Николай Ядринцев писал в очерке "Сибирское Рождество и святки": "В главной бакалейной лавке города Степан Парамоныч отмечал рождественские подарки местному начальству.
Перед ним стоял старший приказчик.
- Исправнику! - командовал Степан Парамоныч, - пуд рафинаду, чаю фунт, балыку!
- Он, Степан Парамоныч, не очень что-бы. Покупатели не одобряют, - решился заметить приказчик.
- Что, воняет? Ничего... сойдет, знаешь, даровому коню... Фунт Мусатова положи еще, да бутылку люнеля".
И сразу меркнет эта красота с рекламного плаката. Больше не имеют смысла ни китайцы в островерхих шляпах, ни цыбики с иероглифами, ни пагоды на фоне гор. Ясно уже, что чай Мусатова - так себе чай. В одном ряду с протухшим балыком. Для тех, кто хочет сэкономить на подарке.

В 1901 году воронежский предприниматель Вильгельм Столль открыл завод в Челябинске. На заводе выпускалась всякая сельскохозяйственная техника, и поэтому фасад сделали деревянным. Типа рекламный ход такой.

Полное ощущение, что мужик бежит за пивом.
К началу Первой мировой войны самарский пивзавод, принадлежавший фон Вакано, производил 3,5 миллионов ведер пива в год. Завод имел два парохода, 14 барж-ледников, 20 вагонов-ледников, 79 лошадей и пивные склады в 59 городах.
И все ради того, чтобы этот самарский мужик смог сбегать за пивом. И чтобы пива ему, например, не хватило бы. Вот было бы забавно.

Стихотворение "Котик и Козлик" было написано Василием Жуковским за несколько месяцев до смерти и посвящено его детям - Василию (козлик) и Александре (котик). Поэт в то время жил с детьми в Германии и, предвидя близкую кончину, пытался таким образом заинтересовать их русским языком.
Вот полный текст этого стихотворения:

Там котик усатый
По садику бродит,
А козлик рогатый
За котиком ходит;
И лапочкой котик
Помадит свой ротик;
А козлик седою
Трясет бородою.

Плакат "Смерть взятке!", начало 1920-х годов. Содержит прямой призыв к стукачеству.
Очень много обличающих пафосных слов. А главное - в самом конце, мелким шрифтом. Руководство к действию.
"В каждом учреждении города и волости есть Комиссия по борьбе со взяткой. Заметишь взятку - сообщай в эту Комиссию.
Твое имя останется скрытым.
Орловский Губполитпросвет".
А потом придет палач в красной рубахе (так издавна заведено, чтобы кровь на одежде была незаметна) и отрежет им руки булатным мечом.

17 июня 1929 года в "Литературной газете" вышла первая рецензия на один из самых московских романов - "Двенадцать стульев" Ильфа и Петрова. Это был очень смелый поступок. Роман начали публиковать в журнале "Тридцать дней" еще в январе 1928 года. Читатели были в восторге. Но пресса упорно молчала - боялась, не знала, как отреагировать.
И только спустя почти полтора года двадцатилетний поэт Анатолий Тарасенков выступил с заметкой под названием "Книга, о которой не пишут".
Он взял на себя смелость похвалить роман, а заодно и авторов. Вместо высокого партийного начальства ответить на главный, хотя и не заданный, вопрос: "Глазами остроумных скептиков, глазами живых, по-настоящему чувствующих нашу современность людей смотрят на мир Петров и Ильф. Глаза Петрова и Ильфа – глаза не врагов, а друзей... Роман Петрова и Ильфа - одна из немногих удачных советских сатир. Он должен быть всячески рекомендован читателю".
Анатолий Кузьмич разъясняет, кто есть кто. К примеру, Остап Бендер - "анархиствующий рвач","рвач-карьерист", а также "остро очерченный тип приспособленца". Эксперименты театра "Колумб" - "претенциозно-"левые"". И так далее.
Тарасенков, правда, попытался несколько подстраховаться. Рецензия начиналась со слов: "Коллективный роман Ильфа и Петрова, как правильно отметил Ю. Олеша в своей недавней анкете в "Вечерней Москве", незаслуженно замолчан критикой".
Но, если бы что - полетели бы оба.

Приходит на память история, случившаяся в 1918 году в Большой аудитории Политехнического музея. Игорь Северянин стоял на сцене и, раскачиваясь, читал свои стихи:

Каретка куртизанки, в коричневую лошадь,
По хвойному откосу спускается на пляж.
Чтоб ножки не промокли, их надо окалошить,
Блюстителем здоровья назначен юный паж.

После чего посреди зала поднялся Вертинский и спросил:
- А куртизанок в калошах вы когда-нибудь видели?
Хочется следом за ним спросить у автора плаката: "А былинных богатырей в калошах вы когда-нибудь видели?".
Понятно, что обыгрывается название фабрики. Но все равно: зачем же так-то?

Амдерма - поселок за Полярным кругом. Ударение на первом слоге. Переводится с ненецкого как "лежбище моржей".
Основан в 1933 году при руднике, в котором добывали флюорит (он же плавиковый шпат) - минерал, содержащий радиоактивные уран и торий. Широко применялся в промышленности.
На фото, по всей видимости, август - арбузы пошли. Их продают в главном поселковом магазине, по одному в руки.
Средняя температура августа в Амдерме: 7,1 градус выше нуля. Но, судя по одежде, этот август не особенно удачный, и температура сильно ниже средней.
Судя по лицам, эти люди счастливы. Вероятно потому, что до полярной ночи еще целых три месяца. Ну и арбуз, конечно, греет душу.

Федор Сологуб, "Мелкий бес". Время действия - конец XIX века. Передонов угощает барышень конфетами.
"- Нате, - сказал он и протянул леденцы сначала Вершиной, потом Марте, - хорошие бомбошки, дорогие, тридцать копеек за фунт плачены.
Они взяли по одной. Он сказал:
- Да вы больше берите. У меня много, и хорошие бомбошки, - я худого есть не стану".
Бонбонами или бомбошками в то время называли дешевые простонародные конфеты. Обычно ими торговали на развес, но здесь четко заявлено: 1 килограмм и 640 граммов. Тут они, вероятно, уложены в какую-нибудь картонную бонбоньерку. А название - "Марокко" позволяет нам предположить, что у конфет либо кофейный, либо шоколадный вкус. Но, разумеется, это не шоколадные конфеты.

Анатолий Мариенгоф - москвич, поэт, мемуарист и друг Есенина. Он постоянно был в тени Сергея Александровича, но при этом сумел написать роман "Циники", который легко встает рядом с бунинскими "Окаянными днями". И так же посвящен послереволюционной Москве.

Трагедия Москвы, России, Мариенгофа и Есенина. Полностью по ссылке.
https://mitropost.ru/mariengof-i-ciniki/

Советская цистерна с живой рыбой. Мощный такой автомобиль. Все лучшее - рыбам!

В детстве мать нередко называла Андрея Белого котом. Во время многочисленных семейных споров кричала:
– Мой кот!
– Кот, сюда!
– Мой кот, сюда!
Не удивительно, что для самого малыша, закомплексованного, впечатлительного, не понимавшего, что творится вокруг, эти уличные прогулки были каким-то нагромождением сказочных химер, злых и добрых. И злых было больше.
Эта заноза сидела, свербила. И уже будучи взрослым, на четвертом десятке, Борис Николаевич переписал свое детство – с кошачьего ракурса.

Андрей Белый, он же Котик Летаев. Полностью по ссылке.
https://mitropost.ru/973-2/

Ботики, они же боты. Сейчас кажется, что это обувь для отечных ног. На самом деле все гораздо интереснее.
Суть ботиков в том, что они суперкалоши. Надеваются на обувь. И при этом защищают обувь полностью. А не только по мифическую ватерлинию, как у калош.
Кроме того, боты грели. Химик Елена Караулова писала: "Мама была большая модница, она говаривала, что когда работала в театре, то была там одета лучше всех. В те годы дамы зимой носили фетровые белые ботики на кожаной подошве. Туда вставляли ногу, обутую в туфлю, иногда сначала вкладывали туфлю. Мама носила ботики "от Вейса" - самого лучшего сапожника. Такие боты были очень теплые, но очень скользили.
Чистили их отрубями, но все равно они быстро теряли вид, а когда промокали, то сильно садились и надевать их становилось мучительно".
Сапожник Генрих Вейс сам жил на Караванной, магазин держал на Невском и до революции действительно считался одним из лучших мастеров своего дела.
А вот Галина Зайцева, простая школьница, 1930 год: "Вчера все утро искала себе боты на низком каблуке, то так и не нашла. Позавчера опять искала боты... Вчера познакомилась с одной девочкой Маргаритой лет 16-17. Ходили и искали везде боты (ей тоже нужен низкий каблук). Расставаясь, я дала ей телефон и полушутя, полусерьезно просила ее если она найдет боты, позвонить мне. В "Скороходе" на Сретенке почти завели с ней знакомого молодого человек (приказчика) который все время нас дразнил показывая пустые коробки из под бот".
Ботики даже в то время были в дефиците.
Лидия Чуковская, дочь Корнея Чуковского, 1956 год: "Боря привел такси, натянул на меня пальто и боты и отвез домой".
Ботики были нормой. Особенно в жизни советской элиты.

Четвертое обстоятельство зашифровано в судьбе автора виадука, архитектора Петра Никитина. Его отец, художник Роман Никитич Никитин обучался в Италии, вернулся в Россию, подвергся репрессиям, и в холодном Тобольске рассказывал своему Пете, двенадцатилетнему мальчику, о великолепных красотах Флоренции, Рима, Венеции.
Пётр Романович, может, всю жизнь хотел построить виадук — и вдруг наместник Кречетов дает ему карт-бланш.

Почему в Калуге не обычный мост, а древнеримский виадук? Спойлер: совершенно случайно так вышло. Полностью по ссылке.
https://polit.ru/article/2021/09/17/ps_towns3/

Появление железных дорог полностью изменило рацион путешественника. Он стал есть больше и разнообразнее. Раньше, из-за постоянной тряски, у него полностью пропадал аппетит.

Карета скорой помощи американской фирмы "Форд". Петроград, 1917.

"Салют". Дешевый советский заменитель шампанского. Само шампанское стоило 5 рублей 50 копеек за такую же бутылку. Кстати, мне одинаково нравилось и то, и другое.

Дом был построен в 1912 году, а сам заказчик умер годом раньше. Его дети так и не смогли вступить в наследство - городские власти, впечатлившись внешним видом здания, а еще больше восторженными публикациями в периодике, назначили какой-то немыслимый налог.

Дом Тарасова на Спиридоновке: история о том, как вредно пускать людям пыль в глаза. Полностью по ссылке.
https://mitropost.ru/kazus-tarasova/

"Соблазны возникали на каждом шагу. В крохотных обжорочках на виду у всей улицы жарили шашлыки карские, кавказские и филейные. Горячий и пронзительный дым восходил к светленькому небу".

(Ильф и Петров, "Двенадцать стульев", о московской Тверской улице)

Первые любимые коты сестер Цветаевых – в их легендарном доме в Трехпрудном переулке – были не живые. Младшая сестра писала в мемуарах: “Нашими любимыми игрушками были два рыночных, по 25 копеек, купленных няней кота: большие, из грубо раскрашенного ситца, в сидячей позе, набитые соломой”.
Затем появился кот Вася – уже настоящий, ленивый и важный. Про него в доме говорили: “бархатный”.

Коты в жизни Марины Цветаевой. Полностью по ссылке.
https://mitropost.ru/kusaka-i-drugie/