Страшись любви: она пройдет,
Она мечтой твой ум встревожит,
Тоска по ней тебя убьет,
Ничто воскреснуть не поможет.

Краса, любимая тобой,
Тебе отдаст, положим, руку…
Года мелькнут… летун седой
Укажет вечную разлуку…

И беден, жалок будешь ты,
Глядящий с кресел иль подушки
На безобразные черты
Твоей докучливой старушки,

Коль мысли о былых летах
В твой ум закрадутся порою
И вспомнишь, как на сих щеках
Играло жизнью молодою…

Без друга лучше жизнь влачить
И к смерти радостней клониться,
Чем два удара выносить
И сердцем о двоих крушиться!..

Михаил Лермонтов. «Опасение» (1830).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист — в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.

Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?

Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.

Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо — город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,

то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше — плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.

Иосиф Бродский. «К Урании» (1981).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Иду - и думаю о разном,
Плету на гроб себе венок,
И в этом мире безобразном
Благообразно одинок.

Но слышу вдруг: война, идея,
Последний бой, двадцатый век.
И вспоминаю, холодея,
Что я уже не человек,

А судорога идиота,
Природой созданная зря -
"Урра!" из пасти патриота,
"Долой!" из глотки бунтаря.

Георгий Иванов.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Сумасшедший дом. Аккуратный парк.
Сумасшедшая русская: Жанна д'Арк.
Разрешили ей волосы стричь у плеч
И тяжелые двери свято беречь.

– Ах, – печально она говорит врачу, –
Я дофина увидеть скорей хочу.
О, поймите, я слушаю голоса
Каждый день по три, по четыре часа.

И со скукою врач отвечает ей:
– Был расстрелян в Сибири дофин Алексей,
А историю вашей дикой страны
Вы и здесь забывать никогда не должны.

Но однажды явившийся серафим
Показался царевичем ей сквозь грим.
Тут-то многое она поняла
(Поседела и от ворот отошла),

Что она – эмигрантка, а город – Париж
И что за нашей историей не уследишь.
Той же ночью спокойно она умерла,
И вошла в Ленинград, и дофина нашла.

И собор отыскала. Стоял Алексей,
Петроградской белой ночи бледней.
Ликовал почему-то советский народ
И уже собирался в какой-то поход.

Эмигрантская дева жива не жива
(Словно молния – в древо) и видит – Москва.
Петербург отступил, и уже Михаил,
Дрожь скрывая, стоит у бесчестных могил...

Анна Головина. «Был расстрелян в Сибири дофин Алексей» (1960-е).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

В различных проявленьях бытия
Усматривал философ связь живую.
Так, например: я мыслю, значит, я,
По мнению Декарта, существую.

Тут логики несокрушимый вал,
Но верить ей не стану раболепно.
Я плохо мыслил, а существовал —
Осмелюсь утверждать — великолепно.

Как знать, на небе пятом иль седьмом,
А может быть, на небе двадцать третьем
Мы будем обладать иным умом
И логику совсем иную встретим.

И может быть, за этим звёздным рвом
Столкнёмся мы с совсем другим порядком,
И мозг, что был природы торжеством,
Слепой кишки окажется придатком.

Опять я убеждаюсь и опять,
Что жалок ум, что интеллект заносчив,
Что мир куда верней воспринимать
На глаз, на вкус, на нюх, на слух, на ощупь.

Иван Елагин. 1963.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Уже предчувствие весны
Сквозит повсюду,
И сердце снова видит сны
И верит чуду.

Все тоньше льды, снега рыхлей…
Какая нега!
О, солнце, солнце, — не жалей
Ни льда, ни снега!

Вонзай веселые лучи
В сердца и льдины,
Весна, — сапфиры размечи
И альмандины!

Пускай порою виснет мгла.
Томит ненастье —
Пасхальные колокола
Не лгут о счастье!

И птицы вешние не лгут —
О милом взоре…
Ручьи певучие бегут,
Пылают зори.

И сладок гул колоколов,
И сердцу снится…
Полна невиданных цветов
Весны кошница.

Георгий Иванов. «Весна».

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

С берез, неслышен, невесом,
Слетает желтый лист.
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист.

Вздыхают, жалуясь, басы,
И, словно в забытьи,
Сидят и слушают бойцы —
Товарищи мои.

Под этот вальс весенним днем
Ходили мы на круг,
Под этот вальс в краю родном
Любили мы подруг;

Под этот вальс ловили мы
Очей любимых свет,
Под этот вальс грустили мы,
Когда подруги нет.

И вот он снова прозвучал
В лесу прифронтовом,
И каждый слушал и молчал
О чем-то дорогом;

И каждый думал о своей,
Припомнив ту весну,
И каждый знал — дорога к ней
Ведет через войну…

Михаил Исаковский. «В прифронтовом лесу» (1942).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Я прошел от самого вокзала
До того знакомого окна,
Где меня когда-то ожидала
Школьница примерная одна.

И сегодня, как в былую пору,
Сквозь окошко льется ровный свет.
Только вот к дощатому забору
Чей-то прислонен велосипед.

Полоса медлительного света
Серебрит смородиновый лист.
Может, он хороший парень, этот
Неизвестный велосипедист.

На широкой улице, быть может,
Я его когда-нибудь встречал.
Но, наверно, он меня моложе:
Раньше я его не замечал.

И теперь, все это понимая,
Я в тени под кленами стою.
Спиц велосипедных не ломаю
И окошек девичьих не бью.

Что же тут особого такого?
Просто вспомню прежние года,
Покурю у клуба заводского,
Посижу тихонько у пруда.

А пойду на станцию обратно —
Обойду то место стороной:
Может, парню будет неприятно
Встретиться нечаянно со мной.

Константин Ваншенкин. 1951.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

…И вот лежит на пышном пьедестале,
Меж красных звёзд, в сияющем гробу,
“Великий из великих” — Оська Сталин,
Всех цезарей превозойдя судьбу.

А перед ним в почётном карауле
Стоят народа меньшие “отцы”,
Те, что страну в бараний рог согнули, —
Ещё вожди, но тоже мертвецы.

Какие отвратительные рожи,
Кривые рты, нескладные тела:
Вот Молотов. Вот Берия, похожий
На вурдалака, ждущего кола…

В безмолвии у сталинского праха
Они дрожат. Они дрожат от страха,
Угрюмо пряча некрещёный лоб, —
И перед ними высится, как плаха,
Проклятого “вождя” — проклятый гроб.

Георгий Иванов. «На смерть Сталина» (1953).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

«Не гоже человеку быть едину»,—
угрюмо изречение гласит.
Надену плащ и кепку зло надвину
и выйду. Мелкий дождик моросит.

Да, правду книга древняя сказала!..
По черным лужам ухожу во тьму —
на шум трамвая и на свет вокзала,
лишь только б не остаться одному.

Евгений Винокуров. 1958.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Вы оделись вечером кисейно
И в саду стоите у бассейна,
Наблюдая, как лунеет мрамор
И проток дрожит на нем муаром.

Корабли оякорили бухты:
Привезли тропические фрукты,
Привезли узорчатые ткани,
Привезли мечты об океане.

А когда придет бразильский крейсер,
Лейтенант расскажет Вам про гейзер.
И сравнит… но это так интимно!..
Напевая нечто вроде гимна.

Он расскажет о лазори Ганга,
О проказах злых орангутанга,
О циничном африканском танце
И о вечном летуне — «Голландце».

Он покажет Вам альбом Камчатки,
Где еще культура не в зачатке,
Намекнет о нежной дружбе с гейшей,
Умолчав о близости дальнейшей…

За моря мечтой своей зареяв,
Распустив павлиньево свой веер,
Вы к нему прижметесь в теплой дрожи,
Полюбив его еще дороже…

Игорь Северянин. 1911.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Нерасторопна черепаха-лира,
Едва-едва беспалая ползет,
Лежит себе на солнышке Эпира,
Тихонько грея золотой живот.
Ну, кто ее такую приласкает,
Кто спящую ее перевернет?
Она во сне Терпандра ожидает,
Сухих перстов предчувствуя налет.

Поит дубы холодная криница,
Простоволосая шумит трава,
На радость осам пахнет медуница.
О, где же вы, святые острова,
Где не едят надломленного хлеба,
Где только мед, вино и молоко,
Скрипучий труд не омрачает неба
И колесо вращается легко?

Осип Мандельштам. «Черепаха» (1919).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Не для меня придёт весна,
Не для меня Буг разойдётся,
И сердце радостно забьётся
В восторге чувств не для меня!

Не для меня, красой цветя,
Алина встретит в поле лето;
Не слышать мне её привета,
Она вздохнёт — не для меня!

Не для меня реки струя
Брега родные омывает,
Плеск кротких волн других прельщает;
Она течёт — не для меня!

Не для меня луна, блестя,
Родную рощу осребряет;
И соловей, что май встречает,
Там будет петь — не для меня!

Не для меня, в саду растя,
Распустит роза цвет прелестный;
Погибнет труд мой безызвестный:
Цветок сорвут – не для меня!

Не для меня дни бытия
Текут алмазными струями,
И дева с чёрными очами
Живёт, увы! не для меня!

Не для меня весной родня
В кругу домашнем соберётся,
Христос воскрес! — из уст польётся
В день Пасхи там — не для меня!

Не для меня придёт весна!
Я поплыву к брегам абхазским,
Сражусь с народом закавказским…
Там пуля ждёт давно меня!

Офицер морской пехоты А. Молчанов. 1838 год.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Ты был ли, гордый Рим, земли самовластитель,
Ты был ли, о свободный Рим?
К немым развалинам твоим
Подходит с грустию их чуждый навеститель.

За что утратил ты величье прежних дней?
За что, державный Рим, тебя забыли боги?
Град пышный, где твои чертоги?
Где сильные твои, о родина мужей?

Тебе ли изменил победы мощный гений?
Ты ль на распутий времен
Стоишь в позорище племен,
Как пышный саркофаг погибших поколений?

Кому еще грозишь с твоих семи холмов?
Судьбы ли всех держав ты грозный возвеститель?
Или, как призрак-обвинитель,
Печальный предстоишь очам твоих сынов?

Евгений Боратынский. 1821 год.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Нам расставаться долго надо:
Едва встречались мы с тобой.
(Так на граните Петрограда
Заря прощается с зарей.)

Глаза прозрачны без пощады,
Нет сил нарушить эту тишь…
Что расставанье вся отрада,
В том никого не убедишь.

Ну кто не скажет, что нам надо
Так страшно на земле любить.
И самой нежною наградой
Ты можешь сразу все убить.

Евгений Гессен. «Расставание».

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Нет, я не буду знаменита.
Меня не увенчает слава.
Я — как на сан архимандрита
На это не имею права.

Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я — маленькая поэтесса
С огромным бантом.

Ирина Одоевцева. 1918 год.

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника

Не плачьте о мертвой России
Живая Россия встает,-
Ее не увидят слепые,
И жалкий ее не поймет.

О ней горевали иначе,
Была ли та горесть чиста?
Она возродится не в плаче,
Не в сладостной ласке кнута.

Не к морю пойдет за варягом,
Не к княжей броне припадет,-
По нивам, лесам и оврагам
Весенняя сила пройдет.

Не будет пропита в кружале,
Как прежде, святая душа
Под песни, что цепи слагали
На белых камнях Иртыша.

От Каспия к Мурману строго
Поднимется вешний народ,
Не скованный именем бога,
Не схваченный ложью тенет.

Умрет горевая Россия
Под камнем, седым горюном,
Где каркали вороны злые
О хищников пире ночном.

Мы радости снова добудем,
Как пчелы — меды по весне,
Поверим и солнцу, и людям,
И песням, рожденным в огне.

Николай Тихонов. «О России» (1918).

Современной летописи, Традиционалистов и Вѣстника