Forwarded from Елизаветинская эпоха | Арт Критик
Рыбы в закате и Красный Угол, или Наш авангард
Говорить о Русском Музее плохо не хочется да и не принято уже. Гораздо интереснее говорить о том, что трогает душу.
Например, о целом зале Филонова, где испытала почти физическое наслаждение от мощи его аналитического метода. Пусть сам термин и не прозвучал в аннотациях, суть от этого не померкла. А вот отсылка к легендарной выставке «0,10» стала для меня главным открытием. Представьте: «Черный квадрат» Малевича, впервые выставленный в 1915 году, был повешен в «красном углу» — том самом, где в русских избах хранились иконы. И здесь, в зале, его место занял «Красный квадрат». Просто и гениально: красный квадрат в красном углу. Не манифест, а сакральный жест, переворачивающий всю систему координат.
Но парадоксальным образом дольше всего я задержалась в зале русского импрессионизма. Я не помнила, что в Русском музее есть такие работы. В них есть особая, ни на что не похожая интонация — ни печальная, ни тревожная, а какая-то сокровенная, чувственная. Они не просто запечатлели свет, а будто предчувствовали ту бурю, что принесет с собой авангард.
В конце концов, мы ходим в музеи не только и не столько для искусства, сколько для самих себя. Это способ изучать собственные реакции, вглядываться в свое отражение в картинах и искать то самое вдохновение.
Мое личное знакомство с искусством когда-то началось с авангарда. Юность видела в нем лишь бунт, вызов, борьбу. Пройдя через профессиональное изучение истории искусства, я смотрю на него теперь иначе. Те ранние, яростные работы кажутся мне теперь почти невинными — не потому, что таковы, а потому, что я поняла: за их суровой внешностью скрывается та самая детская, чистая любовь к цвету и форме, о которой писала Розанова.
«Изобразительное искусство рождено любовью к вещи. Беспредметное искусство рождено любовью к цвету. Это живопись по преимуществу»
Ольга Розанова
Говорить о Русском Музее плохо не хочется да и не принято уже. Гораздо интереснее говорить о том, что трогает душу.
Например, о целом зале Филонова, где испытала почти физическое наслаждение от мощи его аналитического метода. Пусть сам термин и не прозвучал в аннотациях, суть от этого не померкла. А вот отсылка к легендарной выставке «0,10» стала для меня главным открытием. Представьте: «Черный квадрат» Малевича, впервые выставленный в 1915 году, был повешен в «красном углу» — том самом, где в русских избах хранились иконы. И здесь, в зале, его место занял «Красный квадрат». Просто и гениально: красный квадрат в красном углу. Не манифест, а сакральный жест, переворачивающий всю систему координат.
Но парадоксальным образом дольше всего я задержалась в зале русского импрессионизма. Я не помнила, что в Русском музее есть такие работы. В них есть особая, ни на что не похожая интонация — ни печальная, ни тревожная, а какая-то сокровенная, чувственная. Они не просто запечатлели свет, а будто предчувствовали ту бурю, что принесет с собой авангард.
В конце концов, мы ходим в музеи не только и не столько для искусства, сколько для самих себя. Это способ изучать собственные реакции, вглядываться в свое отражение в картинах и искать то самое вдохновение.
Мое личное знакомство с искусством когда-то началось с авангарда. Юность видела в нем лишь бунт, вызов, борьбу. Пройдя через профессиональное изучение истории искусства, я смотрю на него теперь иначе. Те ранние, яростные работы кажутся мне теперь почти невинными — не потому, что таковы, а потому, что я поняла: за их суровой внешностью скрывается та самая детская, чистая любовь к цвету и форме, о которой писала Розанова.
Forwarded from мраморные утёсы
Я – русин.
Я русин был и русским буду,
Пока живу, пока дышу,
Покамест имя человека
И заповедь отцов ношу.
Когда австрийцы и поляки
Да немцы лютые меня
С правдивого пути не сшибли
И не похитили огня,
То ныне ни крутым запретам,
Ни даже ста пудам оков
Руси в моей груди не выжечь
Во веки вечные веков.
Я русин был и русским буду,
Пока живу, пока дышу,
Покамест имя человека
И заповедь отцов ношу.
Когда австрийцы и поляки
Да немцы лютые меня
С правдивого пути не сшибли
И не похитили огня,
То ныне ни крутым запретам,
Ни даже ста пудам оков
Руси в моей груди не выжечь
Во веки вечные веков.
❤🔥5
Forwarded from Дозволено цензурою
Потрясающие скульптуры Императорской Академии художеств (Петроград).
К сожалению, третий этаж, посвященный исключительно скульптурам, оказался на реставрации, посему объект вашего созерцания, скорее, демо-версия.
1. Фальконе Этьен-Морис. «Милон Кротонский». 1744.
2. П. А. Ставассер. «Русалка». 1844.
3. С. И. Гальберг. «Мальчик, пускающий мыльные пузыри». 1827.
4. Г. Р. Залеман. «Харон перевозит тела умерших через Стикс». 1861.
5. М. И. Козловский. «Изяслава Мстиславича хотели убить любимые его воины не знавши». 1772.
6. М. А. Антокольский. «Христос перед судом народа». 1874.
7. П. Тенерани. «Президент Императорской Академии художеств Великая Княгиня Мария Николаевна». 1850.
8. В. П. Бродский (Бродзский). «Екатерина II». 1864.
9. В. И. Мухина. «Рабочий и колхозница». 1936.
К сожалению, третий этаж, посвященный исключительно скульптурам, оказался на реставрации, посему объект вашего созерцания, скорее, демо-версия.
1. Фальконе Этьен-Морис. «Милон Кротонский». 1744.
2. П. А. Ставассер. «Русалка». 1844.
3. С. И. Гальберг. «Мальчик, пускающий мыльные пузыри». 1827.
4. Г. Р. Залеман. «Харон перевозит тела умерших через Стикс». 1861.
5. М. И. Козловский. «Изяслава Мстиславича хотели убить любимые его воины не знавши». 1772.
6. М. А. Антокольский. «Христос перед судом народа». 1874.
7. П. Тенерани. «Президент Императорской Академии художеств Великая Княгиня Мария Николаевна». 1850.
8. В. П. Бродский (Бродзский). «Екатерина II». 1864.
9. В. И. Мухина. «Рабочий и колхозница». 1936.
❤🔥3