Когда вы услышите более подробный рассказ об Алмалыкстрое или Шор-Сустрое, вы осознаете, что по своей экономической мощности это гиганты не меньшего значения, чем Днепрострой, и стройки исторические с точки зрения их политического значения, ибо они являются документами национальной политики Коммунистической партии. Например, шахты с угольными запасами в триста миллионов тонн — документ, без сомнения, достаточно весомый.

Советский Союз знает также, что самые искренние слова о национальной самостоятельности, о самоопределении народов всегда останутся только словами, если каждый народ не будет иметь самостоятельной экономической базы. И поэтому лучшие научные силы направляются на исследование всех экономических возможностей и всех неиспользованных богатых ресурсов в землях, народы которых во время революции завоевали свободу с помощью всего советского пролетариата. Алмалыкстрой — это создание не промышленного гиганта России, а промышленного гиганта Советского Узбекистана.

Кзыл-кия — это богатые угольные шахты не России, а Советской Киргизии. Ни одно капиталистическое государство не дало бы и не могло дать столь могучее оружие в руки угнетенного народа, какие бы сладкие речи ни говорились о его национальном освобождении. Оно не дало бы ему промышленной базы и не могло бы помогать в ее создании, потому что этим оно подрывало бы основу своего существования — эксплуатацию. Вот почему также ни одно капиталистическое государство никогда не может разрешить национальный вопрос.

Но они смотрят на нее не только как на одежду своих защитников. Они смотрят на нее как на свою одежду. Потому что колхозники сами сражались против басмачей. Это была самая удивительная боевая организация двадцатого столетия: настоящая стотысячная армия, вооруженная только... палками. Другого оружия не было, запасов винтовок и револьверов хватало всего для нескольких членов колхоза, остальные же вооружались только палками. «Красными палочниками» называли эту армию. И эта армия, над которой басмачи сначала лишь смеялись, через два года наводила на них ужас. Ведь в ней сплотились все трудящиеся, весь трудовой народ объединился в ней для борьбы против «национальной армии» грабителей-басмачей.

Когда в 1930 году я ехал в киргизские горы, мне дали во Фрунзе револьвер.

«Зачем?»

«В горах еще держатся басмачи. И манапы снова поднимают головы. Ибрагим-бек появился на советской территории».

Ибрагим-бек был самым известным военачальником басмачей. Жестоким и ловким военачальником. Но его банды уже в минувшем году были наголову разбиты, разогнаны, разоружены, и сам Ибрагим-бек спасся только благодаря бегству за границу. Откуда он взял теперь свои новые войска, откуда он взял оружие, откуда он взял деньги для организации своей новой армии?

Эта загадка была выяснена лишь в 1931 году, когда Красная Армия еще раз и уже окончательно разбила басмаческие банды, а «красные палочники» сами захватили в плен грозного Ибрагим-бека.

Ибрагим-бек был хитер и коварен. Ему не хотелось верить, что его игра окончательно проиграна. Он пытался спастись с помощью подкупа. Когда «красные палочники» передали его Красной Армии, Ибрагим-бек предложил командиру за свою голову красивые часы.

Командир с усмешкой взглянул на их марку.

Часы были... английские.

И не только часы — и оружие, и деньги, которыми Ибрагим-бек хотел воспользоваться для нового похода, были даны английскими капиталистами, давно мечтавшими превратить Среднюю Азию в свою колонию.

Пространство также и сузилось. Жители Центральной Азии, будучи советскими гражданами, могли путешествовать по тринадцати часовым поясам Советского Союза, а счастливчики даже ездили в отпуск в Восточную Европу. Независимость загнала людей в угол. Выехать за пределы бывшего Советского Союза было очень сложно, поскольку иностранную валюту и визы было нелегко получить. В первое время поездки в другие бывшие советские республики оставались почти на прежнем уровне: между новыми странами все так же ходили поезда, а формальностей для въезда было немного.

Однако к середине 1990-х годов границы между республиками превратились в международные, с визовыми режимами, пограничными постами и даже заборами. Это ощутимо изменило жизнь многих граждан: границы разделили семьи, разрушили торговые связи и снизили мобильность населения.

Кроме того, с новыми границами понадобились и новые транспортные маршруты. Многие советские автомобильные и железные дороги пересекали границы республик. Проще всего добраться из Худжанда, который находится на севере Таджикистана, в Душанбе, столицу республики, было через Самарканд в Узбекистане. Дорога из Самарканда в столицу Узбекистана, Ташкент, проходила через Казахстан, и в Ферганской долине дороги как ни в чем не бывало пересекали границы республик.

В Узбекистане стали строить новые дороги, которые соединяют разные части страны, не затрагивая международных границ, а в Таджикистане провели пятикилометровый туннель, соединяющий Душанбе с Худжандом, чтобы не нужно было преодолевать два горных перевала на высоте более 3000 метров. Теперь в каждой стране своя собственная валюта, электрическая сеть, сотовая связь и так далее.

Следствием процесса «национализации» государств стало появление меньшинств. Например, в Киргизии меньшинством стали узбеки, а по всей Центральной Азии – русские. Так, собственно, все и было с момента основания республик в 1924 году, однако теперь, с исчезновением советского контекста, это явление приобрело совершенно иное значение.

Распад СССР спровоцировал эмиграцию русских из Центральной Азии. Отток начался еще в 1980-х годах, но объявление независимости чрезвычайно его усилило. Отчасти эмиграция происходила в результате экономического кризиса перестройки, поскольку сократилось количество рабочих мест. Деиндустриализация региона в период краха советской экономики привела к тому, что многие технические должности попросту исчезли.

Однако отток русского населения вызвало и то, что сама жизнь в Центральной Азии, потерявшей связь с российским государством, сильно изменилась. Спустя четверть века после распада Советского Союза русских в Центральной Азии осталось совсем немного. Единственное исключение – Казахстан, где русские по-прежнему составляют четверть населения.

Перестройка и независимость также положили конец существованию в Центральной Азии коренной еврейской общины. Благодаря снятию ограничений на эмиграцию и финансовой поддержке из-за рубежа почти вся община, насчитывавшая в 1987 году около 45 000 человек, эмигрировала в Израиль и Соединенные Штаты.

Однако к этим цифрами следует отнестись аккуратно и не преувеличивать их. Постсоветские режимы вели себя достаточно осторожно и старались не перебарщивать с национализмом. Во всех новых конституциях гарантируются права меньшинств, и правительства избегают как территориальных претензий друг к другу, так и апелляции к солидарности с этническими собратьями в качестве инструмента для ведения переговоров в ходе национальных конфликтов.

Конфликты тем не менее в Центральной Азии возникали (наиболее заметный пример – погромы узбекского населения Оша в Киргизии в 2010 году), но в целом ситуация оставалась мирной. Сама реальность наций при этом по-прежнему неоспорима. В первые годы независимости президент Узбекистана Ислам Каримов упоминал в своих речах «Туркестан, наш общий дом» (что перекликалось с горбачевским «общим европейским домом» во времена перестройки), однако конкуренция за ресурсы, а также соперничающие друг с другом национальные исторические нарративы отодвинули региональную кооперацию в область далеких мечтаний.

То, что у власти в Центральной Азии остались советские элиты, еще не значит, что там ничего не изменилось. Многие советские институты ослабли, а иные и полностью исчезли. Коммунистическая партия вместе со всей своей политической машиной, монополией на политическую власть и комсомолом ушла в прошлое.

Во всех пяти странах государством правит исполнительная власть. Есть кое-какие трудности в том, чтобы поддерживать на должном уровне систему образования, поскольку ресурсы ограниченны, так что частные школы и университеты стали абсолютно естественной частью социального ландшафта.

Центральная Азия не застрахована и от влияния извне. Внешний мир стремительно ворвался в регион. Наряду с дипломатами, которые укомплектовали новые посольства, в этом процессе приняли участие представители различных профессий: миссионеры, экономические консультанты, сотрудники гуманитарных организаций и неправительственных организаций (НПО), а также торговцы, банкиры и инвесторы.

Рынки и дома Центральной Азии заполнили импортные товары, ранее недоступные здесь в таких количествах. Появились новые магазины и рестораны, а также новые модели потребления. К середине 1990-х годов, когда в странах ввели новые валюты, жители Центральной Азии познакомились с обменными курсами и мировыми ценами. Появились иностранные книги и новости из-за рубежа.

В советский период коротковолновое радио служило инструментом подрывной деятельности, поскольку позволяло советским гражданам настраиваться на передачи, которые транслировали им – на их родных языках – противники Советского государства.

Теперь в Центральную Азию внешний мир вошел через спутниковое телевидение (в это же десятилетие здесь появится мобильная телефония и интернет). В советских школах иностранные языки преподавали всегда, но теперь их можно услышать на улицах больших городов.

Ни одна из этих новинок не была общедоступной. Крах советской экономики породил огромное неравенство, определившее, у кого будет доступ к благам нового мира, а у кого нет. Международные путешествия за пределы региона и предметы роскоши оказались доступны лишь новым элитам, однако затрагивали и жизнь обычных людей. Сюда пришли мировые бренды, а также новые методы маркетинга.

Появились банки и финансовые учреждения, которые связали новые государства с остальным миром. Укоренился частный сектор, однако его успех в разных странах был разным. Казахстан и Киргизия проводили рыночные реформы гораздо охотнее, чем остальные три страны, чьи правительства с осторожностью относились к социальным потрясениям, которые могла вызвать быстрая экономическая либерализация.

По мнению многих западных обозревателей, распад Советского Союза и окончание холодной войны должны были привести к триумфу либерализма во всем мире.

Освободившись от ограничений, наложенных деспотическими режимами, обществам следовало автоматически переходить на рыночные рельсы, к свободным выборам, чтобы стать «нормальными». Предполагалось, что выборы и свободное волеизъявление позволят преодолеть исторически сложившиеся ограничения, структуры власти и неравенства.

Но ничего из этого не произошло. Политическим и экономическим системам, возникшим в большинстве постсоветских государств, свойственна своя специфика исторических обстоятельств, так что масштабные преобразования сосуществуют здесь с явлениями советского прошлого.

Официальные институты новых государств Центральной Азии легко описать: у каждой страны есть конституция, где закреплено равенство граждан и обычные либерально-демократические свободы вроде выражения мнений, собраний, совести и представительства. Все конституции провозглашают разделение властей, верховенство закона и светский характер государства. В каждой стране есть исполнительная власть под управлением президента и законодательные органы, подразумевающие многопартийные выборы.

Однако официальные институты мало что говорят нам о том, как власть устроена на самом деле. В Центральной Азии политические партии жестко контролируются, а законодательные органы, по сути, лишь формально заверяют указы президентов, которые осуществляют исполнительную власть без ограничений со стороны политической оппозиции.

Чтобы понять, как президентам удалось обрести такую мощь, нам нужно вернуться к советскому наследию региона. В позднесоветский период КПСС была политической машиной, которая распределяла ресурсы, часто на основе неофициальных соглашений. Коммунистическим элитам в Центральной Азии удалось сохранить контроль над экономикой и после распада Советского Союза. Партия, как таковая, перестала существовать, однако неформальные структуры распределения ресурсов сохранились, хотя их функции и непрозрачны.

Президенты возглавляют патронажные сети, которые обеспечивают доступ к ресурсам и доходам. Наблюдатели часто описывают эти сети как «кланы». Это слово не очень точное, поскольку оно относится к традиционной или первобытной форме родственной солидарности, которая не лежит в основе существующих сетей.

Функционируют они по принципу патрон-клиентских отношений. В обмен на лояльность и послушание патроны позволяют своей клиентеле использовать государственные должности к собственной выгоде. Политэкономисты называют это явление формой поиска ренты. Например, чиновники могут получить привилегию налагать штрафы на бизнесы или получать откаты, но должны делиться деньгами и со своим начальством. Эти неформальные сети существуют не параллельно с государством, а встроены в его структуру.

Политические элиты сохраняют большое влияние на экономику. Природные ресурсы, особенно огромные запасы нефти и газа в Казахстане и Туркменистане, остаются в собственности государства.

В Узбекистане правительство владеет контрольными пакетами акций в ключевых отраслях, включая энергетику, телекоммуникации, авиалинии и горнодобывающую промышленность. Кроме того, правительство контролирует весь шелк, продаваемый в стране. Частичная государственная собственность и влияние распространены во многих секторах экономики. Колхозы превратились в независимые кооперативы (ширкаты), но их связь с государством существенно не изменилась. Более того, по всей Центральной Азии любой бизнес даже самого скромного размера обязан предоставлять откаты местным властям, а многие крупнейшие предприятия и вовсе принадлежат чиновникам.

Конечно, это не что иное, как коррупция, и по большей части современная Центральная Азия попадает в глобальную новостную повестку именно благодаря этой теме. Презирать авторитарных правителей и их страны за коррупцию легко, однако нам стоит иметь в виду несколько вещей.

Неформальные связи в той или иной степени влияют на общественную жизнь во всем мире. Центральная Азия в этом отношении вряд ли уникальна. Коррупцию в Центральной Азии нельзя считать уникальным случаем злоупотребления. Она полностью интегрирована в мировую экономику. Центральная Азия существует в глобализированном мире, где легко перемещаются деньги, даже в тех случаях, когда у людей такой возможности нет.

Советский Союз с закрытой экономикой был главным препятствием на пути глобального капитализма. Следствием его разрушения стало включение Центральной Азии в международные процессы – в небывалых масштабах. Иностранные банки, корпорации и гуманитарные организации подключили Центральную Азию к глобальным потокам капитала, открыв новые источники дохода для местных элит.

Те, кто обманывал Советское государство, подделывая данные о производстве хлопка в эпоху Брежнева, могли покупать только золото или драгоценности или набивать матрасы банкнотами. У сегодняшних центральноазиатских элит в распоряжении варианты гораздо лучше. Они быстро познали радости офшорных счетов, подставных компаний и инвестиций в недвижимость. Роскошная недвижимость в центре Лондона или Женевы, офшорные счета и подставные компании, зарегистрированные в таких местах, как Британские Виргинские острова, Каймановы острова или Нидерланды, предоставляют центральноазиатским элитам новые способы реализации своих целей в глобальном масштабе. Коррупция и авторитаризм в Центральной Азии неразрывно связаны с мировым порядком.

Коррупция и авторитаризм в Центральной Азии неразрывно связаны с мировым порядком.

Выход религии в публичную сферу поставил элиты Центральной Азии в затруднительное положение. Их советские чувства вступили в противоречие с присутствием ислама в общественной жизни. Встреча Каримова с активистами «Адолата» в 1991 году наверняка казалась ему абсолютно противоестественной. И в то же время возрождение ислама изменило ожидания.

Ислам был частью национального наследия, которое прославлялось в независимых государствах. Его нельзя было игнорировать. Новые президенты принесли свои первые присяги на Коране, а некоторые из них даже совершили хадж.

С тех пор правительства Центральной Азии заняли сложную, но логичную позицию по отношению к исламу. Они различают разные виды ислама. Ислам как неотъемлемую часть национальных традиций и местного образа жизни стоит поддерживать.

Именно поэтому, скажем, великие ученые прошлого, такие как имамы Исмаил аль-Бухари и Абу Иса Мухаммад ат-Тирмизи, чьи сборники хадисов считаются каноническими во всем мусульманском мире, а также юристы Бурхануддин аль-Маргинани и Абу Мансур аль-Матуриди, чьи сборники исламского права широко известны, почитаются как национальные герои, а наследие великих суфийских деятелей прошлого рассматривается как вклад Центральной Азии в общую сокровищницу мировой культуры. Они неотъемлемая часть национальной аутентичности.

Другие же формы ислама, особенно веяния, явившиеся из других стран, классифицируются как мракобесие и фанатизм, которые неминуемо собьют нацию с пути прогресса. Им нужно противостоять. Правительства Центральной Азии решают, какие формы ислама соответствуют национальной культуре и должны быть разрешены, а какие нет.

Поскольку независимые государства пытаются держать ислам на коротком поводке, они прибегают к механизмам контроля советского образца.

САДУМ не пережило распада СССР. В 1990 году от него отделилась казахская часть, а к 1992 году у каждой страны уже было свое собственное духовное управление. Правда, основная идея существования такой администрации по-прежнему актуальна, и в каждой стране теперь есть религиозное управление, которое является единственным местом для решения вопросов, касающихся ислама.

САДУМ было крошечной организацией и курировало менее двухсот мечетей в пяти республиках – под надзором государства, враждебно настроенного в отношении религии.

Управления нового образца руководят работой гораздо большего количества мечетей и действуют в условиях, когда ислам составляет часть национальной культуры, однако это не отменяет того факта, что они по-прежнему являются контролирующими органами. Они обладают монополией на исламское образование, издательскую деятельность и на работу мечетей.

Они же и издают фетвы, которые фактически определяют, что считать правильным исламом, а что нет. Любая религиозная активность, которая осуществляется независимо от этих администраций, по определению является незаконной и преследуется по закону.