отойди от меня на метр.
где один, там, быть может, – два.
пусть же мили и километры
раскидают нас на года.
если взгляд мой тебя коснется,
то, пожалуйста, отвернись.
в моем сердце так много монстров,
и они тянут руки ввысь,
в суматохе хватают воздух,
и волос твоих медный блеск
им рисует небесный контур –
выжигает на теле крест.
убегай же, пока не поздно.
мне без дрожи нельзя смотреть,
как ты ласкова и свободна,
как плетется тугая плеть
и хватает меня за горло;
мои монстры танцуют джаз.
я бы правда хотел покорно
быть лишь дождиком на губах.
стать твоей одинокой тенью
и дыханием на стекле,
лепестком молодой сирени,
расцветающим по весне.
но покуда я жив, я – грешен.
руки тянутся, кровь кипит.
мир рисует парад насмешек –
ты целуешь
там,
где
болит.
подойди же ко мне поближе.
там, где шаг, там должно быть – два.
мои монстры все тише дышат,
лишь от мысли,
что ты –
моя.
где один, там, быть может, – два.
пусть же мили и километры
раскидают нас на года.
если взгляд мой тебя коснется,
то, пожалуйста, отвернись.
в моем сердце так много монстров,
и они тянут руки ввысь,
в суматохе хватают воздух,
и волос твоих медный блеск
им рисует небесный контур –
выжигает на теле крест.
убегай же, пока не поздно.
мне без дрожи нельзя смотреть,
как ты ласкова и свободна,
как плетется тугая плеть
и хватает меня за горло;
мои монстры танцуют джаз.
я бы правда хотел покорно
быть лишь дождиком на губах.
стать твоей одинокой тенью
и дыханием на стекле,
лепестком молодой сирени,
расцветающим по весне.
но покуда я жив, я – грешен.
руки тянутся, кровь кипит.
мир рисует парад насмешек –
ты целуешь
там,
где
болит.
подойди же ко мне поближе.
там, где шаг, там должно быть – два.
мои монстры все тише дышат,
лишь от мысли,
что ты –
моя.
как мне взять себя в руки,
если всё, за что я держалась,
раскололось на части.
я снимаю остатки лица, что однажды
напялила, посмотри сквозь меня,
от меня ничего не осталось.
этот текст уже ничего обо мне
не расскажет после года молчания,
этот текст ничего не значит.
я читаю его и не помню,
как его начала.
посмотри, как меня швыряет
в разные стороны, посмотри, как
я выгибаюсь колючей проволокой.
острым жалом в меня впивается день
сегодняшний, не дает сделать вдох
день завтрашний.
подождите, пожалуйста, дела,
которые я на потом откладываю,
люди, с которыми не виделись
месяцами.
я боюсь, что встретив друзей
на улице попросту не узнаю их.
надоело себя обманывать,
проводить раскопки в руинах
из детских травм.
⠀
я стою перед зеркалом,
я провожу опознание:
ты – это все еще я? ⠀
⠀
не оборачивайся назад,
там такая тоска, что словами
не описать, не придумать из всей
этой мути стих.
если спросишь, где у меня болит,
я зайду в тупик. как мне взять себя
в руки, если всё, что лежало в них,
я не смогла спасти?
было больно и жутко, но я досчитала
до пяти и все проглотила.
больше не о чём рассказать тебе,
больше не о чем попросить. прости.
если всё, за что я держалась,
раскололось на части.
я снимаю остатки лица, что однажды
напялила, посмотри сквозь меня,
от меня ничего не осталось.
этот текст уже ничего обо мне
не расскажет после года молчания,
этот текст ничего не значит.
я читаю его и не помню,
как его начала.
посмотри, как меня швыряет
в разные стороны, посмотри, как
я выгибаюсь колючей проволокой.
острым жалом в меня впивается день
сегодняшний, не дает сделать вдох
день завтрашний.
подождите, пожалуйста, дела,
которые я на потом откладываю,
люди, с которыми не виделись
месяцами.
я боюсь, что встретив друзей
на улице попросту не узнаю их.
надоело себя обманывать,
проводить раскопки в руинах
из детских травм.
⠀
я стою перед зеркалом,
я провожу опознание:
ты – это все еще я? ⠀
⠀
не оборачивайся назад,
там такая тоска, что словами
не описать, не придумать из всей
этой мути стих.
если спросишь, где у меня болит,
я зайду в тупик. как мне взять себя
в руки, если всё, что лежало в них,
я не смогла спасти?
было больно и жутко, но я досчитала
до пяти и все проглотила.
больше не о чём рассказать тебе,
больше не о чем попросить. прости.
если можешь кого-то согреть,
так согрей.
если в силах кого-то спасти,
так спаси.
помни, жизнь целиком состоит
из людей,
чья планета Земля поместилась
в горсти.
если хочешь вернуться домой,
так вернись.
если есть что сказать,
так возьми и скажи.
посмотри, даже снег
просто падая вниз,
украшает собой
все задворки души.
если есть с кем остаться,
останься навек.
и будь верен себе,
как в последний из дней.
если рядом с тобой
хоть один человек,
уступи ему всё,
будешь в этом сильней.
и когда силы нет от дурных новостей,
и когда с перебоями бьется в груди..
если можешь кого-то согреть,
так согрей,
если можешь кого-то спасти, –
спаси.
так согрей.
если в силах кого-то спасти,
так спаси.
помни, жизнь целиком состоит
из людей,
чья планета Земля поместилась
в горсти.
если хочешь вернуться домой,
так вернись.
если есть что сказать,
так возьми и скажи.
посмотри, даже снег
просто падая вниз,
украшает собой
все задворки души.
если есть с кем остаться,
останься навек.
и будь верен себе,
как в последний из дней.
если рядом с тобой
хоть один человек,
уступи ему всё,
будешь в этом сильней.
и когда силы нет от дурных новостей,
и когда с перебоями бьется в груди..
если можешь кого-то согреть,
так согрей,
если можешь кого-то спасти, –
спаси.
скажи мне, как долго ты не жила?
кто отнял тебя у себя,
кто взбредил себе,
что с тобой можно грубо?
когда ты тоньше чертового стекла,
и знаешь, это совсем не сугубо.
/ты Антарктида/, помни меня,
когда метеостанции вещают
о минус тридцати,
/но я узнал тебя,
когда тебе не было и двадцати/.
я проплывал мезолонги,
спасался бегством,
искал успокоения,
и обрёл его у сплетения рук твоих,
знаешь, я бы выхватил тебя
у целого ополчения.
ты воплощение всех
совершенных женщин мира,
я амуниция твоя, твой сюрикэн,
Китайская стена, твоя рапира.
лáтанный,
вступивший в бой кавалерист,
парóм поднявший якоря,
/я бы любил тебя,
даже если бы раз за разом,
тебя рождали не для меня/.
и если я мысль в 1:40,
ты — плавишь мои щиты.
я всё еще множу других на тебя,
потому что /черт бы всё это побрал/,
имя всему
ты.
кто отнял тебя у себя,
кто взбредил себе,
что с тобой можно грубо?
когда ты тоньше чертового стекла,
и знаешь, это совсем не сугубо.
/ты Антарктида/, помни меня,
когда метеостанции вещают
о минус тридцати,
/но я узнал тебя,
когда тебе не было и двадцати/.
я проплывал мезолонги,
спасался бегством,
искал успокоения,
и обрёл его у сплетения рук твоих,
знаешь, я бы выхватил тебя
у целого ополчения.
ты воплощение всех
совершенных женщин мира,
я амуниция твоя, твой сюрикэн,
Китайская стена, твоя рапира.
лáтанный,
вступивший в бой кавалерист,
парóм поднявший якоря,
/я бы любил тебя,
даже если бы раз за разом,
тебя рождали не для меня/.
и если я мысль в 1:40,
ты — плавишь мои щиты.
я всё еще множу других на тебя,
потому что /черт бы всё это побрал/,
имя всему
ты.
хорошая,
у тебя впереди
столько радости,
столько смеха
и добрых предобрых тайн.
ты о прошлом
не беспокойся,
о будущем
помечтай.
как новые люди
произносят
твоё красивое имя.
как постепенно
в норму приходит быт.
и незнакомые
станут родными.
роднее тех,
кто когда-то был.
как прекрасные
чувства твои
наполняются
новой силой.
как трепет
всё сжимает внутри.
хорошая,
ты будешь
самой счастливой.
посмотри,
ведь это же
ты.
у тебя впереди
столько радости,
столько смеха
и добрых предобрых тайн.
ты о прошлом
не беспокойся,
о будущем
помечтай.
как новые люди
произносят
твоё красивое имя.
как постепенно
в норму приходит быт.
и незнакомые
станут родными.
роднее тех,
кто когда-то был.
как прекрасные
чувства твои
наполняются
новой силой.
как трепет
всё сжимает внутри.
хорошая,
ты будешь
самой счастливой.
посмотри,
ведь это же
ты.
я долго молчал.
привет.
я наконец-то нашел ответ.
«что для тебя любовь?» –
неожиданный был вопрос.
наверное, я лишь сейчас дорос
и готов отвечать.
для меня
любовь – это промолчать,
когда очень зол.
когда посреди ссоры
захотел уйти, но не ушёл.
это если о составляющих мелочах,
сюда же желание обнимать.
а вообще, любовь – это страх.
страх потерять.
любовь не имеет прошедшего
времени
и не является для носителя
бременем.
любовь – это когда обычное
местоимение,
типа «ты» или «мы»,
наделяется сверхзначением.
я люблю тебя.
без всякого сомнения.
привет.
я наконец-то нашел ответ.
«что для тебя любовь?» –
неожиданный был вопрос.
наверное, я лишь сейчас дорос
и готов отвечать.
для меня
любовь – это промолчать,
когда очень зол.
когда посреди ссоры
захотел уйти, но не ушёл.
это если о составляющих мелочах,
сюда же желание обнимать.
а вообще, любовь – это страх.
страх потерять.
любовь не имеет прошедшего
времени
и не является для носителя
бременем.
любовь – это когда обычное
местоимение,
типа «ты» или «мы»,
наделяется сверхзначением.
я люблю тебя.
без всякого сомнения.
каково это – знать,
что ты чей-то нательный шрам,
сгусток памяти,
вызываюший столько драм?
против воли поставленное
клеймо или метка
эпицентр любого взрыва –
один твой взгляд.
расскажи, тебе это льстит?
ты этому рад?
по ночам ты спокойно спишь
просыпаешься редко?
расскажи, как она называет тебя?
целует в плечо?
что ты чувствуешь в этот момент?
становится ли горячо?
у тебя пробегают мурашки
по всей спине?
отвечать не надо.
куда бы ты ни пошёл,
я тебя ощущаю,
знаю, что всё хорошо.
только, вот, понять не могу,
почему ты всё снишься мне?
она любит тебя, обвивается как лоза.
и, наверное, говорит про твои глаза,
восхваляя их цвет небесный.
а я смеюсь.
не злорадствую.
не кляну. не зову беду.
словно мантру я повторяю во сне
и в бреду –
мы совсем не похожи с ней.
это огромный плюс.
я не жертва, отнюдь,
и слезы в подушку не лью.
в основном, держусь, но,
всё же, бывает – пью,
когда в междурёберье
что-то опять саднит.
не нуждаюсь ни в чьей любви и,
тем более, жалости,
и стихи сочиняю, не знаю..
возможно от слабости.
лишь весной случаются рецидивы
и шрам болит.
что ты чей-то нательный шрам,
сгусток памяти,
вызываюший столько драм?
против воли поставленное
клеймо или метка
эпицентр любого взрыва –
один твой взгляд.
расскажи, тебе это льстит?
ты этому рад?
по ночам ты спокойно спишь
просыпаешься редко?
расскажи, как она называет тебя?
целует в плечо?
что ты чувствуешь в этот момент?
становится ли горячо?
у тебя пробегают мурашки
по всей спине?
отвечать не надо.
куда бы ты ни пошёл,
я тебя ощущаю,
знаю, что всё хорошо.
только, вот, понять не могу,
почему ты всё снишься мне?
она любит тебя, обвивается как лоза.
и, наверное, говорит про твои глаза,
восхваляя их цвет небесный.
а я смеюсь.
не злорадствую.
не кляну. не зову беду.
словно мантру я повторяю во сне
и в бреду –
мы совсем не похожи с ней.
это огромный плюс.
я не жертва, отнюдь,
и слезы в подушку не лью.
в основном, держусь, но,
всё же, бывает – пью,
когда в междурёберье
что-то опять саднит.
не нуждаюсь ни в чьей любви и,
тем более, жалости,
и стихи сочиняю, не знаю..
возможно от слабости.
лишь весной случаются рецидивы
и шрам болит.
если и есть
в этом сложном мире счастье –
это когда едва тебя увидев
идут обнимать, ускоряя шаг.
это люди,
которые нам не дают погаснуть.
это быть физически с тем,
к кому летит душа.
дело в том, что никакая слава,
деньги, престиж,
не сравнятся с ощущением,
что твое присутствие
кому-то необходимо.
Марсель, Амстердам,
Барселона, Париж
– ничто по сравнению
с объятиями любимых.
нам ведь в общем то не нужны
ни сокровища, ни медали,
лишь бы нас провожали на вокзале,
встречали у метро.
лишь бы где-то нас
очень сильно ждали,
и любили в нас худшие из сторон.
а лучшее чувство –
скучать по кому-то и знать,
что этот «кто-то»
тоже думает о тебе,
пусть сейчас вы и далеки.
хоть свали в столицу,
хоть смотри на мир
из окна самолета,
а лучшее место в мире –
две обнимающие руки.
потому что
дороже любых богатств тот,
кто понимает твою боль,
кто тебя смешит
и не может оторвать от тебя глаз,
тот, кто хотел, уже остался с тобой.
посмотри вокруг,
кто рядом прямо сейчас.
стоит только подумать о нём,
и он уже в списке твоих входящих,
вы остаётесь близкими,
куда бы жизнь вас ни заносила,
береги того,
перед кем можно быть
слабым и настоящим –
в этом человеке твоя сила.
в этом сложном мире счастье –
это когда едва тебя увидев
идут обнимать, ускоряя шаг.
это люди,
которые нам не дают погаснуть.
это быть физически с тем,
к кому летит душа.
дело в том, что никакая слава,
деньги, престиж,
не сравнятся с ощущением,
что твое присутствие
кому-то необходимо.
Марсель, Амстердам,
Барселона, Париж
– ничто по сравнению
с объятиями любимых.
нам ведь в общем то не нужны
ни сокровища, ни медали,
лишь бы нас провожали на вокзале,
встречали у метро.
лишь бы где-то нас
очень сильно ждали,
и любили в нас худшие из сторон.
а лучшее чувство –
скучать по кому-то и знать,
что этот «кто-то»
тоже думает о тебе,
пусть сейчас вы и далеки.
хоть свали в столицу,
хоть смотри на мир
из окна самолета,
а лучшее место в мире –
две обнимающие руки.
потому что
дороже любых богатств тот,
кто понимает твою боль,
кто тебя смешит
и не может оторвать от тебя глаз,
тот, кто хотел, уже остался с тобой.
посмотри вокруг,
кто рядом прямо сейчас.
стоит только подумать о нём,
и он уже в списке твоих входящих,
вы остаётесь близкими,
куда бы жизнь вас ни заносила,
береги того,
перед кем можно быть
слабым и настоящим –
в этом человеке твоя сила.
я писал ей прекрасные,
нежные письма,
говорил, что она –
мой маяк в темноте.
она самая важная,
нужная, близкая.
она – радость объятий
и ужас потерь.
я любил её жутко –
без страха, без меры.
в ней одной были жизнь,
и спасенье, и кров.
я любил её, будто она –
моя Вера,
словно я – до безумья
влюбленный Желтков.
всё былое в момент
оказалось забыто,
я за ней был готов,
не колеблясь, идти.
я любил её,
будто она – Маргарита,
словно я – её Мастер,
сошедший с пути.
этой нежности
было до ужаса мало,
(все заветные фразы
безумно просты)
я любил её, будто она –
моя Лара, я – Живаго,
что ей посвящает стихи.
меня что-то вело,
заставляя быть смелым,
(назови это Богом,
вселенной, судьбой)
я любил её,
будто она – моя Бэла,
я – Григорий Печорин,
забывший покой.
я земной человек.
(и простите мне это)
моё имя едва ль пронесут
сквозь века.
пусть любимым
шедевры дарили поэты,
я ей с легкой душой
посвящаю
себя.
нежные письма,
говорил, что она –
мой маяк в темноте.
она самая важная,
нужная, близкая.
она – радость объятий
и ужас потерь.
я любил её жутко –
без страха, без меры.
в ней одной были жизнь,
и спасенье, и кров.
я любил её, будто она –
моя Вера,
словно я – до безумья
влюбленный Желтков.
всё былое в момент
оказалось забыто,
я за ней был готов,
не колеблясь, идти.
я любил её,
будто она – Маргарита,
словно я – её Мастер,
сошедший с пути.
этой нежности
было до ужаса мало,
(все заветные фразы
безумно просты)
я любил её, будто она –
моя Лара, я – Живаго,
что ей посвящает стихи.
меня что-то вело,
заставляя быть смелым,
(назови это Богом,
вселенной, судьбой)
я любил её,
будто она – моя Бэла,
я – Григорий Печорин,
забывший покой.
я земной человек.
(и простите мне это)
моё имя едва ль пронесут
сквозь века.
пусть любимым
шедевры дарили поэты,
я ей с легкой душой
посвящаю
себя.
и ни весточки долгие десять лет.
если б знала ты, милая,
как устал я скитаться
в надежде увидеть свет,
обрести покой, отыскать причал.
вечер крайне прекрасен.
в больной груди вдруг проснулась,
дремавшая так давно,
нежность первой, наивной,
смешной любви.
и от этого, веришь ли, так светло.
я оставил, отрёкся, ушёл, сбежал,
и за то не устану себя корить.
вот пишу, а о глáди холодных скал
разбиваются волны,
и в небе нить
из прекрасного жемчуга,
обротясь, звездной пылью
рисует твои черты.
мы ошиблись, должно быть,
тогда, простясь.
моя добрая, нежная, как же ты?
я люблю тебя.
знаю всю тщетность фраз.
пусть свой век
безжалостно промотал,
но за то,
чтоб увидеть тебя сейчас,
правó слово,
не дрогнув б и жизнь отдал.
если б знала ты, милая,
как устал я скитаться
в надежде увидеть свет,
обрести покой, отыскать причал.
вечер крайне прекрасен.
в больной груди вдруг проснулась,
дремавшая так давно,
нежность первой, наивной,
смешной любви.
и от этого, веришь ли, так светло.
я оставил, отрёкся, ушёл, сбежал,
и за то не устану себя корить.
вот пишу, а о глáди холодных скал
разбиваются волны,
и в небе нить
из прекрасного жемчуга,
обротясь, звездной пылью
рисует твои черты.
мы ошиблись, должно быть,
тогда, простясь.
моя добрая, нежная, как же ты?
я люблю тебя.
знаю всю тщетность фраз.
пусть свой век
безжалостно промотал,
но за то,
чтоб увидеть тебя сейчас,
правó слово,
не дрогнув б и жизнь отдал.
я свободен: в моей жизни нет
больше никакого смысла – всё то,
ради чего я пробовал жить,
рухнуло, а ничего другого
я придумать не могу. я ещё молод,
у меня достаточно сил,
чтобы начать сначала.
но что начать ?
я один – и свободен.
но эта свобода слегка
напоминает смерть.
больше никакого смысла – всё то,
ради чего я пробовал жить,
рухнуло, а ничего другого
я придумать не могу. я ещё молод,
у меня достаточно сил,
чтобы начать сначала.
но что начать ?
я один – и свободен.
но эта свобода слегка
напоминает смерть.