Свечка в кармане.
Удивительно, как история умеет шутить. Я уехал из России не за колбасой, не в поисках «европейских ценностей» (хотя хороший сыр — дело важное), а потому что жить там стало тошно. Душно. Опасно. Всё это — «новое средневековье», только с ФСБ, Wi-Fi и фоном Патриарха Кирилла в TikTok.
Я вообще-то атеист. Не воинствующий, но твёрдый. Вера — не моё. Меня больше волнует, чтобы налоговая сходилась и чтобы на детей не падали бомбы. Но лента в соцсетях начала меняться. Там, где раньше были посты про выставки, феминизм и нейросети, теперь — свечки, храмы, монастыри. Новый тренд, привет из XIV века — монастыринг. Слово-то какое! Как будто духовность теперь по подписке — как фитнес: «уеду на две недели в тишину, поработаю над собой». Detox от совести, наверное.
А за этим — «традиционные семейные ценности». Новая мантра. О ней орут с экранов, пишут чиновники в Telegram, даже рэперы, прости Господи, цитируют Евангелие. И всё это — чтобы делать вид, что всё в порядке. Что нет никакой войны, нет сожжённых городов, нет украинцев, убегающих от ракет. Есть «скрепы», «мама, папа и трое детей», и желательно — чтобы все молчали. Особенно — про войну.
Именно молчание стало главной добродетелью. Делать вид, что ничего не происходит — это и есть «быть хорошим русским». Пока там, в Украине, рушатся дома, у нас тут — паломничество в Дивеево и обсуждение, как правильно носить платок. Нормально?
Я наблюдаю за этим со стороны. Из эмиграции. Со своего безопасного кафе, где пахнет овсяным латте и бесконечными вопросами без ответов. И у меня конфликт внутри. С одной стороны — злость. Потому что не так должна выглядеть совесть. Не в молитве нужно искать покой, когда совершается преступление, а в попытке его остановить. А с другой — я понимаю. Людям страшно. Они просто хотят выжить. Не сошедшие с ума — это уже достижение.
Вот только выходит как-то странно: власть убивает, а народ молится. Власть врёт, а люди ищут истину не в газетах, а в иконах. Власть говорит: «не лезь», и народ уходит в тишину — но не на улицу, а в монастырь.
Это не протест. Это капитуляция под видом духовности. Хотя… кого я осуждаю? Я сам — в бегах. Сижу, пью кофе, пишу фельетон, строю из себя рационалиста. Я не в монастыре — но и не на баррикаде. И свечку в руке не держу — но, бывает, ловлю себя на том, что хочется просто, чтобы хоть что-то имело смысл.
Может, это и есть моя форма молитвы. Без Бога. Без храма. Просто — не разучиться думать, не привыкнуть к боли, не забыть, что война — это не норма.
Даже если вся страна делает вид, что это — просто «временное испытание». И что скоро будет только любовь, пост и семейные ценности. Ага. С ядерным привкусом…
Удивительно, как история умеет шутить. Я уехал из России не за колбасой, не в поисках «европейских ценностей» (хотя хороший сыр — дело важное), а потому что жить там стало тошно. Душно. Опасно. Всё это — «новое средневековье», только с ФСБ, Wi-Fi и фоном Патриарха Кирилла в TikTok.
Я вообще-то атеист. Не воинствующий, но твёрдый. Вера — не моё. Меня больше волнует, чтобы налоговая сходилась и чтобы на детей не падали бомбы. Но лента в соцсетях начала меняться. Там, где раньше были посты про выставки, феминизм и нейросети, теперь — свечки, храмы, монастыри. Новый тренд, привет из XIV века — монастыринг. Слово-то какое! Как будто духовность теперь по подписке — как фитнес: «уеду на две недели в тишину, поработаю над собой». Detox от совести, наверное.
А за этим — «традиционные семейные ценности». Новая мантра. О ней орут с экранов, пишут чиновники в Telegram, даже рэперы, прости Господи, цитируют Евангелие. И всё это — чтобы делать вид, что всё в порядке. Что нет никакой войны, нет сожжённых городов, нет украинцев, убегающих от ракет. Есть «скрепы», «мама, папа и трое детей», и желательно — чтобы все молчали. Особенно — про войну.
Именно молчание стало главной добродетелью. Делать вид, что ничего не происходит — это и есть «быть хорошим русским». Пока там, в Украине, рушатся дома, у нас тут — паломничество в Дивеево и обсуждение, как правильно носить платок. Нормально?
Я наблюдаю за этим со стороны. Из эмиграции. Со своего безопасного кафе, где пахнет овсяным латте и бесконечными вопросами без ответов. И у меня конфликт внутри. С одной стороны — злость. Потому что не так должна выглядеть совесть. Не в молитве нужно искать покой, когда совершается преступление, а в попытке его остановить. А с другой — я понимаю. Людям страшно. Они просто хотят выжить. Не сошедшие с ума — это уже достижение.
Вот только выходит как-то странно: власть убивает, а народ молится. Власть врёт, а люди ищут истину не в газетах, а в иконах. Власть говорит: «не лезь», и народ уходит в тишину — но не на улицу, а в монастырь.
Это не протест. Это капитуляция под видом духовности. Хотя… кого я осуждаю? Я сам — в бегах. Сижу, пью кофе, пишу фельетон, строю из себя рационалиста. Я не в монастыре — но и не на баррикаде. И свечку в руке не держу — но, бывает, ловлю себя на том, что хочется просто, чтобы хоть что-то имело смысл.
Может, это и есть моя форма молитвы. Без Бога. Без храма. Просто — не разучиться думать, не привыкнуть к боли, не забыть, что война — это не норма.
Даже если вся страна делает вид, что это — просто «временное испытание». И что скоро будет только любовь, пост и семейные ценности. Ага. С ядерным привкусом…
11👍21🕊6
“Пастернак — это овощ” и другие культурные открытия.
Я не знаю, кто первым изобрёл выражение «глубинный народ». Но я хочу, чтобы этот человек вышел и извинился…
Потому что я, на свою голову, посмотрел видео, где русским знаменитостям — звёздам, лидерам мнений, этим всем глянцевым лицам с реклам шампуней — показывают портреты Пушкина, Мандельштама, Цветаевой, Ахматовой, Пастернака. И вот одна барышня с лицом, натянутым на скулы как фонарь на палку, с гордой простотой говорит:
«А я думала, Пастернак — это овощ».
Сцена комичная. Если бы не было так мерзко.
После этого я ушёл в запой. Не в буквальный — в культурный. Начал смотреть интервью Золкина с пленными солдатами. Целый год. Один за другим. Как народный сериал — только страшный, и финал всегда одинаковый: тупик.
Им задают простейшие вопросы.
— Кто такой Ленин?
— Когда началась Вторая мировая?
— Где находится Киев?
— Что произошло в 1991-м?
— Где находится Гренландия?
И ты ждёшь… ответа. Хоть какого-то.
А в ответ — пауза, потупленный взгляд, мучительное: «эээ…»
Некоторые говорят, что идут воевать «за Россию». Но если у них спросить, что такое Россия — начинается поиск файлов в голове, которых там нет. Есть только загруженные с ТВ: «нацизм, биолаборатории, Америка, НАТО, Бандера».
Но спроси — кто такой Бандера?
И тишина. Абсолютная, стыдливая тишина.
И тут меня охватило уныние, как будто я не в интернете, а в учебнике по энтропии.
Потому что стало вдруг предельно ясно:
Мы — не бедная страна. Мы — страна бедного ума.
Мы — не дикая нация. Мы — нация забывших все.
И вот эти, кто ничего не знает, ни кто такой Чехов, ни где находится Донецк, ни зачем у людей есть права — идут убивать за какую-то мифическую «правду». Смотрят на мир, как рыбы в аквариуме: есть стекло, есть корм, есть телевизор и Tik-Tok— больше ничего не надо.
А звёзды? Те, кто должен был бы быть хотя бы чуть-чуть впереди — как минимум, с фонариком в руках? Они тоже в аквариуме. Только с ботоксом.
Знаешь, за что больно? Не за то, что Пастернака приняли за овощ.
А за то, что теперь вся нация воспринимается как овощной отдел.
Литература — это скучно. История — это «зачем вспоминать». Мозг — это «у меня и так голова болит».
И мы серьёзно рассчитываем, что такой народ станет свободным? Демократичным? Ответственным?
Когда даже слова не знают, которыми можно это выразить?
И я понимаю, что можно уехать, увезти с собой поэзию, память, честь. Но страну всю — не вывезешь.
И она остаётся. С бабами, считающими Пастернака овощем. С солдатами, путающими Киев с Курском. С телевидением, где Пушкин — это просто бренд конфет.
Больно видеть, как страна превращается в пепел без огня. Просто от беспросветной необразованности и чванства.
Я не знаю, кто первым изобрёл выражение «глубинный народ». Но я хочу, чтобы этот человек вышел и извинился…
Потому что я, на свою голову, посмотрел видео, где русским знаменитостям — звёздам, лидерам мнений, этим всем глянцевым лицам с реклам шампуней — показывают портреты Пушкина, Мандельштама, Цветаевой, Ахматовой, Пастернака. И вот одна барышня с лицом, натянутым на скулы как фонарь на палку, с гордой простотой говорит:
«А я думала, Пастернак — это овощ».
Сцена комичная. Если бы не было так мерзко.
После этого я ушёл в запой. Не в буквальный — в культурный. Начал смотреть интервью Золкина с пленными солдатами. Целый год. Один за другим. Как народный сериал — только страшный, и финал всегда одинаковый: тупик.
Им задают простейшие вопросы.
— Кто такой Ленин?
— Когда началась Вторая мировая?
— Где находится Киев?
— Что произошло в 1991-м?
— Где находится Гренландия?
И ты ждёшь… ответа. Хоть какого-то.
А в ответ — пауза, потупленный взгляд, мучительное: «эээ…»
Некоторые говорят, что идут воевать «за Россию». Но если у них спросить, что такое Россия — начинается поиск файлов в голове, которых там нет. Есть только загруженные с ТВ: «нацизм, биолаборатории, Америка, НАТО, Бандера».
Но спроси — кто такой Бандера?
И тишина. Абсолютная, стыдливая тишина.
И тут меня охватило уныние, как будто я не в интернете, а в учебнике по энтропии.
Потому что стало вдруг предельно ясно:
Мы — не бедная страна. Мы — страна бедного ума.
Мы — не дикая нация. Мы — нация забывших все.
И вот эти, кто ничего не знает, ни кто такой Чехов, ни где находится Донецк, ни зачем у людей есть права — идут убивать за какую-то мифическую «правду». Смотрят на мир, как рыбы в аквариуме: есть стекло, есть корм, есть телевизор и Tik-Tok— больше ничего не надо.
А звёзды? Те, кто должен был бы быть хотя бы чуть-чуть впереди — как минимум, с фонариком в руках? Они тоже в аквариуме. Только с ботоксом.
Знаешь, за что больно? Не за то, что Пастернака приняли за овощ.
А за то, что теперь вся нация воспринимается как овощной отдел.
Литература — это скучно. История — это «зачем вспоминать». Мозг — это «у меня и так голова болит».
И мы серьёзно рассчитываем, что такой народ станет свободным? Демократичным? Ответственным?
Когда даже слова не знают, которыми можно это выразить?
И я понимаю, что можно уехать, увезти с собой поэзию, память, честь. Но страну всю — не вывезешь.
И она остаётся. С бабами, считающими Пастернака овощем. С солдатами, путающими Киев с Курском. С телевидением, где Пушкин — это просто бренд конфет.
Больно видеть, как страна превращается в пепел без огня. Просто от беспросветной необразованности и чванства.
10🕊19👍6🤡3
🎖️ Новые эскизы, как всегда старая добрая эмигрантская чернуха и классика совковой криминальной татуировки… все в одном флаконе…
🇦🇲 Работаю в Ереване.
📩 По всем вопросам пишите в ЛС или сообщения канала.
🇦🇲 Работаю в Ереване.
📩 По всем вопросам пишите в ЛС или сообщения канала.
1🕊8
Интересное у нас время. Историческое, говорят. Политическое… Переломное… А по факту — все шепчут в переписках, стирают сообщения, говорят намёками. Потому что тот, кто вчера был с тобой на концерте группы «Макулатура», сегодня уже пишет на тебя донос. Не обязательно из ненависти. Просто понял: так безопаснее. Или, что хуже, так выгоднее.
Донос — это теперь норма. Социальный лифт. Моральный фитнес. Если ты не пишешь доносы — возможно, просто отстал от жизни. Ведь донос — это не предательство, а гражданская сознательность.
Особенно интересен нынче новый национальный мессенджер «MAX”
Да, тот самый мессенджер. Новый. Государственный. Безопасный. Официально — альтернатива “заграничным шпионам” вроде Telegram и WhatsApp. Неофициально — MАX это цифровой гулаг в твоём кармане. Такой дружелюбный — с аватаркой, но с характером карцера Крестов. С логотипом в стиле “нарисуй за 2 минуты, пока ФСБ дышит в затылок”.
Там всё просто: ни шифрования, ни приватности, ни иллюзий. MAX — это не чтобы говорить. Это чтобы фиксировать. Ты ещё не написал про «войну», а твоё сообщение уже лежит в архиве под грифом «на всякий случай».
Пользуются им врачи, учителя, школьники и сознательные граждане. Их туда не спрашивая — переводят. Слово-то какое — «перевели». Почти как на зону. И всё в лучших традициях научной фантастики: контроль, слежка, наказание. Только без летающих машин и внеземных технологий. Просто — государство, которое тебе не верит, даже когда ты молчишь.
Честно говоря, я всё чаще ловлю себя на мысли, что живу в каком-то гибриде Оруэлла и Стругацких. Как будто попал в “Обитаемый остров”, где каждое утро включают вышки с излучением — и люди начинают верить в любое безумие. Где нет зла — есть только «правильная точка зрения». Где донос — не грязь, а форма служения. Где друг может предать тебя, объяснив потом: «Ну ты же сам всё говорил, я просто передал».
Помните, как у Стругацких?
«Вы вольны думать, что угодно, но при этом обязаны действовать так, будто думаете правильно».
Вот и сейчас: можешь считать себя свободным, мыслящим человеком — но веди себя как дисциплинированный винтик. Не возражай. Не пиши лишнего. Не шути. И, главное, не доверяй никому. Потому что в новой России дружба заканчивается там, где начинается возможность набрать очков лояльности.
А я сижу, пью чай «купец» за кордоном, и думаю: в каком моменте всё свернуло не туда? Когда стук по клавишам стал похож на стук в дверь. Когда донос снова стал частью повседневной этики. Когда антиутопия перестала быть предупреждением — и стала инструкцией.
Мы же читали Оруэлла и Ко. Мы же понимали, что это страшно.
А потом взяли — и установили себе его на телефон. Добровольно. С галочкой “согласен с условиями”.
Донос — это теперь норма. Социальный лифт. Моральный фитнес. Если ты не пишешь доносы — возможно, просто отстал от жизни. Ведь донос — это не предательство, а гражданская сознательность.
Особенно интересен нынче новый национальный мессенджер «MAX”
Да, тот самый мессенджер. Новый. Государственный. Безопасный. Официально — альтернатива “заграничным шпионам” вроде Telegram и WhatsApp. Неофициально — MАX это цифровой гулаг в твоём кармане. Такой дружелюбный — с аватаркой, но с характером карцера Крестов. С логотипом в стиле “нарисуй за 2 минуты, пока ФСБ дышит в затылок”.
Там всё просто: ни шифрования, ни приватности, ни иллюзий. MAX — это не чтобы говорить. Это чтобы фиксировать. Ты ещё не написал про «войну», а твоё сообщение уже лежит в архиве под грифом «на всякий случай».
Пользуются им врачи, учителя, школьники и сознательные граждане. Их туда не спрашивая — переводят. Слово-то какое — «перевели». Почти как на зону. И всё в лучших традициях научной фантастики: контроль, слежка, наказание. Только без летающих машин и внеземных технологий. Просто — государство, которое тебе не верит, даже когда ты молчишь.
Честно говоря, я всё чаще ловлю себя на мысли, что живу в каком-то гибриде Оруэлла и Стругацких. Как будто попал в “Обитаемый остров”, где каждое утро включают вышки с излучением — и люди начинают верить в любое безумие. Где нет зла — есть только «правильная точка зрения». Где донос — не грязь, а форма служения. Где друг может предать тебя, объяснив потом: «Ну ты же сам всё говорил, я просто передал».
Помните, как у Стругацких?
«Вы вольны думать, что угодно, но при этом обязаны действовать так, будто думаете правильно».
Вот и сейчас: можешь считать себя свободным, мыслящим человеком — но веди себя как дисциплинированный винтик. Не возражай. Не пиши лишнего. Не шути. И, главное, не доверяй никому. Потому что в новой России дружба заканчивается там, где начинается возможность набрать очков лояльности.
А я сижу, пью чай «купец» за кордоном, и думаю: в каком моменте всё свернуло не туда? Когда стук по клавишам стал похож на стук в дверь. Когда донос снова стал частью повседневной этики. Когда антиутопия перестала быть предупреждением — и стала инструкцией.
Мы же читали Оруэлла и Ко. Мы же понимали, что это страшно.
А потом взяли — и установили себе его на телефон. Добровольно. С галочкой “согласен с условиями”.
11🕊14👍9
«Калина-Окалина толстый болт у Сталина, больше чем у Рыкова и Петра Великого» (Старая арестантская наколка).
Нам оставили замечательное и сложное наследие Данциг Балдаев и КО. В виде архивов фотографий и документов ВЧК. Благодаря всем этим историческим документам в России и странах СНГ, да о чем я говорю во всем мире узнали что в советском союзе был свой «Традиционный стиль»( это я выражаюсь профессиональным языком татуировщика). Безусловно он был табуирован за счет специфической «понятийной» системы в которой строго спрашивали за левые наколки. Но после 90-х все превратилось в «Кока-Колу» и теперь уже никого не удивить куполами на руке… Мне нравилось на протяжении большого количества лет копаться и изучать это все, даже не с точки зрения художника или татуировщика, а с точки зрения «почему так решили написать фразу» что хотели они донести… Естественно 80 процентов татуировок которые есть в советской системе они направлены на выражение агрессии к режиму (мусорам) или к другим арестантам, малая часть это татуировки обереги. Забавно наблюдать как во всех этих символах есть тонкая прослойка выражения жалости к себе «Ах мама я не в чем не виноват, такая вот судьба, пожалейте меня несчастного арестанта».
Но моя любимая часть это «политическая» и «националистическая» ( не путать с ультраправыми и расистами).
Я много анализировал и понимал что когда человек попадал в «систему» и уже ему нечего было терять но он все так же продолжал гнуть свою линию он набивал на себе охуеть какие сильные по высказываниям лозунги например пресловутая наколка «РАБ КПСС» или «РАБ РСФСР» на лбу. Это был офигеть какой протест, который потом как правило пресекался тюремными хирургами и варварски вырезался с тела… но все же сам символ…
Так же мне очень нравятся наколки которые набивали на себе разные народы, которых угнетали. Это были слова на родном языке, либо лозунги «Русские пиздуйте с нашей земли» Это тоже охуеть какое высказывание. Это сейчас мы знаем что есть наколки которые высмеивают Сталина, Ленина и всю систему совка. Я задумался что в нынешнее время даже «осовремененная» «традиционная русская татуировка» потеряла свой главный смысл… она потеряла политический подтекст… остались только картинки которые уже ничего не значат…
Я стал с началом войны заново преерисовывать многие классические сюжеты но наполнять их современными реалиями, которые окружают Российскую действительность… Мне хочется что бы они просто остались чуть позже как архив или как история, «отрывок» темного времени которое мы сейчас все переживаем по разному… Так появилась серия «War-Criminal tattoo» Сейчас я работаю над сериями татуировок в которых роль Сталина заменяет Путин. Так же в «погоны» и «эполеты» и в «воровские звезды» я вплетаю современную цифровизацию…
Очень мне нравится нынче выдумывать всякие эмигрантские татуировки, которые будут дополнением к скитальческой жизни многих уехавших, тех кто навсегда оставили свой дом что бы прожить жизнь в пути.
Для меня татуировка это сильно выше чем просто картинка… особенно когда она превращается в политический жест.
«Хуй у Путина короткий, как прическа у него, Русским ничего не сделал, кроме блядской СВО» (Новая арестантская наколка)
Нам оставили замечательное и сложное наследие Данциг Балдаев и КО. В виде архивов фотографий и документов ВЧК. Благодаря всем этим историческим документам в России и странах СНГ, да о чем я говорю во всем мире узнали что в советском союзе был свой «Традиционный стиль»( это я выражаюсь профессиональным языком татуировщика). Безусловно он был табуирован за счет специфической «понятийной» системы в которой строго спрашивали за левые наколки. Но после 90-х все превратилось в «Кока-Колу» и теперь уже никого не удивить куполами на руке… Мне нравилось на протяжении большого количества лет копаться и изучать это все, даже не с точки зрения художника или татуировщика, а с точки зрения «почему так решили написать фразу» что хотели они донести… Естественно 80 процентов татуировок которые есть в советской системе они направлены на выражение агрессии к режиму (мусорам) или к другим арестантам, малая часть это татуировки обереги. Забавно наблюдать как во всех этих символах есть тонкая прослойка выражения жалости к себе «Ах мама я не в чем не виноват, такая вот судьба, пожалейте меня несчастного арестанта».
Но моя любимая часть это «политическая» и «националистическая» ( не путать с ультраправыми и расистами).
Я много анализировал и понимал что когда человек попадал в «систему» и уже ему нечего было терять но он все так же продолжал гнуть свою линию он набивал на себе охуеть какие сильные по высказываниям лозунги например пресловутая наколка «РАБ КПСС» или «РАБ РСФСР» на лбу. Это был офигеть какой протест, который потом как правило пресекался тюремными хирургами и варварски вырезался с тела… но все же сам символ…
Так же мне очень нравятся наколки которые набивали на себе разные народы, которых угнетали. Это были слова на родном языке, либо лозунги «Русские пиздуйте с нашей земли» Это тоже охуеть какое высказывание. Это сейчас мы знаем что есть наколки которые высмеивают Сталина, Ленина и всю систему совка. Я задумался что в нынешнее время даже «осовремененная» «традиционная русская татуировка» потеряла свой главный смысл… она потеряла политический подтекст… остались только картинки которые уже ничего не значат…
Я стал с началом войны заново преерисовывать многие классические сюжеты но наполнять их современными реалиями, которые окружают Российскую действительность… Мне хочется что бы они просто остались чуть позже как архив или как история, «отрывок» темного времени которое мы сейчас все переживаем по разному… Так появилась серия «War-Criminal tattoo» Сейчас я работаю над сериями татуировок в которых роль Сталина заменяет Путин. Так же в «погоны» и «эполеты» и в «воровские звезды» я вплетаю современную цифровизацию…
Очень мне нравится нынче выдумывать всякие эмигрантские татуировки, которые будут дополнением к скитальческой жизни многих уехавших, тех кто навсегда оставили свой дом что бы прожить жизнь в пути.
Для меня татуировка это сильно выше чем просто картинка… особенно когда она превращается в политический жест.
«Хуй у Путина короткий, как прическа у него, Русским ничего не сделал, кроме блядской СВО» (Новая арестантская наколка)
25👍15🕊5
Наконец-то дошли руки до холста и одной идеи которую я долго вынашивал. Кстати эту картину буду на аукцион в канале выставлять, а то давно не делал аукционы.
👍24
📌Сегодня я выставляю картину на аукцион.
В комментариях принимаются ставки. Аукцион будет сутки. Картину отправляю свернутую в рулоне в любую точку мира.
✍️Стартовая цена: 100$
Шаг ставки: 5$
Название: Эмигранты
Размер: 60 × 80 см
Материалы: Акрил | Холст
Год создания: 2025
Автор: Юдоли
Описание:
Картина «Эмигранты» — это глубокая метафора внутренней и внешней трансформации, через которую проходят люди, покидающие родину. В центре композиции — мужчина и женщина, символизирующие коллективный образ эмигрантов. Их лица написаны в стилистике кубизма, отражая раздробленность и многослойность идентичности в состоянии перемен.
Фон — лабиринт из арок, порталов и лестниц — аллегория жизненных испытаний, сложных решений и бесконечного поиска. Эта архитектура будто уводит взгляд в бесконечность, подчеркивая ощущение потерянности и стремление к новому началу. Лабиринт здесь — это не только путь, но и внутреннее состояние: «через тернии — в пропасть».
В небе — силуэт самолета, как символ отрыва от старой жизни и устремления в новый, неизведанный мир.
В теле мужчины — ниша с хрупким бокалом, отсылающим к теме зависимости, утрат и душевной ранимости. У женщины — арочный портал, через который уходит силуэт в пустынный пейзаж. Это образ вечного движения, одиночества и необратимости перемен.
Композиция наполнена символами и ассоциациями, раскрывающими тему эмиграции не только как географического, но и как экзистенциального перехода. Работа не даёт однозначных ответов, но задаёт важные вопросы — о цене свободы, корнях и утрате.
В комментариях принимаются ставки. Аукцион будет сутки. Картину отправляю свернутую в рулоне в любую точку мира.
✍️Стартовая цена: 100$
Шаг ставки: 5$
Название: Эмигранты
Размер: 60 × 80 см
Материалы: Акрил | Холст
Год создания: 2025
Автор: Юдоли
Описание:
Картина «Эмигранты» — это глубокая метафора внутренней и внешней трансформации, через которую проходят люди, покидающие родину. В центре композиции — мужчина и женщина, символизирующие коллективный образ эмигрантов. Их лица написаны в стилистике кубизма, отражая раздробленность и многослойность идентичности в состоянии перемен.
Фон — лабиринт из арок, порталов и лестниц — аллегория жизненных испытаний, сложных решений и бесконечного поиска. Эта архитектура будто уводит взгляд в бесконечность, подчеркивая ощущение потерянности и стремление к новому началу. Лабиринт здесь — это не только путь, но и внутреннее состояние: «через тернии — в пропасть».
В небе — силуэт самолета, как символ отрыва от старой жизни и устремления в новый, неизведанный мир.
В теле мужчины — ниша с хрупким бокалом, отсылающим к теме зависимости, утрат и душевной ранимости. У женщины — арочный портал, через который уходит силуэт в пустынный пейзаж. Это образ вечного движения, одиночества и необратимости перемен.
Композиция наполнена символами и ассоциациями, раскрывающими тему эмиграции не только как географического, но и как экзистенциального перехода. Работа не даёт однозначных ответов, но задаёт важные вопросы — о цене свободы, корнях и утрате.
11👍24