сопровождая это письмами от себя лично (ну вот патриот он, радеет за британское дело).

В-третьих, популярные британские интеллектуалы типа Герберта Уэллса и Арнольда Тойнби регулярно писали для американцев и приезжали с лекциями.
В-четвертых, памфлеты – нынче почивший жанр, а тогда очень модный; ими США были буквально затоплены.

До поры до времени Велингтон-хаус работал аккуратно: считалось, что совсем уж откровенные манипуляции американцев обидят. Но с 1916 сделалось не до нежностей. Восстали ирландцы – и подавление восстания мало кому в США понравилось (в т. ч. и из-за присутствия большой ирландской диаспоры). Ну и в целом война шла все тяжелее, Восточный фронт трещал по швам, хотелось скорее заполучить США в союзники.

Веллингтон-хаус пустился во все тяжкие. С ирландской проблемой решили бороться радикально: слили в американские газеты фрагменты дневника Роджера Кейсмента – одного из самых заметных тогда борцов за ирландскую независимость. Из фрагментов выяснялось, что Кейсмент был геем, и это, по меркам 1916, был серьезный репутационный удар (надеялись, понятно, что от Кейсмента отскочит во всех борцов за независимость).

Потом, радикально была усилена тема с "германскими зверствами", самый популярный пропагандистский сюжет того времени. Веллингтон-хаус огромными тиражами публиковал в США брошюры с рисунками художников из нейтральных стран (типа, больше доверия); а так же устроил газетную сенсацию с медалями, которыми награждали немецких подводников за потопленные корабли ("Лузитания" все-таки была больной темой).

Ну и, конечно, пошли в ход памфлеты о германском милитаризме: на Европе-то дело не закончится, вы там подумайте у себя на Иллинойщине, что делать станете против "гуннов" один на один.

Последствия у этой масштабной кампании были такие. Она изменила базовое отношение американцев к Германии – но вот отношение к войне изменить не смогла.
Правительство и президент Вильсон решили вступить в ПМВ не потому, что снизу на них как-то сильно давили.
Зато, когда США уже оказались в состоянии войны, у британской пропаганды сработал кумулятивный эффект – и общественность немедленно уверовала в то, о чем ей рассказывали последние три года.

Но самое интересное – другое. После ПМВ в американском обществе много обсуждали это "иностранное вмешательство", и активно сокрушались, что повелись на британскую пропаганду. Поэтому когда британцы стали рассказывать всякое о Германии в начале ВМВ – им, правильно, никто не поверил.

Посмотрела второго "Гладиатора" и кое-чего заметила.

В одной из первых сцен главный герой, готовя своих солдат обороняться от римского флота, говорит: "where they (=римляне) make a desert, they call it peace."

А это не просто красивая фраза, а цитата из "Жизнеописания Юлия Агриколы" Тацита: "<...> они един­ст­вен­ные, кто с оди­на­ко­вой стра­стью жаж­дет помы­кать и богат­ст­вом, и нище­той; отни­мать, резать, гра­бить на их лжи­вом язы­ке зовет­ся гос­под­ст­вом; и создав пусты­ню, они гово­рят, что при­нес­ли мир."

Не подумайте, конечно, я не настолько образованный человек, чтобы сходу узнавать цитаты из Тацита – просто эта конкретно мне очень нравится. Слишком емко она описывает агрессивные войны во все времена: "создав пустыню, они говорят, что принесли мир" – прокатит как актуальный комментарий, если датировку убрать.

И это полезно вспомнить в пику распространенным суждениям, что-де вот, в последние сто лет люди размякли и разлюбили войны, то ли дело РАНЬШЕ.
Раньше тоже по-разному думали: и способы ведения войны могли раскритиковать, и жестокость осудить, и даже т.н. империализм высмеять.
От римского автора это вообще смотрится неожиданно свежо, – вот уж казалось бы культура, помешанная на войнах.
(Конкретно про Тацита принято считать, что это его собственные мысли, вложенные в уста одного из героев "Жизнеописания".)

Удивительнее всего было увидеть такую отсылку у Ридли Скотта. Но, видимо, после яростного конфликта с историками из-за "Наполеона" дед решил показать, что тоже изучает так сказать ИСТОЧНИКИ.

Кажется, настало время объяснить, что такое "сценарий Зимней войны" (а то вижу я много разговоров об аналогиях).

1. СССР расчитывал на быструю кампанию – за две-три недели с Финляндией предполагалось покончить. Быстрой победы, как все знают, не вышло. Финляндия сопротивлялась отчаянно и сноровисто; Красная армия оказалась совершенно не готова к войне (почему – отдельная история).
Никакие внятные военные задачи за 2-3 недели решить не удалось, КА застряла в боях на всех направлениях. Она несла тяжелые потери, на нескольких участках была наголову разгромлена; Суомосалми и Раатская дорога навсегда остались черными страницами советской военной истории.

Самое красноречивое тут, впрочем, потери. На финскую армию пришлось около 24 000 убитыми, на советскую – около 120 000. Соотношение 1к5 иначе, как катастрофой, не назовешь.

Знатоки аналогий на этом месте обычно и заканчивают. Но мы пойдем дальше.

2. Зимнюю войну правильно будет поделить на два этапа, и эти два этапа серьезно различались между собой. Первоначальный советский натиск кончился катастрофой, это правда, но ведь и дальше кое-что происходило.
Поражения заставили советское руководство пойти на радикальные меры. Командование войсками поменяли, как и военные планы; большие усилия были вложены в подготовку и переэкипировку/ перевооружение войск.
КА готовилась ко второму натиску на Финляндию, и ошибки начального этапа постарались учесть.

У Финляндии – при всем желании – и близко не было ни советских ресурсов, ни советского населения. Да, она отбила первую атаку, но вот на то, чтобы остановить вторую, сил не хватало. Финское правительство надеялось на помощь из-за рубежа, особенно от Британии и Франции (оружие те уже поставляли, но мало).

3. Наказывать СССР за нападение на Польшу союзники не собирались – они опасались, что любые меры еще ближе подтолкнут СССР к Германии, и там, не дай бог, вообще военный альянс сложится.
С Финляндией Франция и Британия тоже сперва ограничились дипломатическими мерами и пубичным осуждением. Но потом оказалось, что финская армия сопротивляются, и успешно; мнение политиков и общественности стало меняться.
К весне союзники дошли до мысли, что СССР не шибко уже и отличается от Германии, и может быть беречься-то нечего, и надо объявлять войну и ему.
Планы разнились от отправки войск (с заходом в Норвегию) до атаки на советские морские порты.

Но самая амбициозная – и самая многообещающая – задумка предполагала удар по СССР с юга, по Баку и Закавказью (именно там располагались ключевые советские нефтяные месторождения).

Информация об этих приготовлениях в конце концов дошла до Сталина и сильно его встревожила. На юге отбиваться было нечем, да и воевать с Британией и Францией СССР на тот момент не собирался совершенно.

5. К началу марта война оказалась на странном перепутье.
С одной стороны, КА прорвала таки оборонительную линию Маннергейма, и стремительно продвигалась к Виипури. С другой стороны, мы помним цену, которой Красной армии стоил этот конечный успех. С третьей стороны, сильно возросла угроза вступления в войну Британии и Франции – чего, повторюсь, Сталин не хотел совершенно. С четвертой стороны, финское командование чувствовало, что союзники кормят их завтраками; непонятно, когда пришлют войска, пришлют ли вообще, да и оружия поставляют недостаточно.

5. В конце концов, финское правительство решило, что надо идти на перемирие, пока фронт еще не сколлапсировал и армия держится.
В свою очередь, упорное сопротивление Финляндии плюс угроза войны с Британией и Францией поменяли изначально радикальную позицию Сталина.
Он отказался от идеи посадить в Финляднии Куусинена, восстановил дипломатические отношения с финским правительством, и согласился на переговоры.

6. По результатам соглашения, Финляндия уступила территории, но сохранила независимость.
Устойчивого мира это не принесло: через год с лишним началась Война-продолжение, где Финлядния оказалась уже на стороне атакующего Третьего Рейха (это, скажем прямо, неудивительно вообще).

(душный пост)

Тут известный левый историк Перри Андерсон (брат еще более известного Бенедикта Андерсона, чьи "Воображаемые сообщества" – база для изучения наций и национализма) написал книгу "Disputing Disaster: A Sextet on the Great War".
Как видно из названия, Андерсон решил разобрать труды шестерых важных историков, занимавшихся причинами Первой мировой. Там есть и Пьер Ренувен, писавший в 1920-1930е, и Фриц Фишер из 1960-1970х, и наш современник Кристофер Кларк.

Зачем вообще нужна книга о том, как разные историки описывали причины ПМВ?
На первый взгляд кажется, что не нужна; что это упражнение в интеллектуальной истории в лучшем случае.
В действительности же это хороший экскурс в то, как в принципе работают наши знания о прошлом — и "как создается история".

Причины "первородной катастрофы ХХ века" никогда не были только научным вопросом. Слишком многое поломала эта война, слишком серьезны оказались ее последствия.
Разговор о причинах это одновременно и разговор об ответственности, и поиск виноватых; дискуссия, крайне нагруженная политически и философски.
(И это мы даже не затрагиваем печальную тему "поиска аналогий" и прочих "научимся на ошибках прошлого").

"Disputing Disaster" прекрасно показывает несколько вещей.
Во-первых, что история постоянно переписывается.
Существует мантра, что историю не надо переписывать, это-де плохо.
На самом деле переписывание не просто нормально, а необходимо; это суть самой дисциплины.

Во-вторых, Андерсон здорово демонстрирует, как разные ответы о причинах ПМВ, выдаваемые историками (да, у всей шестерки – разные) – зависят не только от чисто научной работы, но и от того, кто задает вопрос, когда и в каких обстоятельствах.

Распаковывая очередного историка, Андерсон копается в биографии, идеологических пристрастиях, жизненных перепетиях, симпатиях, антипатиях, и т.п.
С Фрицем Фишером, например, получилась картинка, достойная романа. Главный апологет "немецкой вины", человек, убедивший всех, что Германия начала ПМВ примерно так же, как и ВМВ – этот же человек с 1923 года состоял в разных право-радикальных движениях, в нацистской партии с 1937, работал в институте "новой истории Германии" (это типа карманного института правильной нацистской истории), писал всякие работы о влиянии "еврейства" на экономику и культуру США. В общем, не в подполье сидел, не во внутренней эмиграции, а нормальным таким был нацистским историком.

После войны Фишер это тщательно скрывал; членство в партии, которое спрятать было невозможно, объяснял "экономической необходимостью".
И Андерсон видит в трудах Фишера "ту же склонность к умолчаниям и преувеличениям, свидетельство расхлябанности ума или характера" (каково, а?)

Кстати, вот этот радикальный прыжок от нациста к обличениям всей германской истории – это открытка многим, и сколько нас еще такого ждет.

* я кстати писала как-то про тезис Фишера, и тоже касалась там его биографии – но не таком уровне, конечно *

В-третьих, это еще и книга о судьбе исторического консенсуса, согласия среди специалистов по той или иной теме.
ПМВ – хороший предмет для такого упражнения. Есть все-таки войны, по которым у историков нет значительных разногласий, а есть — ну вот такие.
До Фишера был один консенсус, Фишер своими работами создал другой – все историки более-менее восприняли его аргумент о "немецкой вине". Потом явился Кларк и этот консенсус опрокинул одной-единственной книгой.
Консенсусы исследователей важны для истории (так уж она работает) но они могут меняться, и не единожды, и хорошее исследование способно все поставить с ног на голову.
Поэтому любой серьезный исторический разговор обязан строится на как минимум знании косенсуса/историографии.

В общем, с большим удовольствием почитала; вот такие книги и хочется писать.

(А Кристофер Кларк сообразил рецензию на Disputing Disaster – оцените красоту жеста, Андерсон не то чтобы его хвалит, все-таки ему как марксисту в "Сомнабулах" маловато БОЛЬШИХ ПРОЦЕССОВ; рецензия роскошная, рекомендую).

Коллеги сделали видео про стратегические бомбардировки, хочу немного его прокомментировать.

В видео возникает путаница, связанная с не вполне точным объяснением, а что конкретно означает прилагательное "стратегический" в "стратегических бомбардировках".
Сказано, что это уничтожение целей, "жизненно важных для военного потенциала противника". Но, честно говоря, вряд ли перед тактическими бомбардировками стоит иная задача. (Вопрос того же порядка – в чем разница между тактическиским и стратегическим ядерным оружием.)

Чтобы разобраться, надо вернуться к определениям. Когда мы говорим о стратегии, мы имеем в виду, с одной стороны, определенный масштаб, а с другой – определенного рода целеполагание.
С масштабом все ясно: "стратегическое" это чаще всего нечто далекое от линии фронта/битвы/линии боевого соприкосновения.
(Здесь ссылка на пост, который я когда-нибудь напишу, о том, что такое тактика, стратегия, и зачем нужен оперативный уровень).

С целеполаганием чуть посложнее, но если коротко, то так: это когда объекты, которые вы уничтожаете, важны для исхода войны в целом. Не конкретной битвы, не операции, а именно войны вообще.

Почему надо это различать? Потому, что стратегический бомбардировщик – это не просто абы какой бомбардировщик, а специальный такой, который может летать очень далеко. Сейчас мы привыкли, что и тысяча километров для самолета не проблема, но сто лет назад такие расстояния были совершенно непосильными. Пара сотен километров – таков был потолок; никакую стратегическую бомбардировку с такими аэропланами не устроить.

Сделав в интербеллум ставку на "доктрину Дуэ", Британия и США вынуждены были в первую очередь вложиться в новые авиационные технологии. И те, и другие разработали и наклепали стратегических бомбардировщиков, поставили на вооружение радары и т.п.
Это отличный пример того, как выбор доктрины буквально определает, как ваша армия будет выглядеть.

У немцев касательно применения авиации велась бурная дискуссия в 1933-1936 гг.
Повлияли одновременно и версальские ограничения, и неудачный опыт с цеппелинами (они хорошо смотрятся только в "Ангелах ада" Говарда Хьюза) – и всякие случайные факторы вроде гибели Вальтера Вефера.
Привело это к следующему: от развития идеи "стратегических бомбардировок" отошли, сосредоточившись на улучшении взаимодействия между авиацией и наземными войсками. Проще говоря, победила концепция, что ВВС – это такая штука для поддержки наземных соединений, а не какая-то там самостоятельная сила.
(Как известно, любой уважающий себя пехотный командир считает, что самолет – это просто пушка такая летающая).

У немцев имелись конечно кое-какие эпизоды "стратегических бомбардировок" (Герника, напр.,) но толку от этого было немного.
Уже "Битва за Британию" показала, что они безнадежно отстали на технологическом уровне; авиация, отлично справлявшаяся с поддержкой наземного блицкрига, просто неспособна была нормально бомбить далекие цели вроде английских городов – в т.ч. и потому, что немецкие самолеты не умели летать на достаточные для того расстояния.

В общем, большинство немецких бомбежек, упомянутых в видео, как раз не стратегические, а вполне себе тактические.
Это не делает их лучше, разумеется – но это меняет их военный смысл.
А также напоминает, как сильно образ "будущей войны" формирует технологический облик армии; и что некоторые решения быстро назад не отмотаешь, как бы ни хотелось.

(Также термины "стратегические бомбардировки", и "ковровые бомбардировки" не являются синонимами, хоть и отчасти пересекаются).

(Последние рабочие дни в году, какой же пост выложит канал Шталаг нуль 🌚

Это все потому, что я давненько люблю рассказывать о доктрине Дуэ, у меня даже был несколько нашумевший пост пару лет назад 👇)

В английском есть крылатое выражение: "the bomber will always get through", (бомбардировщик всегда прорвется)
Сейчас им описывают упрямых людей, которые всюду пролезут, но когда-то, когда оно только появилось, его понимали буквально. Бомбардировщик прорвется, в отличие от всего остального.
Нам эта фраза поможет разобраться, откуда взялась идея, будто бомбить гражданских – это ключ к победе.

Первая мировая была первой крупной войной, в которой применяли авиацию. Тогда же стало понятно, что это штука чрезвычайно могущественная, и за ее использованием будущее.
Самой ПМВ это, правда, не коснулось. Авиация играла роль сугубо вспомогательную: разведка, корректировка артиллерийского огня, удары по военным складам.
Попытки бомбить города – что с немецкой стороны, что с союзнической – выглядели жалко: уровень технологий не позволял разгуляться.

Но сразу после ПМВ военные теоретики по всему миру взялись за авиацию как следует.
Кто-то предлагал подвергать города химическим бомбардировкам (испытания проводили 10 лет, пока не стало ясно, что в воображении это выглядит лучше, чем в реальности).
Кто-то взялся разрабатывать проекты высадки войск в тылу врага.
А итальянский генерал Джулио Дуэ пошел самым простым путем. В своей книге "Il dominio dell'aria" (то есть, ГОСПОДСТВО В ВОЗДУХЕ), он писал о том, что не надо выпендриваться. Есть бомбардировщики. Есть обычные бомбы, без всяких хитрых химических начинок. И если взять армаду бомбардировщиков, отправить их к Лондону, Парижу, Берлину, Белграду или куда еще захочется – можно запросто разбомбить любой город до состояния лунного пейзажа.
Эту армаду бомбардировщиков никто не сможет остановить: ПВО в нашем понимании тогда не существовало, с истребителями можно было справиться.

Тут возникал ключевой вопрос: разбомбили города, и что? На него Дуэ давал привлекательный, но по-настоящему жуткий ответ. Бомбардировки городов поселят ужас и панику в обществе, и так сломают волю к сопротивлению и борьбе. Война, таким образом, будет выиграна не за счет конвенциональной победы на поле боя – а за счет, по сути, террора гражданских в тылу.
(Отсюда термин "terror-bombing").

Книга Дуэ стала чрезвычайно популярной. Особенно в Британии и США; по сути, идея террор-бомбинга стала основой для их военной доктрины. Именно британский премьер-министр Болдуин и сказал в начале 1930х про бомбардировщик, который всегда прорвется.

Почему концепция Дуэ стала такой популярной? Причины понятны.
1) Она создавала привлекательную альтернативу: можно не воевать как в ПМВ, не сидеть четыре года в сырых и грязных окопах, не гробить солдат в суицидальных атаках – а прилететь, быстренько разбомбить города, и враг сам приползет просить мира.
2) Образ высокотехнологичного оружия, стирающего в пыль целые города, хорошо накладывался на романтизацию прогресса, свойственную той эпохе. Развитая, цивилизованная нация обязана была воевать технологично, – а не с ружьем по полям бегать.

Итак, к ВМВ Британия и США были готовы к террор-бомбингу и доктринально, и материально.
Печально известные стратегические бомбардировки Германии и Японии ("Бойня номер 5", угу) – это террор-бомбинг в чистом виде.

Однако тогда же обнаружилась и неприятная правда: террор-бомбинг не работал. Люди гибли, города горели, жизнь в них становилась невыносимой, вот только победы это не приносило. Наоборот: зачастую (мы это точно знаем в случае с немцами) террор-бомбинг людей злил и мотивировал сражаться до последнего.
А судьбу войны и вовсе решили конвенциональные наземные операции.

Но, несмотря на это, и после ВМВ идеи Дуэ значение не потеряли. О террор-бомбинге вспоминали всегда, когда на поле боя что-то переставало получаться, и война неприятно затягивалась.
В Корейскую войну, во Вьетнамскую, и т.п.
Всякий раз террор-бомбинг не срабатывал.

Доктрина "террор-бомбинга" – хороший пример того, как вредные, неправильные и людоедские концепции живут даже в таких прагматичных сферах, как военное дело.

И живут долго, – уж слишком привлекательна вера, что есть чудо-оружие, которое всегда прорвется и обеспечит победу, в ином случае недостижимую.

Посмотрела нового "Носферату", и вспомнила, что оригинальный "Носферату: симфония ужаса" 1922 г. напрямую связан с тематикой канала.

(Тут пропущено нытье о том, как ВЕЛИК был веймарский кинематограф, и как НЕВОЗМОЖНО его превзойти)

А связан он вот как:

◇ Известно, что сюжет "Носферату"– сильно переработанный "Дракула" Брэма Стокера.
Но с чего вообще создателям пришла в голову идея снимать о вампирах?
А с того, что продюсер, Альбин Грау, во время Первой мировой был мобилизован в австро-венгерскую армию и воевал на Балканах. Там-то, в какую-то особенно поганую и мрачную ночь, Грау оказался на постое в сербской деревне. Местные сербы и рассказали ему о вампирах – которыми, по их словам, регулярно становились местные покойники, не похороненные должным образом. (Актуальный разговор для войны)

◇ Впрочем, Грау, как типичный ненадежный рассказчик, выдал за свою жизнь несколько версий этого знакомства с балканским лором.
В другой фигурировал крестьянин, который – темной длинной ночью – рассказал о своем покойном отце(!), превратившемся в вампира.

В любом случае, корнии у сюжета – балканские.

◇ Кстати, Грау был не только продюссером, но и занимался дизайном образов и декораций, рисовал плакаты, и вообще отвечал за визуальную сторону фильма.
А еще он был оккультистом – как модно было в то время – числился во всяких обществах розенкрейцеров, писал статьи, был лично знаком (и даже поссорился) с Алистером Кроули.
Поэтому вся оккультная символика в оригинальном Носферату осмысленная; уж не знаю, как в современном.

(Как опытный оккультист, Грау сумел удрать от нацистов в Швейцарию – да, в Рейхе и оккультистов преследовали; потом вернулся в Германию после ВМВ, и еще 20 лет переводил гностические трактаты. Все-таки у человека был стиль)

◇ Ну а Фридрих Мурнау, режиссер – это вообще отдельная история.
Во-первых, он был человек серьезно повоевавший.
Его мобилизовали сразу в 1914, да еще и в пехоту (это с бэкграундом-то "мальчик из хорошей семьи, много изучал историю искусства"). Он прошел все возможные кровавые мясорубки, сражался и выжил под Верденом. Потом перевелся в авиацию, и еще оттарабанил какое-то время пилотом; даже в лагере для военнопленных успел в конце войны посидеть.

◇ Удивительно, что при такой интенсивности боевого опыта о самой войне в творчестве Мурнау ничего почти не говорится. Хорроры, мистика, мелодрамы. Это заставляет исследователей дружно предполагать, что темы-то пошли, просто не в лоб. (В лоб никто и не обязан).
Мурнау был геем; на Восточном фронте, в сражении на реке Нарев, погиб его возлюбленный, поэт Ханс Эренбаум. Для Мурнау это стало едва ли не главной катастрофой всей его жизни – и темы потери, самопожертвования, горя и вины действительно стали осевыми для его творчества.

◇ Ну и, наконец, эпидемии. В "Носферату" вампир угроза не только сам по себе, вместе с ним на город обрушивается чума. Этого нет в оригинале, но это очень понятный страх людей, переживших испанку и эпидемии тифа и холеры, сопровождавшие войну.

◇ Еще до того, как "Носферату" вышел, Альбин Грау писал, что ПМВ это «чудовищное событие... которое обрушилось на землю, как вселенский вампир, чтобы пить кровь миллионов и миллионов людей»

◇ И приложу немного картинок от того самого Грау. Плакаты, наброски декораций, реклама, и прочая красота.

(Никто меня не убедит, что сейчас так умеют и могут, в общем)