Прочитал модернистский сатирический роман J R Уильяма Гэддиса – историю о взлете и падении финансовой империи 11-летнего школьника Джей Ара, воспитанного рекламными буклетами и газетными объявлениями, о затронутых его махинациями судьбах десятков взрослых людей, а также о мучительном хаосе, в какую жизнь в США выродилась из-за жажды наживы.

Великая книга, я в полном восторге! В "Джей Аре" Гэддис берет американскую мечту – подняться из нищих низов к вершинам благополучия – и показывает, как она к началу 70-х превратилась в американский кошмар: все пытаются что-то продать или продаться, так что медиа замусорены спамом и новые технологии лишь умножают его, но почти никто не производит ничего реального (либо акции-опционы-фьючерсы, либо бесполезные вещи и услуги) и ни у кого нет денег. Американцы вроде бы изо всех сил крутятся, изображают успешный успех и бурную деятельность, но богаче становятся только миллионеры, а все прочие горят в аду развитого капитализма, травятся ядовитыми парами рекламы, грызут друг друга за копейку денег и минуту славы и ничего в итоге не получают, кроме болезней, безумия, алкоголизма, распада семейных связей и преждевременной смерти.

Для точной передачи инфернального водоворота американского кошмара Гэддис радикализирует форму романа: текст почти полностью состоит из неатрибутированных диалогов и на первый взгляд выглядит как неразборчивый шум десятков голосов, сбивчиво требующих чего-то друг от друга в полной темноте (без обычных ремарок "сказал Эдвард" и "спросила Эми" читатель как бы не видит историю, а только слышит ее, да и то без тембров и интонаций). Никто никого не слушает, каждый говорит о своем, мало кто может выразить мысль связно, все постоянно прерывают друг друга и отвлекаются сами. Кроме того, роман не разделен на главы, смена места и времени действия происходит без предупреждения, что усиливает чувство дезориентации: с ходу не ясно не только кто с кем говорит, но также где и когда, а еще почему вдруг вместо налоговых убытков пошла речь о музыке.

При этом за вычетом модернистских приемов усложнения "Джей Ар" – вполне мейнстримовая сатира на американское общество. Если восстановить весь опущенный автором контекст, то окажется, что в книге есть несколько взаимосвязанных и последовательно рассказываемых реалистических историй, сфокусированных на четырех локациях: кабинет директора в школе, где учится Джей Ар, дом семьи Баст, чьи владения захватывает новый торговый центр, офис Typhon International на Уолл Стрит и квартира Эйгена и Гиббса на 96-й улице. Через школьные сцены выражается критика системы образования, призванной присматривать за детьми, а не обучать их; в постепенной гибели владений Бастов отражена всепожирающая сущность капитализма, а механизмы его пищеварения переданы сценами в Typhon International. Квартира на 96-й улице, в какой-то момент превращенная в головной офис корпорации Джей Ара, – это втиснутый в однокомнатную жилплощадь дух времени: она уставлена коробками с позабытым творчеством Эйгена, Гиббса и Шрамма давних лет, а поверх навалены коробки со спамом, счетами, акциями, бизнес-литературой, товарами, письмами и прочей ерундой, из кранов на кухне и в ванной шпарит горячая вода, где-то в глубине завалов работает радио, телефон беспрестанно звонит, дверь болтается на одной петле и не закрывается. Ад как он есть.

В таких декорациях разворачивается печальная история молодого композитора Эдварда Баста, от безденежья ставшего официальным представителем Джей Ара, попавшего в ловушку обязательств и потерявшего все. Зеркально развивается линия альтер-эго автора Джека Гиббса – алкоголика, насмешника и вредины, не способного ни с кем сотрудничать, но как раз благодаря неуживчивости избегающего проблем, какие из-за неуемной неопытности Джей Ара обрушиваются на Эдварда и других взрослых. Роман полон сюжетных поворотов, все линии имеют четкие финалы с ясными смыслами, поэтому "Джей Ар" как-то даже трудно назвать авангардным произведением – это Большой Американский Роман, критически фиксирующий состояние общества в США в конкретный момент времени.

После прочтения "Джей Ара" я перечитал самый известный отзыв на роман – эссе писателя Джонатана Франзена "Уильям Гэддис и проблема чтения сложных книг", где Франзен рассказывает, как ему было тяжело, скучно и безрезультатно грызть эту книгу (он дважды не смог дочитать ее до конца) – и был поражен, насколько же разным может быть читательское восприятие. На мой взгляд, "Джей Ар" – это угарный и ураганный сатирический боевик, где экшн не останавливается ни на мгновение и только наращивает скорость по мере приближения к финалу, так что приходится самому притормаживать и делать перекуры, чтобы переварить очередной внезапный и впечатляющий поворот в сюжете. Я просто не понимаю, где там можно скучать с такими шикарными персонажами, хитрыми джейаровскими схемами обогащения, психологически и физически жестокими событиями и постоянным давлением на мозг информационного потока, так что кажется, будто я сам сижу в этой жуткой 96-й квартире и на меня со всех сторон рушатся проклятые коробки с забытым прошлым и ненужным настоящим Америки начала 70-х.

Конечно, я очень люблю истории о финансовых махинациях и злую социальную сатиру, но ведь самый сок в "Джей Аре" – это герои, которым невозможно не сопереживать. Гэддис литературными средствами передает мысль, что американцы – сами кузнецы своего несчастья, для чего насыщает роман изворотливыми пройдохами (Джей Ар и старшие джейары), чтобы двигать сюжет, доверчивыми добряками (Эдвард Баст и прочие простаки), чтобы пройдохам было на ком наживаться, и опустившимися бездельниками (Джек Гиббс), чтобы было кому оберегать добряков от пройдох. А какие там женщины! Фурия Энн ДиЦефалис, всесторонне привлекательная Эми Жубер, чилловая Рода, ни в чем не согласные друг с другом тётушки Баст, манипуляторша Стелла Энджел, злобная меценатка Зона Селк, которую хотелось убить с первого же появления в истории – они все великолепны. Центральная фигура Джей Ара, сопливого, неряшливого и невежественного мальчика с кипами рекламных буклетов и газетных вырезок в портфеле, затыкающего микрофон в телефонной трубке платком, чтобы голос звучал ниже, по рекомендациям в спаме зарабатывающего миллионы на убыточных компаниях и размещающего собственную рекламу на спичечных коробках, обоях, в школьных учебниках и энциклопедиях – это грандиозный образ Человека Капиталистического, в котором всякая человечность заменена коммерческой целесообразностью, и в то же время абсолютно живой персонаж, на все упреки Эдварда и Эми недоумевающий "а чо такова?".

Поэтому для меня необъяснимо, почему Франзен пишет, что в "Джей Аре" Гэддис предлагает читателю холодный интеллектуализм без малейшей возможности увлечься сюжетом и мажет всю историю исключительно черной краской "в Америке все очень плохо". У меня в связи с этим только один вопрос – он точно читал именно "Джей Ар"? Ведь это горячая и страстная книга о борьбе между духовностью и чистоганом, с постоянными хохмами и равномерной раздачей побед и поражений всем трем категориям персонажей в финале. Очень плохо, что Джонатан не дочитал роман до конца, тогда бы он увидел, что в багаже Гэддиса есть и катарсис, и хорошая концовка, и ему бы не пришлось обвинять автора "Джей Ара" в невыполнении читательско-писательского Контракта. Наверное. Лично мой Контракт Уильям Гэддис выполнил даже с бонусами, с моей точки зрения "Джей Ар" – та требующая усилий книга, которая за все усилия воздает с лихвой увлекательным чтением.

С нетерпением буду ждать, когда "Джей Ар" издадут на русском. Изданные "Плотницкая готика" и "Распознавания" дают на это надежду.

Так полюбился мне "Джей Ар" Уильяма Гэддиса, что я решил попробовать его перевести. Вот черновик первых страниц для примера, как роман может выглядеть на русском:

- Деньги…? с шелестом в голосе.
- Бумажные, да.
- Мы и не видали их никогда. Бумажные деньги.
- Мы не видели бумажных денег, пока не перебрались на восток.
- Они выглядели таким странными, когда мы увидели их в первый раз. Безжизненными.
- Нельзя было поверить, что они чего-то стоят.
- Не сравнить с монетами, какими бренчал Отец.
- Это были серебряные доллары.
- И серебряные полудоллары, да, и четвертаки, Джулия. Те, что от его учеников. Я и сейчас могу его слышать…
Солнечный свет, прикарманенный было облаком, прорвался и разлился внезапно по полу сквозь древесные листья за окном.
- Заходя на веранду, как он бренчал, когда шел.
- Он заставлял учеников удерживать четвертаки, принесенные ему, на кистях, когда они играли гаммы. Он брал по 50 центов за урок, видите ли, мистер…
- Коен, через е. Теперь, если вы, дамы…
- Что же, это как та история о предсмертном желании Отца, чтобы его бюст утопили в гавани Ванкувера, а прах рассыпали по воде, и о том, как Джеймс и Томас в лодке били веслами по бюсту, потому что он был полый и не хотел тонуть, а еще налетел шторм, пока они там были, и задул его прах им в бороды.
- Не было никакого бюста Отца, Энн. И я не припомню, чтобы он когда-то ездил в Австралию.
- Я как раз об этом, о том, как начинаются истории.
- Ну, незачем их повторять перед незнакомцами.
- Едва ли можно назвать мистера Коэна незнакомцем, Джулия. Он знает о наших делах больше, чем мы сами.
- Дамы, пожалуйста, я прибыл сюда не затем, чтобы копаться в ваших семейных историях, однако, поскольку ваш брат умер без завещания, необходимо разобраться с некоторыми деталями, какие в противном случае могли бы и не понадобиться вовсе. Теперь давайте вернемся к вопросу о…
- Я уверена, нам нечего скрывать. В конце концов, многие братья не ладят друг с другом.
- И вы все-таки присаживайтесь, мистер Коэн.
- Ты могла бы уж и всю историю целиком ему рассказать, Джулия.
- Ну, Отцу было всего шестнадцать лет. Как я говорила, Айра Кобб задолжал ему сколько-то денег. За Отцову работу, наверно, за починку какой-то фермерской техники. У Отца всегда были умелые руки. И потом случилась эта проблема с деньгами, и Айра не заплатил Отцу, а отдал ему старую скрипку, и он пошел в амбар, чтобы попробовать научиться играть на ней. Ну, его отец услышал это, пришел туда и разбил скрипку о голову Отца. У нас, в конце концов, была квакерская семья, где просто не занимаются тем, что не дает дохода.
- Конечно, мисс Баст, это все… весьма похвально. Теперь, возвращаясь к вопросу об имуществе…
- Мы как раз об этом и рассказываем, проявите немного терпения. Что же, дядя Дик, старший брат Отца, прошел весь путь назад в Индиану, пешком от самой тюрьмы в Андерсонвилле.
- А после того случая со скрипкой Отец ушел из дома и стал преподавать в школе.
- Единственное, чего он он хотел всю свою жизнь - владеть землей, насколько хватает взгляда в любую сторону. Надеюсь, мы прояснили для вас этот вопрос.
- Может и прояснили бы, если бы он вернулся сюда и сел. Он ничего не добьется, глазея в окно.
- Я надеялся, сказал мистер Коен из дальнего конца комнаты, где он утвердился напротив оконного проема, - я ожидал, что Миссии Энджел будет сегодня с нами, продолжил он тоном так же лишенным надежды, как и его взгляд, обращенный сквозь вечнозеленые насаждения, только что лишенные солнца, и погасший участок с розами, разросшимися буйно, но задушенными жимолостью, что давным-давно захватила виноградную беседку на отдалении, где еще одно здание беззвучно пожирали рододендроны, был перед его глазами.
- Миссис Энджел?
- Дочь покойного.
- О, это фамилия Стеллы по мужу, так ведь. Ты помнишь, Джулия, Отец не раз говорил…
- Что же, Стелла звонила недавно, ты сама мне говорила, Энн. Чтобы сказать, что приедет на другом поезде, позже.
- Что эта фамилия была переделана из Энгельс в какой-то момент…
- Боюсь, тогда я с ней не встречусь, мне нужно быть в суде.

Прослушал оппозиционный роман Stabat Mater Руслана Козлова – историю о поразившей мир мистической болезни, убивающей детей приступами невыносимой боли, и бесчеловечной жестокости российского государства, решившего закрыть все хосписы, где несчастным малышам оказывают паллиативную помощь.

Обычная для жанра "кровавая гэбня" книга, мне не понравилась. Не первый раз под привлекательной оберткой обнаруживаю роман-фансервис для нелюбителей путинизма. Почему-то все они выпущены Редакцией Елены Шубиной – "Раунд" Анны Немзер, где за чеченских геев сотни тысяч вышли на митинг на Тверской, "Средняя Эдда" Дмитрия Захарова, где чиновников убивали волшебные картинки, "Радио Мартын", где великаны утопили Старую площадь в моче, "Повести Л-ских писателей" Константина Зарубина, где отравление Навального запустило апокалипсис. Как и там, в Stabat Mater под прикрытием рассуждений о христианском Боге и человеческих страданиях продвигается лозунг "Без Путина лучше". Если вас дико бесит наш президент, роман Руслана Козлова должен вам понравиться.

Как типовой оппозиционный роман, Stabat Mater изобретает ситуацию, ведущую к массовому народному восстанию. Руслан Козлов, много лет сотрудничавший с хосписами, подходит к задаче с самой чувствительной стороны: жертвами государства в книге становятся неизлечимо больные дети. Поначалу кажется, что роман будет посвящен осмыслению автором своего опыта работы в детских хосписах и теодицее: если Бог есть, как он допускает мучения невинных детей? Над этим вопросом в первых главах бьются филолог-сын священника и иеромонах в церкви при хосписе, им в подмогу дана побочная сюжетная линия о первых христианах, чью общину в 130 году должны за веру отдать на растерзание львам – старейшина общины Кирион также много думает о том, нужны ли Иисусу Христу страдания и мученические смерти верующих.

В начале книги я недоумевал, почему отец Глеб, да и филолог Иван тоже, плутает в трех соснах, хотя с точки зрения христианской метафизики ничего сложного в вопросе о детских страданиях нет. Богу эти страдания не угодны, они являются последствием грехопадения – при изгнании из рая человек был облачен в кожаные ризы, и вот эти-то тленные оболочки подлинного человеческого тела и страдают от физических болезней; смерть есть предел, милосердно положенный Господом тлению кожаных риз для избавления от страданий, порожденных первородным грехом. Изучение мнений самого Руслана Козлова о вере показало, что в романе отражено рядовое "бытовое христианство", когда человек вроде бы истово верит в Иисуса Христа, ходит в церковь, молится, но вообще ничего не знает о своей религии, давно давшей ответы на все вопросы, и сочиняет отсебятину, де-факто впадая в индивидуальную ересь. Отсюда все странные и откровенно кривые рассуждения о Боге, какими наполнена первая половина книги.

Но на второй половине стало ясно, что религиозные споры – только маскировка, а тема детских хосписов – только повод для переупаковки жанровых клише о "кровавой гэбне", представленных в Stabat Mater в полном составе: зверства правоохранителей против честных людей, беснования федеральных СМИ против честных людей, безразличие церкви к бедам честных людей, воровство чиновниками денег у честных людей, социальный взрыв после гибели нескольких честных людей и импичмент президенту, потому что во все виноват лично ВВП, конец. Я даже не буду анализировать косяки в моделировании событий в романе (если болеют дети из всех страт, государство не будет экономить на хосписах, если надо закрыть хосписы, федеральные СМИ не будут это освещать, если надо выгнать людей из хосписа, нужна не полицейская осада, а отключение света и воды и прекращение отпуска лекарств) – в таком анализе нет смысла: тем, кто любит читать о плохом государстве, достоверность безразлична, а тот, кто ценит в реалистических книгах именно реалистичность, просто пройдет мимо стандартной оппозиционной агитки Stabat Mater.

Лучше б и я тоже прошел мимо. Не мой жанр.

Прочитал сборник рассказов Minds Meet Уолтера Абиша – серию коротких историй, сфокусированных на проблемах коммуникации (между людьми, между человеком и миром, между миром и текстом, между произведениями искусства), с псевдо-переходящими персонажами и трагикомическими сюжетами.

Хорошая книга, мне понравилась. Уолтер Абиш представляет аналитическую версию литературного (пост)модернизма, в которой предмет художественного высказывания подвергается очистке от несущественных деталей, раскладывается на составные части и рассматривается напрямую. Характерный пример – How the Comb Gives a Fresh Meaning to the Hair, где история о Прусте в Альбукерке дробится на параграфы с прямолинейными подзаголовками. Тексты Абиша, хотя в них и происходит множество смешных, печальных и регулярно абсурдных событий, очень сухие по стилю, действия описываются кратчайшим способом, персонажи мыслят конкретно и четко осознают причины своих поступков. Неспроста в нескольких рассказах местом действия является пустыня – из сочинений автора как бы выпарена вся вода литературных украшений и оставлена только самая суть.

В Minds Meet Уолтер Абиш анализирует механизмы человеческого восприятия: как первично обрабатывается входящий через органы чувств поток информации, как мозг формирует представления о привычном и новом, как выделяет существенные элементы и как уводит в тень неприятное. Типичен рассказ The Second Leg, чья любовная интрига вращается вокруг иссохшей обезображенной ноги красивой во всех остальных местах женщины: рассказчик старается не замечать больную ногу, говоря всегда о второй, здоровой и сексапильной ноге, в то время как для героини именно этот телесный недостаток постоянно находится в центре внимания и побуждает искать через половые связи доказательства своей красоты.

Самый большой рассказ This Is Not a Film This Is a Precise Act of Disbelief исследует проблему привычности: пропал знаменитый архитектор, и никто не может его отыскать, потому что и в его доме, и в остальном окружении ничего не изменилось. Исчезновение важного человека – это существенная перемена, но если мозг регистрирует, что все вещи остались на своих местах и все прочие события происходят как обычно, то для расследования нужно преодолеть границы привычного, а это крайне тяжело (в рассказе находится выход через подключению к поискам чужаков – иностранной съемочной группы, планировавшей сделать жизнь об обыденной жизни американцев).

Специфика Уолтера Абиша состоит в его интересе к визуальному совриску, инсталляциям и искусству фотографии. Рассказ With Bill in the Desert о поиске героем своего места посреди пустыни вдохновлен инсталляцией в виде тента с лампочкой, рассказ Non-Site о трудностях выпуска газеты в маленьком городке – выставкой Non-Sites. Рассказ Life Uniforms о создании серии фотографий женского оргазма анализирует как процесс работы, начиная с решения задач освещения, так и восприятие изображений запечатленной женщиной, колеблющееся между идентификацией и отчуждением.

Несмотря на сухость стиля и интеллектуализм повествования, Абиш неизменно, хотя и часто незаметно, шутлив – он как бы подмигивает читателю тем здоровым глазом, который спрятан под повязкой. Также все его истории, тематически тяготея к абстракциям, конкретны (тоже результат отсечения лишнего и обращения к объектам и событиям напрямую) и жизненны либо близки к жизненности. Герои как правило женаты, сюжетным двигателем как правило выступают любовь и секс (в Crossing Friends и Frank's Birthday – дружба, в A Stake in Witches - ненависть), всюду персонажами управляют простые чувства и столь же несложные идеи. Поэтому под определенным углом зрения Minds Meet можно читать как сборник бытовых рассказов о немного странных, но вполне нормальных людях.

Таков, очевидно, естественный результат авторского метода извлечения из обыденности технической стороны взаимодействия между контактирующими разумами: в основе всего сложного и запутанного всегда лежит нечто ясное и простое.

В рамках книжного клуба сетературы на Фантлабе прослушал научно-фантастический роман "Кровь на воздух" Павла Иевлева – герметичный детектив о якобы потерявшем память капитане космического корабля, очнувшемся на чужом буксире в компании искина Кати и сломанного робота-уборщика и пытающемся выяснить хоть что-то о себе и этом рейсе в свободное от исполнения астрогаторских функций время. Герой отлично помнит каждую техническую мелочь космического ремесла, но не знает ни как его зовут, ни кем он был до потери памяти, ни как он попал на буксир. В реконструкции памяти ИИ-Катя оказывает не помощником, а противником героя, так как в этом мире искины – патологические лжецы. Только благодаря завидному упорству капитана по мере приближения к точки назначения проясняется страшная правда о его судьбе.

Отличная книга, мне очень понравилась. Я абсолютно ничего не ожидал от "Кровь на воздух", а получил четко продуманную и профессионально исполненную детективную интригу, в которой все странности стартовой позиции (почему герой помнит все, кроме своей биографии? почему поведение ИИ-Кати не похоже на творческое галлюцинирование стандартных искинов? почему герой так боится ИИ? почему ИИ-Катя не пускает его на баржу за буксиром, а он, наоборот, туда рвется? почему герой регулярно становится послушным? зачем скрывать от него полетный маршрут?) постепенно объясняются и складываются в непротиворечивую картину вместе с дополнительными загадками-разгадками. Образцовое развлекательное чтиво, где читатель получает удовольствие как от пассивного наблюдения за авторским складыванием сюжетных паззлов, так и от самостоятельного, упреждающего разгадывания заданных в завязке вопросов.

Роман написан приятным живым и шутливым языком, и в какой-то степени его даже можно отнести к модной категории "уютных детективов", если вынести за скобки все более жестокие флэшбэки в прошлое главного героя: до самого прибытия в точку назначения герой довольно мило переругивается с ИИ-Катей, дружелюбно общается с всплывающими в его поврежденном мозгу галлюцинациями и возникающим в конце завязки вторым ИИ-персонажем, импровизирует куплеты колыбельной на мотив "Как у нашего кота", все время что-то чинит и конструирует, спокойно относится к приближению смерти и вообще держится молодцом и даже джентльменом. Темп повествования размеренный, атмосфера умеренно напряженная. История напоминает метроидванию с неизбежным бэктрэкингом: в начале все реальные и ментальные двери для героя закрыты, и ему приходится наматывать круги по одним и тем же локациям в поисках ключей, зато ни одна деталь не оказывается лишней, каждая приносит персонажу и сюжету пользу в рамках провозглашенной в мире романа идеологии утилитаризма.

В книжном клубе на Фантлабе книгу ругают за вторичность, но поскольку я в сетературе и формульных книжных развлечениях не разбираюсь и понятия не имею, в каких еще книгах использовались сюжетные ходы из "Кровь на воздух", для меня все повороты были в новинку, в том числе те, которые мне удалось предугадать. Между усложненной литературой на английском и усложненной литературой на русском бывает приятно просто отдохнуть в хорошей истории, где главный герой превозмогает обстоятельства. Причем не могу не отметить наличие в книге модернистских приемов – повествование от лица второстепенного персонажа (главным героем в романе является все-таки ИИ-кот с "Котера"), размывание границ между реальностью и видениями, скрытая сюжетная линия, характеризация ненадежного рассказчика через его действия, соответствие восприятия состоянию героя. Если такая приятная и хорошо сделанная книга считается для сетературы посредственной и вторичной, то каковы же вершины?

Моя базовая трактовка сюжетной стороны романа "Сорока на виселице" Эдуарда Веркина

На мой взгляд, в книге есть связная история, усложненная двумя модернистскими приемами: повествование от лица второстепенного персонажа и зашумление основных событий несущественной информацией. Читательская задача в таком тексте – самостоятельно вычислить главного героя и отделить зерна сюжета от маскировочных плевел. Важно, что созданная вторым приемом форма романа, опять же модернистски, передает суть всего цикла о синхронной физике: есть множество данных, которые могут быть как подлинной случайными совпадениями, так и проявлениями синхронистичности, и читатель, занимаясь анализом текста, оказывается в роли синхронного физика, чье мышление из-за специфики его труда колеблется между апофенией и шизофренией. Чтоб два раза не вставать, здесь же скажу, что пафос у романа – антипостмодернистский, как и в "снарк снарк": реальность не подвластна разуму, языку и тексту и преодолевает любые попытки от нее защититься.

Внимание! Дальнейшее – либо спойлеры, либо продукт апофении.

Главный герой "Сороки на виселице" – Уистлер, основные события – все, что происходит с героями физически, а несущественная информация – все, что они говорят. Книга рассказывает о последних днях жизни еще одного трагически погибшего гения синхронной физики и показывает, как и почему гибнут великие синхронисты.

К началу истории у синхронистов уже есть понимание, что некий природный механизм препятствует попыткам зарегистрировать поток Юнга, но у них не получается установить, что именно нужно поправить, чтобы стало возможным сконструировать и запустить актуатор в обозримой перспективе (необозримая их не интересует, так как столетия провалов уже висят над синхронной физикой Дамокловым мечом). На Регене есть поле для исследования: недособранный актуатор в Институте пространства, маленькая пирамидка, видимая издалека как огромная, постоянно меняющая форму невозможная фигура, каким-то образом влияет на окружающую реальность, и это позволяет предположить, что там уже есть доступ к потоку Юнга или, как минимум, тому самому блокирующему природному механизму. Основные события романа начинаются с запуска Уистлером очередного эксперимента: он созывает Большое Жюри под ложным предлогом, чтобы посмотреть, кого синхронистичность допустит на Реген, и протестировать на них свои гипотезы.

Таких оказывается всего двое: противник синхронистики Кассини и спасатель Ян, также поток Юнга приводит на борт "Тощего дрозда" библиотекаря Марию вместе с громадным грузом книг, а Уистлер еще берет с собой искусственную (но живую) пантеру Барсика, чтобы было на ком экспериментировать помимо людей. Сразу важно подчеркнуть, что мотива "В ожидании Годо" Сэмюэля Беккета в "Сороке на виселице" нет: Уистлер изначально был уверен, что собрать Большое Жюри не получится из-за того же блокирующего механизма, так как применение фермента LC с высокой вероятностью обеспечивало прорыв в синхронистике. Допущенные на Реген люди эту уверенность только укрепили: и Кассини, и Ян голосовали бы против использования фермента LC.

Далее мы видим, как Уистлер ставит ряд разнонаправленных экспериментов (запуск самолетиков, разбрасывание проволочных головоломок, журфикс), наблюдает за реакцией на них людей и реальности и постепенно выделяет основную гипотезу о блокирующем природном механизме: его действие как-то связано с тем, что рядом с актуатором не происходит ничего плохого. Плохое в данном случае – это все, что причиняет страдания живым существам. Причем есть две закономерности: источник плохого ощущает отдачу от своего злодеяния; актуатор отматывает и переигрывает события, ведущие к страданиям живых существ, но не их смерть (поскольку существо перестает быть живым).

Уистлер, в промежутке между самолетиками, проволочками и болтовней обо всем подряд убивает и подбрасывает крысу под дверь Кассини, причиняя страдания грызуну и человеку; отдачей ему выбивает зубы, однако сама потеря зубов – тоже страдание, и актуатор отматывает это событие, зубы возвращаются на место. Эксперимент с отрезанным пальцем показывает, что на причинение боли себе актуатор не реагирует, палец у Уистлера обратно не отрастает. Уистлер видит, что Барсик все время от него прячется, тестирует в ходе журфикса склонность пантеры к побегу и радиус действия актуатора, а в процессе выясняет, что вдалеке от Института пространства реальность уже не переписывается, но в качестве агента потока Юнга выступает спасатель Ян – тот вытаскивает Барсика из воды.

Уистлер складывает два и два и понимает, что ему надо убить Барсика, потому что именно этому все и противостоит. Он вновь вывозит Яна, Марию и Барсика на природу, отвлекает Яна-спасателя мнимой попыткой убить Марию, видит, что уже сама пантера от него обороняется, обездвиживает ее стоп-словом (которое он знал с самого начала) и убивает, причиняя страдания Барсику, Марии и Яну. После этого он возвращается в Институт пространства, чтобы посмотреть, какая будет отдача, и поднимается на совершенно пустую крышу здания, где ничто не может ему повредить – и тут синхронистично сгущается туман, чтобы сбросить гениального синхрониста на землю.

Вклад Уистлера в синхронистику не пропадает даром: принципы действия блокирующего природного механизма осознает Кассини. Он понимает, что человечество еще не готово к контакту с потоком Юнга, поскольку не избавилось от Зла в себе. Поток Юнга позволит перемещаться по Вселенной мгновенно, и его освоение несвободной от Зла цивилизацией позволит Злу распространяться с бесконечной скоростью (получается хорошая параллель с христианской метафизикой, где смертность тленных телесных оболочек человека мотивирована желанием Бога не допустить бессмертия Зла). Технология "опрокидывания плеча" тоже освоена человечеством преждевременно, так как она придала Злу в человеке сверхсветовую скорость, и все путешествующие через подпространство ощущают на себе отдачу в виде повреждений мозга – отсюда и транспортировка живых существ в состоянии клинической смерти, так как к мертвой материи поток Юнга безразличен, и вообще все странные проблемы с жизнью в колониях: человечество пошло не по тому пути развития и добралось до тупика.

Особую роль в романе играют книги. Я думаю, что художественная литература в мире "Сороки на виселице" фиксирует следы микроконтактов писателей с потоком Юнга, так же как и живопись, и любые другие произведения искусства, запечатлевающие красоту (красота – не суть потока Юнга, а продукт восприятия его человеком). Каждый экземпляр – нано-актуатор, так как чтение книги обеспечивает мгновенную связь между источником сообщения (писателем) и приемником (читателем). Приведенный в начале рассказ "Бабушка-удав" демонстрирует предсказательную силу художки: автор из XXI века изображает ситуацию, приведшую к запрету технологий продления жизни столетия спустя. Отдача от сверхсветовых прыжков приводит в том числе к синхроничному уничтожению книг: блокирующий механизм разрушает нано-актуаторы по той же логике, по какой мешает строительству актуатора в Институте пространства – а люди бессознательно сопротивляются этому и развозят книги по колониям. Интересно, что на Регене книги оказываются в суперпозиции: с одной стороны, их продолжают есть черви Вильямса, с другой стороны, они усиливают действие актуатора. Увидев, что синхроничность забросила на "Тощий дрозд" библиотекаря с тоннами художки, Уистлер удостоверяется, что идея созвать Большое Жюри под ложным предлогом была правильной и обязательно принесет практические плоды.

Однако судьба человечества в романе не завидна – она равна судьбе Арахны с картины Веласкеса "Пряхи": людям не победить бытие, и горделивый вызов законам Вселенной лишь превратит их в нечто чудовищное. Синхронная физика – наука богов, а не смертных.

Боже мой, мне 39. Как незаметно прошла жизнь. Настало время каждый день рожденья радоваться, что не помер за год.

Прочитал аналитико-мелодраматический роман An Adultery Александра Теру – историю о душевных терзаниях проницательного художника, влюбившегося в чужую жену, о том, как она им вертела, а он, четко осознавая всю гнусность ее манипуляций, никак не мог изгнать ее из своего сердца.

Хорошая книга, мне понравилась. Это образцовая мужская мелодрама, сфокусированная на мыслях и чувствах влюбленного мужчины. Летопись сердечных страданий главного героя Кристиана Форда начинается с ничем не угрожающей интрижки с замужней женщиной Фэрол Колорадо, фигурой весьма таинственной и непростой. Кристиан совершает кардинальную ошибку – загорается желанием разгадать загадочное поведение Фэрол. Вместо того, чтобы оставить связь на уровне банального адюльтера, он позволяет себе увлечься изменницей, и бах! оказывается по уши влюблен к тому моменту, как обнаруживает, какой монстр завлек его в свои сети. Герой не сбегает и не сдается, а перебирает все варианты приведения отношений в человеческий вид, даже добиваясь порой от Фэрол временной адекватности, но затем настает закономерный конец.

Это уникальный текст, где на протяжении почти 400 страниц дается глубочайший, детальнейший, всесторонний анализ человеческой посредственности. Ирония как раз в том, что анализировать в Фэрол Колорадо особо нечего – она человек поверхностный, глупый, эгоистичный, привыкший жить за чужой счет, с впечатляющим мастерством управления чужими эмоциями при полнейшем отсутствии эмпатии. Но Кристиан, с одной стороны, всерьез подходит к задаче понять Фэрол (поясняя по аналогии, что для того, чтобы нарисовать фигуру в одежде, нужно сначала досконально изучить анатомию), а с другой стороны, просто не может поверить, что его любимая настолько лишена человечности. An Adultery – история из разряда "сердцу не прикажешь": интеллектом герой уже десять раз перепроверил схему поведения героини, четко и доказательно установил, что не может она никого любить, а может только дергать мужиков за ниточки ради денег и внимания, но душой он по-прежнему верит, что есть какой-то способ вывести их связь на маршрут "и жили они долго и счастливо".

Роман написан восхитительным языком. Передавая особенности восприятия мира художником, Теру насыщает текст оттенками цветов, подробностями светотени, тонкостями форм предметов, отсылками к живописи всех исторических периодов. Наблюдательность Кристиана выражается во множестве изящных метафор и языковых игр. От себя автор досыпает фирменного лексического изобилия, побуждающего чуть не на каждой странице обращаться к словарю редких слов и выражений. Стилистически эта книга безупречна, так что для ценителей красоты художественного слова чтение An Adultery будет источником постоянного удовольствия.

При этом в романе, конечно, есть ряд типичных для мелодрамы упрощений. Кристиану вроде бы 36-39 лет, но в любовной связи он ведет себя скорее как 26-29-летний мужчина, а то и 16-19-летний юноша. На пороге сорокалетия значительно проще смотришь на человеческие отношения, тем более на хрупкость и скоропостижность влюбленностей, но герой как будто полюбил женщину в первый раз и еще не знает, что бесполезно пытаться изменить другого или самому под другого подстроиться. Также у Кристиана нет никаких других занятий и интересов, кроме любви к Фэрол, преподает он в полуобмороке от чувств, а картины рисует только в периоды размолвок. При всей страсти герой крайне пассивен: не пытается забрать любимую у мужа-тирана, не старается удержать ее, когда ей опять приходит в голову расстаться и соглашается на все ее инициативы. Из-за этого выходит, что внутри герой – утонченный интеллектуал, а снаружи – рохля рохлей, так что не остается места для удивления, как таким умным, все понимающим человеком могла 3,5 года вертеть рядовая ветреная эгоистка.

Я люблю мужские мелодрамы, и эта книга не стала исключением, подарив мне много крепких эмоций вроде "Да брось ты ее уже наконец, интеллигент вшивый!". Для знакомства с Александром Теру An Adultery – хороший вариант.