Forwarded from Zapomnění
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Zapomnění
• синяя коробочка — 4000₽
• розовая коробочка — 3000/3400₽
• розовая коробочка — 3000/3400₽
Скучаю по писательству, если так мне конкретно можно выразиться, книгам и прогулкам в одиночестве . Сейчас в жизни много фотографии и мыслей/дел, связанных с финансовой стороной всего того, что делаю. Баланс утерян.
Я будто отложила части себя на потом. А когда оно настанет – большая загадка.
Я будто отложила части себя на потом. А когда оно настанет – большая загадка.
Хороша вера тогда, когда даже случайно попавшаяся строчка в случайно попавшейся книге отвечает на вопрос, а ты видишь в этом послание от Бога. Видишь в ту же секунду, очень естественно, как видишь те буквы, как ясно ощущаешь книгу в руках.
И так в каждом решении, в случившемся событии или не, в каждом корешке и в каждой фактуре. В бархатистости листа одного дерева, и глянцевости другого. В хронологии событий, в людях, в легкости и в тяжести. Все вокруг и все внутри – от Творца, о Творце. И Творцу.
Вот тогда да, вот тогда вера хорошая.
И так в каждом решении, в случившемся событии или не, в каждом корешке и в каждой фактуре. В бархатистости листа одного дерева, и глянцевости другого. В хронологии событий, в людях, в легкости и в тяжести. Все вокруг и все внутри – от Творца, о Творце. И Творцу.
Вот тогда да, вот тогда вера хорошая.
Forwarded from Zapomnění
Этак-то иногда задумываюсь: а ведь было бы, наверное, замечательно, если бы публичные интеллектуалы вроде Джордана Питерсона или того же Андрея Баумейстера обратились в ислам. Сколько бы пользы это могло принести в перспективе. Тут следует пояснить, что я воспринимаю их как людей одной идеологической масти и нравственной культуры, а потому и упоминаю в едином контексте. Им обоим не чужда та внутренняя интеллигентность, о которой писал еще Дмитрий Лихачёв: «Интеллигентность не только в знаниях, а в способностях к пониманию другого. <...> Интеллигентность — способность к пониманию, к восприятию, это терпимое отношение к миру и к людям». Оба в известной степени мудры и любознательны, оба открыты миру и имеют схожую с исламской систему — базовых — ценностей.
Отсюда и моя, возможно излишне наивная, вера в то, что если бы нашёлся человек, способный грамотно растолковать скептически настроенным профессорам положения ислама, то их сердца бы смягчились. На канале у Баумейстера есть ролик, в котором он, сидя на берегу Босфора, ведёт теологическую беседу с двумя мусульманами. Я посмотрела лишь несколько вступительных минут, но их хватило, чтобы понять: чуда не будет. Ребята, к сожалению, даже мне показались недостаточно убедительными, что уж говорить о высокоэрудированном иноверце с философским образованием. А ведь какой был шанс!
Джордану Питерсону в плане собеседников, которые могут обстоятельно потолковать об исламе, везёт еще меньше: попадаются одни невежды. Хотя тут, конечно, вопрос: попадаются или сам выбирает? Когда Мухаммад Хиджаб неоднократно приглашает тебя на дискуссию, а ты отдаешь предпочтение какой-то Айян Хирси Али, — это как минимум странно.
И всё же, памятуя о намерении профессора провести ряд интервью не только с мусульманами, но и с вероотступниками, я надеюсь, что сомнительные особы наподобие той муртадки — некий промежуточный этап перед встречей с кем-то гораздо более сведущим, в том числе и с Хиджабом.
Безумно хочется, чтобы наша умма цвела разносторонними, духовно богатыми пассионариями, осознающими надвременность ислама, мыслящими вне рамок и условностей. Цвела ярко, цвела обильно. Чтобы у нас были свои Баумейстеры и Джорданы Питерсоны, свои Екатерины Шульман, Павлы Дуровы и Камиллы Пальи. Они ведь были когда-то. Были, конечно, даже в сотни раз лучше. Есть и сейчас, слава Богу. Но их всё еще недостаточно.
Недостаточно, чтобы взять в толк: борьба друг с другом не остановит угрозу извне. Чтобы сформировать своё крепкое лобби во всех сферах общественной жизни. Чтобы в моменты всеобщего кризиса поддерживать страждущих не только дуа. И нет, я не пытаюсь принизить значимость сего богоугодного акта. Дуа — первый долг. But God helps those who help themselves. А мы себе, кажется, только вредим.
Отсюда и моя, возможно излишне наивная, вера в то, что если бы нашёлся человек, способный грамотно растолковать скептически настроенным профессорам положения ислама, то их сердца бы смягчились. На канале у Баумейстера есть ролик, в котором он, сидя на берегу Босфора, ведёт теологическую беседу с двумя мусульманами. Я посмотрела лишь несколько вступительных минут, но их хватило, чтобы понять: чуда не будет. Ребята, к сожалению, даже мне показались недостаточно убедительными, что уж говорить о высокоэрудированном иноверце с философским образованием. А ведь какой был шанс!
Джордану Питерсону в плане собеседников, которые могут обстоятельно потолковать об исламе, везёт еще меньше: попадаются одни невежды. Хотя тут, конечно, вопрос: попадаются или сам выбирает? Когда Мухаммад Хиджаб неоднократно приглашает тебя на дискуссию, а ты отдаешь предпочтение какой-то Айян Хирси Али, — это как минимум странно.
И всё же, памятуя о намерении профессора провести ряд интервью не только с мусульманами, но и с вероотступниками, я надеюсь, что сомнительные особы наподобие той муртадки — некий промежуточный этап перед встречей с кем-то гораздо более сведущим, в том числе и с Хиджабом.
Безумно хочется, чтобы наша умма цвела разносторонними, духовно богатыми пассионариями, осознающими надвременность ислама, мыслящими вне рамок и условностей. Цвела ярко, цвела обильно. Чтобы у нас были свои Баумейстеры и Джорданы Питерсоны, свои Екатерины Шульман, Павлы Дуровы и Камиллы Пальи. Они ведь были когда-то. Были, конечно, даже в сотни раз лучше. Есть и сейчас, слава Богу. Но их всё еще недостаточно.
Недостаточно, чтобы взять в толк: борьба друг с другом не остановит угрозу извне. Чтобы сформировать своё крепкое лобби во всех сферах общественной жизни. Чтобы в моменты всеобщего кризиса поддерживать страждущих не только дуа. И нет, я не пытаюсь принизить значимость сего богоугодного акта. Дуа — первый долг. But God helps those who help themselves. А мы себе, кажется, только вредим.
Ветер ли старое имя развеял,
Нет мне дороги в мой брошенный край,
Если увидеть пытаешься издали,
Не разглядишь меня, не разглядишь меня
Друг мой прощай.
Я уплываю, и время
Несет меня с края на край,
С берега к берегу, с отмели к отмели
Друг мой прощай.
Знаю, когда-нибудь
С дальнего берега
Давнего прошлого,
Ветер весенний ночной
Принесет тебе вздох от меня.
Ты погляди, ты погляди, ты погляди
И не осталось ли что-нибудь после меня
Нет мне дороги в мой брошенный край,
Если увидеть пытаешься издали,
Не разглядишь меня, не разглядишь меня
Друг мой прощай.
Я уплываю, и время
Несет меня с края на край,
С берега к берегу, с отмели к отмели
Друг мой прощай.
Знаю, когда-нибудь
С дальнего берега
Давнего прошлого,
Ветер весенний ночной
Принесет тебе вздох от меня.
Ты погляди, ты погляди, ты погляди
И не осталось ли что-нибудь после меня
⁃ мам, где печенюты?
⁃ вот же они, Саф
⁃ неет, мама, это печеньты, а где печенюты?
⁃ вот же они, Саф
⁃ неет, мама, это печеньты, а где печенюты?