Вот он — Христос — в цепях и розах
За решеткой моей тюрьмы.
Вот агнец кроткий в белых ризах
Пришел и смотрит в окно тюрьмы.

В простом окладе синего неба
Его икона смотрит в окно.
Убогий художник создал небо.
Но лик и синее небо — одно.

Единый, светлый, немного грустный —
За ним восходит хлебный злак,
На пригорке лежит огород капустный,
И березки и елки бегут в овраг.

И всё так близко и так далёко,
Что, стоя рядом, достичь нельзя,
И не постигнешь синего ока,
Пока не станешь сам как стезя…

Пока такой же нищий не будешь,
Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг,
Обо всем не забудешь, и всего не разлюбишь,
И не поблекнешь, как мертвый злак.

Александр Блок. 1905 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Предвечерний час объемлет
Окружающий орешник.
Чутко папоротник дремлет,
Где-то крикнул пересмешник.

В этих листьях слишком внешних,
В их точеном очертаньи,
Что-то есть миров нездешних…
Стал я в странном содроганьи,

И на миг в глубинах духа
(Там, где ужас многоликий)
Проскользнул безвольно, глухо
Трепет жизни жалкой, дикой.

Словно вдруг стволами к тучам
Вырос папоротник мощный.
Я бегу по мшистым кучам…
Бор не тронут, час полнощный.

Страшны люди, страшны звери,
Скалят пасти, копья точат.
Все виденья всех поверий
По кустам кругом хохочут.

В сердце ужас многоликий…
Как он жив в глубинах духа?
Облик жизни жалкой, дикой
Закивал мне, как старуха.

Предвечерний час объемлет
Окружающий орешник.
Небо древним тайнам внемлет,
Где-то крикнул пересмешник.

Валерий Брюсов. «Папоротник» (1900).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Мое прекрасное убежище,
Мир звуков, линий, облаков.
Куда не входит ветер режущий
Из не доезженных миров.

Ведь эту жизнь многообразную,
Не помышляя об иной,
Я как великий праздник праздную,
Как нектар воздух пью земной.

Иду в пространстве и во времени.
И вслед за мной мой сын идет
Среди трудящегося племени
Ветров, и пламеней, и вод.

И Судия с лазури пламенной,
Диктующий нам свой закон,
Признает, верую, что правильно
Мой путь был мною совершен.

Николай Гумилев. 1914 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Господа! Mesdames! Ich bitte!
Попрошу attention:
Дурново - Акимов - Витте
И другие compagnons

Министерского совета
В этой шляпе. Славный вид
Перед вами. Группа эта
Заседает ganz solid.

Никаким толчком, ударом
Их не сдвинуть с места вам;
Но профессор я недаром
Белой магии, mesdames!

Два коротких Augenblicken -
Ein, zwei, drei, allons маршир!
Все исчезли. Горемыкин -
Новой группы командир!

Захочу - в одно мгновенье
Новый фокус, первый сорт:
Ein, zwei, drei, мое почтенье!
Министерьум новый - fort!

Господа, кричите браво!
Штук подобных через край
У меня найдется, право...
Фокус-покус, ein, zwei, drei!

Петр Вейнберг. «На представлении профессора «белой магии» (1906).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Я Вас люблю всю жизнь и каждый день,
Вы надо мною, как большая тень,
Как древний дым полярных деревень.

Я Вас люблю всю жизнь и каждый час.
Но мне не надо Ваших губ и глаз.
Все началось — и кончилось — без Вас.

Я что-то помню: звонкая дуга,
Огромный ворот, чистые снега,
Унизанные звездами рога…

И от рогов — в полнебосвода — тень…
И древний дым полярных деревень…
— Я поняла: Вы северный олень.

Марина Цветаева. 1918 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

На поляне рыжий ржет жеребенок,
И колоколят колокола,
А я заблудился, Поэт-ребенок
Приехал к морю в Куоккала.

На море вышел — утро святое,
Волны сияли — звали играть,
Море такое было простое,
Даль ласкала, как будто мать.

И засмеялся, и странно сердцу
Было поверить в весну зимой.
Я наугад открыл какую-то дверцу
И веселый пошел домой.

А вечером совсем нечаянно
Встретил простого старика, —
За столиком сидел он чайным,
И запомнилась у стакана его рука.

Все было просто — нестерпимо,
И в простоте великолепен,
Сидел Илья Ефимович великий Репин.

На поляне рыжий ржет жеребенок
И колоколят колокола.
Я стал ясный ребенок,
Благословенный в Куоккала.

Василий Каменский. «Великое — простое». 1915 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Пели добровольцы. Пыльные теплушки
Ринулись на запад в сту́коте колёс.
С бронзовой платформы выглянули пушки.
Натиск и победа! или — под откос.

Вот и Камышлово. Красных отогнали.
К Екатеринбургу нас помчит заря:
Там наш Император. Мы уже мечтали
Об оcвобожденьи Русского Царя.

Сократились вёрсты, — меньше перегона
Оставалось мчаться до тебя, Урал.
На его предгорьях, на холмах зелёных
Молодой, успешный бой отгрохотал.

И опять победа. Загоняем туже
Красные отряды в тесное кольцо.
Почему ж нет песен, братья, почему же
У гонца из штаба мёртвое лицо?

Почему рыдает седоусый воин?
В каждом сердце — словно всех пожарищ гарь.
В Екатеринбурге, никни головою,
Мучеником умер кроткий Государь.

Замирают речи, замирает слово,
В ужасе безкрайнем поднялись глаза.
Это было, братья, как удар громо́вый,
Этого удара позабыть нельзя.

Вышел седоусый офицер. Большие
Поднял руки к небу, обратился к нам:
— Да, Царя не стало, но жива Россия,
Родина Россия остаётся нам.

И к победам новым он призвал солдата,
За хребтом Уральским вздыбилась война.
С каждой годовщиной удалённей дата;
Чем она далече, тем страшней она.

Арсений Несмелов. В период с 1918 по 1945.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Мы теперь панихиды правим,
С пышной щедростью ладан жжем,
Рядом с образом лики ставим,
На поминки Царя идем.

Бережем мы к убийцам злобу,
Чтобы собственный грех загас,
Но заслали Царя в трущобу
Не при всех ли, увы, при нас?

Сколько было убийц? Двенадцать,
Восемнадцать иль тридцать пять?
Как же это могло так статься —
Государя не отстоять?

Только горсточка этот ворог,
Как пыльцу бы его смело:
Верноподданными — сто сорок
Миллионов себя звало.

Много лжи в нашем плаче позднем,
Лицемернейшей болтовни,
Не за всех ли отраву возлил
Некий яд, отравлявший дни.

И один ли, одно ли имя —
Жертва страшных нетопырей?
Нет, давно мы ночами злыми
Убивали своих Царей.

И над всеми легло проклятье,
Всем нам давит тревога грудь:
Замыкаешь ли, дом Ипатьев,
Некий давний кровавый путь!

Арсений Несмелов. «Цареубийцы».

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Эмалевый крестик в петлице
И серой тужурки сукно…
Какие печальные лица
И как это было давно.

Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны —
Наследник, императрица,
Четыре великих княжны…

Георгий Иванов. 1949 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Мы на сто лет состарились, и это
Тогда случилось в час один:
Короткое уже кончалось лето,
Дымилось тело вспаханных равнин.

Вдруг запестрела тихая дорога,
Плач полетел, серебряно звеня…
Закрыв лицо, я умоляла Бога
До первой битвы умертвить меня.

Из памяти, как груз отныне лишний,
Исчезли тени песен и страстей.
Ей — опустевшей — приказал Всевышний
Стать страшной книгой грозовых вестей.

Анна Ахматова. «Памяти 19 июля 1914».

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Нам, родившимся в грозное время,
Надо древнюю Веру хранить,
И нести вековечное бремя
На тяжёлом, опальном пути.

Много званных, но избранных мало: —
В жизни будущей меры не те.
Как бы низко ты, сердце, ни пало,
Есть надежда тебе во Христе.

В каждой жизни над мелочью серою
Есть и будут святые места.
Во Единую Троицу верую,
Исповедую сердцем Христа.

По плодам узнаются деревья,
По делам узнаются сердца.
В эти тяжкие годы кочевья
Будем чисты во имя Отца.

Владимир Диксон. 1928 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Весь мир, как лист бумаги, наискось
Это имя тяжелое — Ленин — прожгло.
Желтый ожог и пламя ласкается
И жаром лижет безбровый лоб.

Глаз монгольских не прорезь, а просека —
Шрам и зрачки — ятаган татарвы.
Овраги и рвы и ветер просится
Под ноги лечь на болячки травы.

Прищурь глаза, мой пращур. Вытопчи
Копытами безлесые солончаки.
В праще — прощенье. Ты без запала выучил
Ломать князей удельных утлые полки.

А над степями тяжелых хлопьев хлопоты
И сквозь метель, над Каспием — заря.
И будит великолепным топотом
Века — твой доисторический октябрь.

Так медленно над мертвой пасекой
Встает весна и оживают мхи.
Не сын, а только пасынок, я только пасынок,
Я слушаю, как третьи прокричали петухи.

Вадим Андреев. «Ленин» (1923).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Подделки юную любовь напоминают,
Глубокомысленно на полочках стоят.
Так нежные сердца кому-то подражают,
Заемным опытом пытаются сиять.

Но первая любовь, она благоухает,
Она, безумная, не хочет подражать,
И копии и слепки разбивает,
И пеньем наполняет берега.

Но копии, но слепки, точно формы,
Ее зовут, ее влекут,
Знакомое предстанет изваянье,
Когда в музей прохожие войдут.

Константин Вагинов. 1933 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Он, белыми взмахнув крылами
По зыблющей равнине волн,
Пошел, - и следом пена рвами
И с страшным шумом искры, огнь

Под ним в пучине загорелись,
С ним рядом тень его бежит;
Ширинки с шлемов распростерлись,
Горе пред ним орел парит.

Водим Екатерины духом,
Побед и славы громкий сын,
Ступай еще, и землю слухом
Наполнь, о росский исполин!

Ты смело Сциллы и Харибды
И свет весь прежде проходил:
То днесь препятств какие виды?
И кто тебе их положил?

Ступай - и стань средь океана,
И брось твоих гортаней гром:
Европа, злобой обуянна,
И гидр лилейных бледный сонм

От гроз твоих да потрясется,
Проснется Людвиг звуком лир!
Та дщерью божьей наречется,
Кто даст смущенным царствам мир.

Гавриил Державин. «Флот» (1795).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Блестит обманчивый Монблан.
Снегами вечными сияя,
В лазури плавает биплан,
То поднимаясь, то ныряя.

Он оторвался от земли,
Как стрекоза, не для забавы,
У рукоплещущей толпы,
Биплан не ищет бренной славы.

Не ради женской красоты
Повис летун стремляв в лазури,
Под ним могильные кресты,
Над ним струя воздушной бури...

К чему ж играет он собой,
Когда земля полна соблазна?
Неужли в шири голубой
Глава Монблана безобразна?!

Нет, он покинул грешный мир,
Чтоб быть, как птица, ближе к Богу,
И зыбкий ящик сквозь эфир
Наметил смертную дорогу...

Николай Животов. «Биплан».

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

За пеленой тумана плотной
Не видно мне домов.
Лечу, как ветер беззаботный,
Под звон оков.

Лечу, от воли пьяной воя,
Я, беглый тать,
И знаю: выстрелом
Меня вам не догнать.

Я знаю, буду завтра в гимне
За то воспет.
Усталый, в «Голосе Москвы» мне
Строчит поэт.

Но за стихи он не получит
Ни медного копья.
Но если кто его научит,
Кто, встретив, шапку нахлобучит,
Знай: это я.

Самуил Киссин (Муни).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.

Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.

И залитые кровью недели
Ослепительны и легки,
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые
Или воды гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.

И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.

Николай Гумилев. «Наступление» (1914).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

У людей война. Но к нам в подполье
Не дойдет ее кровавый шум.
В нашем круге — вечно богомолье,
В нашем мире — тихое раздолье
Благодатных и смиренных дум.

Я с последней мышью полевою
Вечно брат. Чужда для нас война, —
Но Господь да будет над тобою,
Снежная, суровая страна!

За Россию в день великой битвы
К небу возношу неслышный стих:
Может быть, мышиные молитвы
Господу любезнее других...

Франция! Среди твоей природы
Свищет меч, лозу твою губя.
Колыбель возлюбленной свободы!
Тот не мышь, кто не любил тебя!

День и ночь под звон машинной стали,
Бельгия, как мышь, трудилась ты, —
И тебя, подруга, растерзали
Швабские усатые коты...

Ax, у вас война! Взметает порох
Яростный и смертоносный газ,
А в подпольных, потаенных норах
Горький трепет, богомольный шорох
И свеча, зажженная за вас.

Владислав Ходасевич. «Из мышиных стихов» (1914).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

На чистом фоне неба голубого,
Где облака плывут как неба корабли
Я думаю, есть много дорогого
И милого для странников земли.

И глядя в бездну, полную мечтаний
В тот край, где ветры горы унесли,
Рождается всё больше упований,
Уходишь как-то дальше от земли.

Дмитрий Удинцев. 1934 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Я не всегда таким был скучным, –
Слагал немало небылиц.
Теперь к Пустыни я приручен.
Я так отвык от белых лиц.

Раз в месяц раб приносит почту,
Пробыв в пути двенадцать дней,
Я сам себе читаю ночью
Приветы вспомнивших друзей.

Храню погоны и кокарду
От службы русскому Царю, –
Кормя ручного леопарда,
Я с ним по-русски говорю.

И вспоминаю Гумилёва…
Что ждёт, скрываясь впереди?
Когда-нибудь вернусь я снова,
– Теперь же жизнь меня не жди!

Павел Булыгин. «Русский в Абиссинии».

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись