Шампанское, и водка, и абсент,
И музыка, и запах ресторана —
Затянутая в смокинг обезьяна
Старухе шепчет сальный комплимент.

Поет цыган, а важный метрдотель
Склоняется к икающим влюбленным —
Карману и душе опустошенным
Должно быть вреден благодатный хмель.

Он жжет огнем свинцовые сердца,
Их прочный мир шатается и тает,
Обломанные когти выпускает
Придушенная совесть подлеца.

Уйдем, мой друг, отсюда навсегда,
Мы тоже пьяны, но совсем иначе…
Уйдем скорей, иль ты опять заплачешь
От боли, отвращенья и стыда.

Откроем дверь, пусть ветер пробежит
По волосам, по тихим струнам лиры,
Пусть мир иной, страдающий и сирый,
Заблудших нас и примет и простит.

Владимир Смоленский.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Мы вышли с почты прямо на канал,
который начал с облаком сливаться
и сверху букву "п" напоминал.
И здесь мы с ним решили расставаться.

Мы попрощались. Мелко семеня,
он уходил вечернею порою.
Он быстро уменьшался для меня
как будто раньше вчетверо, чем втрое.

Конечно, что-то было впереди.
Что именно — нам было неизвестно.
Для тех, кто ждал его в конце пути,
он так же увеличивался резко.

Настал момент, когда он заслонил
пустой канал с деревьями и почту,
когда он все собой заполонил.
Одновременно превратившись в точку.

Иосиф Бродский. 1962 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

В русской церкви за обедней
Весь beau monde наш собрался;
Там Тургенева я встретил;
Поболтали с полчаса.

«Каково, Иван Сергеич,
Поживаете?» — «Merci.
Всё пишу о нигилистах —
Русь от них Христос спаси!»

«Нет ли с Севера известий?»
— «Вот Некрасов пишет мне,
Будто всякий день ему я
Всё мерещуся во сне».

«Что вы?» — «Право! зазывает
В «Современник»; ну, да я
Не поддамся, симпатию
В сердце к «Вестнику» тая».

Виктор Буренин.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Убит, – и с нами нет его,
Теперь, когда гремят стихии!
Но завещал он торжество
Окрепшей, будущей России.

Он был – из одного куска,
Как глыба цельного гранита.
И мысль его была ярка,
Неустрашима и открыта.

Уже забытою порой
Полубезумного шатанья
Вернул он к жизни – твёрдый строй,
Вернул он власти – обаянье.

Россией новой дорожа,
Он отстоял Россию дедов!
И жил он, ей принадлежа,
И пал, ей верность заповедав.

Блистателен его венец!
Огонь речей, деяний твёрдость
И героический конец,
Всё – точно знамя: «Честь и гордость».

И что нам грешная вина
И слабости его земные…
Он знал одно: что «нам нужна
Лишь ты, Великая Россия!»

Иван Тхоржевский. «Памяти П. А. Столыпина» (1911)

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Какой ценой Вы победили.
Какой неслыханной ценой!
Какую Вы любовь убили.
Какое солнце погасили
В своей душе полуживой!

И как Вам страшно, друг мой дальний,
Как одиноко, как темно!
Гудит оркестр. Напев банальный
Стучится в сердце, как в окно.
Что может быть любви печальней?

И Ваши очи... Ваши очи
Смертельно раненной любви,
И все мои глухие ночи,
И дни все тише, все короче...
О сердце, сердце, не зови!

Мне все равно. Вы все убили.
Я не живу. Я не живой...
Какой ценой Вы победили,
Какой неслыханной ценой!

Александр Вертинский. 1940 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Есть имена великих поражений:
горят они сиянием победы.
Потомки верят им, как в искупленье,
когда о них рассказывают деды.

Антверпен, Ватерлоо, Севастополь,
падение Парижа и Варшавы –
ступени в многоярусный Акрополь
народной страды и народной славы.

Но пораженья есть совсем другие,
они – как проклятые саркофаги,
испепеляют стяги золотые
и ржавчиною прожигают шпаги.

Они ложатся каменной плитою
на совесть заклеймённого народа...
Таков позор Тарнопольского боя,
июльских дней семнадцатого года.

Михаил Форштетер. «Тарнополь».

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Россия! Печальное слово,
Потерянное навсегда
В скитаньях напрасно-суровых,
В пустых и ненужных годах.

Туда - никогда не поеду,
А жить без нее не могу.
И снова настойчивым бредом
Сверлит в разъяренном мозгу:

- Зачем меня девочкой глупой
От страшной, родимой земли,
От голода, тюрем и трупов
В двадцатом году увезли!

Ирина Кнорринг. 1933 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Гляжу спокойно в даль веков,
Без сожаленья и боязни —
Что для меня мятеж рабов,
Насилья, стоны, кровь и казни,

Ничто не но́во под луной —
Гроза пройдёт, покой настанет,
И над смирившейся волной
Сиять, как прежде, солнце станет.

Ударит час — родной слепец
От красных бельм своих прозреет,
И всё постигнет наконец,
И козни вражии рассеет.

Крестом саже́нным осенясь,
Спокойно, вдумчиво и кротко,
Он с правдой установит связь,
И истину запишет чётко.

К Европе подлой став спиной,
И углубясь во мглу преданий,
Он вынет гордо быт родной
Из погребо́в воспоминаний.

Пройдя сквозь грозный строй невзгод
И раскусив нутром обманы,
Начнет зализывать народ
Свои дымящиеся раны.

Он вспомнит набожных Царей,
Их правду, милость и смиренье,
И проклянёт поводырей
Богопротивного движенья.

Гляжу спокойно в даль веков,
Без опасений и без страха —
И зрю Россию без оков
В державной шапке Мономаха.

Сергей Бехтеев. «Грядущее» (отрывками). 1928 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Чичерин растерян и Сталин печален,
Осталась от партии кучка развалин.

Стеклова убрали, Зиновьев похерен,
И Троцкий, мерзавец, молчит, лицемерен.

И Крупская смотрит, нахохлившись, чортом,
И заняты все комсомолки абортом.

И Ленин недвижно лежит в мавзолее,
И чувствует Рыков веревку на шее.

Александр Тиняков. 1929 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Нет места ропоту, нет места укоризне
Пред этой — может быть, последнею — войной:
Во имя всей земли, во имя новой жизни
Мы приняли борьбу и ринулись на бой.

И движемся вперед могучими рядами,
Идем под градом пуль, отвагою полны,
Затем, чтоб никогда над вашими полями
Отныне не звучал безумный смех войны.

Окопы, взрывы мин, пожарища, обломки
Орудий и штыков и горы мертвых тел —
Затем, чтоб счастье жить, далекие потомки,
Жить мирно и светло — досталось вам в удел.

Ах, не поверят нам и содрогнутся внуки:
Так много слез кругом, позора и обид,
Что кажется порой: всей этой страшной муки
Не вынесет душа и разум не вместит…

Считать ли раны нам в неистовстве сраженья, —
Их все когда-нибудь история сочтет
И, благодарная за жертвы искупленья,
Нам в будущем воздаст и славу и почет.

А вы, далекие, с незлобными сердцами,
А вы, взращенные блаженными веками,
Вы вспомните ль потом наш гнев и боль и страх,
И ваши девушки лилейными руками
Возложат ли цветы на наш остывший прах?

Георгий Вяткин. «Потомкам» (1916).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Сфинкс, не разгаданный до гроба,
О нем и ныне спорят вновь;
В любви его роптала злоба,
А в злобе теплилась любовь.

Дитя осьмнадцатого века,
Его страстей он жертвой был:
И презирал он человека,
И человечество любил.

Петр Вяземский. 1868 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

«И дым отечества нам сладок и приятен!» —
Так поэтически век прошлый говорит.
А в наш — и сам талант все ищет в солнце пятен,
И смрадным дымом он отечество коптит!

Федор Тютчев. 1867 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Люба мне буква «Ка»,
Вокруг неё сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца
Бойцам Каплан и Каннегисер.

И да запомнят все, в ком есть
Любовь к родимой, честь во взгляде,
Отмстили попранную честь
Борцы Коверда и Конради.

Константин Бальмонт.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

В детские годы, в преддверии грозной судьбы,
Сидя за школьною партой, веснушчат и мал,
Я в букваре нашу заповедь: «Мы — не рабы!» —
С детскою верой и гордостью детской читал.

Дальше вела меня ве́ка крутая стезя,
Марш пятилеток над вьюжной страною гремел.
«Мы — не рабы и рабами не будем, друзья!» —
Я с комсомольцами в клубе фабзавуча пел.

Выше шагай по расшатанной лестнице лет,
К царству грядущего братства иди напролом.
Как же случилось, что я, запевала-поэт,
Стал — погляди на меня — безсловесным рабом?

Не в чужеземном пределе, а в отчем краю,
Не на плантациях дальних, а в нашей стране,
В грязной одежде раба на разводе стою,
Номер раба у меня на согбе́нной спине.

Я на работу иду, как убийца на суд,
Мёрзлую землю долбить и грузить доломит.
Нашу колонну вперёд конвоиры ведут,
Рядом <...> и овчарка визжит.

Ярослав Смеляков. «Мы не рабы» (1952).
Написано во время заключения в Инталаге.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Пустыня, грусть в степных просторах.
Синеют тучи. Скоро снег.
Леса на дальних косогорах,
Как желто-красный лисий мех.

Под небом низким, синеватым
Вся эта сумрачная ширь
И пестрота лесов по скатам
Угрюмы, дики как Сибирь.

Я перейду луга и долы,
Где серо-сизый, неживой
Осыпался осинник голый
Лимонной мелкою листвой.

Я поднимусь к лесной сторожке -
И с грустью глянут на меня
Ее подслепые окошки
Под вечер сумрачного дня.

Но я увижу на пороге
Дочь молодую лесника:
Малы ее босые ноги,
Мала корявая рука.

От выреза льняной сорочки
Ее плечо еще круглей,
А под сорочкою - две точки
Стоячих девичьих грудей.

Иван Бунин. 1888 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Пал жертвой лжи и зла земного,
Коварства гнусного людского
И низкой зависти людей
Носитель царственных идей.
Погиб и он, как гениальный
Его предшественник-собрат,
И панихидой погребальной
Страна гудит, и люд печальный
Душевной горестью объят.

Но не всего народа слезы
Сердечны, искренни, чисты, —
Как не всегда пунцовы розы,
Как не всегда светлы мечты.
Для горя ближних сердцем зорок,
Не забывал ничьих он нужд;
Пускай скорбят — кому он дорог!
Пускай клеймят — кому он чужд!
И пусть толпа неблагодарна,
Коварна, мелочна и зла,
Фальшива, льстива и бездарна
И вновь на гибель обрекла
Другого гения, другого
Певца с божественной душой, —
Он не сказал проклятья слова
Пред злом кончины роковой.

А ты, злодей, убийца, ты, преступник,
Сразивший гения бесчестною рукой,
Ты заклеймен, богоотступник,
Проклятьем мысли мировой.
Гнуснее ты Дантеса — тот хоть пришлый,
В нем не течет земель славянских кровь;
А ты, змея, на битву с братом вышла, —
И Каин возродился вновь!..
Не лейте слез, завистники, фальшиво
Над прахом гения, не оскорбляйте прах,
Вы стадо жалкое, ничтожно и трусливо,
И ваш пастух — позорный страх.
Вас оценят века и заклеймят, поверьте,
Сравнивши облик каждого с змеей…
И вы, живые, — мертвые без смерти,
А он и мертвый, — да живой!

Игорь Северянин. «На смерть Лермонтова» (1914).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Из всех билетов вызубрив четыре,
Со скомканной программою в руке,
Неся в душе раскаянья гири,
Я мрачно шел с учебником к реке.

Там у реки блондинка гимназистка
Мои билеты выслушать должна.
Ах, провалюсь! Ах, будет злая чистка!
Но ведь отчасти и ее вина...

Зачем о ней я должен думать вечно?
Зачем она близка мне каждый миг?
Ведь это, наконец, бесчеловечно!
Конечно, мне не до проклятых книг.

Ей хорошо: по всем - двенадцать баллов,
А у меня лишь по закону пять.
Ах, только гимназистки без скандалов
Любовь с наукой могут совмещать!

Пришел. Навстречу грозный голос Любы:
"Когда Лойола орден основал?"
А я в ответ ее жестоко в губы,
Жестоко в губы вдруг поцеловал.

"Не сметь! Нахал! Что сделал для науки
Декарт, Бэкон, Паскаль и Галилей?"
А я в ответ ее смешные руки
Расцеловал от пальцев до локтей.

"Кого освободил Пипин Короткий?
Ну, что ж? Молчишь! Не знаешь ни аза?"
А я в ответ почтительно и кротко
Поцеловал лучистые глаза.

Так два часа экзамен продолжался.
Я получил ужаснейший разнос!
Но, расставаясь с ней, не удержался
И вновь поцеловал ее взасос.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я на экзамене дрожал как в лихорадке,
И вытащил... второй билет! Спасен!
Как я рубил! Спокойно, четко, гладко...
Иван Кузьмич был страшно поражен.

Бегом с истории, ликующий и чванный,
Летел мою любовь благодарить...
В душе горел восторг благоуханный.
Могу ли я экзамены хулить?

Саша Черный. «Экзамен» (1910).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Средь Рима древнего сооружалось зданье —
То Нерон воздвигал дворец свой золотой;
Под самою дворца гранитною пятой
Былинка с кесарем вступила в состязанье:

«Не уступлю тебе, знай это, царь земной,
И ненавистное твое я сброшу бремя».
— Как, мне не уступить? Мир гнется подо мной. —
«Весь мир тебе слугой, а мне слугою — время».

Федор Тютчев. «В Риме» (1866).

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись

Мой скромный памятник не мрамор бельведерский,
Не бронза вечная, не медные столпы:
Надменный юноша глядит с улыбкой дерзкой
На ликование толпы.

Пусть весь я не умру, зато никто на свете
Не остановится пред статуей моей
И поздних варваров гражданственные дети
Не отнесут её в музей.

Слух скаредный о ней носился недалёко
И замер жалобно в тот самый день, когда
Кровавый враг обрушился жестоко
На наши сёла и стада.

И долго буду я для многих ненавистен
Тем, что растерзанных знамён не опускал,
Что в век бесчисленных и лживых полуистин
Единой Истины искал.

Но всюду и всегда: на чердаке ль забытый
Или на городской бушующей тропе,
Не скроет идол мой улыбки ядовитой
И не поклонится толпе.

Борис Садовской. 1917 год.

🇷🇺 Подписаться на Современную летопись