Театр Маяковского х МЕЧ

Предупреждаем — после увиденного в вашем вишлисте точно появится новая строчка.

Вдохновленные девизом 102-го сезона — «Театр врывается в жизнь», представляем коллаборацию с брендом МЕЧ. Вместе мы создали вещи, которые лаконично впишутся в любой гардероб и образ [в театральный тоже]: плотные толстовки на молнии с окрашиванием Garment Dyed [как будто выгоревшие под софитами], а также футболки в двух цветовых решениях, украшенные графикой с ремаркой Владимира Маяковского.

Пусть театр ворвется и в вашу жизнь! Коллекция уже в продаже.

На фото — артисты Театра Маяковского Анна Лобоцкая и Иван Выборнов. 📸 — Михаил Хусаинов

К юбилею народной артистки России Евгении Симоновой

Другое время, другое поколение запечатлено в ней — наши дни, 80-е [Юлий Смелков. Газета «Труд». 30 марта 1980].

Премьера спектакля «Она в отсутствии любви и смерти» по пьесе Эдварда Радзинского состоялась на сцене Театра имени Маяковского в 1980 году. Это был редкий случай художественного совпадения текста, режиссерского взгляда и исполнительской природы. Радзинский написал пьесу как форму внутреннего монолога поколения, оказавшегося на границе детства и зрелости, идеалов и компромисса. Режиссер Владимир Портнов точно уловил в этом тексте не столько социальную проблематику, сколько экзистенциальную тревогу эпохи. Но ключевым элементом постановки стала исполнительница главной роли — Евгения Симонова.

Симонова создала образ, лишенный психологической защиты, но насыщенный внутренней энергией поиска. Ее девочка-подросток, вступившая на порог предженского бытия, была соткана из острейших эмоциональных противоречий, жаждала участия, понимания, любви и одновременно захлебывалась собственным эгоизмом. Ей никак не удавалось найти опору в реальности, постоянно подкашивавшей ее, она пряталась в мире грез, создавала иную реальность азартно и яростно… и вновь искала всему земное подтверждение. Она, так звали героиню, была и дичком, и розой — подростком великолепной женской сущности [И. Силина].

Роль, исполненная Евгенией Симоновой, обозначила новый уровень существования актрисы в Театре: не просто как носителя роли, но как медиатора между временем и смыслом, между зрителем и вопросом, на который не существует готового ответа.

К юбилею народной артистки России Евгении Симоновой!

1988 год. На сцене рождается изысканная, ироничная, почти музыкальная комедия — «Круг» Татьяны Ахрамковой по пьесе Уильяма Моэма. Но под ее легкой структурой скрывается не просто сюжетная игра или стильная реконструкция светской морали начала XX века. Внутреннее ядро спектакля формирует работа Евгении Симоновой — тонкая, сдержанная, лишенная театральной декларативности.

Роль Элизабет — одна из тех, что легко поддаются формализации. Молодая женщина из благополучной среды, колеблющаяся между долгом и чувством, внешне — почти архаический мотив. Однако именно Евгения Симонова наполнила этот образ содержанием, которое не укладывается в схему. Она обнаружила в своей героине не сюжетную, а экзистенциальную проблему: не «выбрать» — а осознать повторяемость выбора, распознать в нем собственную зависимость от родовой, культурной, женской памяти.

Сценическое существование Евгении Павловны в этой роли избегает всего внешне театрального. Это исполнение, построенное на отказе — от жеста, от подчеркнутой эмоции, от риторики. В этом отказе и заключается подлинная энергия роли. Элизабет говорит не громко, но именно ее интонации остаются в памяти. Они создают ту особую звуковую и смысловую атмосферу спектакля, в которой зритель впервые замечает: комедия Моэма — не о светской игре, а о структуре времени, в которую человек вписан помимо воли.

К юбилею народной артистки России Евгении Симоновой!

Премьера спектакля «Шутка мецената» в Театре имени Вл. Маяковского состоялась в 1992 году. Режиссер Татьяна Ахрамкова обратилась к сатирической прозе Аркадия Аверченко, стремясь уловить в ней настроение распадающегося мира, где шутка оказывается последним способом удержаться в реальности. Евгения Симонова исполнила роль Яблоньки — героини, вокруг которой выстраивается эмоциональная ось спектакля.

Сценическое решение роли строилось на намеренной скромности выразительных средств: тихая речь, сдержанная мимика, медленная пластика. Такой подход позволял героине остаться легкой и прозрачной, почти неуловимой. Однако местами эта воздушность как будто отчасти сбивала ритм сцен: чувствовалось, что фигура Яблоньки порой не включена в развитие действия, а существует скорее рядом с ним. Некоторые критики отмечали некую «размытость партнерства» — сцены между Яблонькой и другими персонажами, по их мнению, не достигали необходимого драматургического напряжения. Образ очерчивался, но словно не раскрывался до конца, а оставался в наброске.

Тем не менее именно такое существование героини оказалось в духе всей постановки. Ахрамкова избегала резких тонов и прямых выводов, выбирая форму почти затухающего жеста. В этом контексте дистанцированная, полуфантастическая Яблонька находилась на своем месте — не активная участница, а отражение чего-то утраченого, не вернувшегося из прошлого.

Эта работа Евгении Симоновой — не поворот в карьере, но пример того, как актер может встроиться в эстетику спектакля, даже если материал не предполагает выраженного конфликта. В этом — свой профессиональный интерес и честность по отношению к сцене.