Продажи современной патриотической прозы в России выросли вдвое за год, подсчитали в сети магазинов "Читай-город - Буквоед".

В пятерку лидеров в 2025-м вошли "Собиратели тишины" Дмитрия Филиппова, роман "Стена" Владимира Мединского, "Ополченский романс" и "Координата Z" Захара Прилепина, а также "Восемь лет с Вагнером" Кирилла Романовского.

Основная аудитория - читатели старше 55 лет. Ежедневно покупают более 120 книг в этой категории

12 июня для меня – это повод для тяжëлых раздумий над тем, что произошло в этот день в 1990 году, когда провозглашением «суверенитета» РСФСР был придан решающий импульс разрушению моей родины – Советского Союза, и год спустя, когда президентом России был избран Б.Н.Ельцин - её несчастье и позор. Возможно, соотечественники, принадлежащие к более молодым поколениям, преодолели такое понимание или даже не задумываются об этом, хотя, уверен, что наиболее основательных и вдумчивых из них эти корни отмечаемого сегодня праздника не могут не тревожить.

Дело, однако, не только в этих корнях Дня России - дело в том, как строится наша сегодняшняя жизнь, каковы наши виды на будущее. Мой русский народ в современной России вымирает, его среда обитания становится всё менее пригодной для жизни. Вот в качестве только одного из примеров «подарок» нам к празднику от Минстроя и губернаторов: из 126 очистных сооружений только шестая часть соответствует нормативам, 19 же вообще не были закончены в срок. Если я правильно оцениваю положение, это лучше, чем 6 процентов выполнения соответствующего нацпроекта, связанного с главной рекой России Волгой, о которых депутат Жанна Рябцева сообщала нам в прошлом году. Хотя не уверен: у соседнего райцентра очистные как воняли двадцать лет тому назад, так и воняют – только сегодня проезжал… О Подмосковье я и не говорю: «прочная рыночная база» творит там бедствие за бедствием...

Мне скажут, что в праздник надо видеть хорошее. Я рад тому, что на фронте мы, наконец, только наступаем, пусть и очень медленно. Рад, что позор оккупации врагом части Курской области закончился. Рад, что в области культуры страна постепенно возвращается к нормальности, хотя тоже очень медленно с очевидными взлётами в виде новой русской военной поэзии и классической прозы и одновременно чудовищными провалами – это я о позорящей русскую классическую литературу рекламе ВТБ на «России 1». Радует всё более пристальное внимание властей к губящему нашу Родину наплыву чужекультурных мигрантов, открытие всё новых и новых коррупционных дел (хотя число их и ужасает). Особенно радует возвращение уважительного отношения к Советской эпохе, её наследию, её вождям – и здесь злоба её внутренних и внешних врагов только на пользу: пусть проявляют себя у всех на глазах и во всей своей «красе», ибо «прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться». Об остальном – от образования до внешней политики - в праздник говорить не буду: там ещё исправлять и исправлять. Как и о такой «частности», составляющей, однако, диагноз современной России как якобы социального государства, – пенсии у большинства наших граждан соответствующего возраста в диапазоне 20 - 30 тыс. рублей: достойную жизнь своим получателям, как провозглашает Конституция, она точно обеспечить не может.

Завершу на «Песне о России» (слова Михаила Ножкина, музыка Давида Тухманова), которая передаёт отношение к России, стержню и основе СССР, и, в целом, ко всему русскому в советское время. Посмотрим завтра на участников концерта на Красной площади; в прошлом году они до такого содержания и такой формы дотянуть, на мой взгляд, не смогли.

— Близится юбилей (7 июля писателю исполнится пятьдесят лет. — «Культура»), но еще три года назад ваша жизнь разделилась на до и после — неминуемую смерть и чудесное спасение. Просматривается ли в этом сюжете логика греха и воздаяния, или покушение было событием иного порядка вещей?

— Именно с этой мысли я и начал возвращаться, в первую секунду как очнулся — открыл глаза, произнес: «Спасибо, Господи, я все понял!» И, конечно, за этой фразой стояло представление о моем пути и ошибках, за которые был наказан. Не знаю, был ли прав или нет в этот миг, но последующие три года жизни показали, что ситуация была несколько сложнее.

Возможно, те задачи, которые я себе сразу же поставил, и раскаяние не лежали в центре Господнего промысла. Возможно, не для них меня хранила высшая воля, а для чего-то другого... Тут нужно не пытаться самому рационально осознавать, но прислушиваться. Можно впасть в ложное самомнение: Господь-де уберег для того-то и надо делать то-то... Я знаю двух своих оппонентов, одержимых чувством ложного спасения от смертельных болезней, диктующего им линию поведения. Мне кажется, они ошибаются, ставят себе ложную задачу и отрабатывают, о чем их не просили. От подобного хочется уберечься. В чем грешен, в том и грешен и, может быть, за это наказан, или надо мной свершилось такое для чего-то еще. Надо быть просто готовым к тому, что произойдет завтра или через 25 лет... Два дня назад я забрал свою подорванную машину, открыл, осмотрел: ее «нос» вырван целиком, салон начинается прямо от лобовухи — вообразите силу удара! Ходовой части нет, а в магнитофоне осталась флешка с песнями советского композитора Бирюкова.

— В рабочем состоянии?

— Да. Я тут же песни себе перекачал, а в заднем кармане водительского сиденья обнаружился документ — «Золотое перо России. Премия за книгу о Есенине «Обещая встречу впереди». Словно меня загнали на тот свет, но обнаружили такую «справку» и отправили обратно (смеется). А дальше совсем не смешно.

Мина взорвалась под Сашиным креслом, вся ходовая часть въехала в меня. Должна была раздавить целиком — руль впечатался в спинку сиденья, но взрыв выбросил меня вверх и в нескольких местах переломал ноги, одновременно задержав и избавив от очень сильного удара о крышу. Руль придержал за ноги и не дал сломать шею. Санино же сиденье раскрылось как цветок. Если бы его не было рядом, все осколки полетели бы в меня — удар был такой силы, что колесо отлетело на шестьдесят метров... Какой тончайший расчет! Видя это... поменьше надо думать, зачем тебя спасли: сиди, жди, тебе все подскажут!

Продолжение: https://portal-kultura.ru/articles/books/371368-zakhar-prilepin-syuzhetnaya-kanva-ne-samoe-vazhnoe-nuzhno-chto-by-kniga-zadvigalas-obrela-plot-i-kro/?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop&utm_referrer=https%3A%2F%2Fdzen.ru%2Fnews%2Fsearch

Удивительно тесен наш мир! «Тума», новый роман Захара Прилепина о Степане Разине был впервые широко презентован 7 июня на Красной площади. А на следующий день, 8 июня, у берегов Палестины израильский спецназ перехватил судно, на котором плыла с гуманитарным грузом небезызвестная Грета Тумберг — отставную звезду европиара быстренько депортировали из Израиля, и у нас никто не заметил, что в этом процессе у неё был израильский адвокат по фамилии Тума.

Палестинка с израильским гражданством Лубна Тума, адвокат «Юридического центра защиты прав арабского меньшинства в Израиле». Она не из тех палестинцев, что погибают в Газе, а из тех 20% полноправных граждан Израиля, которые не являются евреями.

Лубна — арабское имя, дословно означает «белолицая», «светлокожая». А вот Тума это та самая тюркоязычная «тума», что и в романе Захара Прилепина. «Тума» — тюркское слово, которым многие века в кочевом мире от Малой Азии до Алтая обозначали детей, рожденных в смешанных браках. Смешенных, как в национальном, так и в социальном смысле. Тума — понятие близкое к таким словам из разных цивилизаций как «полукровка» «метис», «бастард»…

Таким полукровкой, сыном донского казака и турчанки, судя по дошедшим до нас источникам был Степан Разин. Но ведь и Палестина, и будущая территория Израиля, как и прочие ближневосточные земли, четыре века находились под властью Османской империи, под властью тюркоязычных халифов. А до того еще три века под властью мамлюкских султанов, тоже тюркоязычных. У нас, помимо редких спецов-востоковедов, и не знают, что среди современных палестинцев есть небольшой, но заметный процент потомков турок и прочих тюркоязычных племен.

К примеру, предшественником Ясира Арафата, создателем и первым лидером ООП, Организации освобождения Палестины, был Ахмед Шукейри — сын араба и турчанки, из тех турок, что веками жили на средиземноморских берегах Ближнего Востока. Вот, судя по всему, и адвокатесса Лубна-«Светлокожая» Тума из потомков опалестинившихся тюрок. Среди сильно смуглых арабов слегка смуглые тюрки традиционно считаются бледнолицыми светлокожими.

Вот такая вот «Тума» и Тума.

И, казалось бы, между легендарным «разбойником» Степаном Разиным и пресловутой «активисткой» Гретой Тумберг не может быть ничего общего. Вообще ничего! Однако ж есть, пусть даже и случайно. Волей, так сказать, геополитического и исторического случая… Тесен наш мир, очень тесен.

ТАСС. Большой разговор про «ТУМУ»:

— Недавно на фестивале "Красная площадь" вы представили свой новый роман "Тума". Хочется узнать, как долго вы вели над ним работу и почему решили обратиться именно к "бунташному" и "смутному" XVII веку? 

— Этой темой я заболел давно. В 1984 году моя семья переехала в город Дзержинск Горьковской области, и, наверное, где-то в те годы мне попались несколько книг по XVII веку. Мы тогда жили на улице Дзержинского в общежитии. Я помню, что в тот период болел, в школе не был. Достал с полки книжку про Разина — она была в желтом тряпичном переплете, старая, отец ее переплел заново — и стал читать. Так и "пропал мальчишка". С тех пор, примерно 35 лет, я так или иначе обращался к этой теме.
А потом, с годами, выяснил, что не просто мой род — род Прилепиных с Дона, а, по сути, моя родня была участниками тех событий, которые описаны в романе. Я понял, что все это не случайно, что такой интерес во мне жил на генном уровне. Но писать эту книгу я начал только после покушения. Этот, скажем пышно, "духовный взрыв" позволил мне взяться за эту тему. Видимо, для этого нужно было умереть и ожить заново.

 — Во время написания книги вы консультировались с историками и экспертами в этой области?

— У меня была возможность собрать настоящую команду профессионалов.

Книга моя написана на восьми языках. Очень большая часть разговоров, бесед, допросов происходит на разных языках, причем они звучат так, как и звучали в XVII веке.

У меня есть ряд знакомых специалистов-филологов из разных стран, к которым я обратился. Мы совместно доводили все до ума. Кроме того, у меня есть целая группа профессиональных историков среди моих товарищей, с которыми мы вместе тщательно перечитывали текст. 

Вообще в любом историческом романе — у Дюма, у любого из Толстых — неизбежно обнаруживаются непринципиальные ошибки. Иногда, впрочем, они допускаются осмысленно. Скажем, некоторые детали я могу назвать современным словом, иначе речь будет перенасыщена архаизмами.

 — Вы сказали, что в книге встречается несколько языков. Расскажете о них подробнее?

— Исторический персонаж Степан Разин говорил на шести языках, потому что был дипломатом, послом, переговорщиком.
Соответственно, он использовал османский, крымско-татарский, польский и другие языки, которые активно бытовали в то время. Я считаю неприемлемым и непрофессиональным использовать условности, распространенные в литературе и кино, когда персонажи встречаются и продолжают говорить по-русски, даже если общаются с иностранцем.

Подробнее: https://tass.ru/interviews/24194697?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop&utm_referrer=https%3A%2F%2Fdzen.ru%2Fnews%2Fsearch

Алексей Колобродов про «ТУМУ» на РТ:

У Захара Прилепина снова получилось удивить.
Я, естественно, веду речь о новом романе писателя «Тума», посвящённом масштабным событиям середины XVII века в России и Евразии и фигуре казачьего атамана Степана Разина.

В качестве исторического романиста остро актуальный тогда Захар дебютировал в 2014 году романом «Обитель», с тех пор многократно переизданным (совокупный тираж доходит до полумиллиона экземпляров) и сериально обэкраненным режиссёром Александром Велединским на канале «Россия». Здесь, однако, возникает неизбежная концептуальная вилка: какова должна быть глубина хронологического залегания, чтобы произведение с полным правом получило эпитет «историческое»? Полвека, век, два и далее везде? Возьмём вполне интегральную фигуру — классика исторического масскульта Валентина Пикуля. Вещи его, повествующие о Великой Отечественной войне («Реквием каравану PQ-17»), никто не рискует называть историческими, в то время как многотомные эпопеи из «галантного» века только так и определяются. А некогда скандальный роман «Нечистая сила» о крушении империи и Григории Распутине до сих пор болтается в неопределённости.
Словом, не всё так просто с Соловками конца 1920-х, пока не закончился XX век, на основные вызовы которого сегодня так и не случилось должных ответов, конфликты и глобальные противостояния не закрыты, а, напротив, выходят на новую диалектическую спираль.
Так что будем считать, что «Тума» — первый по-взрослому исторический роман Прилепина, без дураков и отвлекающих контекстов.

Рискну расширить дефиницию: историко-этно-психологический, с широким геополитическим охватом и метафизической подкладкой.

Теперь о Разине. Его в русской литературе чрезвычайно много. Степана Тимофеевича привёл в национальную словесность Александр Сергеевич, прямо создав её «разинский текст» («Единственное поэтическое лицо русской истории», — пишет Пушкин брату, когда Разин живёт преимущественно в фольклоре, но «наше всё», как всегда, пророчески точен в формулировках). В прозе Разин появляется в конце XIX века у исторических романистов второго-третьего ряда (Д. Мордовцев, А. Соколов), но в наши дни в читательском обороте так или иначе остаются три романа века XX и советского времени: «Разин Степан» Алексея Чапыгина, «Степан Разин» Степана Злобина и «Я пришёл дать вам волю» Василия Шукшина.

***

Для меня пример великолепной органики и пластики при воссоздании исторической реальности — произведения Алексея Николаевича Толстого, который давал разглядеть читателю и кафтаны, и складки на них, и выражения лиц персонажей, нимало не фальшивящих в слове. Притом граф не позволял себе никаких насильственных приближений картинки, кроме собственной особой писательской оптики. Назову в качестве примера даже не «Петра Первого» с его слишком очевидной инженерной и идеологизированной композицией, но такие замечательные вещи, как «День Петра» и «Хроника Смутного времени».

Эту толстовскую манеру и оптику уверенно и с блеском наследует Прилепин, где-то, рискну сказать, и превосходя учителя: если Алексей Николаевич использует чаще театральный, реже армейский тактический бинокль, то Захар работает с приборами ночного видения и тепловизором.

Отдельная история — неизбежные, вообще-то, в столь объёмных текстах ляпы, исторические несоответствия, анахронизмы, на выявлении которых специализируются подотряды критиков, именуемые «заклёпочниками». У меня при чтении «Тумы» глаз щёлкнул на «карабинах», которыми казаки добивают взятых с бою нагаев. Казалось, карабины появились значительно позже. Однако нет, Захар точен: в XVII веке «карабином» назывался любой огнестрел в руках конного — от аркебузы до пистоля, технические навороты — дело уже третье.

Подробнее: https://russian.rt.com/opinion/1491256-kolobrodov-prilepin-tuma-roman-recenziya