Обуза

Выплываешь, как из обморока, —
не жил, не жил и воскрес:
над домом облако,
через дорогу — лес.

Встанешь промежду саженцев —
будто сам такой:
врастаешь, кажется,
в синь, в покой.

И я с тобой — в одуванчики
отмороженным мотыльком.
Ты куришь по целой пачке,
глядишь далеко.

Ворчит беспечальное,
смешное и пьяное дед.
Путается ворчание
в бороде.

Забудешь город-обузу,
прижмёшься щекой,
храпишь разнузданно,
как задуривший конь.

Дни, словно бусины, рассыплются,
потеряются в лопухах.
Наряжусь в цветные ситцы.
Ах!

Отпущу косу до пояса,
будут звёзды в косе...
Не остаться ли в этом космосе
насовсем?


© Полина Орынянская, 2017

Гагра

Давай молчать и слушать этот мир,
гортанный говор возле колоннады,
гулять, смотреть на сталинский ампир
и розами увитые ограды.

Да, траченные временем. А что ж?
Приходим и уходим, словно тени...
Пойдём с тобой присядем на ступени.
Прохладен май, в горах вскипает дождь.

Но выльется, наверно, только завтра.
А там, глядишь, не выльется вообще...
Ползут по стенам щупальца плющей,
лаская и опутывая Гагру.

Здесь тишь, покой... А ты чего искал?
Ржавеет на приколе старый катер...
Поставь на край стола пивной бокал —
в него вольётся солнце на закате...

А ты твердишь: довольно горных рек,
и хочется уже в другие страны,
тут всё тоска и скука, прошлый век...
Не торопи. Я слушаю платаны.


© Полина Орынянская, 2017

***

Раннее дачное время. Кукушки да глинозём.
Топкие междурядья, галоши, дожди, туманы.
Если сегодня с погодами повезёт,
сядем на лавке смотреть на твои тюльпаны.

Цвет пробивается только едва-едва.
Красные будут раньше, жёлтые следом.
Ровные и тугие. Они всегда
тут расцветают прямо ко Дню Победы.

Тихо. До ближнего города тридцать вёрст.
Лес за просёлком щебечет, а ветер носит.
Сладко зевает среди одуванов пёс,
светится мокрым носом.

Всё-то кряхтишь ты, дед. Не смеши меня.
Мы ещё сила, дотянем до ста помалу.
Видишь, как лезут вечные зеленя?
Ты ещё жилистей, дед. Не кряхти, сказала.

Нам ещё надо хоть глазом одним взглянуть,
как недобитая нечисть поднимет лапы.
Так что давай, выдвигаемся по чуть-чуть.
Грядки не ждут, а солнце ползёт на запад.


©Полина Орынянская, 2024

***

Понажелтело, нацвело
беспамятно, безумно,
и одуванчикам мало
невыспанное утро.

Иду по этой целине,
себя припоминая,
но душу высвистели мне
дурные птицы мая.

А что? Свистать её наверх
задача пуха легче,
она со мною не навек,
держала бы – да нечем.

Но что взамен оставит мне?
Двух бабочек? А может,
я стану точкой на спине
вон той коровки божьей.


© Полина Орынянская, 2021

Глупости

Когда устанешь, ты куда идёшь?
А я – под дождь.
Там расцветают вымокшие вишни.
До веток нижних,
до бледных розоватых лепестков
дотронешься губами – пьёшь-целуешь,
пока пусты прогоны мокрых улиц,
пока не видит глупости никто.

Что мы не вечны – страшно ли, скажи?
Тогда откуда в сумерках души
печаль такая многовековая, 
нелепое сиамское родство
с былым – чужим, далёким. Отчего
в сплетении ветвей я вижу руны,
а в ливне слышу отзвуки кимвал?..

Когда бы не стихи, ты не узнал,
что я, когда одна, почти безумна.


© Полина Орынянская, 2021

Выдохни-вдохни

В жизни не так уж мало
ради чего пожить.
Веточки краснотала,
зелень озимой ржи.
 
Небо роняет в лужи
пёрышки-облака.
Чайки вернулись, кружат
голову мне слегка.
 
Первый полёт лимонниц –
солнечных лепестков...
Слышишь в пасхальном звоне
всякой беды исход?

*

Какая птичья тоненькая нить
натянута до звона надо мной.
Дай, Господи, весь этот мир любить
и мне, подобно живности лесной.
 
Прощать ему вчерашнюю печаль
и нынешнюю горькую беду,
и новый день надеждами встречать.
Смотри, уже в оттаявшем пруду
 
рябит от солнца. Выдохни-вдохни.
Всё будет жизнь, тепло, апрельский свет,
пока горят пасхальные огни
цветущей вербы вдоль дорог и лет.


© Полина Орынянская, 2023

Эхо

Был у бабушки гребень в седых волосах,
тёмно-синие серьги в оттянутых мочках.
Не читала, с трудом разбиралась в часах:
– Сколько времени, дочка?

А в деревне часы не бывали нужны –
как стемнеет, ложились, вставали до зорьки.
А читать... Много ль писем-то было с войны?
Похоронка и только.

Руки бледные тяжко ложились на стол.
Рот беззубо дожёвывал вечное горе.
– А умела б читать – прочитала бы, мол,
буду вскоре.

И смеётся беспомощно. Боже ты мой,
сохрани и спаси от подобного смеха...
Поселилось во мне тихой птицей седой,
птицей-нежитью, тенью, навечной бедой
этой горечи эхо...


© Полина Орынянская, 2018

Моё средневековье

Я возвращенец из полтыщи мест
в свой заводской посёлок, в двухэтажки,
где сохнут во дворе штаны-рубашки,
а выйдешь со двора – так сразу лес.

Дома до дыр изношены давно –
ненастьем потрошёные гнездовья.
Кусты сирени вписаны в окно.
Пятидесятый год, средневековье.

Кому – мосты и башенки… Моё –
вот эта рухлядь, ржава и щербата.
Засижена сутулым вороньём,
опять шуршит берёза в два обхвата.

На эту же берёзу между дел
мой дед глядел.
И виделось, что будет всё иным.
Но... Тот же дом. Над крышей тот же дым.

Всё пыль, и тлен, и птичий пересвист,
застрявший между прутьями ограды...
Мне только здесь грустится так, как надо.
Здесь и помру, не чувствуя досады, – 
из праха в прах, как прошлогодний лист.


© Полина Орынянская, 2018

***

В тёплой заводи небесной, на бугре
колоколенка чудесна в сентябре.
Не звонит она, не плачет ни по ком,
будто благовест ей вовсе не знаком.

Было дело много лет тому назад:
залезал на колоколенку солдат,
привалился к штукатуреной стене
и забыл минут на десять о войне.
Пожевал травинку, сплюнул... Да и вот
зачастил по косогору пулемёт.
Колоколенка была-то непростой,
называлась в эту пору высотой...

В синем небе не доплыть до берегов.
В чистом поле было множество врагов.
Ах, звонить бы колоколенке в набат,
может, выжил бы молоденький солдат.
Ведь бывало – поднимала всё село...
Только не было на ней колоколов.

В тёплой заводи небесной, на бугре
колоколенка чудесна в сентябре.
Но солдатика, погибшего в войну,
не оплакать ей, никак не помянуть.
Да и были бы на ней колокола,
колоколенка б заплакать не смогла –
от беды такой чернеют да молчат.
Вот и воет только с ветром по ночам...


© Полина Орынянская, 2015

Дед Володя

Послушай, дед Володя, новостей.
Смотри, как наши фрицев кроют «Градом».
Ты видел эту мразь под Сталинградом,
ты до Берлина гнал таких гостей.

Они вернулись. Долго ждали, дед,
чтоб заросли окопы и воронки,
истёрлись да истлели похоронки
и выцвел твой единственный портрет.

Мне, знаешь, дед, уже за пятьдесят.
Ты спишь давно у церкви под Можайском.
Вокруг сирени зацветают к майским,
в монастыре по праздникам звонят.

Леса, поля, насколько хватит глаз,
Москвы-реки серебряная кромка...
Прости мне, дед, что в мире снова громко.
Там ничего не поняли про нас.

Теперь вот наши объясняют им.
С трудом, но потихонечку доходит.
Всё будет, как мы любим, дед Володя.
Мы победим.

© Полина Орынянская, 2023

Н. В.

Тут майские ветра сдувают со скалы.
Но солнце тянет раскалённый бредень
от бледной бирюзы до гулкой синевы
и кораблей, кемарящих на рейде,

и ловит дикий мак, мечтающий взлететь
горячим мотыльком над каменным обрывом,
и ловит нас с тобой, как будто бы мы рыбы –
пустая немота, чешуйчатая медь.

Тут горько и светло – на сколько хватит глаз.
И кто же о таком рассказывает вслух-то?
Да каменный матрос на смех поднимет нас.
И мы молчим, молчим над всей Цемесской бухтой –

об этих берегах, чей серый монолит
спрессован на века под бешеным норд-остом,
о том, как шёл десант – и до сих пор на скосах
холодных серых плит он намертво стоит.

Нет грани меж времён. Пока упряма жизнь,
всё прошлое – моё, не глуше, не бледнее.
И скулы у меня вот так же каменеют.
От ветра ли, скажи?..


© Полина Орынянская, 2024

***

Отдыхай. Оставляй понедельнику
мутноватую оторопь сна.
Сыплет с неба занудно и меленько.
А давай-ка по соточке беленькой,
и до самого дна.

Это лето нарочно холодное —
видно, время пришло оценить,
как тасует, кто надо, колоду и
несёрьезны серьёзные доводы
и натянута нить.

Из-за чёрного леса, набычившись,
наползает сиреневый мрак.
Где-то трасса шумит, электричка ли...
Всё как будто простое, обычное.
А на деле не так.

Нитка лопнет, минуты рассыплются,
ветер выбелит лобную кость.
Станет сажи черней белорыбица,
горы сгинут, а пахоты вздыбятся.
Ощетинится ость.

Станет тесно за пазухой боговой.
Будет слепо от снежной пыли...
Нам досталось, поверишь ли, многое:
мы с тобою вдыхаем и трогаем
Время Тёплой Земли.


© Полина Орынянская, 2017

***

Дышалось влажно, тяжко, не насквозь.
Дома просели, небо принимая.
Взлохмаченная, псивая, немая
явилась ночь, оглохшая от гроз.

Боясь ступить за рыжий полукруг,
курил сосед у сонного подъезда,
и тень его уродливо, болезно
тянулась прочь худым подобьем рук.

Сверчал сверчок. Я тихо шла домой.
И тридцать лет назад всё было то же,
но был ещё пацан сосед Серёжа,
не пил, не спал с толстухой из второй.

Меж тополей на лавке за столом
привычная дремала Воробьиха:
муж-ветеран, закладывая лихо,
гонял её, как фрица под Орлом.

Там, во дворе, с тех пор и по сейчас
натянуты верёвки бельевые,
и тётя Люба сушит голубые
семейники, что носит дядя Стас.

И карусель ржавеет до сих пор —
скрипучая, куда там покататься...

Пока ты есть, мне всё ещё семнадцать.
Не надо, не меняйся, старый двор.


© Полина Орынянская, 2016

Сарафан

Как май сиренев и богат на сны…
Под заморозки поздние дымы
уютны, словно старая овчина.

Сойдёшь с крыльца в холодную траву,
вдыхаешь вместе с дымом синеву
и думаешь: ну, снова на плаву –
всё чин по чину.

И зябки, зыбки запахи земли,
но ветер, прилетая из дали,
несёт пыльцу, и бабочек, и веру.

И ты, как однолетние цветы,
глядишь на краткость дней без суеты
и, открывая дверцы шифоньера,

перебираешь милый дачный хлам,
берёшь весёлый пёстрый сарафан
с подсолнухами. Как тебе, смотри-ка?

И даже с парой дырок в подоле
нет никого красивей на земле, –
ну разве что цветущая клубника…

Из детских снов на взрослую меня
сойдёт покой – звенящая октава.

Так истончилось неба полотно,
что светится луна средь бела дня.
Вон там, смотри, где облако дыряво...


© Полина Орынянская, 2018