Когда вручают какую-нибудь книжную премию, я обычно пощу тут (около)литературных котиков, но сегодня вытряхну из архивов свой старенький текст про свежего лауреата Ясной Поляны — Сухбата Афлатуни.

Карманы Штанов набиты текстами, опубликованными в теперь уже запретных соцсетках, и иногда мне хочется делиться этим драгоценным барахлом тут. Чего ему зря пропадать.

↓ ↓ ↓

APPLE OF MY EYE

Сухбат Афлатуни — псевдоним поэта Евгения Абдуллаева, переводится с узбекского «Диалоги Платона», такой вот замес востока и запада уже в имени автора. «Глиняные буквы, плывущие яблоки» — повесть-притча о затерянном где-то в постсоветской Средней Азии селении, эдаком узбекском Макондо, если хотите, только дождь там не идёт вовсе. Впрочем, мне кажутся нечестными подобные сравнения, когда любую прозу с — pardon my French — «этническим колоритом» и элементами магического реализма пытаются мерить Маркесом или там Павичем. Всяк хорош сам по себе, если уж хорош. А Афлатуни прекрасен.

«Глиняные буквы» — проза поэта, никаких лишних слов, всё выверено вплоть до созвучий. Сюжет прост для пересказа, но текст насыщен аллюзиями, метафорами и символами, которые Афлатуни не швыряет тебе в лицо с размаху, как любят некоторые авторы, а бережно прячет в ткани повествования, как спрятаны были древние буквы в стенах старого здания и шрамах Ойнисы.

Это история о мире, формируемом логосом: алфавитом, что складывается в молитву, русской литературой, что пустила корни на чужой земле и дала свои странные плоды, «новоязом» Председателя и легендами, где реальность переплетается с вымыслом.

Текст Афлатуни переменчив, как Протей, или, скорее, как мираж в пустыне. Он неустойчив, только казался чётким и ясным — протяни руку и ухватишь смысл, но вот он дрожит, размывается, меняет очертания и краски, обманывает ожидания или ускользает от тебя и вновь манит откуда-то из жаркого марева. Следуя за этим мороком, можно добраться до настоящего оазиса, а можно затеряться среди песка и ветра — так по-разному воспринимается финал. Что, впрочем, никак не мешает насладиться чтением.

По реке приплыли три яблока. Одно автору книги, другое автору поста, третье тому, кто их прочитал.

#из_кармана {2020}

Я только что выяснила, что сегодня в России, оказывается, какой-то День отца.

Вот это у меня чувство момента!

То есть вот настоящие блогеры (или админы библиотечных соцсетей) сверяются с календарём, составляют контент-план, все дела, а я просто захотела и забацала пост про папу и его книжки, и вот те на:)

Люблю синхронии.

Цвета луны и вянущей малины —
Твои, закат и тление — твои,
Тревожит ветр пустынные долины,
И, замерзая, пенятся ручьи.

И лишь порой, звеня колокольцами,
Продребезжит зелёная дуга.
И лишь порой за дальними стволами
Собачий лай, охотничьи рога.

И снова тишь… Печально и жестоко
Безмолвствует холодная заря.
И в воздухе разносится широко
Мертвящее дыханье октября.

Георгий Иванов

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Времена и погоды нынче такие, что многим не хочется выбираться из-под тёплых одеял. Тем паче разве не одеяло — наш самый надёжный щит, самое безопасное убежище ещё с тех затерянных в детстве ночей, когда в темноте нас могли поджидать любые страхи (строго в соответствии с силой нашего воображения)?

Октябрь и ноябрь сливаются в тягучий, нуарный макабрь — время застывания, замирания и умирания, когда сон напоминает смерть, а смерть похожа на сон. Время зыбких границ.

А ведь одеяло — эта та самая граница и есть, способная отделить не только маленького, а вообще любого человека от того, чего он боится.

Кого-то пугают монстры под кроватью, кого-то — подъём в 6 утра и дорога до работы под холодным дождём, кого-то — необходимость надевать на себя сто одёжек вместо чего-то легкомысленно-летнего или вообще необходимость вставать и делать дела etc. А кого-то пугает сама жизнь, ведь макабрь — время победившего мортидо, чего уж.

У Бориса Рыжего в «Пробуждении» лирический герой прячется от жизни как раз под одеялом:

«…ах, укрой от жизни, одеялко,
разреши несложную задачу».
Боже, как себя порою жалко —
надо жить, а я лежу и плачу.

А в стихотворении Николая Минского, поэта и философа, одеяло способно укрыть героя от всего: от жизни, от смерти и даже от докучных тайн бытия:

Лежал я где-то на одре недуга.
Мутился ум. И вдруг Она предстала,
Твердя: «Молись! Я — вечности начало,
Я  — ключ всех тайн, порог священный круга».
И я ответил с дрожию испуга:
— Мне холодно. Поправь мне одеяло.

Укрыться, спрятаться, как земля под облетевшей листвой, а потом и под снегом, и так дожить до весны или до любого момента, когда душе станет достаточно тепло.

Как жаль, что сезон моих собственных тревог — вовсе не макабрь, а лето, и куда прятаться там, я пока не придумала. Под одеялом-то жарко.