В целом, несмотря на как минимум десять поколений ярославских православных священников, дьяков и псаломщиков в роду по линии моей прабабки, жанр проповеди мне не очень близок. Однако смерть Папы Франциска I, - человека для церкви более чем неординарного, - наводит на размышления, весьма далекие от аналитики.
 
Папу Франциска часто упрекали в непоследовательности, особенно в вопросах свободы и несвободы. Он часто оказывался сразу по обе стороны баррикад в их извечной борьбе. Но те, кто его упрекали, как правило, забывали, что он был непоследователен ровно настолько, насколько непоследовательна сама наша жизнь. А поскольку в его понимании жизнь дана нам от Бога, то нет ничего удивительного в том, что и свою непоследовательность он воспринимал как дар Божий.
 
Ценители и особенно ревнители свободы эгоистичны. В этом они очень похожи на ценителей и ревнителей несвободы. Это не так заметно, пока мир не подкатывается к краю пропасти. Но, оказавшись на самом краю, люди неизбежно делятся на две части: большинство, которое пытается от пропасти отползти, и меньшинство, которое готово и само прыгнуть вниз, и других за собой потянуть, подгоняя их окриком: «Зачем нам этот мир, если в нем нет свободы!»
 
Конечно, этот радостный клич рыцарей света парадоксальным образом косплеит воодушевленные возгласы рыцарей тьмы, которые бросаются в ту же пропасть под лозунгом: «Зачем нам этот мир, если в нем нет России?» Впрочем, слово «Россия» здесь – переменное. На этом месте в принципе так же комфортно могут расположиться «Германия», «Америка» или «Британия», и далее по списку.
 
Те, кто сегодня в Европе возмущаются философией MAGA, должны быть готовы к тому, что очень скоро рядом с MAGA появится MEGA (Make Europe Great Again). Безумие без границ, так сказать. И в этом общем безумии постепенно будет стираться грань между теми, кто готов прыгнуть в пропасть ради свободы, и теми, кто готов броситься в нее ради несвободы. И те, и другие делают заложниками своей веры тех, кто никуда не хочет прыгать, а просто хочет жить.
 
Конечно, на словах никто никуда прыгать не собирается. Ведь по мнению ценителей свободы, как и по мнению ценителей несвободы, пропасть – это иллюзия, миф, обман. Одни свято верят в то, что Путин никогда не нажмет «красную кнопку», а другие убеждены, что Запад сгнил и поэтому обязательно прогнется. Вы только прыгайте смелее, и все будет хорошо. А кто не прыгнул, тот не пацан.
 
На этом фоне Папа Франциск с его призывом ценить жизнь, – свободную и несвободную, - не так банален, как кажется. Если вдуматься, то вдруг выяснится, что львиная доля ценностей, которым поклоняются фанаты свободы, была создана людьми, жившими в условиях несвободы. А ведь могли бы прыгнуть и красиво умереть. Но тогда бы не было, например, «Доктора Живаго». Да мало ли чего вообще не было, если бы все решили вдруг умереть за свободу (или несвободу). Точнее сказать – мало бы что осталось.
 
Я думаю, что один из важных выводов, которые мы должны сделать на руинах постдамского мира прежде, чем двигаться куда-то дальше, состоит в том, что жизнь является большей ценностью и чем свобода, и чем национальная гордость, и чем вообще любой ее идеологический дериватив. Просто потому, что она лежит в основе всего, а не наоборот.
 
Я бы рекомендовал время от времени напоминать об этом тем, кто призывает нас не поступаться принципами во имя высших ценностей. Эти ценности не больше, чем жизнь, – особенно чужая.  Ни у кого нет безусловного права распоряжаться чужими жизнями ради того, что он лично понимает под свободой, справедливостью, долгом и так далее. Этот мир создан несправедливым, и он таким, к счастью, и останется, если борцы за справедливость не уничтожат его раньше времени.

Эта «Пастуховская кухня» должна была быть о другом. Но случилось непредвиденное. Легкая перепалка на кухне (самой обычной, где в рамках «доедалкина дня» мы с Борисом приканчивали остатки недавнего праздничного стола) переросла в дискуссию в духе сюжетов «Тараса Бульбы». В конечном счете было принято рискованное решение продолжить тему в публичном пространстве и вынести спор из избы. О чем был спор? О вечном… Бить или не бить, вот в чем был вопрос. Достойно ль смиряться под ударами тирана,
иль надо продолжать сопротивленье И в смертной схватке с целой кучей вооруженных ядерными бомбами Покончить с ними? Ну, как-то так. Поколения разошлись во мнениях. Так что я не буду в привычной манере спойлерить содержание. Смотрите и судите сами.
 

https://youtu.be/N39_g4viGkQ?si=bnQJnZO6hyiDw1Hs

Драматическая история, которая выглядит как трагедия, но на деле является трагикомедией, произошла, как сообщает сайт «Эха», в школе города Братска. В общем, история достойна была бы пера Михаила Михайловича Жванецкого. С него и начнем.
 
Сначала включаем воображение. Это история о том, как в школе #5 произошел пренеприятнейший инцидент, где педагог (учительница, релоцированная из Луганска) сначала поставила ученицу 4-го класса в угол, а потом вместе с еще одним педагогом (уже местным) требовали от 10-летней сестры проштрафившейся девочки встать перед учительницей-беженкой на колени, потому что у нее дом взорвали и свекра миной разорвало. Департамент образования во всем разобрался, обе учительницы уволены, матери девочек принесли извинения.
 
Теперь выключаем воображение. После инцидента мать девочек вызвали к директору, угрожали уголовным делом, короче, предъявили весь обычный сегодняшний «воспитательный арсенал». Но тут выяснилось, что отец девочек погиб на СВО. Упс…
 
Дальше снова Михаил Михайлович – представьте себе тяжелое положение начальника АТС, которому пришли два совершенно одинаковых инвалида, но один к тому же дает 500 рублей. Тут прямо наоборот: несколько совершенно уважаемых сегодня членов общества (новая элита), но двое оказались халдейками.
 
А вот какой конец у этой пасхальной истории был бы, если бы девочка не оказалась дочкой погибшего бойца СВО? А если бы она, не дай Бог, оказалась дочкой иноагента? Ответ очевиден: маму лишили бы родительских прав, девочек отправили бы в интернат. Так сказать, «тульский прецедент».
 
Власть корежит социальную реальность, кромсает ее по живому, пытается засунуть в какой-то гнусный и совершенно искусственный этический паттерн. Реальность туда плохо лезет, брыкается, вопит, иногда, как в описанном случае, вырывается и бежит как самасшедшая прочь, размахивая руками и причитая. На всем налет временщины, неустойчивости, надуманности. Жизнь как плохой театр, в котором по сцене бродят ряженые и разговаривают неестественными голосами. Все понимают, что занавес рано или поздно опустится и это марево дурновкусия развеется. Но администрация предусмотрительно закрыла двери в зал снаружи, и поэтому придется досиживать до конца, пока какой-нибудь сельский Отелло не задушит свою пейзанку Дездемону.
 
 

Путин и Ким сыграли в парный покер, выстрелив дуплетом с заявлением об участии корейских войск в войне с Украиной. Это ответ Путина на тезис о том, что его страшит мобилизация. Страшит, говорите? Так ее не будет – воевать дальше будут корейцы. За еду. А сколько их будет? А кто ж их считает. Но будут или не будут на самом деле, - кто его знает, а карта уже в игре. В общем, к вечеру стало понятно, в какой самодеятельности утром участвовал Герасимов, «случайно» проговорившись насчет героизма корейцев. Экспромт был домашней заготовкой. Маленький спектакль для дорогого заокеанского гостя.

В некотором смысле алаверды к посту Венедиктова. Расклад сил такой:
 
1. Путину нужна война, но он боится упустить шанс вовремя откэшиться (потому что с какого-то момента война становится делом политически убыточным).

2. Зеленскому нужна война, но он рискует ее проиграть, если сядет меж двух стульев (потеряет Америку и не сумеет обеспечить поддержку Европы).

3. Трампу нужна другая война, он хочет быть уверен, что Россия в той войне будет на «правильной стороне», то есть с ним против Китая и Европы (при необходимости).

4. Трампу наплевать на то, что будет с Украиной, но он боится, что, если кинет ее слишком грубо (отдаст на съедение Путину целиком), его базовый избиратель его не поддержит.

5. Путин и Зеленский хотят по максимуму затянуть переговоры, но у Зеленского отрицательная мотивация – он боится проиграть, а у Путина – положительная. Он ловит кайф от самого переговорного процесса.

6. Зеленский затягивает переговоры, предлагая Путину неприемлемое для него прекращение огня без предварительных условий.

7. Путин затягивает переговоры, предлагая Зеленскому неприемлемое для него признание оккупации Крыма (по крайней мере).

8. Если в конечном счете Зеленский примет признание Крыма российским, это будет означать, что Украину кинула не только Америка, но и Европа.

9. Если Путин примет прекращение огня без предварительных условий, это будет означать, что Трамп сделал ему непубличное предложение, которого нет в официальной переговорной повестке, от которого он не смог отказаться.

10. Если какое-либо мирное соглашение все-таки будет достигнуто, то это будет означать две вещи. Во-первых, что Трамп действительно мастер сделки. А во-вторых, что в политике тоже существует «темная материя», и управляет ею Трамп.

11. Как «черные дыры» во Вселенной искажают траекторию движения света, будучи сами невидимыми, так и темная политическая материя, будучи неидентифицируемой, искажает нормальную логику политических процессов, заставляя игроков принимать противоестественные для них в данной ситуации решения.

12. Кто правит темной политической материей – тот правит миром…
 
 

Второе «водяное перемирие» от Путина не впечатлило. Единственный комментарий, который у меня есть, – небольшая история от Аркадия Райкина из его воспоминаний. В одном сибирском городе у него было несколько концертов. В первый вечер, отвечая на вопрос из зала, он выдал искрометный экспромт, который ему самому очень понравился (залу, естественно, тоже). На следующий день он решил уже специально смоделировать ситуацию, чтобы вставить заготовленную фразу. На этот раз зал разразился жидкими аплодисментами и затих. И в этой тишине раздался мальчишеский голос: «Дяденька, а вчерашняя шутка уже не шутка». Ну, что еще можно сказать: «Дяденька Путин, а вчерашнее перемирие уже не перемирие». Скорее фарс, который, в отличие от оригинальной шутки, никаких эмоций не вызывает. Как любил говорить по такому поводу литературный редактор Райкина Михаил Жванецкий: «Тщательнее надо». Больше выдумки, больше искры, больше азарта. Водить людей за нос – тоже искусство. Может быть, самое важное из всех политических искусств. Относиться к такому ремеслу надо серьезно. Повторений эта материя не терпит.

Есть одно обстоятельство, которое не позволяет мне делать однозначные выводы и сбрасывать со счетов любое развитие событий в ближайшем будущем. Это обстоятельство лежит на поверхности. В тот момент, когда успех нужен Путину как никогда - фронт стоит!
 
Практически стоит.  Те успехи, о которых ежедневно рапортуют военные и которые пропаганда размножает на медийном 3D принтере в масштабе один к ста, военно-политического значения не имеют. Все они пока из категории «боев за избушку лесника». Да, Украине тяжело, да, некоторые потери, вроде шахт под Покровском, весьма существенны, а некоторые, вроде потери плацдарма в Курской области, психологически болезненны (потому что было много избыточных ожиданий), но обещанного прорыва нет.
 
Широко разрекламированное русское наступление на Юге и Севере то ли не началось, то ли началось так, что никто его особенно не заметил. А сил тратится много, ресурсы уходят, а где взять новые - непонятно: корейцев на все не хватит. Или хватит?
 
В общем, Путину, как и Зеленскому, есть о чем подумать, и именно поэтому итог этих «мирных камланий» пока остается непредсказуемым. Фронт стоит, а с ним стоит и путинская повестка.

Возвращение в «Сталинград» было неизбежно. Рано или поздно Путин должен был скормить этот город на Волге своему фан-клубу. Это был вопрос времени. Впрочем, Путин поступил как всегда иезуитски-компромиссно: весь город не отдал, а решил рубить исторический хвост по частям. Начал с аэропорта. Теперь все будут вылетать в Волгоград, а прилетать в Сталинград. Ну, такое…
 
Если посмотреть на проблему более широко, то надо, конечно, отделять Путина  от той «движухи», на гребне которой он сейчас пытается удержаться. Сам Путин, я полагаю, не только не осмысляет, но даже не вмещает в своей голове и сотой доли тех реконструкторских идей, которые подпитывают эту движуху, что не мешает ему быть ее мотором. Мотору ведь ни к чему знание маршрута – главное гудеть и вертеть шестеренки. Но за рулем у него оказались люди с видением, точнее – видениями.
 
Историки будущего наверняка задумаются о глубинных причинах, по которым вход в постмодернистский XXI век замостили реконструкторы, политическим идеалом которых стал век XIX и отчасти XX (в той части, в которой его можно рассматривать как продолжение века XIX). Впрочем, Умберто Эко прозорливо предсказал нечто подобное еще в середине 70-х прошлого столетия. Правда, он смотрел за океан, но началось все с противоположной стороны.
 
Поражает амбиция реконструкторов, готовых восстановить российско-советскую империю во всех ее мельчайших деталях, как они привыкли до этого восстанавливать костюм какого-нибудь уланского полка со всем его шитьем и пуговицами. Все повторяется с унизительно-восхитительными подробностями: репрессии, патриотическое воспитание, наглядная агитация, атмосфера вечно осажденной крепости, ну и «Сталинград» до кучи.
 
Они на полном серьезе, так сказать, «на голубом глазу» думают, что могут восстановить все тютелька в тютельку, и оно будет работать как оригинал. Но они заблуждаются, - оно никогда уже не будет оригиналом. Все, что они ни делают, - вторично. Воссозданная искусственным интеллектом по микрону копия «Моны Лизы» так никогда и не станет настоящий «Моной Лизой», а спроектированный в кириенковских лабораториях «игрушечный СССР» так никогда и не станет настоящим СССР.
 

Если постараться вычленить главную переговорную интригу, то ей окажутся варварские бомбардировки украинских городов, которые не только не прекратились, а наоборот, резко усилились по мере продвижения к кульминации. Москва своими действиями создает «картинку», несовместимую с успешным результатом. С такой «картинкой» никакую «сделку» не сделаешь. Любой, кто пойдет на соглашение под такой аккомпанемент, будет выглядеть предателем, даже Трамп. Мы видим со стороны Кремля все то же симметричное стремление к «миру с позиции силы», - то есть к такому миру, чтоб никто не догадался, что мы хоть в чем-то отступили (уступили).
 
Я явственно ощущаю, как Путин тянет из колоды лишнюю карту. Еще чуть-чуть, и на столе будут все «22». Ну что ж, как я уже писал, Кремль в последние годы никогда не упускал возможности упустить возможность. Путин, похоже, готов совершить вторую по значимости ошибку в своей политической карьере – не воспользоваться спасательным кругом, на котором написано «Д.Трамп». А мог бы выплыть.
 
Впрочем, в конце концов, это будет справедливо. Хотя бы…

Полемика к папиному посту про «интригу варварских бомбардировок украинских городов». Сначала небольшой экскурс в историю.

В 1940 году в разгаре была «Битва за Британию». Непрестанные бомбардировки немецкой авиации должны были сломить способность британской армии оказать сопротивление готовящемуся вторжению. В рамках немецкой доктрины ключевым было вывести из строя британскую авиацию, дав возможность войскам переправиться через пролив. С этой целью бомбардировки фокусировались на британских аэродромах, узлах связи, заводах по производству и ремонту самолетов. При этом отдельная директива Гитлера («Директива 17») запрещала неизбирательные бомбардировки Лондона без его прямого разрешения.

К сентябрю 1940 года ситуация в Англии стала критической, дальнейшие бомбардировки аэроинфраструктуры могли вскоре обвалить обороноспособность авиации. В середине августа один из немецких бомбардировщиков, видимо, отбившись от основной группы, отбомбился по жилым кварталам Лондона. В ответ Черчилль отдал внезапный приказ собрать оставшиеся силы британских бомбардировщиков и нанести рейд по Берлину. Ночью 25 августа (и еще раз через три дня) британские бомбардировщики, преодолев немыслимые по тем временам 1000 километров, отбомбились по Берлину. Британцы утверждают, что цели были военные, но шансы попасть по военным целям в центре города в первый ночной рейд были минимальными, - этого толком и не произошло. Глава британской авиации Чарльз Портал позже говорил, что «просто вытащить четыре миллиона берлинцев из постелей в подвалы стоило понесенных британской авиацией потерь». Ущерб на земле был относительно незначительным, погибших было не очень много.

Но то ущерб на земле. Гитлер неоднократно гарантировал немцам, что война не придет в Берлин. Гёринг говорил, что «если хоть один бомбардировщик появится над Берлином, называйте меня Мейером». Ущерб идеологический был абсолютно неприемлем. Гитлер, вопреки увещеваниям генералов, отдал приказ полностью сменить стратегию и сосредоточиться на бомбардировках жилых кварталов Лондона. Гёринг поехал в Кале лично объяснять пилотам Люфтваффе, что теперь их инструкции прямо противоположные предыдущим.

Так начался «Блиц». Немцы нещадно бомбили Лондон, погибло от 40,000 гражданского населения. Пока немцы сосредоточили всю авиацию на бомбардировках Лондона, британцы отстроили поврежденные (и новые) аэродромы, восстановили и расширили производство самолетов. К концу блица Лондон был покрыт руинами, но британская авиация было доведена до состояния, когда у Люфтваффе больше не было шансов её разгромить, кампанию по вторжению на британские острова Гитлер отложил на неопределенное время и решил сначала сосредоточиться на землях к востоку от Германии.

К чему эта история? Мы не знаем состояние переговоров Путина и Трампа. Возможно, что кончиками пальцев Путин чувствует, что разрушения украинских городов Трампу, в целом, безразличны, а вот заставив Украину агрессивно среагировать в ответ (например, таки ударить по параду в честь победы во время объявленного перемирия и в присутствии послов), можно перевести Трампа в окончательные союзники против Зеленского. Игра кровавая, рискованная, - но очень путинская.

Путин, на мой взгляд, очень близок к тому, чтобы выйти из молельной комнаты и совершить таки ошибку. Ошибка же состоит в том, что он думает, что Трамп думает, - здесь можно было бы поставить точку, но нет, продолжу, - как и он. Но это далеко не так, даже тогда, когда они вроде бы говорят одно и то же. По этому поводу у меня есть сразу две смешных адвокатских истории. Обе случились много лет назад.
 
Одна случилась в конце 90-х в Америке. У меня там был травматичный опыт адаптации к местной правовой ментальности. Будучи юристом крупной фармацевтической компании, я проходил в Нью-Джерси тренинг для получения права юридической сертификации рекламных материалов. Одна из брошюр, которую мне надо было проверить, касалась лекарства, предотвращающего сложные переломы у женщин старше среднего возраста. Аргументация там была, на мой «русский слух», весьма своеобразная. Если вы будете принимать наш препарат, то ваш бюджет похудеет на приблизительно сотню долларов в месяц, а если не будете, то можете схлопотать сложный перелом, и тогда вам понадобится инвалидная коляска стоимостью под тысячу, сиделка минимум на полгода, курс реабилитации и так далее. По всему выходило, что таблетки существенно дешевле коляски, и поэтому будущее за ними. Я тогда аккуратно сказал, что не вижу у этого рекламного материала большого будущего в России. На уточняющий вопрос ответил: «В России не так считают…».
 
Для Путина каждая позиция абсолютна. Она не меряется цифрой. Ни числом денег, ни числом человеческих жизней. Он думает, что и Трамп такой же. Что у них тут принципиальный спор, стрелка, сшибка. Мол, раз я уперся, то и он упрется, и так мы и будем стоять на мостике горбатом, пока кто-то кого-то не перебодает. А Трамп не про это. Он про деньги (но не в том смысле, в котором Путин). У него в голове калькулятор, который непрерывно считает, что ему будет дешевле: дружить или воевать? И что будет дешевле, то он и выберет.
 
В этой связи другая история, которая случилась даже раньше, в самом конце 80-х в Москве, когда моя юридическая практика только начиналась. Мой американизированный приятель, проведший к тому времени пару лет в Нью-Йорке, купил в Москве квартиру, пренебрегши советом моего отца – опытного адвоката. Квартира оказалась «с начинкой» - двумя невыписанными из нее старушками лет так под 90. Улетая кататься на лыжах в какую-то заоблачную даль, приятель огорошил меня просьбой «по-дружески» помочь ему и разобраться с риэлтором. Мне, тогда еще научному сотруднику престижного московского академического института, это было явно еще не по профилю, пришлось брать помощь зала – ну то есть опять просить отца. Тот сходил в контору. Она принадлежала его ровеснику, бывшему заму какого-то МУРа. Они быстро как-то нашли общий язык. Когда вопрос о судьбе старушек был разрешен, милиционер спросил: «Ну, что еще Ваш клиент хочет?». «Ну, он молодой еще, - ответил папа, - хочет компенсацию морального вреда тысяч десять…». На это последовала фраза, на долгие годы ставшая в нашей семье профессиональным мемом. Почесав лысеющий затылок, бывший настоящий полковник произнес: «Ну, мне убить его дешевле будет»…
 
Это я к тому, что в ментальности Трампа после какой-то точки убить дешевле будет. А то, что он пока мечется, так это он так считает…

Диалектика выживания таких режимов, как путинский, – это всегда баланс между манипуляцией сознанием массы и зависимостью от массы. В разные моменты времени доминирует либо одно, либо другое начало. Как это ни парадоксально, но в момент критических смен политического курса Путин больше зависит от массы, чем руководит ею, в то время как во время пусть и невероятно тяжелых, но инерционных периодов следования установленным курсом масса в большей мере зависит от Путина. В этом смысле Путин и его окружение в рамках переговорного процесса с Трампом не так свободны в выборе вариантов, как это кажется на первый взгляд: мол, масса все съест. Не вся и не всё.
 
Из групп, которые реально волнуют Путина, я бы выделил младший и средний офицерский состав, который собственно и определяет настроение армии. Для него война – это не просто карьерный рост (что тоже, конечно, важно), но и единственный шанс реализации мечты о создании современной армии (а война очевидно, пусть и медленно, но неуклонно меняет армию, делая ее грозной силой). И это уже не говоря о росте политического значения армии в обществе и государстве.
 
Точно так же и по тем же причинам в продолжении войны заинтересованы промышленники и связанные с ними чиновники среднего управленческого звена. Для них война, конечно, и деньги тоже, но не только. Это и возрождение определенных отраслей индустрии, практически утраченных после распада СССР. Ярким примером является гражданское  авиастроение. И хотя надежды, скорее всего, окажутся иллюзорными, но, как известно, они умирают последними.
 
Да и практически во всех отраслях, куда ни брось взгляд, война, как и любой сильнодействующий наркотик, дает поначалу эйфорический и стимулирующий результат, если не для всех, то для многих. Что бы мы ни взяли, культуру вообще или конкретные книгоиздание и кинопрокат, сельское хозяйство и прочие отрасли общественной жизни, везде наступает время «майоров», которые хотят стать в один шаг «настоящими полковниками».
 
Это заставляет переосмыслить гипотезу, что поддержка войны есть дело рук исключительно высшей бюрократии и социальных низов, зарабатывающих на гробовых. В поддержку войны, на мой взгляд, вовлечены значительные фракции среднего класса, беловоротничковой интеллигенции, «глубинной» бюрократии и, разумеется, офицерства и инженерной элиты ВПК. При этом, поддерживая войну, они руководствуются не только сиюминутными корыстными интересами (карьерными или финансовыми), но и ложно понятыми так называемыми «национальными интересами», то есть исходят из того, что война и на самом деле имеет какое-то оздоровляющее значение для русского общества.
 
В общем,  все эти неявные бенефициары войны тоже за «движуху», а поскольку никакой другой движухи, кроме путинской, они в своей жизни не видели, то они сегодня ситуационно за Путина и за войну. Они поддерживают Путина, но и Путин должен оправдывать их ожидания, в том числе – не прекращать войну. Колебания Путина и его упорное стремление «упустить шанс», предоставленный ему Трампом, продиктованы не только иррациональными личными мотивами, но и вполне рациональными опасениями, что политическая отдача от такого мирного выстрела может быть разрушительна для его власти. И угроза эта вовсе не со стороны шумных «рассерженных патриотов» вроде Стрелкова или Дугина, а со стороны тихой и вроде бы лояльной среды путинского deep state.
 
Этот deep state сейчас расколот, и внутри него много как скрытых противников войны, так и негромких, но убежденных ее сторонников. Путин, по сути, завис на растяжке между ними, что все больше и больше затрудняет для него возможность глубокого политического маневра.

Помните стишок из далекого детства: «Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой…
Привезли его домой, оказался он живой». На мой взгляд, никто сегодня так не соответствует образу этого няшного зайчика, как Рамзан Кадыров. Сначала в медиа прошла широкая кампания под общим слоганом «ой-ой-ой», а затем произошла кульминация: привезли его домой (в Кремль) - и оказалось, что он вполне себе живой…
 
7 мая 2025 года в 18.00 на сайте Президента РФ появилось сообщение о встрече Путина и Кадырова. Утром следующего дня на Youtube было размещено соответствующее видео. По видео трудно судить о том, насколько плох или хорош (в физиологическом смысле) Кадыров. Но очевидно, что явно не лежачий больной. Версию о том, что это двойник, а настоящий Кадыров лежит в холодильнике в двухместной камере, я оставляю для более продвинутых в технологиях отморозки мозгов блогеров.
 
По всей видимости, надо разделить реальную болезнь Кадырова как фактор, дестабилизирующий ситуацию в Чечне и косвенно через нее - во всей России, и шумную черную пиар-кампанию против Кадырова, параметры которой приняли беспрецедентный для этой фигуры характер, привязанную лишь отчасти к его реальной болезни.
 
О реальной болезни Кадырова я могу достоверно сказать только то, что он действительно был и, возможно, остается серьезно болен. Прямо об этом свидетельствуют видео последних лет, косвенно – суета вокруг его малолетних детей, общая кадровая чехарда в Чечне и смутные слухи о манипуляциях с активами. Что касается диагноза и прогноза, то я бы воздержался от комментариев – такие персонажи умеют удивлять. Ну и в целом, все в руках Бога, в данном случае – Аллаха.
 
А вот то, что раскрутка темы болезни Кадырова происходит необычно агрессивно, а сопротивляется он этому необыкновенно вяло, я готов констатировать как своего рода факт, лежащий на поверхности. Причем интересна не столько фактура новости, сколько подача. Она идет в связке с такими коннотациями, как: обманул Путина, обидел Путина, потерял доверие Путина, стал «хромой уткой» (хотя в его случае больше подходит «хромой жеребец»).
 
Все это наводит меня на мысль, что корни проблемы скрыты не в материалах медицинской истории болезни Кадырова, а в истории бракоразводного процесса Ким и Бакальчука, с вытекающей из нее борьбой за активы Wildberries. Частная история одной состоятельной семьи стала поводом для клановой войны, где с одной стороны просматривается связка Керимов-Вайно, а с другой - Кадыров-Золотов. Следы этого конфликта мы сейчас считываем в многочисленных «независимых» отчетах «о состоянии здоровья товарища Кадырова».
 
В этом контексте Кадыров поступает как обычно: отвечает недоброжелателям, предъявляя им Путина. Интересен также и собственный комментарий Кадырова, в котором он отметил, что участвовал во встрече с президентом Венесуэллы Мадурой. А где Мадура, там и Сечин. Да и в целом больше похоже на экспансию, чем на сдачу позиций: Венесуэла все-таки далековата от стран Залива, на которых ранее специализировался Кадыров.
 
В общем, тема смены правителя Чечни может  вполне быть реальной. И все же я бы относился к происходящему с осторожностью. Слухи о смерти Кадырова могут оказаться несколько преувеличенными…

Если бы Трампу кто-то внятно объяснил, какое драматическое и травматическое значение имела та война для народов, волею исторической судьбы некогда собранных в ныне не существующее государство, которому по странной прихоти большевиков было  дано диковинное название «СССР», то он почти наверняка нашел бы другой способ (иные слова), чтобы выразить свое чувство гордости за великий (без оттенка иронии) американский народ. Он вряд ли кого-то хотел обидеть, просто ему трудно оказалось осмыслить масштаб той трагедии, которую пережили некогда тесно связанные между собой общей несчастливой судьбой народы, историческую память которых он походя пнул, не заметив.
 
По разным расчетам СССР потерял в войне от 13 до 21 процента населения, не говоря уже о материальных ресурсах, что сопоставимо с потерями от чумы в средние века, которые приводили к коренному изменению ландшафта европейской цивилизации. Для сравнения, Америка потеряла меньше половины процента, Великобритания – меньше одного процента, Германия - меньше семи процентов, Китай - от семи до тринадцати (внятных подсчетов нет). Это трагедия, но не катастрофа.
 
Для народов бывшего СССР та война – это больше, чем трагедия. Она была (и остается до сих пор) цивилизационной катастрофой, следы которой не зарастают десятилетиями. По своему разрушительному воздействию на общество эта трагедия уступает только трагедии Холокоста.  И поэтому победа в той войне – это не просто победа. Это Спасение, Избавление, Воскрешение.  Она обречена оставаться в генетической памяти событием, имеющим иррационально-сакральное значение. Впрочем, этим оказалось легко злоупотребить.
 
Нет ничего удивительного в том, что война стала мощнейшим фактором нациогенеза в советский период российской истории. Она стоит в одном ряду с такими важнейшими событиями XX века, как большевистская революция, большой террор, оттепель и перестройка. При этом она как бы является мостиком между первыми и вторыми двумя событиями. Точнее, без нее первые никогда бы не конвертировались во вторые. Война положила конец большевистской революции, вытеснив идею диктатуры пролетариата (атрибут гражданской войны) идеей единства народа, победившего в великой экзистенциальной войне.
 
В эпоху универсальной приватизации, когда все менее значимое уже было похищено (собственность, право и само государство), дело, в конце концов, дошло и до приватизации символов, олицетворяющих национальную идентичность. Спасаясь бегством от революции 2011-2012 годов, путинский режим зацепился за эту катастрофическую победу как за спасательный круг, вывернув наизнанку ее смысл и превратив трагедию в фарс. С началом войны «культ победы» окончательно оформился как новая языческая ересь продажной русской церкви. Сейчас это всего лишь один из психологических трюков, с помощью которых людей мотивируют умирать на ненужной и несправедливой войне, что, тем не менее, не умаляет истинного великого значения той победы и подвига дедов.
 
 

Небольшая рефлексия на дискуссию о победе и победителях в войне с фашизмом.
 
Много раз слышал о том, что, мол, крайности сходятся, но до последнего времени не задумывался над тем, до какой степени.

Режим и антирежим, коммунизм и антикоммунизм, путинизм и антипутинизм рано или поздно выруливают на один автобан, где движутся в одном направлении по разным полосам, но практически с одинаковой скоростью.
 
С правой полосы кричат: «Зачем нам нужен этот мир, если в нем нет нас?!». С левой им отвечают: «Зачем нам нужен этот мир, если в нем нет наших идей?!». Впереди вечная круговая развязка «Россия».
 
Те, кто справа, хотят взорвать все подъездные пути и оставить только только этот замкнутый круг, чтобы можно было бесконечно ездить по нему как по кольцевой линии московского метро. Те, кто слева, хотят взорвать к чертям сам этот круг, чтобы спрямить пути, ведущие в светлое будущее.
 
В общем, цели разные, но в багажнике и у тех, и у других взрывчатка.

Боюсь, что мне ни с теми, ни с другими не по пути. Я не готов взрывать мир, пусть даже и такой несовершенный. Я, наверное, в этом вопросе останусь стоять на обочине с папой. Римским, разумеется.
 

Я, как и многие, с интересом слежу за развитием ситуации вокруг эксперимента швейцарских ученых, которые переубеждали участников онлайн дискуссий в микросообществах с помощью ИИ, заставляя их менять свое мнение на противоположное под давлением машинного интеллекта. Кто-то считает эксперимент аморальным, кто-то полагает, что вся шумиха не стоит выеденного яйца. Но я хочу написать о другом.
 
По сути, уже полтора десятилетия этот эксперимент идет «вживую» без декларирования злых или добрых намерений, и практически все мы являемся его невольными участниками. Гигантские ботоармии сражаются друг с другом на полях ботобитв, превращая нас, «натуральных» участников дискуссии, в статистов в собственном публичном пространстве. В отличие от честных и наивных академиков, генералы и адмиралы ботоармий не одержимы идеей публиковать отчеты в научных журналах, так что о целях и масштабах их деятельности мы можем только догадываться.
 
Больше всего в искусственном интеллекте меня раздражает его попытка выглядеть естественно. Иными словами, представлять продукты своей жизнедеятельности как вполне  себе человеческое мнение. Если это убрать, то ИИ - не более чем хороший помощник, еще один инструмент, с помощью которого люди осваивают мир. Проблемы, говоря юридическим языком, начинаются тогда, когда происходит введение потребителя в заблуждение. Насколько убедительны были бы утверждения, высказывания, мнения ИИ, если бы в каждом конкретном случае было бы обязательно указано, что это машинное мнение, распространяемое машинным способом.
 
Я думаю, что проблема не в ИИ как таковом, который сам по себе представляет не большую угрозу, чем ядерный фугас, на котором человечество и так уже сидит почти столетие. Проблема в алчных, недалеких (в социальном и гуманитарном смысле – они при этом могут быть гениальными физиками, математиками и естествоиспытателями) инвесторах, владельцах, пользователях и так далее ИИ продуктов, то есть в нас, людях.
 
Мне кажется, что бизнес, имеющий отношение к разработке ИИ, воспринял эту новую для человечества сферу деятельности как очередные прерии, где ковбои развлекаются отстрелом индейцев и где главное правило – отсутствие всяких правил. Приблизительно так смотрели на интернет и социальные сети их создатели лет 20 тому назад. Именно отсюда исходит угроза, а вовсе не от суперинтеллекта. Восстание необузданных кошельков и алчности пугает меня сильнее, чем восстание машин.
 
Главным признаком «человечности» является не мышление и, возможно, даже не сознание, хотя тут я был бы осторожен, потому что что такое сознание, пока никто точно не установил, а комплекс этических качеств, включающих в том числе как обязательный элемент личную ответственность. Машина, в том числе ИИ, никакой ответственности по определению не несет. В лучшем случае – это источник повышенной опасности, за вред, причиненный которым, отвечает его владелец. Из этого и надо исходить.
 
Вместо того, чтобы размазывать по тарелке жидкие мысли об угрозах человеку со стороны ИИ, пора вводить жесткое правовое регулирование деятельности в этой сфере, в том числе и на международном уровне. Первым шагом должны, на мой взгляд, стать требования к маркировке продуктов ИИ и их деривативов, распространяемых публично. ИИ может делать сверхполезные вещи и нести ахинею, но наше право в каждом конкретном случае знать, что это результат жизнедеятельности машины, а не человека. А уж из этого должна следовать ответственность тех, кто использует технологии ИИ в сомнительных, в том числе политических целях. В общем, есть широкое поле для политической и чисто правовой дискуссии.

О «беспрецедентной встрече» в Киеве.
 
Что меня смущает в мирном плане европейцев? Разумеется, не содержание (мне о нем практически ничего не известно, и было бы глупо комментировать то, что не видишь), а форма. Что можно сказать о форме конкретно? То, что она резко контрастирует с форматом, предложенным Трампом.
 
Формат «от Трампа» в некотором смысле напоминает «почетный мир». Трамп , - пока у него сохраняется надежда что-то с этой истории поиметь (в политическом смысле слова), - относится к Путину с подчеркнутой нейтральностью. Мол, всего лишь одна из сторон конфликта, а кто у кого украл, значения не имеет, – все хороши. Это дает Путину возможность выстраивать сценарии с сохранением лица, прежде всего внутри России. Правда, в значительной степени за счет Зеленского.
 
Не таков европейский формат. Здесь мы видим одну из вариаций так называемого «мира с позиции силы», который продвигается Зеленским. Я бы назвал эту вариацию «мир через губу». Да, мы дадим тебе то, что ты просишь (а может быть, и больше), но сделаем это так, чтобы ты запомнил, что ты тварь, а не человек, и мы это делаем только потому, что здесь и сейчас уничтожить тебя не можем. Вот мы тебе сформулировали наши условия про 30 дней - и принимай их. Кстати, при такой постановке вопроса сами условия уже не имеют значения. В пиаре свои правила подсчета очков для победителя.
 
В общем, этот подход с морально-этической точки зрения совершенно оправдан. Вопрос только, как в анекдоте про Киссинжера, в том, как убедить «русскую красавицу» согласиться на такое заманчивое предложение. Мой инстинкт подсказывает, что такая упаковка вне зависимости от того, что там под оберточной бумагой, делает любую оферту для Кремля малоприемлемой. Но дай Бог, чтобы я ошибся. Поэтому я не жду развязки на этом повороте сюжета.
Разве что Трамп согласится еще раз подыграть и переупакует европейское предложение по-американски. Короче, как пел Билли Флинн, «шику-блеску даст и поведет за собой»…

У моей тёщи была замечательная присказка, описывающая типовой алгоритм развития внутрисемейных конфликтов: «Пусть будет твой верх, но моя макушка». При таком сценарии конфликт продолжается до тех пор, пока у одной из сторон не заканчиваются карты. Промежуточный финал исключен, потому что для каждого верха найдется своя макушка.
 
Посмотрим на чередование «верхов» и «макушек» в заочном диалоге Путина и Зеленского с тех пор, как Трамп запер их на своей кухне:
·  Зеленский: «с ним нельзя разговаривать, потому что он убийца».
·  Путин: «с ним нельзя разговаривать, потому что он нелегитимный».
·  Зеленский: «с ним можно разговаривать, но с позиции силы, никакого перемирия».
·  Путин: «с ним можно разговаривать, но только об условиях окончательного мира (частичной капитуляции), никакого перемирия».
·  Зеленский: «с ним можно раговаривать, но только после прекращения огня».
· Путин: «с ним можно разговаривать, но под огнем».
· Зеленский: «прямые переговоры после 30 дневного перемирия».
·  Путин: «прямые переговоры, но безо всяких предварительных условий».
 
На первый взгляд кому-то может показаться, что здесь есть какая-то прогрессия. В действительности это закольцованное чередование «верхов» и «макушек». На столе всего две карты: «мир с позиции силы» (Путин открыто признает, что не может достичь целей войны) и «мир в стамбульском формате» (Путину разрешают частично легализовать цели войны). Пока Путин не готов взять первую карту, а Зеленский не готов взять вторую.
 
Пока Путин в ответ на встречу в Киеве лишь показал очередную «макушку»: прямые переговоры вместо прекращения огня.
 
Теперь ход за поваром, на чьей кухне заварилась эта каша, то есть за Трампом. Либо он соглашается на то, чтобы Европа и Украина вели дальше эту войну своими силами при его пассивном участии, либо он  начинает саботировать их усилия. В первом случае он должен продолжить оказывать военную помощь Украине, но уже за деньги (европейские), во втором – дать понять, что готов на сепаратную сделку с Путиным.
 
К сожалению, мы не понимаем до конца стратегических замыслов американской администрации в отношении будущего Европы, чтобы ответить на вопрос, что предпочтет Трамп (будущее Украины его волнует мало).
 

Хороша ложка к обеду, а статья - к событию. Когда Зинаида Пронченко попросила у меня статью для воскресной колонки, я решил рискнуть и написать то, что разумный человек, как-то представленный в публичном пространстве, сегодня написать или просто сказать обычно не рискнет. Ну, просто потому хотя бы, что лить масло на горящую сковородку – не лучший вид спорта, особенно если на тебе нет тефлонового передника. Но рискнул, и вышло как никогда вовремя.
 
Нарочитый ультиматум Европы (сконструированный таким образом, чтобы Кремлю уж точно было не с руки принять эту «мирную» подачу) и иезуитский ответ Путина, скроенный так, чтобы мяч снова и снова улетал туда, откуда прилетел, делают практически неизбежным разговор о допустимости или недопустимости политических компромиссов.
 
Сегодня компромисс – это нечто большее, чем какие-то конкретные условия мира. Вот я написал в статье, что в центре дискуссии, если отбросить все «красивости», все упирается в легитимизацию захвата территорий, и дальше все случилось по Тютчеву: мысль изреченная есть ложь. Нет, не в этой плоскости лежит в компромисс. Он в «привкусе». Для кого-то соглашение будет с привкусом победы, а для кого-то – с привкусом поражения. При этом будет ли это в действительности победой или поражением, никого не волнует – восприятие важнее реальности.
 
Основная линия «борьбы за мир» проходит не столько в экономической и политической, сколько в психологической областях. Важны уже не территории и даже не жизни, а кто кого в итоге «нагнул». От этого во многом зависит морально-политический климат в обеих странах (России и Украине) после завершения горячей фазы войны, а от этого климата напрямую зависит устойчивость нынешних политических режимов.
 
Именно поэтому в обозначенной плоскости вокруг мирного компромисса идет бескомпромиссная война. Не так важно то, что предлагается, как то, во что оно завернуто. Украина, что бы она ни предлагала, заворачивает это в оберточную бумагу, на которой напечатано «мир с позиции силы», а Россия кладет свои предложения в полиэтиленовый пакет с надписью «мир через капитуляцию».
 
Такую пропасть нельзя перепрыгнуть в два прыжка. Это все понимают, и поэтому пока предпочитают имитировать прыжок под дулом М-16 Трампа. Как следствие тема реального, а не надуманного компромисса и в России, но в особенности в Украине является табуированной. Пока что политик, рискнувший предложить компромисс, а не упаковать в форму компромисса ультиматум, рискует стать политической persona non grata в публичном пространстве.
 
Я далек от желания агитировать за компромисс – у русского народа нет морального права даже предлагать его, а у украинского есть право сделать любой выбор. Но я выступаю против того, чтобы априори вынести тему компромисса (реального, конечно, а не медийного) за скобки общественной дискуссии. Мы подошли к той черте, за которой эта тема должна обсуждаться наравне со всеми другими опциями, как бы это ни было больно.
 
В общем, кому интересно подробнее узнать о моем отношении к компромиссам - и вообще, и на этой войне в частности, читайте мою «воскресную отповедь» на «Репаблик»

https://republic.ru/s/1leyq2
 

Путин с таким постоянством требует именно «стамбульского формата» переговоров и проведения их непременно в Стамбуле, что невольно задумаешься: не зарыт ли где-то около Хагиа Софии его личный Компьенский Вагон?

Хотя, учитывая путинскую повестку и список пожеланий, логичнее было бы встречаться и подписывать соглашения в Беловежской Пуще или хотя бы в Бресте - реваншизм, значит, реваншизм.