Военкомат. Продолжение. Начало тут и тут.
Не знаю, чем руководствовался молодой распиздяйчик, кривляясь в моём кабинете. Может быть, пытался завоевать авторитет среди сверстников, показав себя, под общий хохот, «геройским пацаном», может и впрямь боялся призыва, а может быть и любопытства ради (ну действительно, че будет если я начну хуйню гнать у психиатра?) Но данную ситуацию, иначе как судьбоносную, назвать никак нельзя. И вот почему.
Во-первых, что написано пером, не вырубишь топором. Мной был составлен лист медицинского освидетельствования с которым он должен был быть направлен в региональный психиатрический диспансер на стационарное обследование (то есть ему следовало прибыть с вещичками, кучей справок и бумаг в дурдом, отлежать там 14-21 день и, получив медицинское заключение, убыть обратно домой). Но даже в случае того, что он вдруг бы «одумался» и обо всем честно рассказал врачам, вероятность признания его ГОДНЫМ к службе крайне мала, вследствие коллегиальности докторов: «раз направили – значит что-то есть, или нехуй было кривляться…» (Уж поверьте мне, друзья).
Во вторых, даже если он станет уклонятся от направления на обследование и решит, дождавшись окончания призывного возраста, прийти в военкомат за военным билетом, так как «на работу не берут, а жрать – пить хочется» ему либо выдадут направление на дообследование все там же все также, либо «справку уклониста», с которой в приличную организацию не возьмут.
Продолжение следует…

Военкомат Продолжение.

Из года в год, работая в призывной комиссии и просматривая статистику, я замечал интересную закономерность. Из общего числа призывников, количество не подлежащих призыву на воинскую службу оставалось достаточно однородным – в районе 10% и каждый каждый десятый «выбраковывался» по психиатрическим статьям.

Подавляющее большинство «счастливчиков» составляли ребята с диагнозом, который в стародавние времена звучал, как «психопатИя», а в современной трактовке – «эмоционально- неустойчивое расстройство личности» (статья 18 «б»). На втором и третьем местах расположились «Умственная отсталость» (статья 20) и «Органическое расстройство личности» (статья 14). Не так много ребят списывалось по 19 – ой статье (психические расстройства, вызванные употреблением наркотических веществ), что не может не вызывать удивления, особенно в районе, густо усеянном конопляными полями. Это говорило не о том, что юные травокуры попадают в войска (хотя и попадают), а о том, что ребятки и так списываются по 18-ой.

А, если учесть, что в призывной комиссии, помимо психиатра работают еще семь врачей (терапевт, хирург, невропатолог, окулист, дерматовенеролог, оториноларинголог, стоматолог) которые, также отсеивают от почетной воинской обязанности слепых хромых-глухих, то получается, что годных по здоровью добрых молодцев наберется не более 10-20 процентов от общего числа призывников. Но! У доброй половины этих самых «Годных» ребят имеются законные основания не служить в виде всевозможных отсрочек. Так что естественный отбор в войска проходит только каждый десятый...

Эвтаназия… Наверняка, вы знакомы с этим понятием. О ней пишут, о ней спорят о ней говорят. Эвтаназия, как и однополые браки, разделили общество на два полярных лагеря: тех кто «за» и те, кто «против». У каждого свои доводы, свои аргументы, своя правда. Я хорошо помню студенческий курс биоэтики, где мы, первокурсники-студенты горячо обсуждали данную проблему. Кто-то её горячо поддерживал, заявляя, что –то типа: «Зачем человеку мучиться?». А кто-то, в том числе и я, заявляли, что «Нужно бороться за жизнь больного до конца!» Мы так и не пришли к общему знаменателю в тот момент, да и не могли прийти. Слишком тяжелая, слишком, противоречивая, слишком непривычная…
Но суровая действительность провинциальной отечественной медицины снимает розовые очки со вчерашних студентов. Районная ЦРБ. Реанимация. Небольшая, но укомплектованная. Молодые, но опытные кадры, хрупкие, но «суровые» медсестры, возрастные, но душевные санитарочки…
Не смотря на то, что я работал в поликлинике и сидел на приеме, мне доводилось подрабатывать врачом приемного покоя в многопрофильном стационаре. Привозили всех – детей с температурой, стариков-сердечников, инсультников, пострадавших в ДТП, криминальные травмы… И все шло сперва через врача приемного покоя, который принимал решение о объеме медицинской помощи и делал первые назначения. Затем, по необходимости, вызывались врачи-специалисты (хирурги, терапевты, анестезиологи-реаниматологи). Именно с последними мне приходилось работать бок обок практически каждое дежурство.
И однажды, за чашкой чая, молодой реаниматолог, назовем его Андрей Андреич, задал мне вопрос: «Как ты думаешь, почему в реанимации никто по долгу не лежит?»
Продолжение следует…

Эвтаназния. Продолжение. Часть 2. Начало тут.
- Почему же? – Спросил я.
- Дело в том, дружище, что реанимационное отделение не может позволить себе такую «роскошь», как содержание бесперспективных больных на аппарате ИВЛ. Если мозг умер, то мы поддерживаем только вегетативное состояние. По сути, это уже не человек, это овощ… Ты же понимаешь, больные поступают постоянно и нуждаются в определенном объеме помощи, которую мы не сможем им оказать, если аппарат искусственной вентиляции легких занят.
- Значит…
- Да, ты прав. Приходится разговаривать с родными пациента, убеждая «отпустить» больного. Они, в большинстве своём, соглашаются.
- И что же вы делаете?
- Просто не мешаем пациенту спокойно уйти…
Я не знал что ответить, мне нечего было возразить своему коллеге. И нужно ли было? Ведь медперсонал реанимации, как ни кто другой, лучше всего знают истинную цену человеческой жизни.
Еще ранее, будучи студентом медицинского, мой одногруппник, подрабатывавший в то время санитаром реанимационного отделения в крупной региональной больнице, рассказывал похожие истории о том, что медицинский персонал не оказывают реанимационное пособие в должном объеме тем пациентам, которым «уже ничего не поможет».
Так что, дорогие друзья, если в развитых странах эвтаназия находится в правовом поле и регулируется законами, то в нашей богоспасаемой стране (да и не только в нашей) все решения принимаются намного проще…

Врачебные будни
После пяти лет работы в районной поликлинике я продолжил трудовые подвиги в региональном психиатрическом психдиспансере в 3-ем остром мужском отделении. Для меня оно было весьма знакомым, так как это отделение обслуживало по территориальному признаку как раз тот район, в котором я работал. Не раз приходилось созваниваться с докторами отделения, чтобы они соблаговолили принять на госпитализацию пациента. Приходилось уговаривать, умолять, угрожать… Врачи «тройки» не любили меня, я терпеть не мог их, но волею судьбы, мне пришлось сесть за свободный стол в ординаторской и пытаться выстраивать рабочие отношения с вчерашними «друзьями». Работу облегчал тот факт, что добрая треть пациентов составляли мои «подопечные», которых я сам сюда когда-то и привозил.
Однажды, сельская скорая помощь привезла в приемный покой мужчину сорока двух лет от роду. Я, будучи на тот момент, исполняющим обязанности отделения, спустился в приемник и буквально охренел. Передо мной сидел «столетний дед», похожий на живую высохшую мумию. Мумуя могла мычать, моргать глазами и гадить под себя. Мне пришлось стать перед выбором: либо отказать больному в госпитализации (на что имелись все основания), либо принять его на курацию и, через недельку – другую, писать посмертный эпикриз (что конечно же повысит внутрибольничную летальность и будет грозить мне «кадровым решением»), а затем ехать на вскрытие в патологоанатомическое отделение.
Осознавая все это, я сказал врачу приемного покоя – оформляйте!
Продолжение следует…

Врачебные будни. Продолжение. Начало тут.
Приход «ходячего мертвеца» в наше славное отделение был крайне негативно воспринят всеми сотрудниками без исключения (ну не в первый раз мне приходилось идти против всех). И я их понимал, ведь в большей части на их плечи ложилась ежедневная забота о беспомощном человеке. Нужно было его кормить, умывать, подмывать, проводить лечебные манипуляции и так далее. Возможно, и я отказал ему в госпитализации, если бы не знал, сколько раз его госпитализировали в различные соматические отделения моей родной ЦРБ и из которых он благополучно уходил (в том числе и через окно). То есть был полностью беспомощен в собственном состоянии.
Но вернемся к нашему пациенту. Как я уже говорил, что, несмотря на его молодой возраст (ему на тот момент сорок с небольшим), его состояние характеризовалась симптоматикой алкогольной полинейропатии и хронической полиорганной недостаточностью. Говоря простым русским языком, мужичек этот беспробудно пьянствовал каждый божий день на протяжении нескольких лет, превратившись в слабоумную, кахексичную развалину (весил он не более 45 кг), стоявшую одной ногой в могиле. Я решил, что мы сделаем все от нас зависящие, чтобы «вытянуть» больного. Но одного моего решения было мало. Дело в том, что очень многое зависит от личной позиции всех медработников отделения к своему делу. Ведь, даже назначая дорогие и качественные препараты, мы, врачи, должны быть уверены, что они «дойдут» до пациента, а не растворятся где-то в карманах процедурных медсестер.
Поэтому, на одной из утренних пятиминуток, я обратился ко всему персоналу с речью.
Продолжение следует…

Врачебные будни. Продолжение. Начало тут и тут.
- Коллеги, - начал я. К нам поступил новый пациент. И этот пациент является родственником нашему начмеду. – Соврал я. Поэтому, нам оказана высокая честь поставить его на ноги и привести в потребный вид. Так что, господа, санитары, - обратился я к мужской половине, - если вы хотите сохранить своё анальное целомудрие, то следите за тем, чтобы, не дай бог, чтобы волос не упал с его головы! (Конечно же, моя риторика была несколько иная, но общий смысл был такой).
Мы начали работать. Учили заново пользоваться ложкой и кружкой. Стали проводить лечение: капельницы, уколы, таблетки. Показали всем возможным врачам-специалистам: от терапевта до окулиста. Провели все нужные исследования: анализы, рентгены, всевозможные УЗИ итд.
В первые две-три недели, каких либо положительных результатов не наблюдалось, но и ухудшения состояния тоже не было. Все шло стабильно ровно. Наша мумия все также ходила под себя, нечленораздельно мычала и даже начала сопротивляться санитарам при попытке умыть, одеть, накормить. Это был хороший сигнал, значит сил у нашего бабайки прибавилось.
Стала наблюдаться положительная динамика в наборе массы тела, что не могло не радовать. Если в первые дни он не мог даже держать ложку в руках, и его приходилось кормить, из ложечки, как в детском саду, то теперь навыки самообслуживания к нему стали возвращаться.
Каждый день, во время утреннего обхода, я задавал нашему Бабаю один и тот же вопрос – «Как вас зовут?», но ничего вразумительного не получал в ответ, кроме «Му-му-му». Но однажды случилось чудо, и на мой традиционный вопрос я услышал ответ:
-Саня.
Продолжение следует…

Врачебные будни. Продолжение. Начало тут, тут, и тут.
Через пару месяцев наш Санёк прибавил в весе, стал самостоятельно передвигать ногами, принимать пищу и даже мыться без посторонней помощи. Одним словом, привели мы Бабая в человеческий вид, подлечили зубы, залатали печень, вывели грибки всякие… И тут, откуда не возьмись, заявляется его супружница – бизнесвумен сельского разлива. Она «держала» пилораму, «банчила» спиртом и водила дружбу с теми, «с кем нужно дружить».
Увидев своего благоверного, она была несколько удивлена случившимися переменами, так как, видимо, давно махнула на него рукой, решив, что «если уж и будет помирать, то пусть отдаст Богу душу где угодно, лишь бы не дома».
- DD, вы просто чудеса творите, я такого никак не ожидала увидеть…
- Ну чтовынучтовы, это наша гребаная работа – ответил я.
Саня признал свою жену и стал её уговаривать забрать его домой, так как «делать ему тут нех..й».
Но жена не торопилась забирать его, как минимум по двум причинам. Во-первых, Сашка-Бабай тут же начнет безбожно квасить как и раньше, а во-вторых, как говорится в поговорке, свято место пусто не бывает. Жена поставила на нем крест и, как я понял из её витиеватых рассуждений, Бабаю давно нашли замену.
К этому времени, вышли из отпусков мои дорогие коллеги, в том числе и сонцеликий заведующий отделением, которому я и «спихнул» Бабая, так как свою врачебную работу я закончил. Жизни и здоровью нашуем Бабайке (ну уже не Бабайке, а вполне себе ухоженному мужчине) ничего не угрожало, кроме выписки, которая рано или поздно должна будет произойти…
Продолжение следует…

COVID. Личный взгляд.
Не хотел я затрагивать эту тему, даже зарекся не писать об этом, но все же решил перешагнуть через принципы и написать про короновирус. Не обошел стороной он и наше богоспасаемое учреждение. Болеют пациенты, болеют медперсонал. Кто-то переносит легко, у кого-то тяжкие осложнения, вплоть до пневмонии и реанимации. Но, не смотря на это, работа продолжается, хотя рабочих рук становится все меньше и меньше.
Я помню, как не особо серьезно воспринималась эта угроза в самом начале. Даже среди моего окружения бытовало (а может быть и сейчас бытует) что, мол, это обычный сезонный грипп и все возможные осложнения от короновируса будут встречаться не чаще, чем раннее, а правительство специально создает массовую истерию вокруг инфекции, дабы реализовать свои «корыстные интересы».
Но, увы и ах! Все намного серьезнее. Я вижу на примере пациентов, на примере своих коллег, которых болезнь косит «на раз, два, три». Еще вчера мы с доктором решали рабочие вопросы, а уже сегодня он в стационаре в среднетяжелом состоянии.
Поэтому, уважаемые читатели, отнеситесь со всей серьезностью к проводимым карантинным мероприятиям. Не пренебрегайте средствами защиты, оставайтесь, по возможности, дома, это лучшее, что вы можете сейчас сделать.
Что касается меня, то я жив, я здоров, я тружусь.
Всем успехов!

Уважаемые подписчики, дорогие друзья! Последнее время публикации в канале стали выходить не так часто, как хотелось бы. Не люблю и не хочу оправдываться, но скажу, что в связи с высокой загруженностью в стационаре, с учетом того, о чем я писал выше, мне, после трудовых подвигов, часто хочется упасть и не вставать до следующего утра, с надеждой на то, что день грядущий будет чуточку легче.
Ни в коем случае не подумайте, что я забросил канал и забыл о вас, дорогие читатели. Когда-нибудь я подробно опишу события, происходящие сейчас вокруг меня, но на сегодня на это просто нет сил.
Желаю всем и каждому здоровья, терпения и бодрости духа, дабы пережить все эти невзгоды. Жму вашу руку. Успехов!

Друзья, читатели, подписчики! Прошу великодушно извинить меня за столь длительное молчание. Дело в том, что и наш стационар не обошла «чаша сия» в виде злосчастного Ковида, который успел забрать жизни и наших пациентов. Мы трудимся, мы работаем, мы… В общем вы понимаете. Поэтом я хочу сказать вам спасибо, что все еще со мной, верите, цените, ждете. А я помню о вас, так что продолжим, дамы и господа!

Врачебные буди. Продолжение. Начало тут тут тут тут
Вышеупомянутая супруга нашего безнадежного пациента так была обрадована переменами, произошедшими с её благоверным, что всячески старалась избегать темы выписки нашего «бабайки» из стационара, так как понимала, что в первый же день ейный супружник нажрется, аки свинья до потери облика человеческого и только лишь чудо Господне сможет остановить это бесстыдство. Поэтому в ход пошли просьбы, сопли, слезы, коньяки… Так и оттягивалась выписка нашего дорогого больного все на более и более отдаленные сроки. Что-то мне подсказывало, что дело было не только в жонинской заботе о муже, но и в том что, как говорится, «свято место пусто не бывает» (ну это так, мысли испорченного доктора).
Уже после моего увольнения из диспансера, я узнал, что Бабая выписали домой, не смотря на упорство жены, по просьбе его сестёр. Стоит ли писать о том, что было дальше? Бабай возобновил пьянство с новыми силами и весьма скоро принял тот первозданный облик, в котором я его и лицезрел в момент госпитализации в стационар.
Так или иначе, долго ли коротко ли, но уже и памятник стоит и оградка свежая, все чин-чином. Вот только один меня мучает вопрос: «А нахрена?»

Недавно друзья спросили меня: «Дружище, а почему ты стал психиатром?» Я несколько опешил от такого поворота разговора, что-то промычал себе под нос, не зная, что же ответить на, казалось, такой простой вопрос. Возможно, с этого поста нужно было как раз и открыть канал «ЗП» более года назад. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда!
Будучи студентом-медиком, мне нравилась (как и всем студентам) хирургия. Впервые я оказался за операционным столом в начале второго курса. Меня взяли на операцию по ампутации нижней конечности ( у пациента развилась гангрена, от атеросклероза сосудов, кажется) и я с ужасом и восторгом наблюдал за работой докторов. Затем, через год на летней практике я провел месяц в хирургическом отделении больницы скорой медицинской помощи, где ежедневно проводили самые различные, начиная от аппендэктомии (удаление аппендикса), заканчивая разными криминальными травмами и трепанациями черепа. Вот это было очень увлекательно и зрелищно.
Затем, на более старших курсах, мы познакомились с травматологией, в которую, как не трудно догадаться, я влюбился, как говориться без памяти (ну влюбчивый я человек), твердо решив, что «вот вырасту и уйду в травму».
Что я сделал на цикле судебной медицины? Правильно! Влюбился без памяти в «судебку». Экспертизы, криминал, морг, вскружили голову юному студенту, что чуть было я не решил связать с данной профессией свою жизнь, но, учитывая собственную склонность к алкоголизации, справедливо решил, что спиться в морге намного проще, чем где бы то ни было, так что скрепя сердцем, решил оставить данную профессию более храброму товарищу.
Продолжение следует…

Продолжение. Начало тут.
Очень многое зависит от преподавателя. И даже ни сколько от его уровня владения предметом, сколько от способности вдохновлять своих учеников на его изучение, разжигать интерес, заражать энтузиазмом в стремлении «объять необъятное». Именно таким человеком был профессор «Г». Он всю свою жизнь посвятил психиатрии, много времени уделял научной и преподавательской деятельности, никогда не относился формально к работе. Одним словом – харизматичный человек, за которым хотелось следовать, как говориться, «до конца».
Именно он повлиял на выбор моей будущей профессии. Психиатрию в медицинском институте преподают на пятом курсе, и именно весь пятый курс я посвятил ей любимой. Читал, учил, смотрел, конспектировал. Одним словом, был самым прилежным учеником (что очень нехарактерно для моего характера).
Лекционный материал нам читали в лекционных залах института, а практические циклы проходили на клинических базах кафедры – в психиатрических стационарах. Вот там мы студенты, впервые увидели психиатрию «во всей красе». Больничные палаты, больничные пижамы, больничные режимы. Сперва, от увиденного становилось немного непривычно. По сравнению с обычными соматическими отделениями многопрофильных стационаров разница была колоссальной. И дело было ни сколько во внутреннем убранстве больницы, сколько в самой, с позволения сказать, «атмосфере». Прокуренные коридоры, «тяжелый» воздух и пристальное внимание со стороны всех больных в нас студентов (ну об этом я напишу чуть позже).
К концу года был экзамен по предмету, к которому я готовился практически весь учебный год. Получив свой билет, я обрадовался, так как вопросы казались несложными и, выдержав для приличия, пять-десять минут, пошел отвечать преподавателю. Экзаменатором оказался древний доктор, напоминающий почему-то не врача, а пациента. Он внимательно слушал мои ответы, практически не задавая дополнительных вопросов, а в конце моей тирады что-то пробурчал себе под нос, полистал мою зачетную книжку и произнес:
- Молодой человек, вам никогда не стать психиатром.
И нарисовав корявое «удовл» сказал: - Вы свободны…
Продолжение следует…

за месячный перерыв, поэтому самое время сделать это сейчас (шучу). Каналу «Записки Психиатра» уже второй год и мне немного стыдно за него (серьезно). Он скатился в банальные отрывочные истории из жизни, при этом мало связанные с его названием. Возможно, нужно было публиковать профессиональное мнение по поводу того или иного случая или же рассказывать о симптомах и проявлениях тех или иных расстройств простым человеческим языком? Но ведь этого добра и так достаточно в интернетах. Или я ошибаюсь?
Может быть стоит начать читать мораль и учить всех жить, что нужно бросать питькурить и вести здоровый образ жизни? Но я не ханжа, и да, подобных радетелей за здоровье общества тоже пруд пруди. Хотите ли видеть меня среди них? Думаю, что нет.
Может быть, стоит выдавать себя за эксперта-всезнайку и комментировать каждую новость, осуждая и критикуя всех и вся? (Некоторые горлопаны ловят на этом нехилый хайп). Но нет, господа, увольте.
Поэтому, я предлагаю вам, дорогие читатели, поделиться со мной вашими идеями. Возможно, стоит ввести несколько рубрик и публиковать в них информацию в определенное время по определенному графику? Или же просто продолжить плыть по течению, оставив, все как есть?

Благодарю всех тех, кто отозвался на мою просьбу поделиться вашими идеями для развития канала. Было очень много интересных и конструктивных предложений. Многих читателей интересуют сугубо практические темы, касающиеся темы психического здоровья, действия лекарств. Также интересует информация о том, как выбрать врача, можно ли лечиться «онлайн», какие новые веяния в психиатрии, особенно зарубежной? И самый распространенный вопрос – как выйти из депрессии? Ох уж эта депрессия.
Поэтому, благодаря вам на канале появятся новые рубрики. Какие? Узнаете об этом совсем скоро. А также я хочу, чтобы вы, читатели, стали соавторами канала. Если у вас есть истории, связанные с психиатрией, опыт общения с психиатрами, лечения и выздоровления, можете связаться со мной, и ваша история будет опубликована.

Вот что-то не так с этим миром, подсказывает мне мой внутренний голос. Что-то не так. Сижу, кручу в руках смартфон (ну а как же без него), тыкаю в экранчик, что-то читаю, листаю, пишу, снова читаю и так, практически, целый божий день. А ведь свежи в памяти те времена, когда, ни то, что смартфонов, телефонов мобильных не было. Да-да, только стационарные аппараты, а про интернет знали только понаслышке. В институте приходилось заходить в библиотеку, а не в гугл. Плохо это? Хорошо? И не то и не другое. Всему свое время, всему свое место. Навряд ли современному человеку можно отказаться от смартфона в пользу того же старой мобилы, ведь уже в каждом трудовом коллективе есть свои корпоративные чаты, без которых ну совсем никуда. Я уж не говорю о родительских, соседских, пенсионерских и многих тематических «болталок». Уж так повелось, никуда не денешься, не сбежишь, не удалишься. Верно? Но, друзья, не погружайтесь в информационный мусор, освободите место для «настоящей», если хотите, жизни.

«Старость – не радость, молодость – не жизнь» - гласит старая поговорка. Вы согласны? Я тоже. Всю глубину этих строк я познал все там же, работая сельским лекарем в сибирской глубинке. Обслуживая участок с населением 25 тысяч человек, приходилось иметь дело не только с старыми хроническими психбольными, делириозными алкоголиками и «голодными» наркоманами. Была еще отдельная, незаметная, но особенная группа пациентов – пожилые люди. Это, в основном, елейные бабульки лет за семьдесят пять, часто одинокие, проживающие в старых довоенных деревянных домишках, бывшими молчаливыми свидетелями их жизней. Старушки не часто жаловались на здоровье. В основном, меня приглашали их родственники и начинали рассказывать о том, что бабушка начинает вести себя странно: то разговаривает с кем-то, то видит кого-то, то обвиняет своих родных или соседей, что последние хотят её отравить или обворовать. В психиатрии этот симптом называется «бредом малого размаха». Зачастую это очень успешно лечится, если соблюдать режим приема препаратов. Но были и одинокие больные бабушки, которые уже утратили способность к самообслуживанию и потерявшие связь с реальностью. С этими было сложнее всего: быстро решить их социально-бытовые вопросы и направить в дом-интернат не представлялось возможным, так что по распоряжению главного врача их содержали на терапевтических койках, меняя время от времени историю болезни. Порой, они устраивали «погром» в палатах и тогда уже вызывали меня.
Продолжение следует.

Как я уже писал тут, быстро устроить в дом интернат одинокого престарелого человека очень проблематично. Ведь это требует сил, времени и нервов. А если у бабульки или дедульки никого не осталось и родных и потенциальных наследников убогого жилища, то дело обстоит еще хуже. Дементные старики, оставаясь без возможности к самообслуживанию уходят на тот свет очень быстро, зачастую под молчаливое безразличие окружающих. Но есть и исключения.
В сельской местности, где всё у всех на виду и все про всех знают, дела обстоят лучше. Если, скажем, баба Маня несколько дней не выходит в огород, то к ней обязательно наведается соседка баба Клава, дабы проведать подругу и в случае чего оказать помощь. В городах все несколько иначе. Все чаще соседи даже не знакомы между собой и если, пресловутая одинокая баба Маня полгода не будет выходить из своей квартиры, то это даже никто не заметит. Потому что всем на все п… Но я отвлекся.
В бытность участковым психиатром, мне часто приходилось выезжать на дом к старикам по вызову соседей, родных и даже органов местного самоуправления. Часто бабульку (дедулек было сравнительно меньше) брали по белы рученьки и госпитализировали по договоренности в местную ЦРБ, как правило, в терапевтическое или неврологическое отделение, а затем, подключив администрацию района (часто это решалось по частному звонку и благодаря личным связям), минуя бюрократическую волокиту, получали вне очереди путевки в интернат и на этом история заканчивалась. Может быть это не совсем законно и правильно по отношению к тем, кто ждет очередь месяцами, но…таковы реалии жизни, друзья.
Так что, моя к вам просьба, дорогие друзья! Заботьтесь о своих стариках, ведь кроме вас у них больше никого нет! И да, принцип бумеранга судьбы никто не отменял. Каждому воздастся по делам его. Ваше здоровье. 🥃

Кто стоит на передовой психиатрии помимо участкового врача-психиатра? Правильно! Бригада скорой психиатрической помощи. Это отдельная бригада, которая входит в состав станции скорой помощи любого мало-мальски крупного города и состоит, в основном, из суровых ребят, во главе с врачом психиатром (в основном мужчиной-врачом). Помимо видавшего виды доктора в бригаду входят фельдшер (иногда два), санитар (иногда два) и водитель. Бригада выезжает на все вызовы, поступающие на телефон скорой помощи, если дело касается психически нездорового пациента, который становится опасным для себя и окружающих. Очень часто это старые «хроники», которые не раз лечились в стенах родной психлечебницы во время очередного обострения. Бригада их уже знает и они знают бригаду, так что их встреча проходит в доброй дружеской обстановке. Иногда, когда больной в психозе и становится возбужденным и опасным (ходит с топором, угрожает расправой родным или бегает по улице без одежды) в ход идут меры физического стеснения и «под белы рученьки» нашего героя препровождают в приемный покой психиатрического диспансера, где уже его лечением занимаются врачи отделения.
Я не работал на скорой помощи, но знаю как трудятся эти славные ребята, так как по долгу службы постоянно соприкасался с ними во время дежурства в приемном покое, а с некоторыми, чего греха таить, доводилось выпивать в неофициальной остановке и слушать их пьяные бредни.
Продолжение следует….

Продолжение. Начало тут.
Почему люди идут работать в психиатрическую бригаду? Помимо дорожных историй и весёлых попутчиков, там ещё, оказывается, платят деньги! Заработок сотрудников скорой помощи (по крайней мере несколько лет назад) был раза в полтора выше за счёт "колёсных", вредности и надбавок, чем в том же психиатрическом стационаре, что было очень даже неплохо. Дежурство на выездной бригаде, как правило, посменное с графиком работы 2/2, что имело свои плюсы. Нередко на скорую устраивались работать студенты-медики, которые уже закончили медицинский колледж и продолжили образование в медицинском ВУЗе. Также в бригаду скорой входит водитель-санитар (так называется должность) и конечно же руководитель всей бригады - врач-психиатр.
И как в каждом (или почти каждом) мужском профессиональном сообществе, вновь принятый сотрудник (санитар или фельдшер) проходил определенный обряд посвящения (по крайней мере так было в мою бытность). Он заключался в том, что прибыв на вызов, новичка пропускали вперёд к больному и закрывали за ним дверь. Новый сотрудник должен был проявить себя, обезвредив, при необзодимости, пациента и обезопасить тем самым врача и коллег от возможных агрессивных действий пациента.
Продолжение следует.