Иосиф Бродский
"В альбом Натальи Скавронской, 1969 г."
Осень. Оголённость тополей
раздвигает коридор аллей
в нашем не-именьи. Ставни бьются
друг о друга. Туч невпроворот,
солнце забуксует. У ворот
лужа, как расколотое блюдце.
Спинка стула, платьица без плеч.
Ни тебя в них больше не облечь,
ни сестёр, раздавшихся за лето.
Пальцы со следами до-ре-ми.
В бельэтаже хлопают дверьми,
будто бы палят из пистолета.
И моя над бронзовым узлом
пятерня, как посуху — веслом.
«Запираем» — кличут — «Запираем!»
Не рыдай, что будущего нет.
Это — тоже в перечне примет
места, именуемого Раем.
Запрягай же, жизнь моя сестра,
в бричку яблонь серую. Пора!
По просёлкам, перелескам, гатям,
за семь верст некрашеных и вод,
к станции, туда, где небосвод
заколочен досками, покатим.
Ну, пошёл же! Шляпу придержи
да под хвост не опускай вожжи.
Эх, целуйся, сталкивайся лбами!
То не в церковь белую к венцу —
прямо к света нашего концу,
точно в рощу - вместе - за грибами.
(Формат: "Классическая (советская) поэзия. Жанр: философская лирика. Возраст: 16+)
"В альбом Натальи Скавронской, 1969 г."
Осень. Оголённость тополей
раздвигает коридор аллей
в нашем не-именьи. Ставни бьются
друг о друга. Туч невпроворот,
солнце забуксует. У ворот
лужа, как расколотое блюдце.
Спинка стула, платьица без плеч.
Ни тебя в них больше не облечь,
ни сестёр, раздавшихся за лето.
Пальцы со следами до-ре-ми.
В бельэтаже хлопают дверьми,
будто бы палят из пистолета.
И моя над бронзовым узлом
пятерня, как посуху — веслом.
«Запираем» — кличут — «Запираем!»
Не рыдай, что будущего нет.
Это — тоже в перечне примет
места, именуемого Раем.
Запрягай же, жизнь моя сестра,
в бричку яблонь серую. Пора!
По просёлкам, перелескам, гатям,
за семь верст некрашеных и вод,
к станции, туда, где небосвод
заколочен досками, покатим.
Ну, пошёл же! Шляпу придержи
да под хвост не опускай вожжи.
Эх, целуйся, сталкивайся лбами!
То не в церковь белую к венцу —
прямо к света нашего концу,
точно в рощу - вместе - за грибами.
(Формат: "Классическая (советская) поэзия. Жанр: философская лирика. Возраст: 16+)
Иосиф Бродский
"Топилась печь..."
Топилась печь. Огонь дрожал во тьме.
Древесные угли чуть-чуть искрились.
Но мысли о зиме, о всей зиме,
каким-то странным образом роились.
Какой печалью нужно обладать,
чтоб вместо парка, что за три квартала,
пейзаж неясный долго вспоминать,
но знать, что больше нет его; не стало.
Да, понимать, что все пришло к концу
тому назад едва ль не за два века, —
но мыслями блуждать в ночном лесу
и все не слышать стука дровосека.
Стоят стволы, стоят кусты в ночи.
Вдали холмы лежат во тьме угрюмо.
Луна горит, как весь огонь в печи,
и жжет стволы. Но только нет в ней шума.
(Формат: "Классическая (советская) поэзия. Жанр: лирика. Возраст: 12+)
"Топилась печь..."
Топилась печь. Огонь дрожал во тьме.
Древесные угли чуть-чуть искрились.
Но мысли о зиме, о всей зиме,
каким-то странным образом роились.
Какой печалью нужно обладать,
чтоб вместо парка, что за три квартала,
пейзаж неясный долго вспоминать,
но знать, что больше нет его; не стало.
Да, понимать, что все пришло к концу
тому назад едва ль не за два века, —
но мыслями блуждать в ночном лесу
и все не слышать стука дровосека.
Стоят стволы, стоят кусты в ночи.
Вдали холмы лежат во тьме угрюмо.
Луна горит, как весь огонь в печи,
и жжет стволы. Но только нет в ней шума.
(Формат: "Классическая (советская) поэзия. Жанр: лирика. Возраст: 12+)
Сегодня (01 ноября, вторник) в 17-40 по мск основатель группы Театральные монологи Александр Баринов ответит на вопросы по театру, поступлению в творческие вузы, и на прочие, если у кого-то они есть.
💫Видеострим будет в нашей группе в ВК: https://vk.com/monologteatr
Очень ждём Вас.♈
💫Видеострим будет в нашей группе в ВК: https://vk.com/monologteatr
Очень ждём Вас.♈
ВКонтакте
ТЕАТРАЛЬНЫЕ МОНОЛОГИ
Это группа создана для педагогов, абитуриентов, студентов и выпускников (театральных) вузов России - с целью помочь подобрать лучший текст (стих, отрывок, монолог, басню, прозу) для поступления, экзамена, показа в театральные вузы, театральные колледжи (на…
Е. Евтушенко
"Не исчезай"
Не исчезай... Исчезнув из меня,
развоплотясь, ты из себя исчезнешь,
себе самой навеки изменя,
и это будет низшая нечестность.
Не исчезай... Исчезнуть — так легко.
Воскреснуть друг для друга невозможно.
Смерть втягивает слишком глубоко.
Стать мертвым хоть на миг — неосторожно.
Не исчезай... Забудь про третью тень.
В любви есть только двое. Третьих нету.
Чисты мы будем оба в Судный день,
когда нас трубы призовут к ответу.
Не исчезай... Мы искупили грех.
Мы оба неподсудны, невозбранны.
Достойны мы с тобой прощенья тех,
кому невольно причинили раны.
Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг,
но как нам после встретиться в столетьях?
Возможен ли на свете твой двойник
и мой двойник? Лишь только в наших детях.
Не исчезай. Дай мне свою ладонь.
На ней написан я — я в это верю.
Тем и страшна последняя любовь,
что это не любовь, а страх потери...
(Формат: "Современная поэзия". Жанр: мелодрама. Возраст: 16+)
"Не исчезай"
Не исчезай... Исчезнув из меня,
развоплотясь, ты из себя исчезнешь,
себе самой навеки изменя,
и это будет низшая нечестность.
Не исчезай... Исчезнуть — так легко.
Воскреснуть друг для друга невозможно.
Смерть втягивает слишком глубоко.
Стать мертвым хоть на миг — неосторожно.
Не исчезай... Забудь про третью тень.
В любви есть только двое. Третьих нету.
Чисты мы будем оба в Судный день,
когда нас трубы призовут к ответу.
Не исчезай... Мы искупили грех.
Мы оба неподсудны, невозбранны.
Достойны мы с тобой прощенья тех,
кому невольно причинили раны.
Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг,
но как нам после встретиться в столетьях?
Возможен ли на свете твой двойник
и мой двойник? Лишь только в наших детях.
Не исчезай. Дай мне свою ладонь.
На ней написан я — я в это верю.
Тем и страшна последняя любовь,
что это не любовь, а страх потери...
(Формат: "Современная поэзия". Жанр: мелодрама. Возраст: 16+)
Евгений Сартинов
"Юрка"
Настя поколдовала у себя на столе, разнесла сосуды с лечебной жидкостью, подключила их к маскам, показала, как включать ингаляторы, перевернула всем четверым песочные часы. Мужчины замолчали, дыша сосредоточено, с чувством ответственно выполняемой работы.
"Мне кажется, это не мед", - мелькнуло в голове у губернатора. Но затем он как-то быстро забыл про свои сомнения, так ему стало хорошо.
Юрка в этом момент спаивал двух медсестер с другой половины отделения. Аргумент для пьянки у него был все тот же, простой и железный - его увольняли, и выпивка будет сегодня или уже никогда. Девки - Лена и Наташа, были совсем молодыми, настоящего французского коньяка отродясь не пили, тем более под такой аппетитный шашлык, так что решили попробовать грамм по двадцать "Мартеля". Потом по сорок, потом по шестьдесят. Потом они как-то забыли про своих пациентов, сидели, болтали о своем, жуя шашлык. Один из пациентов, престарелый министр образования, сидел в отдельном кабинете с большой железной конструкцией на голове, больше похожей на шапку Мономаха, только без камней и мехов. Нет, электромагнит был штукой классной, должен был снижать давление, только в отечественной конструкции сломался таймер, и теперь ее выключали так же по обычным песочным часам. Песок давно высыпался, а министр все дремал и дремал. А в другом кабинете сидела приятной округлости дама лет сорока, с довольно миловидным лицом - министр культуры. На ее ногах были уродливые сооружения для лимфодренажа. Они надувались и сдувались, по идее помогая прогонять кровь в ноги. Но медсестра Лена чуть не рассчитала силу массажа, сроки окончания для этой процедуры давно прошли, и министр чувствовала себя как испанская ведьма в испанских сапогах в застенках испанской же инквизиции. Она терпела, скрипела зубами, но никто не приходил, чтобы освободить её от этой пытки.
Песок в песочных часах давно улёгся красивым конусом, а губернатор и его свита всё дышали и дышали. Уже и вода в ингаляторных стаканчиках выпарилась, а они все никак не отрывали лиц от пластиковых прозрачных масок. Настя, чуть пришедшая в себя, заметила это, ахнула и начала отбирать у них маски:
- Хорошо как подышали, я, словно в детство попал, - сказал губернатор, пытаясь встать со стула. Это ему удалось с третьей попытки, два молодых его друга поднялись сразу, но обоих повело в разные стороны, причем один из них смахнул со стола несколько приготовленных к процедурам масок, а второй едва не разбил стоящий в углу аппарат для прогрева носа. Осуждения это не вызвало, и губернатор и оба дебошира дружно рассмеялись. Дольше всех сидел с маской тот самый противник меда, у которого даже глаза сошлись в кучу, так ему понравилась эта процедура. Настя не сразу, но смогла оторвать его от маски. Тут и оказалось, что кожа под ней приобрела ярко-красный оттенок. Настя перепутала стаканчики, и мед сунула телохранителю, а шалфей губернатору. Теперь парень напоминал лицом очень редкую, вымирающую мартышку с острова Суматра - косоглазого красноморда. Этот новый облик телохранителя привел губернатора, и двоих его друзей в бурный восторг. Они ржали во всю глотку, приседая от хохота и тыча в коллегу пальцем. А тот ничего не мог понять, но счастливо улыбался - ему было очень хорошо.
(Формат: "Современная проза". Жанр: комедийная мелодрама. Возраст: 14+)
"Юрка"
Настя поколдовала у себя на столе, разнесла сосуды с лечебной жидкостью, подключила их к маскам, показала, как включать ингаляторы, перевернула всем четверым песочные часы. Мужчины замолчали, дыша сосредоточено, с чувством ответственно выполняемой работы.
"Мне кажется, это не мед", - мелькнуло в голове у губернатора. Но затем он как-то быстро забыл про свои сомнения, так ему стало хорошо.
Юрка в этом момент спаивал двух медсестер с другой половины отделения. Аргумент для пьянки у него был все тот же, простой и железный - его увольняли, и выпивка будет сегодня или уже никогда. Девки - Лена и Наташа, были совсем молодыми, настоящего французского коньяка отродясь не пили, тем более под такой аппетитный шашлык, так что решили попробовать грамм по двадцать "Мартеля". Потом по сорок, потом по шестьдесят. Потом они как-то забыли про своих пациентов, сидели, болтали о своем, жуя шашлык. Один из пациентов, престарелый министр образования, сидел в отдельном кабинете с большой железной конструкцией на голове, больше похожей на шапку Мономаха, только без камней и мехов. Нет, электромагнит был штукой классной, должен был снижать давление, только в отечественной конструкции сломался таймер, и теперь ее выключали так же по обычным песочным часам. Песок давно высыпался, а министр все дремал и дремал. А в другом кабинете сидела приятной округлости дама лет сорока, с довольно миловидным лицом - министр культуры. На ее ногах были уродливые сооружения для лимфодренажа. Они надувались и сдувались, по идее помогая прогонять кровь в ноги. Но медсестра Лена чуть не рассчитала силу массажа, сроки окончания для этой процедуры давно прошли, и министр чувствовала себя как испанская ведьма в испанских сапогах в застенках испанской же инквизиции. Она терпела, скрипела зубами, но никто не приходил, чтобы освободить её от этой пытки.
Песок в песочных часах давно улёгся красивым конусом, а губернатор и его свита всё дышали и дышали. Уже и вода в ингаляторных стаканчиках выпарилась, а они все никак не отрывали лиц от пластиковых прозрачных масок. Настя, чуть пришедшая в себя, заметила это, ахнула и начала отбирать у них маски:
- Хорошо как подышали, я, словно в детство попал, - сказал губернатор, пытаясь встать со стула. Это ему удалось с третьей попытки, два молодых его друга поднялись сразу, но обоих повело в разные стороны, причем один из них смахнул со стола несколько приготовленных к процедурам масок, а второй едва не разбил стоящий в углу аппарат для прогрева носа. Осуждения это не вызвало, и губернатор и оба дебошира дружно рассмеялись. Дольше всех сидел с маской тот самый противник меда, у которого даже глаза сошлись в кучу, так ему понравилась эта процедура. Настя не сразу, но смогла оторвать его от маски. Тут и оказалось, что кожа под ней приобрела ярко-красный оттенок. Настя перепутала стаканчики, и мед сунула телохранителю, а шалфей губернатору. Теперь парень напоминал лицом очень редкую, вымирающую мартышку с острова Суматра - косоглазого красноморда. Этот новый облик телохранителя привел губернатора, и двоих его друзей в бурный восторг. Они ржали во всю глотку, приседая от хохота и тыча в коллегу пальцем. А тот ничего не мог понять, но счастливо улыбался - ему было очень хорошо.
(Формат: "Современная проза". Жанр: комедийная мелодрама. Возраст: 14+)
И.А. Бунин "Без гнезда"
Куда мне деться? Что предпринять? Я как одинокая птица без гнезда. Нахохлившись, сидит она на голой, сухой ветке. Оставаться тошно... а куда полететь?
И вот она расправляет свои крылья - и бросается вдаль стремительно и прямо, как голубь, вспугнутый ястребом. Не откроется ли где зеленый, приютный уголок, нельзя ли будет свить где-нибудь хоть временное гнездышко?
Птица летит, летит и внимательно глядит вниз.
Под нею желтая пустыня, безмолвная, недвижная, мертвая...
Птица спешит, перелетает пустыню и все глядит вниз, внимательно и тоскливо.
Под нею море, желтое, мертвое, как пустыня. Правда, оно шумит и движется, но в нескончаемом грохоте, в однообразном колебании его валов тоже нет жизни и тоже негде приютиться.
Устала бедная птица... Слабеет взмах ее крыльев; ныряет ее полет. Взвилась бы она к небу... но не свить же гнезда в этой бездонной пустоте!
Она сложила, наконец, крылья... и с протяжным стоном пала в море.
Волна ее поглотила... и покатилась вперед, по-прежнему бессмысленно шумя.
Куда же деться мне? И не пора ли и мне - упасть в море?
(Формат: "Классическая проза". Жанр: декаданс. Возраст: 16+)
Куда мне деться? Что предпринять? Я как одинокая птица без гнезда. Нахохлившись, сидит она на голой, сухой ветке. Оставаться тошно... а куда полететь?
И вот она расправляет свои крылья - и бросается вдаль стремительно и прямо, как голубь, вспугнутый ястребом. Не откроется ли где зеленый, приютный уголок, нельзя ли будет свить где-нибудь хоть временное гнездышко?
Птица летит, летит и внимательно глядит вниз.
Под нею желтая пустыня, безмолвная, недвижная, мертвая...
Птица спешит, перелетает пустыню и все глядит вниз, внимательно и тоскливо.
Под нею море, желтое, мертвое, как пустыня. Правда, оно шумит и движется, но в нескончаемом грохоте, в однообразном колебании его валов тоже нет жизни и тоже негде приютиться.
Устала бедная птица... Слабеет взмах ее крыльев; ныряет ее полет. Взвилась бы она к небу... но не свить же гнезда в этой бездонной пустоте!
Она сложила, наконец, крылья... и с протяжным стоном пала в море.
Волна ее поглотила... и покатилась вперед, по-прежнему бессмысленно шумя.
Куда же деться мне? И не пора ли и мне - упасть в море?
(Формат: "Классическая проза". Жанр: декаданс. Возраст: 16+)
Здравствуйте, друзья. Открывается группа выходного дня по нашему курсу "Играть просто". Подробнее о курсе - тут:
Занятия будут проходить по воскресеньям (начиная с 13.11.) с 17-00 до 20-00 (с перерывом). Пробное занятие - первый час работы 13.11. То есть, мы встречаемся у метро Бауманская (Плетешковский переулок 5) в небольшом уютном зале рядом с метро в 17-00 и занимаемся до 18-00. Далее, кто хочет записаться - занимается дальше, до 20-00. Кто не хочет - тот уходит. Разумеется, пробное занятие бесплатно.
Курс будет длиться (повторимся) с 13.11. по 25.12., что означает 7 занятий по три часа. По договоренности, можем продолжить курс с конца января. Наиболее продвинутые смогут поучаствовать в создании спектакля основного курса "Играть просто", который уже идёт.
Стоимость курса "воскресного дня" 8 тыс. руб. (13.11. - 25.12.).
Запись на курс (пробное занятие): @AlBarinov1 (Телеграм) или (Вотсап) https://wa.me/message/K7IJXUE5RI2SL1
До встречи 13.11.!
Занятия будут проходить по воскресеньям (начиная с 13.11.) с 17-00 до 20-00 (с перерывом). Пробное занятие - первый час работы 13.11. То есть, мы встречаемся у метро Бауманская (Плетешковский переулок 5) в небольшом уютном зале рядом с метро в 17-00 и занимаемся до 18-00. Далее, кто хочет записаться - занимается дальше, до 20-00. Кто не хочет - тот уходит. Разумеется, пробное занятие бесплатно.
Курс будет длиться (повторимся) с 13.11. по 25.12., что означает 7 занятий по три часа. По договоренности, можем продолжить курс с конца января. Наиболее продвинутые смогут поучаствовать в создании спектакля основного курса "Играть просто", который уже идёт.
Стоимость курса "воскресного дня" 8 тыс. руб. (13.11. - 25.12.).
Запись на курс (пробное занятие): @AlBarinov1 (Телеграм) или (Вотсап) https://wa.me/message/K7IJXUE5RI2SL1
До встречи 13.11.!
Telegram
ТЕАТРАЛЬНЫЕ МОНОЛОГИ
Актерское мастерство у метро Бауманская (5 мин пешком от метро)
Актерский игровой курс "Играть просто"
▪Курс предназначен для взрослых (от 16 лет до 46 лет), которые на время забыли, что они талантливы. Курс идеально подойдет для тех, кто хочет овладеть…
Актерский игровой курс "Играть просто"
▪Курс предназначен для взрослых (от 16 лет до 46 лет), которые на время забыли, что они талантливы. Курс идеально подойдет для тех, кто хочет овладеть…
Вислава Шимборская
"Две обезьяны Брейгеля"
Таков мой извечный сон выпускницы:
две скованных цепью обезьяны в нише окна,
а за окном — небо пляшет
и море резвится.
Сдаю я историю человечества.
Запинаюсь и плаваю.
Одна обезьяна, не сводя с меня глаз, благосклонно внимает,
вторая — похоже что в забытьи,
а когда после заданного вопроса молчание повисает,
та, другая, подсказку мне посылает
тихим позвякиваньем цепи.
(Формат: "Современная поэзия". Жанр: драма. Возраст: 16+).
"Две обезьяны Брейгеля"
Таков мой извечный сон выпускницы:
две скованных цепью обезьяны в нише окна,
а за окном — небо пляшет
и море резвится.
Сдаю я историю человечества.
Запинаюсь и плаваю.
Одна обезьяна, не сводя с меня глаз, благосклонно внимает,
вторая — похоже что в забытьи,
а когда после заданного вопроса молчание повисает,
та, другая, подсказку мне посылает
тихим позвякиваньем цепи.
(Формат: "Современная поэзия". Жанр: драма. Возраст: 16+).
Даниил Хармс
"Упадание"
Два человека упали с крыши пятиэтажного дома новостройки. Кажется, школы. Они съехали по крыше в сидячем положении до самой кромки и тут начали падать.
Их падение раньше всех заметила Ида Марковна. Она стояла у окна в противоложном доме и сморкалась в стакан. И вдруг она увидела, что кто-то с крыши противоположного дома начинает падать. Вглядевшись, Ида Марковна увидела, что это начинают падать сразу целых двое. Совершенно растерявшись, Ида Марковна содрала с себя рубашку и начала этой рубашкой скорее протирать запотевшее оконное стекло, чтобы лучше разглядеть, кто там падает с крыши. Однако сообразив, что, пожалуй, па- дающие могут увидеть ее голой и невесть чего про нее подумать, Ида Марковна отскочила от окна за плетеный треножник, на котором стоял горшок с цветком.
В это время падающих с крыш увидела другая особа, живущая в том же доме, что и Ида Марковна, но только двумя этажами ниже. Особу эту тоже звали Ида Марковна. Она, как раз в это время, сидела с ногами на подоконнике и пришивала к своей туфле пуговку. Взгянув в окно, она увидела падающих с крыши. Ида Мар- ковна взвизгнула и, вскочив с подоконника, начала спешно открывать окно, чтобы лучше увидеть, как падающие с крыши ударятся об землю. Но окно не открывалось. Ида Марковна вспомнила, что она забила окно снизу гвоздем, и кинулась к печке, в которой она хранила инструменты: четыре молотка, долото и клещи.
Схватив клещи, Ида Марковна опять подбежала к окну и выдернула гвоздь. Теперь окно легко распахнулось. Ида Марковна высунулась из окна и увидела, как падающие с крыши со свистом подлетали к земле.
На улице собралась уже небольшая толпа. Уже раздавались свистки, и к месту ожидаемого происшествия не спеша подходил маленького роста милиционер. Носатый дворник суетился, расталкивая людей и поясняя, что падающие с крыши могут вдарить собравшихся по головам.
К этому времени уже обе Иды Марковны, одна в платье, а другая голая, высунувшись в окно, визжали и били ногами.
И вот наконец, расставив руки и выпучив глаза, падающие с крыши ударились об землю.
Так и мы иногда, упадая с высот достигнутых, ударяемся об унылую клеть нашей будущности.
(Формат: "Классическая проза". Жанр: юмореска. Возраст: 16+)
"Упадание"
Два человека упали с крыши пятиэтажного дома новостройки. Кажется, школы. Они съехали по крыше в сидячем положении до самой кромки и тут начали падать.
Их падение раньше всех заметила Ида Марковна. Она стояла у окна в противоложном доме и сморкалась в стакан. И вдруг она увидела, что кто-то с крыши противоположного дома начинает падать. Вглядевшись, Ида Марковна увидела, что это начинают падать сразу целых двое. Совершенно растерявшись, Ида Марковна содрала с себя рубашку и начала этой рубашкой скорее протирать запотевшее оконное стекло, чтобы лучше разглядеть, кто там падает с крыши. Однако сообразив, что, пожалуй, па- дающие могут увидеть ее голой и невесть чего про нее подумать, Ида Марковна отскочила от окна за плетеный треножник, на котором стоял горшок с цветком.
В это время падающих с крыш увидела другая особа, живущая в том же доме, что и Ида Марковна, но только двумя этажами ниже. Особу эту тоже звали Ида Марковна. Она, как раз в это время, сидела с ногами на подоконнике и пришивала к своей туфле пуговку. Взгянув в окно, она увидела падающих с крыши. Ида Мар- ковна взвизгнула и, вскочив с подоконника, начала спешно открывать окно, чтобы лучше увидеть, как падающие с крыши ударятся об землю. Но окно не открывалось. Ида Марковна вспомнила, что она забила окно снизу гвоздем, и кинулась к печке, в которой она хранила инструменты: четыре молотка, долото и клещи.
Схватив клещи, Ида Марковна опять подбежала к окну и выдернула гвоздь. Теперь окно легко распахнулось. Ида Марковна высунулась из окна и увидела, как падающие с крыши со свистом подлетали к земле.
На улице собралась уже небольшая толпа. Уже раздавались свистки, и к месту ожидаемого происшествия не спеша подходил маленького роста милиционер. Носатый дворник суетился, расталкивая людей и поясняя, что падающие с крыши могут вдарить собравшихся по головам.
К этому времени уже обе Иды Марковны, одна в платье, а другая голая, высунувшись в окно, визжали и били ногами.
И вот наконец, расставив руки и выпучив глаза, падающие с крыши ударились об землю.
Так и мы иногда, упадая с высот достигнутых, ударяемся об унылую клеть нашей будущности.
(Формат: "Классическая проза". Жанр: юмореска. Возраст: 16+)
Даниил Хармс
"Вещь"
Мама, папа и прислуга по названию Наташа сидели за столом и пили.
Папа был несомненно забулдыга. Даже мама смотрела на него свысока. Но это не мешало папе быть очень хорошим человеком. Он очень добродушно смеялся и качался на стуле. Горничная Наташа, в наколке и передничке, все время невозможно смеялась. Папа веселил всех своей бородой, но горничная Наташа конфузливо опускала глаза, изображая, что она стес- няется.
Мама, высокая женщина с большой прической, говорила лошадиным голосом. Мамин голос трубил в столовой, отзываясь на дворе и в других комнатах.
Выпив по первой рюмочке, все на секунду замолчали и поели колбасы. Немного погодя все опять заговорили.
Вдруг, совершенно неожиданно, в дверь кто-то постучал. Ни папа, ни мама, ни горничная Наташа не могли догадаться, кто это стучит в двери.
- Как это странно, - сказал папа. - Кто бы там мог стучать в дверь?
Мама сделала соболезнующее лицо и не в очередь налила себе вторую рюмочку, выпила и сказал:
- Странно.
Папа ничего не сказал плохого, но налил себе тоже рюмочку, выпил и встал из-за стола.
Ростом был папа невысок. Не в пример маме. Мама была высокой, полной женщиной с лошадиным голосом, а папа был просто ее супруг. В добавление ко всему прочему, папа был веснушчат.
Он одним шагом подошел к двери и спросил:
- Кто там?
- Я, - сказал голос за дверью.
Тут же открылась дверь и вошла горничная Наташа, вся смущенная и розовая. Как цветок. Как цветок.
Папа сел.
Мама выпила еще.
Горничная Наташа и другая, как цветок, зарделись от стыда. Папа посмотрел на них и ничего не сказал, а только выпил, также как и мама.
Чтобы заглушить неприятное жжение во рту, папа вскрыл банку консервов с раковым паштетом. Все были очень рады, ели до утра. Но мама молчала, сидя на своем месте. Это было очень неприятно.
Когда папа собирался что-то спеть, стукнуло окно. Мама вскочила с испуга и закричала, что она ясно видит, как с улицы в окно кто-то заглянул. Другие уверяли маму, что это невозможно, так как их квартира в третьем этаже, и никто с улмцы в окно посмотреть не может, - для этого нужно быть великаном или Голиафом.
Но маме взбрела в голову крепкая мысль. Ничто на свете не могло ее убедить, что в окно никто не смотрел.
Чтобы успокоить маму, ей налили еще одну рюмочку. Мама выпила рюмочку. Папа тоже налил себе и выпил.
Наташа горничная, как цветок, сидели, потупив глаза от конфуза.
- Не могу быть в хорошем настроении, когда на нас смотрят с улицы через окно, - кричала мама.
Папа был в отчаянии, не зная, как успокоить маму. Он сбегал даже во двор, пытаясь заглянуть оттуда хотя бы в окно второго этажа. Конечно, он не смог дотянуться. Но маму это нисколько не убедило. Мама даже не видела, как папа не мог дотянуться до окна всего лишь второго этажа.
Окончательно расстроенный всем этим, папа вихрем влетел в столовую и залпом выпил две рюмочки, налив рюмочку и маме. Мама выпила рюмочку, но сказала, что пьет только в знак того, что убеждена, что в окно кто-то посмотрел.
Папа даже руками развел.
- Вот, - сказал он маме и, подойдя к окну, растворил настежь обе рамы. В окно попытался влезть какой-то человек в грязном воротничке и с ножом в руках. Увидя его папа захлопнул раму и сказал:
- Никого нет там.
Однако человек в грязном воротничке стоял за окном и смотрел в комнату и даже открыл окно и вошел. Мама была страшно взволнованна. Она грохнулась в истерику, но, выпив немного предложенного ей папой и закусив грибком, успокоилась.
Вскоре и папа пришел в себя. Все опять сели к столу и продолжали пить. Папа достал газету и долго вертел ее в руках, ища, где верх и где низ. Но сколько он ни искал, так и не нашел, а потому отложил газету в сторону и выпил рюмочку. (Продолжение ниже)
"Вещь"
Мама, папа и прислуга по названию Наташа сидели за столом и пили.
Папа был несомненно забулдыга. Даже мама смотрела на него свысока. Но это не мешало папе быть очень хорошим человеком. Он очень добродушно смеялся и качался на стуле. Горничная Наташа, в наколке и передничке, все время невозможно смеялась. Папа веселил всех своей бородой, но горничная Наташа конфузливо опускала глаза, изображая, что она стес- няется.
Мама, высокая женщина с большой прической, говорила лошадиным голосом. Мамин голос трубил в столовой, отзываясь на дворе и в других комнатах.
Выпив по первой рюмочке, все на секунду замолчали и поели колбасы. Немного погодя все опять заговорили.
Вдруг, совершенно неожиданно, в дверь кто-то постучал. Ни папа, ни мама, ни горничная Наташа не могли догадаться, кто это стучит в двери.
- Как это странно, - сказал папа. - Кто бы там мог стучать в дверь?
Мама сделала соболезнующее лицо и не в очередь налила себе вторую рюмочку, выпила и сказал:
- Странно.
Папа ничего не сказал плохого, но налил себе тоже рюмочку, выпил и встал из-за стола.
Ростом был папа невысок. Не в пример маме. Мама была высокой, полной женщиной с лошадиным голосом, а папа был просто ее супруг. В добавление ко всему прочему, папа был веснушчат.
Он одним шагом подошел к двери и спросил:
- Кто там?
- Я, - сказал голос за дверью.
Тут же открылась дверь и вошла горничная Наташа, вся смущенная и розовая. Как цветок. Как цветок.
Папа сел.
Мама выпила еще.
Горничная Наташа и другая, как цветок, зарделись от стыда. Папа посмотрел на них и ничего не сказал, а только выпил, также как и мама.
Чтобы заглушить неприятное жжение во рту, папа вскрыл банку консервов с раковым паштетом. Все были очень рады, ели до утра. Но мама молчала, сидя на своем месте. Это было очень неприятно.
Когда папа собирался что-то спеть, стукнуло окно. Мама вскочила с испуга и закричала, что она ясно видит, как с улицы в окно кто-то заглянул. Другие уверяли маму, что это невозможно, так как их квартира в третьем этаже, и никто с улмцы в окно посмотреть не может, - для этого нужно быть великаном или Голиафом.
Но маме взбрела в голову крепкая мысль. Ничто на свете не могло ее убедить, что в окно никто не смотрел.
Чтобы успокоить маму, ей налили еще одну рюмочку. Мама выпила рюмочку. Папа тоже налил себе и выпил.
Наташа горничная, как цветок, сидели, потупив глаза от конфуза.
- Не могу быть в хорошем настроении, когда на нас смотрят с улицы через окно, - кричала мама.
Папа был в отчаянии, не зная, как успокоить маму. Он сбегал даже во двор, пытаясь заглянуть оттуда хотя бы в окно второго этажа. Конечно, он не смог дотянуться. Но маму это нисколько не убедило. Мама даже не видела, как папа не мог дотянуться до окна всего лишь второго этажа.
Окончательно расстроенный всем этим, папа вихрем влетел в столовую и залпом выпил две рюмочки, налив рюмочку и маме. Мама выпила рюмочку, но сказала, что пьет только в знак того, что убеждена, что в окно кто-то посмотрел.
Папа даже руками развел.
- Вот, - сказал он маме и, подойдя к окну, растворил настежь обе рамы. В окно попытался влезть какой-то человек в грязном воротничке и с ножом в руках. Увидя его папа захлопнул раму и сказал:
- Никого нет там.
Однако человек в грязном воротничке стоял за окном и смотрел в комнату и даже открыл окно и вошел. Мама была страшно взволнованна. Она грохнулась в истерику, но, выпив немного предложенного ей папой и закусив грибком, успокоилась.
Вскоре и папа пришел в себя. Все опять сели к столу и продолжали пить. Папа достал газету и долго вертел ее в руках, ища, где верх и где низ. Но сколько он ни искал, так и не нашел, а потому отложил газету в сторону и выпил рюмочку. (Продолжение ниже)
- Хорошо, - сказал папа, - но не хватает огурцов.
Мама неприлично заржала, отчего горничные сильно сконфузились и принялись рассматривать узор на скатерти. Папа выпил еще и вдруг, схватив маму, посадил ее на буфет. У мамы взбилась седая пышная прическа, на лице проступили красные пятна, и, в общем, рожа была возбужденная. Папа подтянул свои штаны и начал тост.
Но тут открылся в полу люк, и оттуда вылез монах. Горничные так переконфузились, что одну начало рвать. Наташа держала свою подругу за лоб, стараясь скрыть безобразие. Монах, который вылез из-под пола, прицелился кулаком в папино ухо, да как треснет!
Папа так и шлепнулся на стул, не окончив тоста. Тогда монах подошел к маме и ударил ее как-то снизу, - не то рукой, не то ногой. Мама принялась кричать и звать на помощь. А монах схватил за шиворот обеих горничных и, помотав ими по воздуху, отпустил. Потом, никем не замеченный, монах скрылся опять под пол и закрыл за собою люк.
Очень долго ни мама, ни папа, ни горничная Наташа не могли прийти в себя. Но потом, отдышавшись и приведя себя в порядок, они все выпили по рюмочке и сели за стол закусить шинкованной капусткой.
Выпив еще по рюмочке, все посидели, мирно беседуя.
Вдруг папа побагровел и принялся кричать.
- Что! Что! - кричал папа. - Вы считаете меня за мелочного человека! Вы смотрите на меня как на неудачника! Я вам не приживальщик! Сами вы негодяи!
Мама и горничная Наташа выбежали из столовой и заперлись на кухне.
- Пошел, забулдыга! Пошел, чертово копыто! - шептала мама в ужасе окончательно сконфуженной Наташе.
А папа сидел в столовой до утра и орал, пока не взял папку с делами, одел белую фуражку и скромно пошел на службу.
(Формат: "Классическая проза". Жанр: сатирическая юмореска. Возраст: 16+)
Мама неприлично заржала, отчего горничные сильно сконфузились и принялись рассматривать узор на скатерти. Папа выпил еще и вдруг, схватив маму, посадил ее на буфет. У мамы взбилась седая пышная прическа, на лице проступили красные пятна, и, в общем, рожа была возбужденная. Папа подтянул свои штаны и начал тост.
Но тут открылся в полу люк, и оттуда вылез монах. Горничные так переконфузились, что одну начало рвать. Наташа держала свою подругу за лоб, стараясь скрыть безобразие. Монах, который вылез из-под пола, прицелился кулаком в папино ухо, да как треснет!
Папа так и шлепнулся на стул, не окончив тоста. Тогда монах подошел к маме и ударил ее как-то снизу, - не то рукой, не то ногой. Мама принялась кричать и звать на помощь. А монах схватил за шиворот обеих горничных и, помотав ими по воздуху, отпустил. Потом, никем не замеченный, монах скрылся опять под пол и закрыл за собою люк.
Очень долго ни мама, ни папа, ни горничная Наташа не могли прийти в себя. Но потом, отдышавшись и приведя себя в порядок, они все выпили по рюмочке и сели за стол закусить шинкованной капусткой.
Выпив еще по рюмочке, все посидели, мирно беседуя.
Вдруг папа побагровел и принялся кричать.
- Что! Что! - кричал папа. - Вы считаете меня за мелочного человека! Вы смотрите на меня как на неудачника! Я вам не приживальщик! Сами вы негодяи!
Мама и горничная Наташа выбежали из столовой и заперлись на кухне.
- Пошел, забулдыга! Пошел, чертово копыто! - шептала мама в ужасе окончательно сконфуженной Наташе.
А папа сидел в столовой до утра и орал, пока не взял папку с делами, одел белую фуражку и скромно пошел на службу.
(Формат: "Классическая проза". Жанр: сатирическая юмореска. Возраст: 16+)
Иосиф Бродский
"На прения с самим собою - ночь"
На прения с самим
собою - ночь
убив, глотаешь дым,
уже не прочь
в набрякшую гортань
рукой залезть.
По пуговицам грань
готов провесть.
Чиня себе правёж,
душе, уму,
порою изведешь
такую тьму
и времени и слов,
что ломит грудь,
что в зеркало готов
подчас взглянуть.
Но это только ты,
и жизнь твоя
уложена в черты
лица, края
которого тверды
в беде, в труде
и, видимо, чужды
любой среде.
Но это только ты.
Твое лицо
для спорящей четы
само кольцо.
Не зеркала вина,
что скривлен рот:
ты Лотова жена
и сам же Лот.
Но это только ты.
А фон твой — ад.
Смотри без суеты
вперед. Назад
без ужаса смотри.
Будь прям и горд,
раздроблен изнутри,
на ощупь тверд...
(Формат: "Классическая поэзия". Жанр: драма. Возраст: 14+)
"На прения с самим собою - ночь"
На прения с самим
собою - ночь
убив, глотаешь дым,
уже не прочь
в набрякшую гортань
рукой залезть.
По пуговицам грань
готов провесть.
Чиня себе правёж,
душе, уму,
порою изведешь
такую тьму
и времени и слов,
что ломит грудь,
что в зеркало готов
подчас взглянуть.
Но это только ты,
и жизнь твоя
уложена в черты
лица, края
которого тверды
в беде, в труде
и, видимо, чужды
любой среде.
Но это только ты.
Твое лицо
для спорящей четы
само кольцо.
Не зеркала вина,
что скривлен рот:
ты Лотова жена
и сам же Лот.
Но это только ты.
А фон твой — ад.
Смотри без суеты
вперед. Назад
без ужаса смотри.
Будь прям и горд,
раздроблен изнутри,
на ощупь тверд...
(Формат: "Классическая поэзия". Жанр: драма. Возраст: 14+)
Анна Яблонская
"Утюги"
Вы ведь подумали, что я сумасшедший? Каждый раз перед ужином сумасшедший коллекционер поднимает флаг несуществующей страны. Подумали, что я тронутый, правда? Так вот. Вы ошибаетесь. Я не делаю это ради брата. Я делаю это ради себя. Мне это нравится. Мне нравится собирать утюги, гладить ими вот эти флаги и поднимать их над островом…Так что я, действительно, сумасшедший. Я люблю ритуалы. Вы читали этикет флага - международные правила? А мне очень нравятся эти правила. Я знаю их наизусть. Некоторые пункты особенно люблю. «При спуске флаг не должен касаться земли или любого другого предмета, кроме рук. Складывать флаг следует аккуратно, уважительно и торжественно.» Слышите? Аккуратно и торжественно! И ничего, кроме рук… Какие слова… «Флаг следует поднимать быстро, а опускать медленно и торжественно.» Опять торжественно, пони-маете? И медленно! В этом есть что-то шаманское… «Во время траурной церемонии флаг на какое-то время поднимают до самой вершины и опускают до середины флагштока. Перед тем, как спустить флаг, его поднимают до самой вершины.» Это ведь какая точность! До середины! Ни миллиметром выше или ниже! «Флаг не следует опускать в могилу.» Все просто. Кто же опускает флаг в могилу. Флаг - символ жизни режима. Опустить этот символ в могилу, даже в могилу человека, умершего за этот флаг…
Так вот. Вот этими флагами я каждое утро глажу свой остров. В конце лета, когда небо дребезжит под грузом наваливающейся жары, я разглаживаю его вот этим утюгом - чугунным с железной крышкой. Я его не нагреваю. Остужаю им вечера в конце короткого душного августа. Но когда последний лоскуток зноя растворяется в съеженном осеннем дыхании, я беру вот этот, похожий на морской паром. Сзади у него отверстие, а внутри он абсолютно пуст. Я загоняю внутрь раскаленный брусок и легко прохожусь по сизоватой осенней поверхности. Никто не знает, почему в конце сентября на остров вдруг возвращаются теплые дни. Я знаю. Я нагреваю островное небо вот этим паромом и на какое-то время продлеваю негу. Но брусок не может долго удерживать солнце. Мои чугунные и бронзовые солдаты остывают, как павшие воины в великой войне с зимой. Это Неизбежность. И тогда мне ничего не остается. Я беру десятикилограммового монстра, и, обливаясь потом, глажу тяжелое шинельное сукно февраля. Это трудная и почти напрасная работа. Иногда мне удается чуть-чуть подтопить снеговую скатерть, но никогда еще не получалось заставить солнце высвободить в середине зимы хотя бы парочку безветренных дней… Оно светит ярко, низко и холодно. Шинель зимы хрустит тонкой обледенелой коркой. Я чувствую себя бессильным. И когда мой напрасный труд принимает форму отчаяния и руки немеют от одной мысли о новом полотне, утюг вдруг замирает на краю зимы, с шипением растворяя остатки грязного снега. То, что казалось нескончаемым - вдруг оканчивается. В марте все еще зябко, но у весны нет другого платья, кроме ситцевого, с рюшками, кружевами… И вот тогда, дрожащими руками, больше всего на свете боясь прожечь тонкую почти прозрачную ткань, я нагреваю этот утюжок… Он крохотный, весит всего двадцать грамм… Восемьдесят шесть лет назад две девочки - дочери священника гладили им платьица для своих кукол. А теперь я разглаживаю облачение Весны. Это самое счастливое время. Это единственное время, когда мне кажется, что вместо ситца под моим кукольным утюжком трепещут крылья бабочек и от их прикосновений в мир возвращается тепло, он рождается заново…
(Формат: "Современная драматургия". Жанр: драма. Возраст: 16+)
"Утюги"
Вы ведь подумали, что я сумасшедший? Каждый раз перед ужином сумасшедший коллекционер поднимает флаг несуществующей страны. Подумали, что я тронутый, правда? Так вот. Вы ошибаетесь. Я не делаю это ради брата. Я делаю это ради себя. Мне это нравится. Мне нравится собирать утюги, гладить ими вот эти флаги и поднимать их над островом…Так что я, действительно, сумасшедший. Я люблю ритуалы. Вы читали этикет флага - международные правила? А мне очень нравятся эти правила. Я знаю их наизусть. Некоторые пункты особенно люблю. «При спуске флаг не должен касаться земли или любого другого предмета, кроме рук. Складывать флаг следует аккуратно, уважительно и торжественно.» Слышите? Аккуратно и торжественно! И ничего, кроме рук… Какие слова… «Флаг следует поднимать быстро, а опускать медленно и торжественно.» Опять торжественно, пони-маете? И медленно! В этом есть что-то шаманское… «Во время траурной церемонии флаг на какое-то время поднимают до самой вершины и опускают до середины флагштока. Перед тем, как спустить флаг, его поднимают до самой вершины.» Это ведь какая точность! До середины! Ни миллиметром выше или ниже! «Флаг не следует опускать в могилу.» Все просто. Кто же опускает флаг в могилу. Флаг - символ жизни режима. Опустить этот символ в могилу, даже в могилу человека, умершего за этот флаг…
Так вот. Вот этими флагами я каждое утро глажу свой остров. В конце лета, когда небо дребезжит под грузом наваливающейся жары, я разглаживаю его вот этим утюгом - чугунным с железной крышкой. Я его не нагреваю. Остужаю им вечера в конце короткого душного августа. Но когда последний лоскуток зноя растворяется в съеженном осеннем дыхании, я беру вот этот, похожий на морской паром. Сзади у него отверстие, а внутри он абсолютно пуст. Я загоняю внутрь раскаленный брусок и легко прохожусь по сизоватой осенней поверхности. Никто не знает, почему в конце сентября на остров вдруг возвращаются теплые дни. Я знаю. Я нагреваю островное небо вот этим паромом и на какое-то время продлеваю негу. Но брусок не может долго удерживать солнце. Мои чугунные и бронзовые солдаты остывают, как павшие воины в великой войне с зимой. Это Неизбежность. И тогда мне ничего не остается. Я беру десятикилограммового монстра, и, обливаясь потом, глажу тяжелое шинельное сукно февраля. Это трудная и почти напрасная работа. Иногда мне удается чуть-чуть подтопить снеговую скатерть, но никогда еще не получалось заставить солнце высвободить в середине зимы хотя бы парочку безветренных дней… Оно светит ярко, низко и холодно. Шинель зимы хрустит тонкой обледенелой коркой. Я чувствую себя бессильным. И когда мой напрасный труд принимает форму отчаяния и руки немеют от одной мысли о новом полотне, утюг вдруг замирает на краю зимы, с шипением растворяя остатки грязного снега. То, что казалось нескончаемым - вдруг оканчивается. В марте все еще зябко, но у весны нет другого платья, кроме ситцевого, с рюшками, кружевами… И вот тогда, дрожащими руками, больше всего на свете боясь прожечь тонкую почти прозрачную ткань, я нагреваю этот утюжок… Он крохотный, весит всего двадцать грамм… Восемьдесят шесть лет назад две девочки - дочери священника гладили им платьица для своих кукол. А теперь я разглаживаю облачение Весны. Это самое счастливое время. Это единственное время, когда мне кажется, что вместо ситца под моим кукольным утюжком трепещут крылья бабочек и от их прикосновений в мир возвращается тепло, он рождается заново…
(Формат: "Современная драматургия". Жанр: драма. Возраст: 16+)
Сегодня (23 ноября, среда) в 17-15 по мск основатель группы Театральные монологи Александр Баринов ответит на вопросы по театру, поступлению в творческие вузы, и на прочие, если у кого-то они есть.
💫Видеострим будет в нашей группе в ВК: https://vk.com/monologteatr
Очень ждём Вас.♈
💫Видеострим будет в нашей группе в ВК: https://vk.com/monologteatr
Очень ждём Вас.♈
ВКонтакте
ТЕАТРАЛЬНЫЕ МОНОЛОГИ
Это группа создана для педагогов, абитуриентов, студентов и выпускников (театральных) вузов России - с целью помочь подобрать лучший текст (стих, отрывок, монолог, басню, прозу) для поступления, экзамена, показа в театральные вузы, театральные колледжи (на…
«Доброта – нравственная категория души»
Мое любимое чтение — детективы. Я часто ловлю себя на том, что факт убийства обычно не воспринимается трагически, наоборот, появляется даже какая-то тайная радость, азарт предчувствия. Наверное, причин тому много. Во-первых, особенность искусства: следить за процессом переживания, за логикой борьбы. Важно не как задушена Дездемона, а почему. Во-вторых, это, увы, общечеловеческий недостаток: воспринимать абстрактно трагедию, тебя непосредственно не касающуюся. Двадцатый век в этом смысле особенно показателен — массовые убийства не укладываются в сознании и становятся фактом статистики. Человек адаптируется к страшной информации, каждый день на него идущей. Мы можем облечь эти страшные сообщения в любые слова, одеть в любые эмоции, но случившееся буквально рядом с тобой окажется всё же умозрительным. И, наконец, мы стали такими закономерно. Нас развратили, заставляя сопереживать различным национально-освободительным революциям за океаном, требуя сочувствия безработным и обездоленным где — то в Америке или на Кубе. При этом реальное человеческое страдание было разлито буквально рядом — в какой-нибудь вымершей русской деревне, старой московской коммуналке, на вокзале, в доме престарелых.
Доброта должна идти изнутри человека и общества. Приказать быть добрым нельзя. Доброта — нравственная категория души. Меня порой удивляют громкие призывы — быть добрыми, милосердными, человеколюбивыми. Всё это игра слов. Разве может быть милосердным общество, где каждый, кто близок к распределению жизненных благ, пользуется ими прежде всего сам, где действует негласный призыв — больше отдай мне!
Евгений Евстигнеев «Воспоминания и размышления».
Мое любимое чтение — детективы. Я часто ловлю себя на том, что факт убийства обычно не воспринимается трагически, наоборот, появляется даже какая-то тайная радость, азарт предчувствия. Наверное, причин тому много. Во-первых, особенность искусства: следить за процессом переживания, за логикой борьбы. Важно не как задушена Дездемона, а почему. Во-вторых, это, увы, общечеловеческий недостаток: воспринимать абстрактно трагедию, тебя непосредственно не касающуюся. Двадцатый век в этом смысле особенно показателен — массовые убийства не укладываются в сознании и становятся фактом статистики. Человек адаптируется к страшной информации, каждый день на него идущей. Мы можем облечь эти страшные сообщения в любые слова, одеть в любые эмоции, но случившееся буквально рядом с тобой окажется всё же умозрительным. И, наконец, мы стали такими закономерно. Нас развратили, заставляя сопереживать различным национально-освободительным революциям за океаном, требуя сочувствия безработным и обездоленным где — то в Америке или на Кубе. При этом реальное человеческое страдание было разлито буквально рядом — в какой-нибудь вымершей русской деревне, старой московской коммуналке, на вокзале, в доме престарелых.
Доброта должна идти изнутри человека и общества. Приказать быть добрым нельзя. Доброта — нравственная категория души. Меня порой удивляют громкие призывы — быть добрыми, милосердными, человеколюбивыми. Всё это игра слов. Разве может быть милосердным общество, где каждый, кто близок к распределению жизненных благ, пользуется ими прежде всего сам, где действует негласный призыв — больше отдай мне!
Евгений Евстигнеев «Воспоминания и размышления».
Н.В. Языков
"Мечта"
Радушно рабствует поэту
Животворящая мечта:
Его любовному привету
Не веруй, дева-красота!
Раздумье лени или скуки,
Пустую смесь обычных снов
Он рядит в сладостные звуки,
В музЫку мыслей и стихов;
А ты, мой чистый ангел рая,
Ты примешь, очи потупляя,
Их гармоническую ложь;
Поверишь слепо чувствам ясным,
И сердца трепетом прекрасным
Сердечный голос ты поймешь;
Как мило взор его смиренный
Дичится взора твоего!
Кипят, тобою вдохновенны,
Восторги нежные его!
Уже давно под небесами
Ночная тень и тишина,—
Не спишь, красавица! мечтами
Ты беспокойными полна:
Чуть видны блестки огневые
Твоих лазоревых очей,
Блуждают кудри золотые
По скатам девственных грудей,
Ланиты рдеют пурпурОвы,
Упали жаркие покровы
С младого стана и колен...
Вот день!— и бледная ты встала,
Ты не спала, ты всё мечтала...
А он, таинственник камен?
Им не играли грезы ночи,
И бодр и свеж проснулся он,
И про любовь и черны очи
Уже выдумывает сон.
(Формат: "Классическая поэзия". Жанр: лирика. Возраст: 14+)
"Мечта"
Радушно рабствует поэту
Животворящая мечта:
Его любовному привету
Не веруй, дева-красота!
Раздумье лени или скуки,
Пустую смесь обычных снов
Он рядит в сладостные звуки,
В музЫку мыслей и стихов;
А ты, мой чистый ангел рая,
Ты примешь, очи потупляя,
Их гармоническую ложь;
Поверишь слепо чувствам ясным,
И сердца трепетом прекрасным
Сердечный голос ты поймешь;
Как мило взор его смиренный
Дичится взора твоего!
Кипят, тобою вдохновенны,
Восторги нежные его!
Уже давно под небесами
Ночная тень и тишина,—
Не спишь, красавица! мечтами
Ты беспокойными полна:
Чуть видны блестки огневые
Твоих лазоревых очей,
Блуждают кудри золотые
По скатам девственных грудей,
Ланиты рдеют пурпурОвы,
Упали жаркие покровы
С младого стана и колен...
Вот день!— и бледная ты встала,
Ты не спала, ты всё мечтала...
А он, таинственник камен?
Им не играли грезы ночи,
И бодр и свеж проснулся он,
И про любовь и черны очи
Уже выдумывает сон.
(Формат: "Классическая поэзия". Жанр: лирика. Возраст: 14+)