«Ясно видеть. Причина с жизнью». И вот Годар знает, зачем и как он делает, о чём делает. Очень часто мастера (по признанию некоторых) сами не знают, что у них в итоге получается (да и что в голове происходит не знают; «левая рука не знает, что делает правая»), но делается у них это гениально всё равно. Таким мне отчасти кажется немецкий режиссёр Райнер Вернер Фассбиндер со своей «Лолой» (я сужу субъективно по концовке этого фильма, показавшийся мне чрезвычайно простой для увиденной красоты света); а вот Годар во время интенсивного бега и прыжков контролирует работу каждого мускула и ни на шаг не ошибается.

И как же хорошо у Жана-Люка Годара искусство наслаивается на политику, на скандалы, на пропаганду и т.п. (Стоит учесть, что за три года до выхода «Безумного Пьеро» Франция признала Алжир не французским: миллионы французов остались без родины, в то время как войну до 1999 года называли ВОП — «Восстановлением общественного порядка» [Алжир считался не колонией, а именно что частью Франции]; Warner Brothers ОАС в отместку пыталась большее двадцати раз замочить президента Шарль де Голля, но безуспешно — случился «День Шакала».) Каждое художественное заявление — это в том числе и политическое заявление: здесь оно зафиксировано на плёнке, однако эти заявления именно художественные, а не прямые, переданные через образы (пока не видел «Китаянку» или «Маленького солдата»). Но, как вы знаете, годаровское кино это не про заявление, а настоящее военное кино, своя пропаганда. Кино — оружие. Но и не оружие, а просто кино, очень хорошее: часто люди, особенно аполитично-либеральные, жалуются, что «не примешивайте политику в искусство»: но как не примешать, если политика — часть искусства, и в то же время искусство — часть политики, и всё это банально жизнь.

Марианна расхаживает в милитари-куртке c нашивкой U.S. ARMY, но в красной блузке смахивает на красную революционерку, подбирающую красный цветок (я бы сказал «мак»).

«Несмотря у женщин на красивые груди и бёдра, она тоже умеет стрелять. Ради своей свободы или самозащиты она переубивает всех до одного — что на Кубе, во Вьетнаме или в Израиле».

На фоне развевающегося французского триколора и моря Марианна-лгунья заливает Фердинанду-Пьеро, чем её «братец», торговец оружием «тире» журналист, занимался в Тель-Авиве: упоминается также гражданская война в Северном Йемене: вместо прямого ответа Марианна уходит в рассуждение, что за всё время их знакомства она видела Фердинанда в течение «двух миллионов секунд из 250 миллиардов»:

«Это немного, поэтому неудивительно, что я тоже тебя не очень понимаю».

***
Американское кино заставило остальное быть весьма «глобальным», логичным, в диалогах отвечать друг другу так, как стоило бы ответить: испортило язык, — простите за цитату Оруэлла, хотя не простите, — новояз в кино, вернее новояз кинематографа, потому что это есмь язык. Выходит, что американское кино подвело под один ANSI весь зарубежный кинематограф (Нетфликсу стоило бы гореть).
Терпеть не могу современное американское кино, оно сейчас продолжает навязывать свои стандарты, говорить на «правильном» едином языке, где слова упрощаются, где начинаем говорить единым слогом и однотипными предложениями: но ведь учат — «так правильно». Нет, существует академизм, но по-настоящему никто не знает, что делать — никто не знает, как надо снимать. Все гонятся за непонятным «качеством»…

***
В глазах любимой женщины политики больше, чем в самой политике. Букет искр имеет трупов не меньше, чем поле боя.


Больше чувства, чем в прямой цитате.
В цитате меньше мира, чем в смерти. А сон всё расставит по местам.

Сел перечитать «Дубровского» Пушкина.

Андрей Гаврилович стоя прислонился к стенке. Настала глубокая тишина, и секретарь звонким голосом стал читать определение суда. Мы помещаем его вполне, полагая, что всякому приятно будет увидать один из способов, коими на Руси можем мы лишиться имения, на владение коим имеем неоспоримое право.

До абсурда печальное и вечное в этом есть — как дороги неровные. А фраза «прислонился к стенке» не звучала ещё так же, как «взошёл на эшафот»: у «стенки» есть нечто случайное, в отличие от «эшафота». На «эшафот» намеренно идут, а у «стенки» оказываются случайно по невезению.