Честертон, как известно, испытал влияние кардинала Джона Генри Ньюмена. Думаю, как и все британские католики XIX–XX вв. Перечитываю ньюменовское «Эссе в помощь грамматике согласия» (1870) и отмечаю прямо «честертоновские» афоризмы. Вот, например, на тему различия между научно-рациональным отвлеченным мышлением и живым религиозным опытом (даю свой перевод):

…Сила убеждения — не в логических выводах. Сердца касается не логика, а воображение, впечатления, факты. На нас влияют люди, нас согревают живые голоса, нас покоряет чужой взгляд, нас воспламеняет пример чьих-то поступков. Множество людей готовы жить и умереть во имя своей веры, но никто не пойдет на мученичество во имя умозаключения. Умозаключение — не более чем мнение; оно говорит не о том, что есть, но о том, в чем мы «вполне уверены», а, как не раз отмечалось, если мы говорим, что в чем-то совершенно уверены, значит, в этом чем-то можно было сомневаться. Сказать «это должно быть» — значит признать, что этого «может и не быть».

…Я не доверяю философам, которые приходят к религии и, следовательно, к христианству на чисто философских путях. Они сидят по домам и мыслят невообразимо масштабно, а на самом деле сотрясают воздух и подчас принимают тени за реальные вещи. Они вычислили местоположение страны, которую никогда не видели, и нанесли ее на карту с помощью географического справочника. Как слепцы, они могут подсказать путнику дорогу, но сами не могут сделать по ней и нескольких шагов. Им кажется, что это вообще не их дело — ходить.

…Логиков больше волнует, верен ли путь к выводу, и меньше — верен ли сам вывод. (Или другой возможный перевод: логиков больше волнует, хорошо ли построен силлогизм, ведущий к выводу, и меньше — хорошо ли то, что говорит сам вывод).

…С помощью физики можно найти подтверждение своим впечатлениям и убеждениям, но обрести их можно лишь где-то в другом месте.

…Никакой жизни не хватит для религии умозаключений. Мы не сможем даже начать, если решим начинать с доказательства. Мы бесконечно будем закладывать предварительные основания. Мы превратим теологию в поиск свидетельских показаний, а теологов — в текстологов. Мы никогда не перейдем к обсуждению своих же основных принципов. Реши ни во что не верить — и тогда ты обязан доказывать сами доказательства, без конца дробить все на составные части, уходя под воду все глубже и глубже, когда кажется, что вот оно дно, но тут снизу стучат, пока наконец не утонешь в безднах скептицизма. Я предпочел бы защищать разумность положения об истинности христианства, чем пытаться обосновать моральный закон через физическое устройство мира. Жить — значит действовать. Если настаивать, что все нужно доказывать, мы никогда не начнем действовать. Чтобы действовать, надо предполагать. Это предположение и есть вера.

J.H. Newman, “An Essay in Aid of a Grammar of Assent”. London, 1874. P. 93–95.

Изумительно пишет Борис Кустодиев в письме дочери: «Изучать импрессионистов и быть печальной нельзя». Импрессионизм — да, свет, да, густой мазок, но есть что-то еще и трудноизмеримое. Кажется, любовь к лучшим моментам жизни. А что это за моменты? Просто окно, распахнутое в летний день, просто тропинка в осеннем лесу, просто ветреное небо, просто силуэт дорогого человека…

Впечатления от постоянной экспозиции в Музее русского импрессионизма.

И там же сейчас — выставка «Русские дикие» про русских фовистов и их французских коллег. Удивительно, что дикости в картинах, кажется, меньше, чем меланхолии. Видимо, одно как-то связано с другим.

А вот и первая программа из нового цикла «Главные имена в русской религиозной философии. XIX век». Говорили об Иване Васильевиче Киреевском и Алексее Степановиче Хомякове на Радио ВЕРА.

Каким было религиозное обращение Киреевского? Как Хомяков «придумал» «соборность»? И в чем власти подозревали славянофилов?

Гость в студии: Константин Михайлович Антонов, доктор философских наук, заведующий кафедрой философии и религиоведения ПСТГУ.

Послушайте.