Гиренок подарил сегодня второе издание своей последней книги – исправленное и дополненное. Аж на 160 страниц толще предыдущего. И, что главное, на хорошей белой бумаге, что ему оказалось особенно важным. Это как раз та книга, которая должна была называться «Феноменология войны и мира», но поменяла несколько раз название, концепцию и объем. По большей части это эссе, которые автор публиковал в течение последних трех лет в «Завтра» и на «Ноже», пока его не разогнали.
Мой учитель философии непоседа Саша Алексеев часто напоминал мне: «Не нужно есть весь батон, чтобы узнать его вкус». На то, что в батоне может оказаться изюм, как я замечал, учителю было наплевать. И я привык следовать его совету, в том числе и когда составлял реплику на путеводитель по Риму художницы Татьяны Ян, прочитав лишь одну главу. Но уже со второй главы пошли «изюминки».
Начну с того, что в книге чудовищное количество эпиграфов. Из кого попало. Попался даже эпиграф из казалось бы совсем персонажа не при деле – Бибихина! Это заставило немного насторожиться. Причем тут Бибихин?... А, кстати, знаете, сколько в книге эпиграфов из Бродского? Ноль! Автор «Римских элегий» удостоился всего одной короткой цитаты в скобках. Возможно, что по недогляду редактора – ведь в книге вовсе нет и еще одного «питерского» фаната Рима – Аркадия Ипполитова. Почему?
Факт, что первая презентация путеводителя состоялась в «Покровских воротах» кое-что объясняет. Вокруг центра собирается не только филокатолическая тусовка, но и круг поклонников творчества Бибихина и Седаковой, в который входят кроме прочих блогер-по-Риму Слава Швец и Виктор «Здесь был Рим» Сонькин. То есть та самая тусовка, которая травила в фейсбуке, и не сказать, чтобы ни за что, недавно упокоившегося Ипполитова, одного из лидеров тусовки Александра Тимофеевского, крестного отца «Афиши» и много чего еще. Травили за то, что Ипполитов перепутал примерно вообще все…
Наверное, Татьяна Ян должна быть на этом фоне образцом точности. Тем более при поддержке такой озабоченной фактми тусовки. И тем более, что она, как и Ипполитов, выступает в одной категории эссеистики субъективных впечатлений, то есть автофикшен, оформленного как психогеографический псевдопутеводитель.
Но вот вторая глава, фрагмент о поминальной мессе в Санта-Мария Арачели с участием массы красиво, как это у них вообще всегда, ряженых итальянских военных. На дворе теплая прекрасная золотая римская осень, 12 ноября. Авторка еле сдерживает эмоции – в лицах молящихся нет ни намека на театральность (не то что видимо у этих русских): «главное – все пришедшие на мессу были у себя дома. Прямые наследники тех, кто строил базилику – а прежде форумы и Древний Рим» (с. 85). Ладно, допустим. Хотя, как известно, нынешние итальянцы генетически примерно никакого отношения к римлянам не имеют.
Но что же такое поминали итальянские военные 12 ноября? Не поверите… Цитата: «накануне, 11-го, Европа отмечает день окончания Второй мировой войны». Нет. Не день окончания Второй мировой, а день окончания Первой мировой! Вторая мировая кончилась на амеркианском линкоре «Миссури» 2 сентября 1945 года. А первая в Компьенском лесу – как раз 11 ноября 1918 года, отмечавшимся как День перемирия, а ныне как Маковый день в Британии или День памяти павших. Вот тебе и непогрешимость озабоченных точностью авторов круга Седаковой. И заодно привет фактчекеру – такой тоже указан в книге – Наталье Ентальцевой.
Трудно понять, что творится в сознании у бывшего советского пионера и наверняка еще и комсомолки, обязанных различать две мировые войны. В анонсе книги написано, что Татьяна Ян – известный московский художник. Художнику между тем 60 лет, а о ее редких выставках арт-пресса предпочитает писать исключительно по пресс-релизам, как здесь.
Короче, как-то не везет нам с путеводителями. В них все наврали или все украли. Краденые, как «Афиша» у Lonely Planet, причем, часто лучше. А свои, как например Иванова по Стмбулу, оригинальнее, но часто ошибаются. В общем, все врут не только календари.
Начну с того, что в книге чудовищное количество эпиграфов. Из кого попало. Попался даже эпиграф из казалось бы совсем персонажа не при деле – Бибихина! Это заставило немного насторожиться. Причем тут Бибихин?... А, кстати, знаете, сколько в книге эпиграфов из Бродского? Ноль! Автор «Римских элегий» удостоился всего одной короткой цитаты в скобках. Возможно, что по недогляду редактора – ведь в книге вовсе нет и еще одного «питерского» фаната Рима – Аркадия Ипполитова. Почему?
Факт, что первая презентация путеводителя состоялась в «Покровских воротах» кое-что объясняет. Вокруг центра собирается не только филокатолическая тусовка, но и круг поклонников творчества Бибихина и Седаковой, в который входят кроме прочих блогер-по-Риму Слава Швец и Виктор «Здесь был Рим» Сонькин. То есть та самая тусовка, которая травила в фейсбуке, и не сказать, чтобы ни за что, недавно упокоившегося Ипполитова, одного из лидеров тусовки Александра Тимофеевского, крестного отца «Афиши» и много чего еще. Травили за то, что Ипполитов перепутал примерно вообще все…
Наверное, Татьяна Ян должна быть на этом фоне образцом точности. Тем более при поддержке такой озабоченной фактми тусовки. И тем более, что она, как и Ипполитов, выступает в одной категории эссеистики субъективных впечатлений, то есть автофикшен, оформленного как психогеографический псевдопутеводитель.
Но вот вторая глава, фрагмент о поминальной мессе в Санта-Мария Арачели с участием массы красиво, как это у них вообще всегда, ряженых итальянских военных. На дворе теплая прекрасная золотая римская осень, 12 ноября. Авторка еле сдерживает эмоции – в лицах молящихся нет ни намека на театральность (не то что видимо у этих русских): «главное – все пришедшие на мессу были у себя дома. Прямые наследники тех, кто строил базилику – а прежде форумы и Древний Рим» (с. 85). Ладно, допустим. Хотя, как известно, нынешние итальянцы генетически примерно никакого отношения к римлянам не имеют.
Но что же такое поминали итальянские военные 12 ноября? Не поверите… Цитата: «накануне, 11-го, Европа отмечает день окончания Второй мировой войны». Нет. Не день окончания Второй мировой, а день окончания Первой мировой! Вторая мировая кончилась на амеркианском линкоре «Миссури» 2 сентября 1945 года. А первая в Компьенском лесу – как раз 11 ноября 1918 года, отмечавшимся как День перемирия, а ныне как Маковый день в Британии или День памяти павших. Вот тебе и непогрешимость озабоченных точностью авторов круга Седаковой. И заодно привет фактчекеру – такой тоже указан в книге – Наталье Ентальцевой.
Трудно понять, что творится в сознании у бывшего советского пионера и наверняка еще и комсомолки, обязанных различать две мировые войны. В анонсе книги написано, что Татьяна Ян – известный московский художник. Художнику между тем 60 лет, а о ее редких выставках арт-пресса предпочитает писать исключительно по пресс-релизам, как здесь.
Короче, как-то не везет нам с путеводителями. В них все наврали или все украли. Краденые, как «Афиша» у Lonely Planet, причем, часто лучше. А свои, как например Иванова по Стмбулу, оригинальнее, но часто ошибаются. В общем, все врут не только календари.
Вчера эта книжка Марка Фишера по хонтологии сама превратилась в призрака. Понадобилась она мне сверить перевод, и вот ее не оказалось на нужном месте. Сначала я подумал, что ошибся, и что книги у меня просто нет, я ее не покупал, мне ее не дарили, я ее не брал почитать. Но все дело в том, что на месте не оказалось вообще всех книг Марка Фишера, а они у меня точно были! Значит я их куда-то переставил или дал почитать. Но дать почитать сразу три книжки Фишера – это было бы странно. Так что я их куда-то переставил. Но куда? Я решил действовать мудро: куда бы я переставил книги Фишера, если бы я это делал прямо сейчас? К книгам Жижека? Но там нет. К книгам спекулятивных реалистов, но они там и стояли. Через час поисков я пришел в отчаяние. Я вспомнил старую поговорку про «черта, поиграй да отдай», про барабашку, который у меня живет, и однажды – правда это было очень давно и не здесь – переставил местами все тома сочинений Гегеля и Канта. Наконец, я даже решил… включить фонарик на телефоне, хотя в доме было и без того светло! Как ни странно, фонарик помог. Он придал уверенности и сил на последний рывок! И вот он, Фишер, найден! А всего-то прятался полкой ниже от своего обычного обитания – книги лежали поверх стоявших вертикально, и их было не видно. Вероятно, я когда-то начал переставлять книги, но не закончил этот процесс или просто забыл как выпавшее звено, освободившее место для других книг на этой полке.
Интересный эффект этой старой додигитальной культуры – постоянный дефицит места, хорошего места, жертвой которого стали москвичи и книжки Марка Фишера. Нужно место чистить от старья, сдавать в макулатуру, относить в архив. Когда нам обещали цифровой рай накануне собственно цифрового ада, то обещали как раз распад различия между архивом и культурным прилавком, что в спецхран и прочие места можно буде заходить как в Икею и самому брать с полок все, что надо. Но оказалось все куда хуже: если у книг есть помойка, костер, архив, макулатура наконец, то у цифры этого не оказалось, при этом сами данные переживают кризис сохранения и дефицит места сохранения. При эом даже сгоревшие книги могут восстать из пепла, как в Геркулануме, а стер ты вот фоточку с айфона, и теперь ее нету…
Интересный эффект этой старой додигитальной культуры – постоянный дефицит места, хорошего места, жертвой которого стали москвичи и книжки Марка Фишера. Нужно место чистить от старья, сдавать в макулатуру, относить в архив. Когда нам обещали цифровой рай накануне собственно цифрового ада, то обещали как раз распад различия между архивом и культурным прилавком, что в спецхран и прочие места можно буде заходить как в Икею и самому брать с полок все, что надо. Но оказалось все куда хуже: если у книг есть помойка, костер, архив, макулатура наконец, то у цифры этого не оказалось, при этом сами данные переживают кризис сохранения и дефицит места сохранения. При эом даже сгоревшие книги могут восстать из пепла, как в Геркулануме, а стер ты вот фоточку с айфона, и теперь ее нету…
Василий Чистюхин, московский художник, 36 лет, который начинает вести дневник. Столько же будет Андрею Монастырскому, когда он окончит свой дневник художника, который затем получит название «Каширское шоссе». Василий Чистюхин мог назвать свою повесть «Варшавское шоссе» - в книге указан дом, квартира, этаж и домофон автора. Если бы еще был указан телефон, то я бы позвонил ему и пригласил на семинар по его книге на факультет, где мы собираемся со студентами разбирать тему успеха в арт-индустриях. В добавок к этому дневнику у нас для разбора будут анекдоты Яны Сидоркиной о повседневной жизни арт-сообщества. Интересно, что была идея эти анекдоты, составленные вместе с chatGPT, предложить этому же издательству, но видимо уже нет.
И да, книга куплена в рамках акции поддержки сотрудников издательства.
И да, книга куплена в рамках акции поддержки сотрудников издательства.
Трудно найти между Монастырским и Чистюхиным параллели и совпадения – если не представить их своего рода инверсиями друг друга – трагедией и фарсом, но без пафоса – скорее драмой и кичем. Советский был эпохи «вненаходимости», т.е. застоя, это повседневность без интерпелляции – ты буквально никому не нужен, история не цепляет тебя к своему бегу в сторону коммунизма, и если она вообще когда-либо заканчивалась, то не когда рухнула Берлинская стена, а между московскими Фестивалем и Олимпиадой. Андрей Монастырский жаждет обрести этот «зов бытия», ему трудно быть ненужным, без интерпеллятивной силы субъективации со стороны сил внешнего он не справляется. Он начинает сам вызывать эту интерпелляцию, запутавшись между иисусовой молитвой, йогой и медикаментами.
Силы внешнего сами находят Василия Чистюхина, ему даже молиться не пришлось. Главред издательства сам нашел его и предложил писать дневник лузера. В инверсивной логике сил внешнего сталкинг оказывается на месте откровения. В мире Монастырского все переполнено символикой, смещающейся, раздваивающейся, паразитирующей на объектах – у всего есть двойное значение, как минимум. В повседневности Чистюхина все на своих местах и обладает четким и только таким значением – как в идеальном мире Крипке, где жесткие десигнаторы держат за шиворот всякий объект, не давая ему сбежать в мир духовных коннотаций…
Но конец у историй немного предсказуемый и общий. Дневник Чистюхина завершается интервью с самим собой – цикл завершен, книга написана, знаки покидают его, автор на грани сумасшествия.
Силы внешнего сами находят Василия Чистюхина, ему даже молиться не пришлось. Главред издательства сам нашел его и предложил писать дневник лузера. В инверсивной логике сил внешнего сталкинг оказывается на месте откровения. В мире Монастырского все переполнено символикой, смещающейся, раздваивающейся, паразитирующей на объектах – у всего есть двойное значение, как минимум. В повседневности Чистюхина все на своих местах и обладает четким и только таким значением – как в идеальном мире Крипке, где жесткие десигнаторы держат за шиворот всякий объект, не давая ему сбежать в мир духовных коннотаций…
Но конец у историй немного предсказуемый и общий. Дневник Чистюхина завершается интервью с самим собой – цикл завершен, книга написана, знаки покидают его, автор на грани сумасшествия.
Forwarded from ЕЖ
Куйбышевский районный суд Петербурга назначил книжному магазину «Подписные издания» административный штраф в размере 800 тысяч рублей по протоколу о «пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений и смены пола». Протокол в отношении магазина составили из-за продажи трех книг издательства Ad Marginem. — «Тело каждого» Оливии Лэнг и «О женщинах» и «Против интерпретации и другие эссе» Сьюзен Зонтаг. В текстах обнаружили «признаки пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений, идей запрещенного судом движения „ЛГБТ“».
Платформа X (ru)|Платформa Х (eng)|BlueSky|WhatsApp
Платформа X (ru)|Платформa Х (eng)|BlueSky|WhatsApp
У Максима Каширина, главреда SWN и совладельца Simple, есть коллекция искусства, а в ней… не поверите! Не Вася Ложкин, а вовсе даже Зина Исупова! Бывшая девушка Вани Бражкина и автор одной из картин в моей коллекции – там, где Жижек целуется со Сталиным на фоне поцелуя Врубеля на Берлинской стене (сюжет придумал я). Кстати. В той же коллекции есть Света Шуваева, Ирина Корина, Александра Паперно. Вилимо все куплено на СosMoscow.
В моей галерее не так, чтобы всего было дофига, но помимо Бражкина и Исуповой есть естественно Вася Ложкин, Настя Потемкина, Иван Гог (то есть я), Дмитрий Марголин, Гарик Карасев, Наталья Кожинова, Денис Бычихин, Андрей Горохов, какое-то число икон, непонятные гравюры и картина искусства какого-то африканца с рынком в тауншипе, ЮАР.
Помимо искусства в номере большой, но фрагментарный репортаж с VinItaly, куда я все мечтаю попасть. Но там теперь для лохов ценник 125 евро с носа, так что видимо только журналистом, пора уже себе пресс-карту распечатать. Еще есть интервью с мужиком о том, что творится в зоне кьянти и пара анекдотов, которые мне пригодились для канала.
В моей галерее не так, чтобы всего было дофига, но помимо Бражкина и Исуповой есть естественно Вася Ложкин, Настя Потемкина, Иван Гог (то есть я), Дмитрий Марголин, Гарик Карасев, Наталья Кожинова, Денис Бычихин, Андрей Горохов, какое-то число икон, непонятные гравюры и картина искусства какого-то африканца с рынком в тауншипе, ЮАР.
Помимо искусства в номере большой, но фрагментарный репортаж с VinItaly, куда я все мечтаю попасть. Но там теперь для лохов ценник 125 евро с носа, так что видимо только журналистом, пора уже себе пресс-карту распечатать. Еще есть интервью с мужиком о том, что творится в зоне кьянти и пара анекдотов, которые мне пригодились для канала.
Провел с Гомером весну. Не только с этой книжкой, слишком уж ориентированной на французский контекст с упоминаниями деятелей второго плана. Но и с курсом Любови Сумм на «Магистерии», хотя тот в три раза дороже. Без него существенной части того, что написал Тессон, не будет понятно. Это лучший комментарий к книжке, нежели смешные сноски в ней типа «Ханна Арендт – немецкий философ».
Из всего богатого протопонятийного мира греков Тессон выбирает модное здесь в начале века (господи, еще недавно эти слова означали 1900-1910-е) и на Западе после Арендт и Фуко понятие хюбрис, синонимичное трансгрессии. Я помню тут интеллектуалы бегали и везде видели хюбрис – от Навального до потепления глобального. Хотя у этого слова есть вполне нормальный русский перевод – «охуел». Даже если прочесть определение хюбриса в википедии, никаких сомнений не остается: «нарушение божественной воли в сочетании с чреватым возмездием желанием обожествления». Собственно, центральная драма по Тессону – это преодоление греком этого невменяемого состояния немотивированной злости, умиротворение. Поскольку мужик поехал читать Гомера на греческие острова, которые на деле и не в туристический сезон оказались совсем не гостеприимными, главным для него была «Одиссея».
У Сумм же главным скорее, если вообще что-то выделять, является гнев, менис. С него начинается, как известно, «Илиада» - и ими его длительностью задается темпоральность поэмы и ее сюжет. «Илиада» для Сумм важнее «Одиссеи», впрочем это нетрудно понять потому, что она содержательно насыщеннее исторически, документальна, а не какая-то сказочка. В курсе разбирается поэтика Гомера, вопрос об авторстве и проч. Книжка же Тессона – это что-то вроде затянувшегося трейлера к двухсерийной франшизе. В общем, выбор понятен: читайте Гомера!
Из всего богатого протопонятийного мира греков Тессон выбирает модное здесь в начале века (господи, еще недавно эти слова означали 1900-1910-е) и на Западе после Арендт и Фуко понятие хюбрис, синонимичное трансгрессии. Я помню тут интеллектуалы бегали и везде видели хюбрис – от Навального до потепления глобального. Хотя у этого слова есть вполне нормальный русский перевод – «охуел». Даже если прочесть определение хюбриса в википедии, никаких сомнений не остается: «нарушение божественной воли в сочетании с чреватым возмездием желанием обожествления». Собственно, центральная драма по Тессону – это преодоление греком этого невменяемого состояния немотивированной злости, умиротворение. Поскольку мужик поехал читать Гомера на греческие острова, которые на деле и не в туристический сезон оказались совсем не гостеприимными, главным для него была «Одиссея».
У Сумм же главным скорее, если вообще что-то выделять, является гнев, менис. С него начинается, как известно, «Илиада» - и ими его длительностью задается темпоральность поэмы и ее сюжет. «Илиада» для Сумм важнее «Одиссеи», впрочем это нетрудно понять потому, что она содержательно насыщеннее исторически, документальна, а не какая-то сказочка. В курсе разбирается поэтика Гомера, вопрос об авторстве и проч. Книжка же Тессона – это что-то вроде затянувшегося трейлера к двухсерийной франшизе. В общем, выбор понятен: читайте Гомера!
Великое изобретение Сеты Лоу – можно сидеть в кабаке, смотреть в окно и это будет антропологией! Не то, чтобы метод этот не был ранее известен – хотя бы по ситуационистским практикам или фильмам со статичной камерой типа тех, которые снимал Энди Уорхол. Но ситуационистам не хватило усидчивости, а Уорхолу – желания, чтобы все это превратить в науку. Логично, что после книги, которую она таким образом написала – у нас ее зачем-то перевели как «Пласа», хотя это тупо площадь, на женщину напали всякие критики. И вот теперь у нее вышел на этом языке (а на языке оригинала в 2017 году) ответ критикам – полностью методологическое введение в урбанизм-на-диване. Книжка, кстати, хороша скорее для преподавателя, чем для исследователя: всякие аффективные повороты и прочее разбираются с самого их начала и до нынешнего состояния дел в методе или практике плюс примеры, которые можно сочинить по ее модели самому.
Пишут, что «Фаланстер» оштрафовали на 80 тысяч рублей за «сотрудничество с нежелательной организацией». Собственно эта «организация» - некая американская ассоциация Анархического чёрного креста (АЧК), видимо распространяла книжки некоего не известного мне ни разу Игоря Олиневича. Магазин денег за эти книги поставщикам не перечислял. А договор с ними был составлен задолго до признания АЧК «нежелательной организацией».
В общем, пока отделались легко. Но у всего этого может быть продолжение. Во-первых, какие-то стукачи протоптали дорожку в магазин. Это, конечно, не в первый раз. И раньше были ментовские налеты, но они не носили характер кампании. Во-вторых, с июня ужесточается законодательство по финансированию экстремизма – там какой-то мутный закон, но суть в том, что расширяются основания по включению в списки этих самых «экстремистов».
Все это, конечно, однажды может быть спущено на тормоза. Как когда-то массовые дела по 282 статье. Но пока причин им сворачивать борьбу за "суверенизацию" страны не видно.
В общем, пока отделались легко. Но у всего этого может быть продолжение. Во-первых, какие-то стукачи протоптали дорожку в магазин. Это, конечно, не в первый раз. И раньше были ментовские налеты, но они не носили характер кампании. Во-вторых, с июня ужесточается законодательство по финансированию экстремизма – там какой-то мутный закон, но суть в том, что расширяются основания по включению в списки этих самых «экстремистов».
Все это, конечно, однажды может быть спущено на тормоза. Как когда-то массовые дела по 282 статье. Но пока причин им сворачивать борьбу за "суверенизацию" страны не видно.