Без сомнения, один из самых интересных философов аналитической традиции Ричард Рорти в своей книге "Случайность, ирония, солидарность" предлагал эту формулу как решение многих глобальных проблем, в том числе и проблему религиозных и идеологических конфликтов. Ну правда, если принять, что наша религиозная, национальная и культурная принадлежность – это результат огромного количества случайных совпадений, начиная с места рождения, можно начать к очень многому относиться иронически. А это, в свою очередь, дает пространство для доброжелательного принятия: потому что ирония относится, в первую очередь, к себе.

Увы, эта формула, такая соблазнительная, сейчас больше не работает. Ирония Рорти была альтернативой серьезности модерна, его больших нарративов: христианства, коммунизма, национального мифа. Но сейчас ирония выступает как альтернатива вот этой вот осциллирующей серьезности метамодерна. И получается, что каждый раз эта ирония направлена на конкретное высказывание конкретного человека. И она сразу же воспринимается как атака на личность говорящего, нарушение личных границ, обесценивание, токсичность, неэкологичность и все остальные модные нынче термины (про это я писал тут ранее неоднократно). Когда ты критикуешь фильм, который посмотрел твой друг – ты критикуешь не фильм, а своего друга, его вкус. Когда ты говоришь, что не любишь блюдо, которое любит твой знакомый, ты критикуешь не блюдо, а своего знакомого.

Все эти прекрасные античные риторические ухищрения "критикуй аргументы, а не человека" не работают, потому что сейчас человек это и есть его аргументы. В отсутствие метанарративов он собрал свой собственный микронарратив, а потому критика слов – это уже критика личности. Например, в разговорах с психологами и психотерапевтами, особенно, почему-то, от гештальтистов, я не раз слышал, что если я критикую психологию за некоторую слабость психологической оптики в некоторых вопросах, на самом деле я критикую конкретных психологов, которые инвестировали в это время, душу, свои чаяния и ожидания.

Вот тут мы и подходим к разгадке. У Рорти там перед стадией "иронии" есть стадия "случайности". Если ты оторвался от метанарративов, занимаешься становлением своего субъекта, формируешь свое Я, ужас в том, чтобы признать, что то, что является твоим нарративом, является той самой случайностью. Потому что ну как же так, не может быть так, что это было просто так.

Современному помешанному на своем Я человеку невыносимо думать, что его уникальная личность сформировалась примерно как вот куча курток гостей на диване во время хорошей пьянки: гости приходили в случайном порядке, бросали куртки одну на другую, потом кто-то вынимал куртку, чтобы выйти покурить, и набрасывал ее наверх, и так далее. Получился ли какой-то порядок, структура? Да, безусловно. Уникальный он? Безусловно. Но очевидно, что в такой структуре мало что предопределено вот этим самым диваном. Разве что размером и способностью выдержать достаточно большое количество курток.

Тут и проходит линия разрыва: очень хочется отделиться от больших нарративов, но свой личный у тебя собирается так, что тебя это не очень-то и радует. Признавать этого не хочется, потому что признать это значит признать случайность своего Я.

Такие дела.

Современная Россия странным образом сочетает в себе дистиллированный неолиберализм и такую же густопсовую иррациональную мистическую духовность. Я тут прочитал о еще одном интересном применении ИИ. Оказывается, наши отечественные мошенники неплохо так расширяют границы цифрового мира, уводя их в потусторонний мир при помощи нейросетей: теперь эти жулики звонят голосами умерших родственников и выманивают деньги за “контакты с умершими”. Ну что, Александр Панчин, допродлялся, домечтался о бессмертии?

Впрочем, пока обессмертить получается только голоса, а не тела, но тем не менее, что это, как ни шаг к мечте великого русского философа-космиста Николая Федорова? Помните, он там всех умерших хотел воскресить, чтобы приготовить их к великой встрече, когда настанет второе пришествие. Получается, что Россия идет к этой мечте своим особым путем, таким вот своеобразным способом. Так что люди все-таки услышат наши глупые, смешные голоса.

Кстати, интересен еще психоаналитический момент, ведь мошенники буквально через голос идут к нашему бессознательному. Если вспоминать Лакана, голос часто символизирует собой нечто, что выходит за пределы физического тела и даже сознания человека, особенно когда он “отделен” от какой-то видимой фигуры. У голоса странным образом есть связь с Реальным — областью, не поддающейся символизации.

В таких случаях голос может ощущаться как нечто чуждое, пугающее, что подрывает субъективное восприятие и вызывает чувство тревоги, которую невозможно объяснить: это и эксплуатируют фильмы ужасов, когда, например, ребенок вдруг начинает говорить взрослым голосом. И поэтому воздействие голоса умершего родственника действительно может иметь почти гипнотический эффект.

Так что перед нами такой вот новый русский космизм, очень близкий к народу: пока мировые корпорации обещают загружать наше сознание в облако, отечественные альтруисты, даром что не всегда законно, продлевают связь с умершими. Тут даже можно найти странный альтруизм, ведь эти люди воскрешают голоса не своих родственников, а чужих. Доступ к воскрешенным, правда, требует CVV и кода из СМС.

Такие дела.

Сегодня у этого маленького канала более или менее профессиональный праздник. В честь него желаю всем причастным свежих концептов, глубоких идей, нетривиального анализа, будоражащих интерпретаций и многие лета, потому что обычно философы живут долго (если им, конечно, не заставят выпить яд или не вынудят совершит роскомнадзор где-нибудь в дешевой французской гостинице при помощи морфина или в убогой советской квартирке при помощи ножа для книжных переплетов). Впрочем, Платон говорил, что философия – это упражнение в смерти, так что что бы там нас ни ждало, до этого мы как следует поупражняемся.

Такие дела.

Маленький анонс для читателей этого скромного канала из Санкт-Петербурга.

В следующую среду в культовом баре "Аптека" буду читать финальную в этом году лекцию. Она будет про понты, то есть про символы классового статуса как маркеры социальной стратификации и фабрикации впечатлений.

В мире, который уже давно перешел из стадии "общества потребления" на стадию "общества впечатлений", хороший понт действительно стал дороже денег или даже эквивалентом денег.

Этому как раз способствуют повальный нарциссизм и инстаграмизация как главные стратегии публичного поведения.
(Возможно, самые радикальные культуркритики и поздние франкфуртцы и эту лекцию признают как проявление такой стратегии и не во всем будут неправы, хаха!)

Специально для лекции разработаны тематические коктейли:
– "Малиновый пиджак": джин, малина, красный вермут, лайм, биттер, золотая краста
– "Критика способности суждения": пряный ром, красный вермут, херес, биттер

В общем, спешите видеть, билеты можно взять тут или на входе в бар. https://apotheke-bar.timepad.ru/event/3131541/

К вопросу об интеллектуальной ответственности за знание. Социолог Стефани Элис Бейкер опубликовала исследование, которое вызывает желание заорать "да что с вами не так": более 81% популярных англоязычных видео о лечении рака на TikTok содержат ложную информацию. Эти видео делятся на пять категорий: личные истории пациентов, "чудесные" способы лечения, конспирология, псевдонаучные рекомендации и религиозные проповеди.

Ну то есть, получается, что 8 из 10 историй про смертельную болезнь оказались ложью, намеренной или нет. И вот здесь мы снова подходим к вопросу, если человек искренне верит в свои знания, можем ли мы оставлять ему право добросовествно заблуждаться и скармливать эти заблуждения другим? Многие "эзотерики" как раз и опрадывают то, что их знания не работают так, как научные тем, что "ну мы особенно-то ничего не обещаем, это просто психологическая помощь, которая помогает разобраться в себе, а на жизненно важные решения мы не подталкиваем и ничего не делаем".

Тут, конечно, есть некоторое лукавство, потому что в таро вполне существуют "денежные расклады" и "помощь в поиске партнеров", а уж вот где жизненно важное решение. Но вот вам кейс – обман в случае прямо экзистенциально решающем. Итак. Можно ли считать искреннюю веру в "чудо" смягчающим обстоятельством? Пожалуй, только до тех пор, пока она остаётся личным делом.

Просто здесь мы видим интересный парадокс: почему спекуляция на неизлечимых болезнях воспринимается обществом довольно мягко? Возможно, потому что она апеллирует к нашему глубинному страху и надежде. Ложь становится последним островком для тех, кто отчаянно ищет спасение. Это "хотя бы что-то", иллюзия, еще один продукт Воображаемого, которому легче довериться, чем смотреть в глаза лакановскому Реальному.

И здесь мы приходим к ключевому этическому вопросу: является ли морально допустимым предлагать ложь ради надежды? Разве можно считать "последний шанс" этическим прикрытием для разрушительных последствий? Ответ, скорее всего, зависит от того, готовы ли мы допустить, что знание – это не просто информация, а ответственность перед тем, кому мы её передаём. Кажется, что тут история с градацией искренности не работает: обман человека, у которого нет ресурсов для проверки твоей "истины", выглядит одинаково, будь "обманщик" искренним верующим или холодным циником.

Возможно, здесь как раз прагматическая логика про то, что что-то является истинным, когда работает, тут срабатывает не так, как обычно. Потому что в итоге "работает" очень легко в рыночном майнтдсете современности превращается в "приносит деньги и подписчиков". А где-то в нас еще остается маленький уголок здравомыслия, который не готов совсем уже всё переложить в метафору "спрос и предложение".

Такие дела.

Искушение мейнстримом

Время от времени в этом уютном канале я взбадриваю какие-то свои старые тексты, и этот достоин того, чтобы его взбодрить. Он был опубликован ровно год назад, но, как говорится, очень хорошо состарился, особенно в связи с победой Дональда Трампа и участия в этом всем Илона Маска.

"Исследователь конспирологии, политолог Джозеф Усински в книге «Теории заговора и люди, которые в них верят» уже в 2018 году выдвинул утверждение, что «теории заговора — удел проигравших». Под «проигравшими» Усински имел в виду людей, которые принадлежат к маргинализованной социальной группе, а потому не в силах влиять на обстоятельства своей жизни, не имеют полномочий и исключены из институтов власти. Как объяснить, что сторонниками теорий заговора вроде «вытеснения белой расы» все чаще становятся очень богатые и влиятельные люди, которых никак нельзя назвать проигравшими маргиналами, — это новый вызов для ученых. "

Интересно будет посмотреть, каким образом будет осуществляться этот реванш обиженных "повесточкой" слоев. Демократическая партия США, точнее люди, отвечающие за медиа в ней, пропустили важную историю: американские "хиллибиллиз" тоже научились в сетевую коммуникацию.

Американский ютуб и подкаст-платформы заполонили вот эти вот мужички, соль американской земли, которые не читали ничего, кроме Библии в упрощенном варианте, живут от земли и непонятных заработков, ездят на пикапах, считают, что США – это град на холме, бабе место на кухне, а людям с, мягко скажем, не белым цветом кожи место тоже понятно где. И своих ютуб-видео между строительством очередной землянки, приготовлением тушенки из бобра или обзором свежекупленного ножа боуи они любят порассуждать, как хорошо была устроена Америка раньше и как плохо сейчас. И что характерно, многие из них становятся вот этими теневыми лидерами мнений, grassroots для повестки Дональда Трампа.

Причем, интересно, что в 2016 году ровно на этой сетевой механике выиграл Барак Обама, опрокинув вертикально выстроенные республиканцами медийные структуры своей кампанией Yes, we can. Но, превратившись в мейнстрим, демократические медиа-активы сами стали вертикально выстроенными структурами. И даже в социальных медиа "слоны" опирались на "верхушку" лидеров мнений, вроде Тейлор Свифт.

А Трамп ходил ко всем этим консервативным ноунэймам с парой десятков тысяч подписчиков и победил за счет плотности и лояльности их небольших аудиторий. Потому что любой инфлюенс-маркетолог знает: лучшая конверсия продаж не у блогера-миллионника, а у блогера, у которого есть 10 000 очень лояльных подписчиков. Они и выковали победу Трампу, показав его "своим парнем" и показывая Камалу Харрис и ее команду "элитистами", "назойливыми крикунами" и "вечно ноющими лузерами, которые проигрывают мировое господство США".

А вот эти вот богатые ребята, которые чувстововали себя проигравшими в результате "культуры отмены" и смены знакомых им правил, надежно обеспечили финансовое прикрытие этой партизанской операции.

Такие дела.

Мы с моими далекими друзьями уже разбирали в нашем терапевтическом подкасте “Древнерусская тоска” интересный тренд: мужчины по всей планете массово уходят в лес и начинают строить там какую-нибудь хижину, шалаш, обустраивать какую-нибудь пещеру. Конечно, в этом есть и эскапизм, и попытка отдохнуть от сложности современного мира, то, что Луман назвал бы редукцией комплексности. Но можно посмотреть на эту ситуацию вот с какой стороны.

Философ Артемий Магун назвал современной “эпохой нового сентиментализма". Сегодняшний культурный ландшафт пропитан культом эмоций: от социальных сетей, где лайки и эмодзи являются новой формой общения, до медиа, подчеркивающих переживания над фактами. Сейчас мир не про “думай глубже”, а про "чувствуй больше и острее". Как мы помним, ответом на сентиментализм 18 века стал романтизм 19. И можно посмотреть на это временное бегство от цивилизации, как неоромантический ответ неосентиментализму.

Романтизм, в отличие от сентиментализма, не зациклен на переживании как самоцели. Он ищет величественное и трансцендентное. Лес, шалаш, костёр, мужчина за "настоящей" работой – это символы, которые резонируют с романтическим представлением о природе как о чем-то превосходящем персональную человеческую жизнь. Мужчины, выбирающие этот путь, отказываются от мимолётного драматизма современности ради переживания величия простоты, духа и природы.

Кроме того, этот неоромантик таким образом говорит свое “нет” вот этой диктатуре аффекта, выбирая молчание. В лесу нет публики для эмоциональных спектаклей, сама природа требует сосредоточенности, а не разбрасывания чувств. Неоромантик уходит от эмоционального шума к тому, что белорусский блогер Антоха, уехавший из Минска жить на хутор, часто называет: “это и есть настоящая жизнь”.

Часто, особенно в американских реалиях, это вообще выглядит как политическая позиция. В контексте Карла Шмитта и его понятия политического, уход в лес можно интерпретировать как акт суверенности. Мужчина, покидающий цивилизацию, делает выбор, противоположный конформизму. Это не просто эстетическое решение, а выражение политической позиции: отказ от “новых” норм, диктуемых обществом, и создание собственного, индивидуального пространства свободы. Потому что романтик – это, конечно, герой-одиночка, и неоромантики такие же. Очень редко когда в кадре мелькнет “боевая подруга”, но чаще всего этот номер исполняется соло.

Однако в этом всем есть любопытный парадокс: весь этот неоромантический контент оказывается органично встроен в цифровую культуру. Те, кто уходит в лес, потом возвращаются в виртуальное пространство, чтобы рассказать свою историю. Это создает интересное противоречие между искренним стремлением к подлинности и неизбежной публичностью. мантизм изначально отвергал массовость, был глубоко индивидуалистичен, а нынешний неоромантизм хочет быть увиденным. Лайки, просмотры, подписчики становятся новым мерилом успеха.

Мы опять упираемся в могучую силу капитализма, как системы, которая вообще все может превратить в товар. Неоромантики, уходящие в лес, одновременно протестуют против мира и используют его возможности. Они остаются фигурами на перекрестке: как герои фильма “Старый Новый год”, которые взбунтовались мужской компанией, уехали в баню, хорошо там провели время, но поняли, что всегда так жить не получится. Вот и мыкаются между лесом и ноутбуком, на котором монтируют свои лесные ролики. Выражаясь языком Платона, эти люди, благодаря своей индивидуальной пещере, пытаются выйти из пещеры метафизической, но опять наткнулись на какую-то тень.

Такие дела.

Так сказать, иллюстрация.

Я уже который год в силу своих ограниченных академических возможностей занимаюсь медиаисследованиями. И как обычно, чем дольше ты чем-то занимаешься, тем меньше тебе становится понятен твой объект исследования. В российской традиции принято молиться на теорию медиа от Маршала Маклюэна. Однако когда мы пытаемся определить, что такое медиа, пользуясь его расширительным пониманием, нас неминуемо ждёт провал. Потому что медиа ускользают от любого однозначного определения. Маклюэн говорил, что медиа – это всё, что расширяет наши способности: телефон, книга, одежда, транспорт. Но если медиа – это всё, то есть ли вообще не–медиа?

Некоторые исследователи противопоставляют медиа природные объекты. Но для какого-нибудь сибирского охотника из племени коренных народов лес – это вполне себе медиа, символическая система, которую он читает не хуже, чем мы с вами утренние посты в тг-каналах. Те, кто постарше, помнят, наверное, Виталия Бианки и его "Лесную газету". Тогда как нам отделить медийных агнцев от немедийных козлищ?

Я попробовал подойти к этому вопросу через апофатическое богословие – когда ты пытаешь определить бога не в позитивном, а в негативном ключе, определить то, чем бог точно не является. Например, Псевдо-Дионисий Ареопагит в своём "Мистическом богословии" описывает бога через отрицание: бог не тело, не дух, не сила, не знание. Мейстер Экхарт говорил о "пустоте", в которой человек может встретить Бога.

Если применить это к медиа, то медиа, например, не есть технология: экран или сервер – это лишь оболочка. Медиа не есть информация: они структурируют её, задают ей форму и значение. И даже медиа не есть сама коммуникация: они шире, это создание среды, в которой коммуникация становится возможной.

И тут мы видим, как такой подход в итоге перекликается с современной модной "темной философией". Например, Тимоти Мортон вводит концепцию гиперобъектов – феноменов настолько масштабных, что они выходят за пределы нашего восприятия. Гиперобъекты одновременно здесь и там, воздействуют на нас, оставаясь невидимыми целиком. Климат, капитализм, радиация, нефть, космос – всё это гиперобъекты.

Медиа, если рассматривать их через эту оптику, становятся гиперобъектом: они вездесущиие, как пишет сам Мортон, "липкие", потому что влияют на все аспекты жизни, действуют на разных временных уровнях – от минутной реакции в соцсетях до столетий культурного наследия, и существуют фрагментарно: мы видим лишь их части – интерфейсы, платформы, каналы).

Но вопрос с границами все еще остается открытым. Где заканчивается медиа и начинается не-медиа? Тут, конечно, большое пространство для исследования, которое даже близко не освоено: пока что мы видим лишь попытки понимать медиа через какие-то их частичные эффекты.

Они структурируют восприятие, создают временные и пространственные рамки, определяют, что мы считаем видимым, а что остаётся скрытым. И как в апофатической теологии бог остаётся трансцендентным, так и медиа всегда больше (или меньше), чем мы можем о них сказать. Вначале все еще остается слово.

Такие дела.

В рамках дружеской рекомендации: мой добрый друг и соратник по "Тотальному диктанту", звезда российского языкознания и благородный распространитель знаний о том, как функционируют языки Владимир Маркович Пахомов завел свой телеграм-канал.

Его официальные регалии и прочее вы можете увидеть ниже, как говорится, лайк, подписка, такие дела!