Пятница

Он явился прямо в окно и, спрыгнув с высокого подоконника на пол, стряхнул с себя порядочный сугроб снега. Маленькая улочка на московской окраине: деревянные домики с бутафорскими башенками, старые липы, подслеповатые фонари, свет на снегу от них загадочно тепло-бурый. Дом обступили березы, корявые – городские. Скрипучая калитка. Дом большой, два этажа, пять-шесть комнат. Две самые большие я снимал под мастерскую, одинокая хозяйка ютилась в одной самой маленькой. Остальное пространство было завалено непонятным хламом. Встретить Новый год я скромно пригласил двух-трех друзей. Но они углядели в этом грандиозное загородное мероприятие (пьянку), растрезвонили налево-направо, и 31-го числа под окнами у меня образовалась стоянка такси. Машины шныряли туда-сюда без перерыва. Гостей набилось полный дом. Появилась даже елка. Сбоку кто-то прицепил кусок цветной бумаги (украсили), а под елку посадили неизвестно откуда взявшуюся куклу – голого пупса с прилепленной ватной бородой. Дом ходил ходуном, имели место и пляски, и даже спортивные состязания. Двое: один маленький, коренастый, другой длинный, худой – решили схватиться в кулачном бою. Раздался круг, и они с удовольствием голыми руками стали лупить друг друга по морде. Но пострадало в этом бою третье лицо. Из соседней комнаты в этот момент вышла мощная дама. Кстати, о даме. Еще в начале вечера, когда она появилась в дверях, стоявший рядом со мной приятель сказал: «А вот эту особу я просто боюсь – это женщина-удав». Она рассекла толпу солидным бюстом и подошла прямо к нам. Кинула привет и сказала, указывая на приятеля: «Вот кого я из всех тут присутствующих хотела бы удавить, так это его». И ткнула ему в живот пальцем. Мы еще с минуту стояли молча, разинув рот; вот уж действительно не в бровь, а в глаз. Так вот, входит она в комнату и видит «безобразную» сцену (она ж не знала, что это спортивное состязание). Сзади схватила длинного, пытаясь его скрутить; кричала при этом, что если он (длинный) немедленно не прекратит свои дикие выходки, она знать его больше не желает. Но тот вырывался, не упуская взгляда с противника. Дама была крепка, но он изловчился, вырвался и при этом наотмашь, не глядя рубанул пустоту. Но удар пришелся ей по руке и сломал указательный палец. Вокруг потерпевшей сгрудилась кучка спасателей.

– Лед, лед – быстро приложить лед.

Льда не было.

– Ну принесите же кто-нибудь снега!

Один какой-то со счастливым лицом притащил ведро снега.

– Куда сыпать?

– Что это? – не поняла спасательница.

– Просили же снега…

– Идиот…

Потом она долго ходила со странным гипсом и с любым встречным проклятьем поминала обидчика. И вот в самый разгар праздника в окно и явился Пятница, так называли мы его между собой. По пьянке можно было подумать, что явился Дед Мороз. Тут кто-то кому-то:

– Знакомьтесь – великий художник Владимир Пятницкий.

Пятница вытянулся струной, манерно задрав длинный прямой нос, отрезал:

– Первый в Москве!

Дом все же не разнесли, устоял. Наутро оставшиеся из гостей топтались по углам, в себя приходили. Один, крупный, богатырского вида, одетый уже – в овчинном тулупе (тулуп ассоциировался с медвежьей шкурой – подходило к его образу), мрачно ходил по комнатам, искал шапку.

Шапки не было. Уставший, грузно опустился на диван, между ног тяжелые руки, голову тоже уронил вниз, горько заключил:

– В твоем доме у меня пропала шапка и жена…

Жена его точно (пышная тоже дама) все хохотала с каким-то субтильным типчиком. А потом основательно кто-то заперся в туалете.

И когда блокаду эту прорвали, мне показалось, что из туалета вылезла пышных форм дама и тот самый хохотун.

– В шкафу посмотри.

– Да разве она в нем поместится?

– Да я про шапку…