Решил ежемесячно писать расширенные отзывы о прочитанном в виде условного дайджеста. Встречайте первый номер "Н.И.-дайджеста художественной литературы" на ДТФ: https://dtf.ru/read/3064421-ni-daidzhest-hudozhestvennoi-literatury-o1-sentyabr-2024
DTF
“Н.И.-дайджест художественной литературы” №1: сентябрь 2024 — Почитать на DTF
Всем бливет! С вами читатель разного Андрей Н. И. Петров. На рубеже сезонов я перестал понимать, зачем писать длинные красивые статьи о книгах, но поскольку чтение горячей художки продолжается, я решил не брать грех на душу и хотя бы кратенько отписываться…
Прочитал роман "Торговец дурманом" Джона Барта в переводе Алексея Смирнова, плутовской роман о борьбе поэтической невинности с людским беззаконием в Мэриленде в конце XVII века. Книга представляет собой вымышленную биографию реально существовавшего поэта Эбенезера Кука, автора сатирической поэмы "Торговец дурманом" о том, как все плохо, греховно, подло и бесчеловечно в Мэриленде; Барт конструирует историю, объясняющую, какие обстоятельства побудили Эбенезера Кука обессмертить эту английскую колонию в виде большой помойки с дикарями и разбойниками.
Восхитительная книга, я в полнейшем восторге. "Торговец дурманом" – это 800 страниц чистейшего веселья (после 120 страниц вводной части) без стыда и совести, где главный герой, поборник невинности Эбенезер Кук постоянно попадает из одной беды в другую, его личность присваивают сразу трое самозванцев, вокруг творится то разврат, то разбой, то жесткий выживач в диких условиях, Мэриленд действительно оказывается большой помойкой с дикарями и разбойниками и спасти его от разорения объединенными силами индейцев и беглых негров может только секрет увеличения пениса. Кук попадает к пиратам, спасает индейского короля, дважды лишается родового имения, женится на сифилитичке, находит внезапных родственников и узнает о человеческой низости намного больше, чем хотел бы знать.
Это классический приключенческий роман про плутней XVII-XVIII века, где почти каждый герой – мошенник, самозванец, разбойник, блудодей или все сразу. В нем образцовый для такого рода книг закрученный сюжет, и читателю желательно запоминать все вставные истории из вводной части, чтобы потом понимать, кто все эти люди, кого с изумлением находит Эбенезер Кук на просторах Мэриленда. Непотребства, сквозь которые приходится продираться поэту в борьбе за сохранение невинности, рассказаны с замечательным чувством юмора – не припомню, когда в последний раз я столько хохотал над книгой, а уж веселиться 800 страниц подряд мне не приходилось никогда. Это, наверное, самая смешная книга среди работ Отцов американского постмодернизма, масштабная комедия положений с рейтингом NC-17.
"Торговец дурманом" – та книга, с которой необходимо начинать знакомство с Джоном Бартом. Я благодарен издательству "Выргород" и переводчику Алексею Смирнову за то, что сделали этот шедевр американской литературы доступным русскоязычному читателю. Издание года!
Восхитительная книга, я в полнейшем восторге. "Торговец дурманом" – это 800 страниц чистейшего веселья (после 120 страниц вводной части) без стыда и совести, где главный герой, поборник невинности Эбенезер Кук постоянно попадает из одной беды в другую, его личность присваивают сразу трое самозванцев, вокруг творится то разврат, то разбой, то жесткий выживач в диких условиях, Мэриленд действительно оказывается большой помойкой с дикарями и разбойниками и спасти его от разорения объединенными силами индейцев и беглых негров может только секрет увеличения пениса. Кук попадает к пиратам, спасает индейского короля, дважды лишается родового имения, женится на сифилитичке, находит внезапных родственников и узнает о человеческой низости намного больше, чем хотел бы знать.
Это классический приключенческий роман про плутней XVII-XVIII века, где почти каждый герой – мошенник, самозванец, разбойник, блудодей или все сразу. В нем образцовый для такого рода книг закрученный сюжет, и читателю желательно запоминать все вставные истории из вводной части, чтобы потом понимать, кто все эти люди, кого с изумлением находит Эбенезер Кук на просторах Мэриленда. Непотребства, сквозь которые приходится продираться поэту в борьбе за сохранение невинности, рассказаны с замечательным чувством юмора – не припомню, когда в последний раз я столько хохотал над книгой, а уж веселиться 800 страниц подряд мне не приходилось никогда. Это, наверное, самая смешная книга среди работ Отцов американского постмодернизма, масштабная комедия положений с рейтингом NC-17.
"Торговец дурманом" – та книга, с которой необходимо начинать знакомство с Джоном Бартом. Я благодарен издательству "Выргород" и переводчику Алексею Смирнову за то, что сделали этот шедевр американской литературы доступным русскоязычному читателю. Издание года!
Перечитал в оригинале дебютный роман "Плавучая опера" Джона Барта в рамках подготовки к чтению его эпистолярного труда Letters (где Барт переписывается с персонажами предыдущих книг), реалистическую историю о неудачной попытке самоубийства весьма необычного мужчины – трезво и аналитически мыслящего, остро чувствующего человеческую животность, травмированного убийством вражеского солдата во время Первой мировой войны и самоубийством отца, с 19 лет ежеминутно ожидающего мгновенной смерти от инфаркта миокарда и прячущегося за социальными масками – гуляка, святой, циник – от страха смерти.
Очень хорошая книга, мне понравилась намного больше, чем в первом чтении. При перечитывании я больше обращал внимание на эволюцию житейских взглядов героя, зная, что текст писал 24-летний молодой семьянин, обремененный супругой, тремя детьми и недостатком денег. В сравнении с современными 24-летними младенцами Барт выглядит не по годам зрелым, умудренным опытом и прошедшим большой путь размышлений о природе и проявлениях человеческой жизни. "Плавучая опера" – не столь шлемоблещущий и пышнопоножный дебют, как "V." Томаса Пинчона, но точно не беспомощная проба пера, а крепкая работа уверенно стоящего на ногах и понимающего, чего он хочет от сочинительства, прозаика.
Интересно, что в реалистическом тексте Барт устами Тодда Эндрюса излагает программу еще не сложившегося американского литературного постмодернизма как мировоззрение, самим же автором обозначенного smiling nihilism, то есть отвержение любых ценностей – Nothing has intrinsic value, even life (or suicide) – и ценностных различий между вещами, но не с мрачной рожей, а с юмором (поскольку everything can be funny). У smiling nihilism Эндрюса есть твердая психологическая основа: осознание постоянной близости смерти и ее недетерминированности внешними событиями – сердце героя остановится, когда захочет, в любую секунду, и он не в силах на это повлиять. Поэтому Тодд Эндрюс решает в конечном счете принимать все с легким сердцем, чтобы хотя бы не перегружать его, а это ведет его к принятию всех событий и вещей как равноценно незначительных.
Джона Барта потому и называют одним из основателей американского литературного постмодернизма, что его позитивно-нигилистические взгляды на жизнь легли в основу этого неформального течения и впоследствии обросли вторичными признаками, вроде обязательной циничной иронии и метапрозы. Барт просто так думал и писал, как думал, а потом "Плавучая опера" превратилась в манифест постмода.
Очень хорошая книга, мне понравилась намного больше, чем в первом чтении. При перечитывании я больше обращал внимание на эволюцию житейских взглядов героя, зная, что текст писал 24-летний молодой семьянин, обремененный супругой, тремя детьми и недостатком денег. В сравнении с современными 24-летними младенцами Барт выглядит не по годам зрелым, умудренным опытом и прошедшим большой путь размышлений о природе и проявлениях человеческой жизни. "Плавучая опера" – не столь шлемоблещущий и пышнопоножный дебют, как "V." Томаса Пинчона, но точно не беспомощная проба пера, а крепкая работа уверенно стоящего на ногах и понимающего, чего он хочет от сочинительства, прозаика.
Интересно, что в реалистическом тексте Барт устами Тодда Эндрюса излагает программу еще не сложившегося американского литературного постмодернизма как мировоззрение, самим же автором обозначенного smiling nihilism, то есть отвержение любых ценностей – Nothing has intrinsic value, even life (or suicide) – и ценностных различий между вещами, но не с мрачной рожей, а с юмором (поскольку everything can be funny). У smiling nihilism Эндрюса есть твердая психологическая основа: осознание постоянной близости смерти и ее недетерминированности внешними событиями – сердце героя остановится, когда захочет, в любую секунду, и он не в силах на это повлиять. Поэтому Тодд Эндрюс решает в конечном счете принимать все с легким сердцем, чтобы хотя бы не перегружать его, а это ведет его к принятию всех событий и вещей как равноценно незначительных.
Джона Барта потому и называют одним из основателей американского литературного постмодернизма, что его позитивно-нигилистические взгляды на жизнь легли в основу этого неформального течения и впоследствии обросли вторичными признаками, вроде обязательной циничной иронии и метапрозы. Барт просто так думал и писал, как думал, а потом "Плавучая опера" превратилась в манифест постмода.
Прочитал в оригинале "Конец пути" Джона Барта – мрачную историю о борьбе между разумной упорядоченностью и эмоциональным хаосом в любовном треугольнике мощного интеллектуала, созависимой женщины и мужика ни то ни се с биполярочкой. "Конец пути" является зеркальным близнецом "Плавучей оперы": веселуха дебюта заменена до занудности серьезным выяснением отношений, главный герой Джейк Хорнер создает всем проблемы там, где Тодд Эндрюс их решал, супружеская измена жены происходит не по осознанной инициативе мужа, а против его воли и без его ведома, и если Эндрюс все упорядочивал и последовательно носил социальные маски, то у Хорнера все валится из рук и маски на нем сменяются произвольно каждую минуту.
Хорошая книга, мне понравилась. Барт здесь развивает те же идеи smiling nihilism, что в "Плавучей опере", но тестирует их на действительность отказом от юмора: что с ними случится, если носителем нигилистической программы окажется не шутливый трикстер, выработавший ультрарелятивистские взгляды на жизнь путем проработки личной травмы, а несчастный полусумасшедший, неспособный стабильно принимать никакую конкретную точку зрения? И что произойдет, если между этим "природным нигилистом" и паладином чистого разума Джо Морганом окажется обычный человек, за которого здесь выступает жена Моргана Ренни?
Роман на удивление напоминает русскую классику, где несколько сторонников противоположных экзистенциальных точек зрения на протяжении всего текста крошат позиции друг друга в долгих диалогах. Джо отвергает животную, беспорядочную реальность человеческой жизни и стремится выстроить идеальные отношения полного понимания с женой, однако той приходится очень сильно переделывать свою натуру ради идеалов мужа, и когда в жизни супругов появляется ходячий хаос Джейк Хорнер, полная противоположность Джо, бедную Ренни начинает рвать на части – не из-за какой-то привязанности к новому мужчине (напротив, Хорнера она ненавидит), а из-за невозможности все время держать психику в тисках, как ждет от нее муж.
Книга вовсе не об аборте – неудачная операция там только в самом финале и выступает не как конечная цель истории, а как средство довести героев до логичного исхода конфликта между абсолютной осознанностью и абсолютной бессознательностью. А вывод ее – не надо ничего возводить в абсолют, в том числе идею не возводить ничего в абсолют. По сути, в первых двух книгах Джон Барт через реалистические истории передает то, что потом будет в искусственных декорациях New Tammany College сформулировано козломальчиком Джорджем ГИЛЕСом как новое высшее учение (а журналисты назовут это постмодернизмом): ни между чем нет разницы, даже между различием и сходством.
Хорошая книга, мне понравилась. Барт здесь развивает те же идеи smiling nihilism, что в "Плавучей опере", но тестирует их на действительность отказом от юмора: что с ними случится, если носителем нигилистической программы окажется не шутливый трикстер, выработавший ультрарелятивистские взгляды на жизнь путем проработки личной травмы, а несчастный полусумасшедший, неспособный стабильно принимать никакую конкретную точку зрения? И что произойдет, если между этим "природным нигилистом" и паладином чистого разума Джо Морганом окажется обычный человек, за которого здесь выступает жена Моргана Ренни?
Роман на удивление напоминает русскую классику, где несколько сторонников противоположных экзистенциальных точек зрения на протяжении всего текста крошат позиции друг друга в долгих диалогах. Джо отвергает животную, беспорядочную реальность человеческой жизни и стремится выстроить идеальные отношения полного понимания с женой, однако той приходится очень сильно переделывать свою натуру ради идеалов мужа, и когда в жизни супругов появляется ходячий хаос Джейк Хорнер, полная противоположность Джо, бедную Ренни начинает рвать на части – не из-за какой-то привязанности к новому мужчине (напротив, Хорнера она ненавидит), а из-за невозможности все время держать психику в тисках, как ждет от нее муж.
Книга вовсе не об аборте – неудачная операция там только в самом финале и выступает не как конечная цель истории, а как средство довести героев до логичного исхода конфликта между абсолютной осознанностью и абсолютной бессознательностью. А вывод ее – не надо ничего возводить в абсолют, в том числе идею не возводить ничего в абсолют. По сути, в первых двух книгах Джон Барт через реалистические истории передает то, что потом будет в искусственных декорациях New Tammany College сформулировано козломальчиком Джорджем ГИЛЕСом как новое высшее учение (а журналисты назовут это постмодернизмом): ни между чем нет разницы, даже между различием и сходством.
Послушал эпос "Илиада" Гомера в переводе Николай Гнедича в исполнении Владимира Самойлова. В университете я предпочитал лингвистику литературоведению, поэтому очень многое по программе не прочитал. Сейчас решил постепенно восполнить пробелы в филологическом образовании.
Отличный эпос, мне очень понравился. На протяжении всех песен болел за Аякса Теламонида, негодовал, что ни ему (два раза!) ни Диомеду, ни Тевкру боги не позволили убить Гектора раньше положенного срока. Обнаружил, что "Илиада" – это "Анти-Ахиллиада" (о чем сообщают первые же строки первой песни), так как Ахилл представлен в эпосе избалованным супер-силами, сварливым и капризным гордецом, который из-за какой-то проходной пленницы предает боевых товарищей. Ладно первый день он прогуливает в наказание Агамемнону, но когда Агамемнон раскаивается, предлагает вернуть Брисеиду, навалить сверху блюд, треножников, талантов золота, наложниц и даже отдать в жены любую из дочерей, причем рядом стоят и по-братски просят вернуться в битву такие серьезные мужчины, как Нестор, Одиссей, оба Аякса и Диомед, а Ахилл все равно продолжает играть обиженку – вот тут стало ясно, что Ахилл антигерой этого эпоса. Все дальнейшее только подтверждает эту довольно неожиданную для меня мысль, ведь я как-то с детства привык, что Ахилл – один из величайших героев греческих мифов, второй после Геракла. А он безмозглый бычара и маменькин сынок.
В целом, "Илиада" – это военно-политическая трагедия о провалах в международных отношениях и планировании боевых действий, а в первую очередь (так это читается в нашем пост-теистическом XXI веке) об опасности богов для человечества. Не суметь дипломатическим путем вернуть Елену из Трои и развязать многолетнюю войну ради одного человека, не понимая, что после смерти тысяч первоначальная цель не удовлетворит участников осады – это, конечно, очень плохо, но намного хуже, что и обычные люди, и герои предстают в эпосе марионетками вспыльчивых, обидчивых, бесчестных богов, не позволяющим ахейцам и троянцам закончить дело ни ритуальным способом (поединком), ни в честном бою. Менелай мог бы убить Париса, и все бы кончилось – но нет, Афродита телепортировала котика-любимца в Трою, а Афина подбила одного из троянских лучников выстрелить в Менелая, потому что ранее Фетида по жалобе тупицы-Ахилла уговорила Зевса устроить ахейцам резню. И это только первая божественная манипуляция из целой серии, ведущих к смертям и людей, и полубогов.
Под конец боги уже совсем наглеют, когда Аполлон обезоруживает, раздевает и контузит Патрокла, потому что иначе Гектор – самая жалкая марионетка в этом фарсе – никак не мог бы его убить, а убить-то надо! Интересно, что люди воспринимают постоянные бессмысленные (ну какое богам дело до людей: зачем они все время лезут, как дети-дебилы ногами в муравейник?) вредоносные вмешательства богов как данность и усиленно приносят всем жертвы, даже не думая возмущаться, когда молитвы остаются не услышанными. Мол, если не приносить жертвы, вообще сразу убьют, такая уж у нас вселенная с тираном-злодеем Зевсом во главе.
С удовольствием не раз переслушаю и перечитаю, потому что помимо балбеса Ахилла, стрелу ему в пятку, клоуна Гектора и сволочей с Олимпа в "Илиаде" большое число отличных персонажей, которые мужественно справляются с ударами судьбы, используя для этого где мозг, где длиннотенную пику, а где и просто булыжник. Прекрасный ультра-старомодный язык Гнедича, прекрасный эпический ритм гекзаметра, очень грустная и очень жизненная история о том, как приходится выживать на войне честным солдатам.
Отличный эпос, мне очень понравился. На протяжении всех песен болел за Аякса Теламонида, негодовал, что ни ему (два раза!) ни Диомеду, ни Тевкру боги не позволили убить Гектора раньше положенного срока. Обнаружил, что "Илиада" – это "Анти-Ахиллиада" (о чем сообщают первые же строки первой песни), так как Ахилл представлен в эпосе избалованным супер-силами, сварливым и капризным гордецом, который из-за какой-то проходной пленницы предает боевых товарищей. Ладно первый день он прогуливает в наказание Агамемнону, но когда Агамемнон раскаивается, предлагает вернуть Брисеиду, навалить сверху блюд, треножников, талантов золота, наложниц и даже отдать в жены любую из дочерей, причем рядом стоят и по-братски просят вернуться в битву такие серьезные мужчины, как Нестор, Одиссей, оба Аякса и Диомед, а Ахилл все равно продолжает играть обиженку – вот тут стало ясно, что Ахилл антигерой этого эпоса. Все дальнейшее только подтверждает эту довольно неожиданную для меня мысль, ведь я как-то с детства привык, что Ахилл – один из величайших героев греческих мифов, второй после Геракла. А он безмозглый бычара и маменькин сынок.
В целом, "Илиада" – это военно-политическая трагедия о провалах в международных отношениях и планировании боевых действий, а в первую очередь (так это читается в нашем пост-теистическом XXI веке) об опасности богов для человечества. Не суметь дипломатическим путем вернуть Елену из Трои и развязать многолетнюю войну ради одного человека, не понимая, что после смерти тысяч первоначальная цель не удовлетворит участников осады – это, конечно, очень плохо, но намного хуже, что и обычные люди, и герои предстают в эпосе марионетками вспыльчивых, обидчивых, бесчестных богов, не позволяющим ахейцам и троянцам закончить дело ни ритуальным способом (поединком), ни в честном бою. Менелай мог бы убить Париса, и все бы кончилось – но нет, Афродита телепортировала котика-любимца в Трою, а Афина подбила одного из троянских лучников выстрелить в Менелая, потому что ранее Фетида по жалобе тупицы-Ахилла уговорила Зевса устроить ахейцам резню. И это только первая божественная манипуляция из целой серии, ведущих к смертям и людей, и полубогов.
Под конец боги уже совсем наглеют, когда Аполлон обезоруживает, раздевает и контузит Патрокла, потому что иначе Гектор – самая жалкая марионетка в этом фарсе – никак не мог бы его убить, а убить-то надо! Интересно, что люди воспринимают постоянные бессмысленные (ну какое богам дело до людей: зачем они все время лезут, как дети-дебилы ногами в муравейник?) вредоносные вмешательства богов как данность и усиленно приносят всем жертвы, даже не думая возмущаться, когда молитвы остаются не услышанными. Мол, если не приносить жертвы, вообще сразу убьют, такая уж у нас вселенная с тираном-злодеем Зевсом во главе.
С удовольствием не раз переслушаю и перечитаю, потому что помимо балбеса Ахилла, стрелу ему в пятку, клоуна Гектора и сволочей с Олимпа в "Илиаде" большое число отличных персонажей, которые мужественно справляются с ударами судьбы, используя для этого где мозг, где длиннотенную пику, а где и просто булыжник. Прекрасный ультра-старомодный язык Гнедича, прекрасный эпический ритм гекзаметра, очень грустная и очень жизненная история о том, как приходится выживать на войне честным солдатам.
Перечитал начало и дочитал до конца сборник "Заблудившись в комнате смеха" Джона Барта в переводе Вадима Михайлина. После двух огромных романов Барт собрал в кучку серию литературных рефлексий, накопившихся по итогам и преподавания филологии в университетах, и собственных раздумий о том, что такое художественное письмо, что такое книга, текст, история, персонажи и, самое главное, автор. Три рассказа соединяются в серию о мальчике из семьи немецких эмигрантов в США Амброузе Менше, который потом будет одним из главных героев романа LETTERS, два завершающих – "Менелаиада" и "Анонимиада" – начинают упражнения Барта в переписывании мифов, которому будет посвящен роман "Химера", остальные – где метафорические, где метапрозаические карапули о судьбе сочинителя и его творений.
По зрелом размышлении, хотя книга хорошая, меня оставила скорее безразличным. Хорош первый рассказ "Ночное путешествие морем", где перечисляется множество возможных религиозных оправданий (через осмысление, то есть наделение смыслом) бытия, и у него отличный финал, когда становится понятно, кто таков рассказчик, по какому еще ночному морю он плыл, куда делись остальные пловцы и что за большая круглая Она появилась в конце пути. Рассказы об Амброузе – и первые два полностью реалистические, и третий, переходящий из бытописательства в метапрозу – обычные, ничего особенного. Писательские рефлексии откровенно скучны, особенно рассказ "Заглавие".
"Менелаиада" хороша как формальное упражнение во вложенном повествовании (внутри повествования внутри повествования внутри повествования и т. д.), но само расширение эпизода из "Одиссеи", где Менелай рассказывает, как вернулся из-под Трои в Аргос, бестолковое. Если в "Торговце дурманом" и GILES Goat-Boy тема секса была по-разному отлично вплетена в историю, то в "Заблудившись в комнате смеха" она скорее в режиме "фуфло про пиписьки", то есть вставлена ради самой себя, поскольку автор, как можно было понять по предыдущим четырем книгам, очень уважает потрахаться. Все сексуальные и любовные линии никуда не ведут и ничего не значат, указывая лишь на сами себя. "Анонимиада" о человеке, изобретшем письменность, просто уныла от начала до конца.
"Заблудившись в комнате смеха" – худший вариант для знакомства с Джоном Бартом. Здесь он откровенно отдыхает, предлагая читателю после двух хитов почитать немного би-сайдов. Начинать читать кого угодно, как и слушать любую музыкальную группу, лучше все-таки с хитов, а не с обрезков, оставшихся в черновиках.
По зрелом размышлении, хотя книга хорошая, меня оставила скорее безразличным. Хорош первый рассказ "Ночное путешествие морем", где перечисляется множество возможных религиозных оправданий (через осмысление, то есть наделение смыслом) бытия, и у него отличный финал, когда становится понятно, кто таков рассказчик, по какому еще ночному морю он плыл, куда делись остальные пловцы и что за большая круглая Она появилась в конце пути. Рассказы об Амброузе – и первые два полностью реалистические, и третий, переходящий из бытописательства в метапрозу – обычные, ничего особенного. Писательские рефлексии откровенно скучны, особенно рассказ "Заглавие".
"Менелаиада" хороша как формальное упражнение во вложенном повествовании (внутри повествования внутри повествования внутри повествования и т. д.), но само расширение эпизода из "Одиссеи", где Менелай рассказывает, как вернулся из-под Трои в Аргос, бестолковое. Если в "Торговце дурманом" и GILES Goat-Boy тема секса была по-разному отлично вплетена в историю, то в "Заблудившись в комнате смеха" она скорее в режиме "фуфло про пиписьки", то есть вставлена ради самой себя, поскольку автор, как можно было понять по предыдущим четырем книгам, очень уважает потрахаться. Все сексуальные и любовные линии никуда не ведут и ничего не значат, указывая лишь на сами себя. "Анонимиада" о человеке, изобретшем письменность, просто уныла от начала до конца.
"Заблудившись в комнате смеха" – худший вариант для знакомства с Джоном Бартом. Здесь он откровенно отдыхает, предлагая читателю после двух хитов почитать немного би-сайдов. Начинать читать кого угодно, как и слушать любую музыкальную группу, лучше все-таки с хитов, а не с обрезков, оставшихся в черновиках.
Прочитал роман "Химера" Джона Барта в переводе Виктора Лапицкого – замаскированную под постмодернистские игры с мифологией историю о кризисе среднего возраста, распаде семьи и поиске мужчинами и женщинами нового смысла жизни на рубеже сороковника. Барт пишет буквально о себе (в конце 60-х он бросил жену и троих детей ради молодой любовницы) и размышляет о том, есть ли жизнь после 40 и какая, танцуя от собственного опыта к моделированию судеб пары очень разных древнегреческих героев – Персея и Беллерофона.
Отличная книга, мне очень понравилась, возможно, потому что мне самому скоро 40 и кризис среднего возраста у меня уже вовсю. Мне трудно представить, как эта книга будет восприниматься людьми до 35 (и очень интересно, как ее феминистическая тематика воспринимается читательницами), все-таки она о конкретном периоде жизни, когда человек осознает, что все, что он мог сделать в молодости, он (не) сделал, и это все было довольно давно, а что делать дальше, после молодости, совершенно непонятно. 24-летний Джон Барт в "Плавучей опере" полагал, что после молодости человек просто замирает в одном и том же состоянии и пребывает в нем до самой смерти – 40-летний Джон Барт призывает не каменеть, как жертвы Медузы, а подвергнуть свою жизнь ревизии и найти себе анти-Медузу для оживления членов и разума. Как сделал сам Барт, бросив жену и троих детей ради молодой любовницы.
После краткого введения в тему в "Дуньязадиаде", где автор лично сообщает Шахерезаде и ее младшей сестре, что бросил жену и троих детей ради молодой любовницы (а также на протяжении трех лет пересказывает им сборник "Сказки 1001 ночи", чтобы Шахерезаде было чем развлекать Шахрияра после секса), следует рассмотрение двух путей 40-летнего мужика в кризисе среднего возраста: путь истинного героя Персея ("Персеида) и путь ложного героя Беллерофона ("Беллерофониада"). Истинному герою автор предлагает не пытаться повторить успехи молодости, потому что попытка второй раз зайти в реку жизни обратит героику в фарс, а разобраться в себе, трезво взглянуть на свое окружение, прекратить ненужные семейные распри – примирением ли, расставанием ли – и остаться с теми, кто его действительно любит. Так истинный герой, от которого уже давно не требуется подвигов, обретет новое, постгероическое место в мироздании.
Если же герой ложный, как Беллерофон, то ему главное – перестать геройничать! Как бы его ни тащили в героизм собственное тщеславие, любовь поклонников, превратно толкуемые "знаки" и помощь подозрительных "делателей королей", единственный путь из неизбежного позора – признать, что он никакой не герой, а просто человек, которому и жить следует как простому человеку, будучи благодарным судьбе за то, что у него имеется (в случае Беллерофона – это и любящая жена с тремя детьми, и наркоман-Пегас, и условная слава сына Посейдона и ликвидатора Химеры). В "Беллерофониаде" Барт показывает, насколько ложные герои несчастнее истинных, ведь истинные просто живут, как Зевс на душу положит, а ложным приходится постоянно на них оглядываться, чтобы соответствовать и не выпасть из видимости – и все равно в итоге их ждет падение.
В общем, могучий текст с кучей зрелых смыслов внутри, до сих пор меня держит. После "Торговца дурманом", на мой взгляд, это вторая по силе книга Джона Барта (где третья – это GILES Goat-Boy). Если вам неохота читать 950 страниц плутовских приключений поборника невинности Эбенезера Кука в Мэриленде XVII века, но интересно попробовать этого Отца постмода – и вам сильно за 30! – возьмите "Химеру".
Отличная книга, мне очень понравилась, возможно, потому что мне самому скоро 40 и кризис среднего возраста у меня уже вовсю. Мне трудно представить, как эта книга будет восприниматься людьми до 35 (и очень интересно, как ее феминистическая тематика воспринимается читательницами), все-таки она о конкретном периоде жизни, когда человек осознает, что все, что он мог сделать в молодости, он (не) сделал, и это все было довольно давно, а что делать дальше, после молодости, совершенно непонятно. 24-летний Джон Барт в "Плавучей опере" полагал, что после молодости человек просто замирает в одном и том же состоянии и пребывает в нем до самой смерти – 40-летний Джон Барт призывает не каменеть, как жертвы Медузы, а подвергнуть свою жизнь ревизии и найти себе анти-Медузу для оживления членов и разума. Как сделал сам Барт, бросив жену и троих детей ради молодой любовницы.
После краткого введения в тему в "Дуньязадиаде", где автор лично сообщает Шахерезаде и ее младшей сестре, что бросил жену и троих детей ради молодой любовницы (а также на протяжении трех лет пересказывает им сборник "Сказки 1001 ночи", чтобы Шахерезаде было чем развлекать Шахрияра после секса), следует рассмотрение двух путей 40-летнего мужика в кризисе среднего возраста: путь истинного героя Персея ("Персеида) и путь ложного героя Беллерофона ("Беллерофониада"). Истинному герою автор предлагает не пытаться повторить успехи молодости, потому что попытка второй раз зайти в реку жизни обратит героику в фарс, а разобраться в себе, трезво взглянуть на свое окружение, прекратить ненужные семейные распри – примирением ли, расставанием ли – и остаться с теми, кто его действительно любит. Так истинный герой, от которого уже давно не требуется подвигов, обретет новое, постгероическое место в мироздании.
Если же герой ложный, как Беллерофон, то ему главное – перестать геройничать! Как бы его ни тащили в героизм собственное тщеславие, любовь поклонников, превратно толкуемые "знаки" и помощь подозрительных "делателей королей", единственный путь из неизбежного позора – признать, что он никакой не герой, а просто человек, которому и жить следует как простому человеку, будучи благодарным судьбе за то, что у него имеется (в случае Беллерофона – это и любящая жена с тремя детьми, и наркоман-Пегас, и условная слава сына Посейдона и ликвидатора Химеры). В "Беллерофониаде" Барт показывает, насколько ложные герои несчастнее истинных, ведь истинные просто живут, как Зевс на душу положит, а ложным приходится постоянно на них оглядываться, чтобы соответствовать и не выпасть из видимости – и все равно в итоге их ждет падение.
В общем, могучий текст с кучей зрелых смыслов внутри, до сих пор меня держит. После "Торговца дурманом", на мой взгляд, это вторая по силе книга Джона Барта (где третья – это GILES Goat-Boy). Если вам неохота читать 950 страниц плутовских приключений поборника невинности Эбенезера Кука в Мэриленде XVII века, но интересно попробовать этого Отца постмода – и вам сильно за 30! – возьмите "Химеру".
Татьяна Баскакова внезапно опубликовала на сайте издательства Kongress W Press перевод пробников из легендарного второго тома романа "Отростки сердца" Ханса Волльшлегера:
https://kongresswpress.ru/herzgewachse
https://kongresswpress.ru/herzgewachse
kongresswpress.ru
Отростки сердца. Первая версия романа| Медиа | «Kongress W Press»
Отростки сердца. Первая версия романа | Медиа | «Kongress W Press» – независимое книжное издательство, специализирующееся на интеллектуальной литературе
А пока я подползаю к середине романа LETTERS Джона Барта, книгу "Сад, где живут кентавры" дорогого БРАТА Андрея Гелианова номинировали на престижную литературную премию Андрея Белого:
https://www.premiabelogo.ru/year/2024
Так и рождаются легенды.
Я эту книгу редактировал и написал первую рецензию на рассказ-хэдлайнер "Квартет "Бессмертие"", которую теперь не грех перепостить, чтобы напомнить, чем Андрей Гелианов хорош (чем он плох, всегда с удовольствием и оттягом напишут завистники):
https://dtf.ru/read/1843881-kvartet-bessmertie-andreya-gelianova-avangardnaya-proema-o-prave-nekommercheskogo-bytiya-na-zhizn-i-pamyat
https://www.premiabelogo.ru/year/2024
Так и рождаются легенды.
Я эту книгу редактировал и написал первую рецензию на рассказ-хэдлайнер "Квартет "Бессмертие"", которую теперь не грех перепостить, чтобы напомнить, чем Андрей Гелианов хорош (чем он плох, всегда с удовольствием и оттягом напишут завистники):
https://dtf.ru/read/1843881-kvartet-bessmertie-andreya-gelianova-avangardnaya-proema-o-prave-nekommercheskogo-bytiya-na-zhizn-i-pamyat
www.premiabelogo.ru
Премия Андрея Белого
Сайт ежегодной литературной премии Андрея Белого
Прочитал роман LETTERS Джона Барта (ради которого и затевался октябрьский месячник джонбартиады) – эпистолярный роман-метасиквел предыдущих литературных трудов автора. Текст состоит из написанных в течение 1969 года писем:
- одного нового персонажа Леди Амхерст, большой любительницы писателей (вплоть до аборта от Германа Гессе);
- трех вернувшихся персонажей: Тодд Эндрюс, главный герой "Плавучей оперы"; Джейкоб Хорнер, главный герой Конца пути"; Эмброуз Менш, главный герой реалистических рассказов из сборника "Заблудившись в комнате смеха";
- потомка Генри Берлингейма III из "Торговца дурманом" – Эндрю Берлингейма Кука VI$
- персонажа-двойника Гарольда Брэя из "ГИЛЕСа козломальчика" – Джерома Бонапарта Брэя;
- автора Джона Барта собственной персоной.
Книга в целом нормальная, но мне не понравилась из-за бесцельности. Она появилась благодаря желанию автора написать эпистолярный роман в духе Ричардсона и его увлечениям, с одной стороны, нумерологией, с другой стороны, темой переигрывания (reenactment) событий прошлого. То есть это искусственный текст, не имеющий собственной истории: Барту хотелось поупражняться в сочинении романа в письмах, который будет еще красиво раскладываться на всякие арифметические штуки – ну он и поупражнялся, без всякой задней мысли, что это надо зачем-то читать.
В LETTERS нет буквально ничего нового: та же теме reenactment была прекрасно раскрыта в "Химере", а персонажи занимаются тем, что повторяют сюжетные ходы своих книг. Хорнер, 15 лет просидевший на ремобилизационной ферме, под давлением Джо Моргана переигрывает события "Конца пути". Эндрюс обнаруживает, что события "Плавучей оперы" начали повторяться и подстраивается под эту логику в ожидании второго самоубийства. Джером Брэй пытается создать нового Гран-Препода в нашей реальности. Эндрю Берлингейм Кук VI плетет политические интриги и пытается перехитрить своего сына Генри Берлингейма VI в борьбе за Вторую Революцию. Ну и зачем такой сиквел, который является скорее ремейком?
Эпистолярность в романе весьма условна, потому что Эндрюс пишет мертвому отцу, Хорнер – самому себе, Менш – неизвестному автору поразившего его в детстве письма в бутылке; Амхерст пишет Барту, но тот никогда не отвечает ей, так что письма этих четырех персонажей являются, по сути, дневниковыми записями, в которых кратко пересказывается (а не показывается), что нового случилось с момента последнего "письма". Только у Брэя и Барта настоящие письма разным адресатам, но авторские письма ничего не дают сюжету, то есть просто не нужны.
Что же касается писем Кука-шестого, то это самый ужас. Во-первых, первые четыре письма – это письма Кука-четвертого с очень кратким, но очень длинным пересказом для его нерожденных детей генеалогической истории Куков-Берлингеймов от Генри Берлингейма III и Эбенезера Кука до 1812 года. Во-вторых, почти весь объем собственных писем Кука-шестого состоит из пересказа "посмертных" писем Кука-четвертого (иными словами, пересказа пересказа!) о его приключениях во время Второй войны за независимость США от Британии и попытке вывезти Наполеона с острова Святой Елены в Америку. Все это – википедиеподобное сухое изложение исторических событий с вписыванием в них Куков и Берлингеймов, занимающее очень много места и вообще никак не влияющее на события 1969 года!
В связи с этим книга делится на две части. Первая – это спутанный клубок любовных отношений реалистических персонажей прежних романов Барта в 1969 году, на фоне съемок фильма по прежним книгам Барта и подготовке некой Второй Революции (что должна свершиться то ли в государстве, то ли в искусстве, то ли в самой экзистенции США). Вторая – 200-страничный синопсис серии романов о противостоянии сыновей и отцов в семье делателей королей Куков-Берлингеймов на протяжении 2,5 веков, с начала XVIII века по 1969 год включительно. Вторая не нужна первой примерно так же, как рамочные письма Барта.
- одного нового персонажа Леди Амхерст, большой любительницы писателей (вплоть до аборта от Германа Гессе);
- трех вернувшихся персонажей: Тодд Эндрюс, главный герой "Плавучей оперы"; Джейкоб Хорнер, главный герой Конца пути"; Эмброуз Менш, главный герой реалистических рассказов из сборника "Заблудившись в комнате смеха";
- потомка Генри Берлингейма III из "Торговца дурманом" – Эндрю Берлингейма Кука VI$
- персонажа-двойника Гарольда Брэя из "ГИЛЕСа козломальчика" – Джерома Бонапарта Брэя;
- автора Джона Барта собственной персоной.
Книга в целом нормальная, но мне не понравилась из-за бесцельности. Она появилась благодаря желанию автора написать эпистолярный роман в духе Ричардсона и его увлечениям, с одной стороны, нумерологией, с другой стороны, темой переигрывания (reenactment) событий прошлого. То есть это искусственный текст, не имеющий собственной истории: Барту хотелось поупражняться в сочинении романа в письмах, который будет еще красиво раскладываться на всякие арифметические штуки – ну он и поупражнялся, без всякой задней мысли, что это надо зачем-то читать.
В LETTERS нет буквально ничего нового: та же теме reenactment была прекрасно раскрыта в "Химере", а персонажи занимаются тем, что повторяют сюжетные ходы своих книг. Хорнер, 15 лет просидевший на ремобилизационной ферме, под давлением Джо Моргана переигрывает события "Конца пути". Эндрюс обнаруживает, что события "Плавучей оперы" начали повторяться и подстраивается под эту логику в ожидании второго самоубийства. Джером Брэй пытается создать нового Гран-Препода в нашей реальности. Эндрю Берлингейм Кук VI плетет политические интриги и пытается перехитрить своего сына Генри Берлингейма VI в борьбе за Вторую Революцию. Ну и зачем такой сиквел, который является скорее ремейком?
Эпистолярность в романе весьма условна, потому что Эндрюс пишет мертвому отцу, Хорнер – самому себе, Менш – неизвестному автору поразившего его в детстве письма в бутылке; Амхерст пишет Барту, но тот никогда не отвечает ей, так что письма этих четырех персонажей являются, по сути, дневниковыми записями, в которых кратко пересказывается (а не показывается), что нового случилось с момента последнего "письма". Только у Брэя и Барта настоящие письма разным адресатам, но авторские письма ничего не дают сюжету, то есть просто не нужны.
Что же касается писем Кука-шестого, то это самый ужас. Во-первых, первые четыре письма – это письма Кука-четвертого с очень кратким, но очень длинным пересказом для его нерожденных детей генеалогической истории Куков-Берлингеймов от Генри Берлингейма III и Эбенезера Кука до 1812 года. Во-вторых, почти весь объем собственных писем Кука-шестого состоит из пересказа "посмертных" писем Кука-четвертого (иными словами, пересказа пересказа!) о его приключениях во время Второй войны за независимость США от Британии и попытке вывезти Наполеона с острова Святой Елены в Америку. Все это – википедиеподобное сухое изложение исторических событий с вписыванием в них Куков и Берлингеймов, занимающее очень много места и вообще никак не влияющее на события 1969 года!
В связи с этим книга делится на две части. Первая – это спутанный клубок любовных отношений реалистических персонажей прежних романов Барта в 1969 году, на фоне съемок фильма по прежним книгам Барта и подготовке некой Второй Революции (что должна свершиться то ли в государстве, то ли в искусстве, то ли в самой экзистенции США). Вторая – 200-страничный синопсис серии романов о противостоянии сыновей и отцов в семье делателей королей Куков-Берлингеймов на протяжении 2,5 веков, с начала XVIII века по 1969 год включительно. Вторая не нужна первой примерно так же, как рамочные письма Барта.
Читать LETTERS имеет смысл, только если вы большой фанат Джона Барта и вам интересно, что стало с героями ранних романов. Но будьте готовы к тому, что они почти не изменятся (Эндрюс от nothing has intrinsic value, even life перейдет к зеркально-равнозначному everything has intrinsic value, even nothingness) и с ними почти ничего не произойдет – во всяком случае ничего нового.
Интересуетесь Бартом – читайте "Торговца дурманом", Giles Goat-Boy, "Химеру" и "Плавучую оперу". LETTERS желательно пропустить.
Интересуетесь Бартом – читайте "Торговца дурманом", Giles Goat-Boy, "Химеру" и "Плавучую оперу". LETTERS желательно пропустить.
Роман "Торговец дурманом" Джона Барта так хорош, что вот расширенный отзыв, который на следующей неделе будет опубликован во втором номере "Н.И.-дайджеста художественной литературы":
“Торговец дурманом” - это плутовской исторический роман об обстоятельствах сочинения поэтом Эбенезером Куком в конце XVII века разгромной сатиры “Торговец дурманом”, первого художественного произведения о Мэриленде. Мэриленд - родной штат Джона Барта, регулярное место действия его сочинений и ответ на вопрос, почему автор так любит морскую/моряцкую тематику (штат расположен вокруг залива Чесапик, а его восточный край - на берегу Атлантического океана). Роман вырос из замысла написать сто рассказов о мэрилендских болотах в духе “Декамерона” после первой пары реалистических романов “Плавучая опера” и “Конец пути”. Сто рассказов молодой Барт не осилил, но часть явно написал и приспособил в “Торговца дурманом” после того, как понял, что из накопленных исследований по истории малой родины лучше сделать один большой связный нарратив.
Я у Барта до того читал роман “Плавучая опера”, который меня не впечатлил, половину сборника “Заблудившись в комнате смеха”, который оказался уныло невзрачным, и Giles Goat-Boy - мощную интеллектуальную работу с безупречным сюжетостроением, но без особого огня. Так что к “Торговцу дурманом” я подходил без каких-либо ожиданий, тем более что исторические романы - не моя чашка чая, а толщина (в русском издании - 950 страниц плотной верстки) и усложнение языка стилизацией под рубеж XVII-XVIII веков настраивали скорее на превозмогание. И каково же было мое удивление, переходящее в радость, переходящую в бурный восторг, когда оказалось, что “Торговец дурманом” - это хитрозакрученная остросюжетная комедия, под завязку набитая реально смешными, зачастую скабрезными (привет “Декамерону”!) приключениями. Кстати, сразу спасибо переводчику за то, что не стал переводить книгу языком времен Петра I.
Завязывается роман вполне обыденно: британский аристократ Эндрю Кук, владеющий землями в Мэриленде, отправляет сына Эбенезера в Америку в наказание за разное и в надежде, что управление табачными плантациями сделает из того мужчину и капиталиста. Эбенезер Кук - неисправимый идеалист, витающий в облаках и пренебрегающий реальностью из-за увлечений книгами и особенно поэзией; к 30 годам он так и не расстался с девственностью, гордится этим и менять наивность на опытность не собирается. Не понимающий намеков, очень эмоциональный, попеременно трусливый и задиристый, Эбенезер обречен на то, чтобы попасть во все мыслимые и немыслимые передряги по пути в Мэриленд и в самой британской колонии - а в конечном счете повзрослеть и осознать, что невинность либо бесполезна, либо вредна.
История краха иллюзий и возмужания Эбенезера Кука могла бы быть построена как драма, даже как трагедия, но Джон Барт предпочел комический пафос и написал чистейшей воды буффонаду о пройдохах, самозванцах и греховодниках. Эбенезеру, так сказать, мета-противостоит его учитель Генри Берлингейм III, тайный агент то ли лорда Балтимора, бывшего правителя Мэриленда, то ли британской короны, то ли американских пиратов, то ли самого себя - протеический трикстер (то есть он всем вокруг строит козни и постоянно перевоплощается), стремящийся полюбить всю Вселенную и заодно раскрыть тайну своего происхождения. Генри знает лишь, что его младенцем выловили в Чесапике с надписью “Генри Берлингейм III” на теле, а кто такие Берлингеймы и почему он третий, неизвестно.
“Торговец дурманом” - это плутовской исторический роман об обстоятельствах сочинения поэтом Эбенезером Куком в конце XVII века разгромной сатиры “Торговец дурманом”, первого художественного произведения о Мэриленде. Мэриленд - родной штат Джона Барта, регулярное место действия его сочинений и ответ на вопрос, почему автор так любит морскую/моряцкую тематику (штат расположен вокруг залива Чесапик, а его восточный край - на берегу Атлантического океана). Роман вырос из замысла написать сто рассказов о мэрилендских болотах в духе “Декамерона” после первой пары реалистических романов “Плавучая опера” и “Конец пути”. Сто рассказов молодой Барт не осилил, но часть явно написал и приспособил в “Торговца дурманом” после того, как понял, что из накопленных исследований по истории малой родины лучше сделать один большой связный нарратив.
Я у Барта до того читал роман “Плавучая опера”, который меня не впечатлил, половину сборника “Заблудившись в комнате смеха”, который оказался уныло невзрачным, и Giles Goat-Boy - мощную интеллектуальную работу с безупречным сюжетостроением, но без особого огня. Так что к “Торговцу дурманом” я подходил без каких-либо ожиданий, тем более что исторические романы - не моя чашка чая, а толщина (в русском издании - 950 страниц плотной верстки) и усложнение языка стилизацией под рубеж XVII-XVIII веков настраивали скорее на превозмогание. И каково же было мое удивление, переходящее в радость, переходящую в бурный восторг, когда оказалось, что “Торговец дурманом” - это хитрозакрученная остросюжетная комедия, под завязку набитая реально смешными, зачастую скабрезными (привет “Декамерону”!) приключениями. Кстати, сразу спасибо переводчику за то, что не стал переводить книгу языком времен Петра I.
Завязывается роман вполне обыденно: британский аристократ Эндрю Кук, владеющий землями в Мэриленде, отправляет сына Эбенезера в Америку в наказание за разное и в надежде, что управление табачными плантациями сделает из того мужчину и капиталиста. Эбенезер Кук - неисправимый идеалист, витающий в облаках и пренебрегающий реальностью из-за увлечений книгами и особенно поэзией; к 30 годам он так и не расстался с девственностью, гордится этим и менять наивность на опытность не собирается. Не понимающий намеков, очень эмоциональный, попеременно трусливый и задиристый, Эбенезер обречен на то, чтобы попасть во все мыслимые и немыслимые передряги по пути в Мэриленд и в самой британской колонии - а в конечном счете повзрослеть и осознать, что невинность либо бесполезна, либо вредна.
История краха иллюзий и возмужания Эбенезера Кука могла бы быть построена как драма, даже как трагедия, но Джон Барт предпочел комический пафос и написал чистейшей воды буффонаду о пройдохах, самозванцах и греховодниках. Эбенезеру, так сказать, мета-противостоит его учитель Генри Берлингейм III, тайный агент то ли лорда Балтимора, бывшего правителя Мэриленда, то ли британской короны, то ли американских пиратов, то ли самого себя - протеический трикстер (то есть он всем вокруг строит козни и постоянно перевоплощается), стремящийся полюбить всю Вселенную и заодно раскрыть тайну своего происхождения. Генри знает лишь, что его младенцем выловили в Чесапике с надписью “Генри Берлингейм III” на теле, а кто такие Берлингеймы и почему он третий, неизвестно.
На неспособности Эбенезера Кука вести себя расчетливо в мире мошенников и негодяев и попытках Генри Берлингейма использовать поэта в своих хитрых схемах построены все приключения “Торговца дурманом”. Уже при отплытии из Британии Эбенезер обнаруживает, что его имя и титул (лорд Балтимор от души назначил героя поэтом-лауреатом Мэриленда) присвоили сразу три человека, включая его собственного слугу - и теперь ему придется выдавать себя за этого слугу, чтобы не быть выброшенным за борт. Вскоре корабль захватывают пираты, имеющие поручение взять в плен поэта-лауреата Мэриленда Эбенезера Кука, но поскольку не могут понять, какой из двоих настоящий, берут обоих. Потом эти пираты догоняют корабль с проститутками, и дальше не буду спойлерить, только скажу, что в полном соответствии с традициями плутовского романа Эбенезер все время попадает из одной беды в другую, и каждая все более ужасная, чем предыдущая. Лишенного имени, героя постоянно обкрадывают, раздевают, бьют, казнят, ему приходится не раз идти на сделку с совестью, и так до самого финала романа, который вроде хороший, а вроде и нет.
И все это ужасно смешно. Не припомню, чтобы я над какой-то другой книгой хохотал на протяжении 800 страниц без остановки.
С одной стороны, “Торговец дурманом” поясняет, почему Барта всюду зовут основоположником “школы черного юмора” (издававшиеся прежде бартовские труды не то чтобы очень юморные) - страницы со 120-й книга превращается в безостановочный угар, и да, поскольку каждый следующий поворот сюжета с новой стороны атакует драгоценную невинность Эбенезера Кука, юмор там все чернее и чернее. Речь не только о сексе - хотя с какого-то момента основной интригой истории и заодно залогом спасения Мэриленда от восстания индейцев и беглых рабов станет секрет увеличения пениса - но и о похищениях, мошенничестве, грабежах, коррупции, самозванстве, насилии и членовредительстве. Погружая главного героя все глубже и глубже в комическую чернуху, Барт подчеркивает, что невинность - это порок, от которого много вреда и никакой пользы.
С другой стороны, в романе нет утверждения модной нынче “серой морали”, поскольку местным хитрецам и плутам во главе с Генри Берлингеймом III так и не удается восторжествовать над Эбенезером Куком. Напротив, Генри постепенно обнаруживает, что его интриги не достигают своих целей и, кажется, вовсе не имеют цели, а выполняются исключительно из любви героя к трикстерству и протеизму. В этой книге Барт усиливает мотив ловушки неопределенности, впервые озвученный в “Конце пути”: тот, кто отказывается от абсолютов в пользу релятивизма, превращается в бесформенное пятно и вернуть себе стабильную форму уже не может. Генри таки узнает (тоже путем уморительных приключений), кем были его предки Берлингеймы и почему он третий, но не может закрепиться на обретенной фамильной почве, так как к тому времени он сменил слишком много личин и слишком много налгал людям.
Ни “белой”, ни “черной” морали в книге тоже нет, зато есть множество ладно скроенных и крепко сшитых сюжетных поворотов, причем за каждым следующим может появиться второстепенный персонаж из начала книги (стоит запомнить, кто там на ком стоял во вводной части романа) со своим дополнением к трагикомической истории Эбенезера Кука, поэта-лауреата Мэриленда и автора сатиры Sot-Weed Factor, абсолютно заслуженно представившего земли вокруг залива Чесапик болотом беззакония и бесстыдства. Такой горячий текст, что хочется перечитать все 950 страниц прямо сейчас.
И все это ужасно смешно. Не припомню, чтобы я над какой-то другой книгой хохотал на протяжении 800 страниц без остановки.
С одной стороны, “Торговец дурманом” поясняет, почему Барта всюду зовут основоположником “школы черного юмора” (издававшиеся прежде бартовские труды не то чтобы очень юморные) - страницы со 120-й книга превращается в безостановочный угар, и да, поскольку каждый следующий поворот сюжета с новой стороны атакует драгоценную невинность Эбенезера Кука, юмор там все чернее и чернее. Речь не только о сексе - хотя с какого-то момента основной интригой истории и заодно залогом спасения Мэриленда от восстания индейцев и беглых рабов станет секрет увеличения пениса - но и о похищениях, мошенничестве, грабежах, коррупции, самозванстве, насилии и членовредительстве. Погружая главного героя все глубже и глубже в комическую чернуху, Барт подчеркивает, что невинность - это порок, от которого много вреда и никакой пользы.
С другой стороны, в романе нет утверждения модной нынче “серой морали”, поскольку местным хитрецам и плутам во главе с Генри Берлингеймом III так и не удается восторжествовать над Эбенезером Куком. Напротив, Генри постепенно обнаруживает, что его интриги не достигают своих целей и, кажется, вовсе не имеют цели, а выполняются исключительно из любви героя к трикстерству и протеизму. В этой книге Барт усиливает мотив ловушки неопределенности, впервые озвученный в “Конце пути”: тот, кто отказывается от абсолютов в пользу релятивизма, превращается в бесформенное пятно и вернуть себе стабильную форму уже не может. Генри таки узнает (тоже путем уморительных приключений), кем были его предки Берлингеймы и почему он третий, но не может закрепиться на обретенной фамильной почве, так как к тому времени он сменил слишком много личин и слишком много налгал людям.
Ни “белой”, ни “черной” морали в книге тоже нет, зато есть множество ладно скроенных и крепко сшитых сюжетных поворотов, причем за каждым следующим может появиться второстепенный персонаж из начала книги (стоит запомнить, кто там на ком стоял во вводной части романа) со своим дополнением к трагикомической истории Эбенезера Кука, поэта-лауреата Мэриленда и автора сатиры Sot-Weed Factor, абсолютно заслуженно представившего земли вокруг залива Чесапик болотом беззакония и бесстыдства. Такой горячий текст, что хочется перечитать все 950 страниц прямо сейчас.
Прочитал формально поэтический неоконченный цикл "КАНТОС" Эзры Паунда – попытку модернистскими художественными средствами охватить человеческую историю во всей ее полноте. В менее синкретической форме, чем в Finnegans Wake Джеймса Джойса, Паунд показывает повторяемость исторических событий, выводит из этого законы человеческой цивилизации, а на их основе выступает с предложениями по усовершенствованию государства: чего надо делать, чего не надо.
Работа, конечно, грандиозная, но меня сильно расстроила, притом что и основной художественный метод "КАНТОС" мне по вкусу, и постоянные политэкономические мотивы из моей сферы профессиональных интересов.
"КАНТОС" написаны методом нарезки: Паунд составляет каждую песнь из более или менее длинных обрывков художественных текстов, исторических документов, бухгалтерских книг, подзаконных актов и собственных мыслей по теме. Вот две строчки про президента США Джона Куинси Адамса, а вот уже цитата из Конфуция, за которой мнение автора о банке Медичи, цитата из "Одиссеи", очередной повтор одной из постоянных фраз цикла и какой-нибудь красивый китайский иероглиф – и это всего лишь восемь строк из песни на 5-10-15 страниц. Это сложно читать, если у вас FOMO и вы ставите себе цель непременно восстановить контекст каждой строки: откуда взята и зачем вставлена в текст. Если же применить к тексту мотивное чтение (а только оно и является верным подходом к нарезкам), то сложности никакой нет – мотивы там очень ясные, так что несмотря на раздербаненность строк авторское послание считывается без труда.
И вот с посланием-то как раз беда. Эзра Паунд сильно недоволен налогами и ставками по кредитам – и их размерами, и самим их существованием в природе – и призывает правителей настоящего и будущего снять все финансовые поборы с населения, жить по Конфуцию, экономить на обороне и все деньги вкладывать в людей. Этому простецкому подходу к политэкономии без каких-либо значительных вариаций посвящены где-то 90% "КАНТОС". Поэт прочел тысячи прекрасных произведений искусства, исторических и финансовых документов и составил их в серию искусных многоязычных коллажей-песен только для того, чтобы заявить, что налогообложение и кредитование – это очень плохо. За изысканной сложной формой текста кроется бабка на лавочке у подъезда или дед перед телевизором, очень, конечно, высокообразованные и гиперначитанные, но не вынесшие из прочитанного ничего, кроме "капиталисты – враги народа".
В начале подцикла "Пизанские песни" я полез гуглить, за что Паунда арестовали, и узнал, что автор не как-то там отвлеченно симпатизировал фашизму, а был большим фанатом Бенито Муссолини, с 1924 года жил в фашистской Италии, оправдывал все, что там творилось, в годы Второй мировой войны вел антисемитские и антиамериканские передачи на радио, поддерживал нападение нацистской Германии на СССР, призывал Теодора Рузвельта солидаризироваться с Третьим рейхом и в итоге был арестован союзными войсками; после лагеря для военнопленных в Пизе он был депортирован в США, где попал под суд за пропаганду фашизма и был помещен в сумасшедший дом. Сразу прояснился ответ на вопрос, почему автора все время уносит в частности, где кто какие налоги вводил и какие где были ставки по кредитам, хотя вроде заявлена глобальная тема Истории Человечества – да потому что он ебанько. Что характерно, дурка не помогла Паунду образумиться: в одной из последних песен, написанных в США, он заявляет, что Муссолини спасал Европу в Испании так же, как Талейран – на всем континенте.
Работа, конечно, грандиозная, но меня сильно расстроила, притом что и основной художественный метод "КАНТОС" мне по вкусу, и постоянные политэкономические мотивы из моей сферы профессиональных интересов.
"КАНТОС" написаны методом нарезки: Паунд составляет каждую песнь из более или менее длинных обрывков художественных текстов, исторических документов, бухгалтерских книг, подзаконных актов и собственных мыслей по теме. Вот две строчки про президента США Джона Куинси Адамса, а вот уже цитата из Конфуция, за которой мнение автора о банке Медичи, цитата из "Одиссеи", очередной повтор одной из постоянных фраз цикла и какой-нибудь красивый китайский иероглиф – и это всего лишь восемь строк из песни на 5-10-15 страниц. Это сложно читать, если у вас FOMO и вы ставите себе цель непременно восстановить контекст каждой строки: откуда взята и зачем вставлена в текст. Если же применить к тексту мотивное чтение (а только оно и является верным подходом к нарезкам), то сложности никакой нет – мотивы там очень ясные, так что несмотря на раздербаненность строк авторское послание считывается без труда.
И вот с посланием-то как раз беда. Эзра Паунд сильно недоволен налогами и ставками по кредитам – и их размерами, и самим их существованием в природе – и призывает правителей настоящего и будущего снять все финансовые поборы с населения, жить по Конфуцию, экономить на обороне и все деньги вкладывать в людей. Этому простецкому подходу к политэкономии без каких-либо значительных вариаций посвящены где-то 90% "КАНТОС". Поэт прочел тысячи прекрасных произведений искусства, исторических и финансовых документов и составил их в серию искусных многоязычных коллажей-песен только для того, чтобы заявить, что налогообложение и кредитование – это очень плохо. За изысканной сложной формой текста кроется бабка на лавочке у подъезда или дед перед телевизором, очень, конечно, высокообразованные и гиперначитанные, но не вынесшие из прочитанного ничего, кроме "капиталисты – враги народа".
В начале подцикла "Пизанские песни" я полез гуглить, за что Паунда арестовали, и узнал, что автор не как-то там отвлеченно симпатизировал фашизму, а был большим фанатом Бенито Муссолини, с 1924 года жил в фашистской Италии, оправдывал все, что там творилось, в годы Второй мировой войны вел антисемитские и антиамериканские передачи на радио, поддерживал нападение нацистской Германии на СССР, призывал Теодора Рузвельта солидаризироваться с Третьим рейхом и в итоге был арестован союзными войсками; после лагеря для военнопленных в Пизе он был депортирован в США, где попал под суд за пропаганду фашизма и был помещен в сумасшедший дом. Сразу прояснился ответ на вопрос, почему автора все время уносит в частности, где кто какие налоги вводил и какие где были ставки по кредитам, хотя вроде заявлена глобальная тема Истории Человечества – да потому что он ебанько. Что характерно, дурка не помогла Паунду образумиться: в одной из последних песен, написанных в США, он заявляет, что Муссолини спасал Европу в Испании так же, как Талейран – на всем континенте.
Вот такой вот модернизм, ребята. Видимо, метод нарезки с самого начала был не сознательным выбором поэта, а следствием постепенного распада его мышления. Никакого доверия выводам и призывам человека, обожавшего все фашистское, быть не может, так как он попросту туп и слеп (поверх или под низ психических заболеваний). Невозможно установить, с какого момента в "КАНТОС" проникает шизофазия и какую часть песен она составляет, но что точно необходимо констатировать, это что максималистский проект Эзры Паунда был дважды обесценен самим же автором – его любовью к фашизму и его безумием. Хотел поэт охватить мир, но не смог.
Читать это смысла нет.
Читать это смысла нет.
ПЛАН ЧТЕНИЯ
НОЯБРЬ-24 – модернизм 👌🏻
+ Кантос, Эзра Паунд 😱
+ Волшебная гора, Томас Манн 👍🏻
+ Берлин, Александрплац, Альфред Дёблин ❤️
+ Портрет художника в юности, Джеймс Джойс 👍
- Тошнота, Жан-Поль Сартр
+ У подножия вулкана, Малькольм Лаури 🔥
- Авессалом, Авессалом, Уильям Фолкнер
+ Locus Solus, Раймон Руссель 🔥
+ Бесплодная земля, Томас С. Элиот 👍
+ На маяк, Вирджиния Вулф 👍
- Tender Buttons, Гертруда Стайн
? Голем, Густав Майринк
ДЕКАБРЬ-24 – фантастика 👌
+ Горы, моря и гиганты, Альфред Дëблин 🤯
+ Карантин, Грег Иган 👍
+ Город перестановок, Грег Иган ❤️
+ Отчаяние, Грег Иган ❤️
+ Старость аксолотля, Яцек Дукай 👍
+ Агерре в рассвете, Яцек Дукай ❤️
+ Глаз чудовища, Яцек Дукай ❤️
+ Дорога запустения, Йен Макдональд ❤️
+ Король утра, королева дня, Йен Макдональд ❤️
+ Некровиль, Йен Макдональд ❤️
+ Оникромос, Павел Матушек ❤️
? Пятая голова Цербера, Джин Вулф
ЯНВАРЬ-25 – база
= Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский, Мигель де Сервантес Сааведра
- Гаргантюа и Пантагрюэль, Франсуа Рабле
- Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена, Лоренс Стерн
- Симплициссимус, Ганс Якоб Кристоф Гриммельсгаузен
- Кандид, или Оптимизм, Вольтер
- Энеида, Вергилий
ФЕВРАЛЬ-МАРТ-АПРЕЛЬ – отцы постмода
- Women & Men, Джозеф Макэлрой
- Pricks & Descants, Роберт Кувер
- In the Heart of the Heart of the Country, Уильям Гэсс
- Willie Master's Lonesome Wife, Уильям Гэсс
- Double or Nothing, Рэймонд Федерман
- Mason & Dickson, Томас Пинчон
- Up, Рональд Сукеник
- The Exagggerations of Peter Prince, Стив Кац
- Имена, Делилло
- Мягкая машина, Уильям Берроуз
- Билет, который лопнул, Уильям Берроуз
- Нова экспресс, Уильям Берроуз
- J.R., Уильям Гэддис
- Mumbo Jumbo, Ишмаэль Рид
- An Adultery, Александр Теру
- Second Skin, Джон Хоукс
МАЙ-ИЮНЬ-ИЮЛЬ-АВГУСТ – русская литература (в случайном порядке)
Братья и сестры:
- О превращении форм, Андрей Гелианов
- Выкрикивается, Ноам Веневетинов
- Ведьмочервь, Лев Кауфельдт
- Под синим солнцем, Рома Декабрев
- Год церемонии, Ася Михеева
- Город Брежнев, Шамиль Идиатуллин
Малоизвестное:
- Монограмма, Александр Иванченко
- Совершенные лжесвидетельства. Юлия Кокошко
- Фланёр, Николай Кононов
- Уникум Потеряева, Владимир Соколовский
- Помни о Фамагусте, Александр Гольдштейн
- Stabat Mater, Руслан Козлов
Любимые:
- Воскрешение Лазаря, Владимир Шаров
- Будьте как дети, Владимир Шаров
- Возвращение в Египет, Владимир Шаров
- Царство Агамемнона, Владимир Шаров
- Якутия, Егор Радов
- Я, Егор Радов
- Или ад, Егор Радов
- Суть, Егор Радов
- Книга Скворцов, Роман Шмараков
- К отцу своему, к жнецам, Роман Шмараков
- Столовая гора, Андрей Хуснутдинов
- Господствующая высота, Андрей Хуснутдинов
- Аэрофобия, Андрей Хуснутдинов
Великие:
- Скорлупы. Кубики (сб.), Михаил Елизаров
- Ногти, Михаил Елизаров
- Пир, Владимир Сорокин
- Теллурия, Владимир Сорокин
- Смотритель, Виктор Пелевин
Отцы:
- Леопард с вершины Килиманджаро, Ольга Ларионова
- Самшитовый лес, Михаил Анчаров
- Ожог, Василий Аксёнов
- Пушкинский дом, Андрей Битов
- Перекресток, Юрий Слепухин
- Тьма в полдень, Юрий Слепухин
Деды:
- Красный снег (сб.), Сигизмунд Кржижановский
- Чевенгур, Андрей Платонов
- Восхищение, Илья Зданевич
- Философия, Илья Зданевич
- Пруд, Алексей Ремизов
- Аполлон Безобразов, Борис Поплавский
- По ту сторону Тулы, Андрей Николев
- Зависть, Юрий Олеша
НОЯБРЬ-24 – модернизм 👌🏻
+ Кантос, Эзра Паунд 😱
+ Волшебная гора, Томас Манн 👍🏻
+ Берлин, Александрплац, Альфред Дёблин ❤️
+ Портрет художника в юности, Джеймс Джойс 👍
+ У подножия вулкана, Малькольм Лаури 🔥
+ Locus Solus, Раймон Руссель 🔥
+ Бесплодная земля, Томас С. Элиот 👍
+ На маяк, Вирджиния Вулф 👍
ДЕКАБРЬ-24 – фантастика 👌
+ Горы, моря и гиганты, Альфред Дëблин 🤯
+ Карантин, Грег Иган 👍
+ Город перестановок, Грег Иган ❤️
+ Отчаяние, Грег Иган ❤️
+ Старость аксолотля, Яцек Дукай 👍
+ Агерре в рассвете, Яцек Дукай ❤️
+ Глаз чудовища, Яцек Дукай ❤️
+ Дорога запустения, Йен Макдональд ❤️
+ Король утра, королева дня, Йен Макдональд ❤️
+ Некровиль, Йен Макдональд ❤️
+ Оникромос, Павел Матушек ❤️
ЯНВАРЬ-25 – база
= Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский, Мигель де Сервантес Сааведра
- Гаргантюа и Пантагрюэль, Франсуа Рабле
- Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена, Лоренс Стерн
- Симплициссимус, Ганс Якоб Кристоф Гриммельсгаузен
- Кандид, или Оптимизм, Вольтер
- Энеида, Вергилий
ФЕВРАЛЬ-МАРТ-АПРЕЛЬ – отцы постмода
- Women & Men, Джозеф Макэлрой
- Pricks & Descants, Роберт Кувер
- In the Heart of the Heart of the Country, Уильям Гэсс
- Willie Master's Lonesome Wife, Уильям Гэсс
- Double or Nothing, Рэймонд Федерман
- Mason & Dickson, Томас Пинчон
- Up, Рональд Сукеник
- The Exagggerations of Peter Prince, Стив Кац
- Имена, Делилло
- Мягкая машина, Уильям Берроуз
- Билет, который лопнул, Уильям Берроуз
- Нова экспресс, Уильям Берроуз
- J.R., Уильям Гэддис
- Mumbo Jumbo, Ишмаэль Рид
- An Adultery, Александр Теру
- Second Skin, Джон Хоукс
МАЙ-ИЮНЬ-ИЮЛЬ-АВГУСТ – русская литература (в случайном порядке)
Братья и сестры:
- О превращении форм, Андрей Гелианов
- Выкрикивается, Ноам Веневетинов
- Ведьмочервь, Лев Кауфельдт
- Под синим солнцем, Рома Декабрев
- Год церемонии, Ася Михеева
- Город Брежнев, Шамиль Идиатуллин
Малоизвестное:
- Монограмма, Александр Иванченко
- Совершенные лжесвидетельства. Юлия Кокошко
- Фланёр, Николай Кононов
- Уникум Потеряева, Владимир Соколовский
- Помни о Фамагусте, Александр Гольдштейн
- Stabat Mater, Руслан Козлов
Любимые:
- Воскрешение Лазаря, Владимир Шаров
- Будьте как дети, Владимир Шаров
- Возвращение в Египет, Владимир Шаров
- Царство Агамемнона, Владимир Шаров
- Якутия, Егор Радов
- Я, Егор Радов
- Или ад, Егор Радов
- Суть, Егор Радов
- Книга Скворцов, Роман Шмараков
- К отцу своему, к жнецам, Роман Шмараков
- Столовая гора, Андрей Хуснутдинов
- Господствующая высота, Андрей Хуснутдинов
- Аэрофобия, Андрей Хуснутдинов
Великие:
- Скорлупы. Кубики (сб.), Михаил Елизаров
- Ногти, Михаил Елизаров
- Пир, Владимир Сорокин
- Теллурия, Владимир Сорокин
- Смотритель, Виктор Пелевин
Отцы:
- Леопард с вершины Килиманджаро, Ольга Ларионова
- Самшитовый лес, Михаил Анчаров
- Ожог, Василий Аксёнов
- Пушкинский дом, Андрей Битов
- Перекресток, Юрий Слепухин
- Тьма в полдень, Юрий Слепухин
Деды:
- Красный снег (сб.), Сигизмунд Кржижановский
- Чевенгур, Андрей Платонов
- Восхищение, Илья Зданевич
- Философия, Илья Зданевич
- Пруд, Алексей Ремизов
- Аполлон Безобразов, Борис Поплавский
- По ту сторону Тулы, Андрей Николев
- Зависть, Юрий Олеша
Дневник рядового любителя чтения pinned «ПЛАН ЧТЕНИЯ НОЯБРЬ-24 – модернизм 👌🏻 + Кантос, Эзра Паунд 😱 + Волшебная гора, Томас Манн 👍🏻 + Берлин, Александрплац, Альфред Дёблин ❤️ + Портрет художника в юности, Джеймс Джойс 👍 - Тошнота, Жан-Поль Сартр + У подножия вулкана, Малькольм Лаури 🔥 - Авессалом…»
Опубликовал второй номер "Н.И.-дайджеста художественной литературы", посвященный Джону Барту:
https://dtf.ru/read/3199574-ni-daidzhest-hudozhestvennoi-literatury-o2-oktyabr-2024-dzhonbartiada
К сожалению, дайджест вышел не очень сжатым, приготовьтесь к долгому путешествию по моим отзывам.
https://dtf.ru/read/3199574-ni-daidzhest-hudozhestvennoi-literatury-o2-oktyabr-2024-dzhonbartiada
К сожалению, дайджест вышел не очень сжатым, приготовьтесь к долгому путешествию по моим отзывам.
DTF
"Н.И.-дайджест художественной литературы" №2: октябрь 2024. Джонбартиада — Почитать на DTF
Всем Мэриленд! С вами читатель всякого Андрей Н. И. Петров. После Giles Goat-Boy Джона Барта я решил прочесть его LETTERS, где действуют персонажи предыдущих бартовских книг, и чтобы понимать, кто там что, прочел их все. Выход русского перевода "Торговца…
Перечитал и дочитал модернистского великана "Волшебная гора" Томаса Манна. В университете для экономии времени нам велели прочесть только первый том, а вторым пренебречь, так что, чем делось кончилось, я узнал лишь 18 лет спустя – ровно в дни столетия выхода "Волшебной горы" из печати, красиво получилось для любителя цифр.
Отличная книга, мне понравилась. В самом конце Манн раскрывает, что "Волшебная гора" написана Лодовико Сеттембрини, и это устанавливает точку отсчета для понимания романа как истории попыток гуманистического разума внести свои представления о порядке и устройстве социума в народную культуру. Ганс Касторп становится центром романа и вызывает учительский интерес Сеттембрини потому, что именно в среде молодежи из среднего класса рождаются двигатели прогресса: у нее есть образование, есть возможности и одновременно есть стремление изменить мир. Попытки, увы, оказываются безуспешными: разум постоянно проигрывает другим источникам влияния, будь то болезнь, праздность, любовь, новые технологии или магические ритуалы – да и сам гуманизм горазд отвлекаться от своего дела и вступать в бессмысленные препирательства с риторически изощренными ложными концепциями. Поэтому всё и заканчивается катастрофой, молодежь уходит в мир не чтобы строить, а чтобы убивать и умирать.
В композиции романа можно усмотреть периодизацию европейской истории. Первые главы, когда Касторп только гостит в санатории – античность, в них постоянно упоминаются отсылки к древним текстам, а путешествие героя на гору осмысляется в категориях мифа; разум в лице Сеттембрини здесь выступает как нечто постороннее, даже враждебное, дьявольское, стремящееся соблазнить естественного человека. Главы до отъезда Клавдии Шоша – средневековье с его культом прекрасной дамы, завершающееся карнавалом Возрождения; здесь разум пытается удержать внимание молодости, но неизбежно проигрывает любовным порывам. Шестая, ужасно длинная, скучная и пустословная шестая глава – это эпоха Просвещения, ни к чему не ведущей борьбы гуманистического разума против христианства (Сеттембрини оказывается масоном-либералом, бесцельно спорящим с иезуитом-коммунистом Лео Нафтой); здесь разум обнажает слабость своих методов неспособностью игнорировать провокаторов. Наконец, седьмая глава – это новое время: гибель старого естественного порядка в лице Пеперкорна, наплыв технологий (увлечение Касторпа граммофоном) и постхристианских мистических учений (главы об общении с призраками).
Не уверен, что именно это автором было заложено в текст, однако, на мой взгляд, "Волшебная гора" предрасположена к тому, чтобы читать ее поперек сюжета, как пространство иносказаний о судьбе европейской цивилизации. Первые главы еще можно читать просто сюжетно, но шестая и седьмая – половина романа! – прямо взывают к символическим интерпретациям.
Обо всем прочем напишу в третьем выпуске "Н.И.-дайджеста художественной литературы".
Отличная книга, мне понравилась. В самом конце Манн раскрывает, что "Волшебная гора" написана Лодовико Сеттембрини, и это устанавливает точку отсчета для понимания романа как истории попыток гуманистического разума внести свои представления о порядке и устройстве социума в народную культуру. Ганс Касторп становится центром романа и вызывает учительский интерес Сеттембрини потому, что именно в среде молодежи из среднего класса рождаются двигатели прогресса: у нее есть образование, есть возможности и одновременно есть стремление изменить мир. Попытки, увы, оказываются безуспешными: разум постоянно проигрывает другим источникам влияния, будь то болезнь, праздность, любовь, новые технологии или магические ритуалы – да и сам гуманизм горазд отвлекаться от своего дела и вступать в бессмысленные препирательства с риторически изощренными ложными концепциями. Поэтому всё и заканчивается катастрофой, молодежь уходит в мир не чтобы строить, а чтобы убивать и умирать.
В композиции романа можно усмотреть периодизацию европейской истории. Первые главы, когда Касторп только гостит в санатории – античность, в них постоянно упоминаются отсылки к древним текстам, а путешествие героя на гору осмысляется в категориях мифа; разум в лице Сеттембрини здесь выступает как нечто постороннее, даже враждебное, дьявольское, стремящееся соблазнить естественного человека. Главы до отъезда Клавдии Шоша – средневековье с его культом прекрасной дамы, завершающееся карнавалом Возрождения; здесь разум пытается удержать внимание молодости, но неизбежно проигрывает любовным порывам. Шестая, ужасно длинная, скучная и пустословная шестая глава – это эпоха Просвещения, ни к чему не ведущей борьбы гуманистического разума против христианства (Сеттембрини оказывается масоном-либералом, бесцельно спорящим с иезуитом-коммунистом Лео Нафтой); здесь разум обнажает слабость своих методов неспособностью игнорировать провокаторов. Наконец, седьмая глава – это новое время: гибель старого естественного порядка в лице Пеперкорна, наплыв технологий (увлечение Касторпа граммофоном) и постхристианских мистических учений (главы об общении с призраками).
Не уверен, что именно это автором было заложено в текст, однако, на мой взгляд, "Волшебная гора" предрасположена к тому, чтобы читать ее поперек сюжета, как пространство иносказаний о судьбе европейской цивилизации. Первые главы еще можно читать просто сюжетно, но шестая и седьмая – половина романа! – прямо взывают к символическим интерпретациям.
Обо всем прочем напишу в третьем выпуске "Н.И.-дайджеста художественной литературы".
Прочитал немецкий модернистский суперхит 1929 года "Берлин, Александерплац" Альфреда Дёблина – монтажный роман о судьбе человека в этом мире бушующем на примере алкоголика, хулигана, тунеядца Франца Биберкопфа в декорациях нищей, бесприютной Веймарской Республики. Как сделать абсолютно авангардный роман абсолютно популярной книгой? Написать о текущем остром моменте и насытить действие родными для читателя деталями, чтобы аудитория читала и узнавала: да, я тоже по этой улице ходил, когда метро рыли! да, мне тоже жаль того магазинчика, снесенного год назад! да, я тоже в эту пивную хожу после работы! да, я тоже торговал шнурками, да и сейчас торгую… да, я тоже дружу с евреями и распространяю нацистскую газету, а что делать, времена такие… А как сделать актуальный роман нестареющим? Обнаружить в сиюминутном вечное.
Великолепная книга, я в восторге! Вот это модернизм так модернизм во весь рост: Дёблин использует передовые техники монтажа и потока сознания, чтобы точнее и энергичнее передать в тексте реальность (поскольку я понимаю литературный модернизм в первую очередь как совершенствование реализма XIX века – стремление к большему соответствию текста описываемой им реальности). "Берлин, Александерплац" посвящен 1928 году в жизни германской столицы, и в основную историю злоключений Франца Биберкопфа, сутенера, убийцы, пьяницы, гордеца и в целом обычного человека, автор вставляет окружающие его тексты: рекламные вывески, газетные статьи, мимохожие разговоры на улицах и лестничных клетках, выписки из судебных и медицинских документов, цитаты из дневников, песни из радиоточек и в головах персонажей. Благодаря этому частная история одного еле-еле сумевшего устроиться в жизни германца ни на миг не выпадает из общей истории после(-Первой-мировой-)военного Берлина, всеми силами пытающегося выбраться из разрухи. Почти ни у кого нет нормальной работы, вообще ни у кого нет денег, все приторговывают какой-то ерундой, проституция и воровство процветают.
На панорамировании Германии вокруг Франца Биберкопфа Дёблин не останавливается и расширяет повествование до вселенски-метафизических масштабов, вставляя в текст библейские цитаты и мотивы. Биберкопф (и Берлин вместе с ним) проживает судьбу Иова, во испытание веры лишенного всех благ и низвергнутого на зловонное дно жизни. Его кровью насыщается мать блудницам и мерзостям земным на звере багряном, а душу и тело Биберкопфа у Вавилона великого стремится отнять сама Смерть, жнец, властью от Бога большой наделенный. Так в злоключениях главного героя, который как будто просто сидит в пивной, или торгует газетами, или бьет сожительницу, или страдает от очередной неурядицы, раскрывается борьба первооснов человеческого бытия. Вроде бы герой и распоследняя пропащая скотина, но и за его душу ведется битва, так что не стоит им пренебрегать – в каждом немецком привратнике живет Фауст. "Все мы Фаусты, искушаемые, но не пропавшие" – ну как книга с такой воодушевляющей идеей могла бы пролететь мимо народной любви?
Альфред Дёблин, профессиональный психиатр, бьет романом "Берлин, Александерплац" точно в сердце. Считаю эту книгу мастридом вровень с "Улиссом" Джеймса Джойса.
Великолепная книга, я в восторге! Вот это модернизм так модернизм во весь рост: Дёблин использует передовые техники монтажа и потока сознания, чтобы точнее и энергичнее передать в тексте реальность (поскольку я понимаю литературный модернизм в первую очередь как совершенствование реализма XIX века – стремление к большему соответствию текста описываемой им реальности). "Берлин, Александерплац" посвящен 1928 году в жизни германской столицы, и в основную историю злоключений Франца Биберкопфа, сутенера, убийцы, пьяницы, гордеца и в целом обычного человека, автор вставляет окружающие его тексты: рекламные вывески, газетные статьи, мимохожие разговоры на улицах и лестничных клетках, выписки из судебных и медицинских документов, цитаты из дневников, песни из радиоточек и в головах персонажей. Благодаря этому частная история одного еле-еле сумевшего устроиться в жизни германца ни на миг не выпадает из общей истории после(-Первой-мировой-)военного Берлина, всеми силами пытающегося выбраться из разрухи. Почти ни у кого нет нормальной работы, вообще ни у кого нет денег, все приторговывают какой-то ерундой, проституция и воровство процветают.
На панорамировании Германии вокруг Франца Биберкопфа Дёблин не останавливается и расширяет повествование до вселенски-метафизических масштабов, вставляя в текст библейские цитаты и мотивы. Биберкопф (и Берлин вместе с ним) проживает судьбу Иова, во испытание веры лишенного всех благ и низвергнутого на зловонное дно жизни. Его кровью насыщается мать блудницам и мерзостям земным на звере багряном, а душу и тело Биберкопфа у Вавилона великого стремится отнять сама Смерть, жнец, властью от Бога большой наделенный. Так в злоключениях главного героя, который как будто просто сидит в пивной, или торгует газетами, или бьет сожительницу, или страдает от очередной неурядицы, раскрывается борьба первооснов человеческого бытия. Вроде бы герой и распоследняя пропащая скотина, но и за его душу ведется битва, так что не стоит им пренебрегать – в каждом немецком привратнике живет Фауст. "Все мы Фаусты, искушаемые, но не пропавшие" – ну как книга с такой воодушевляющей идеей могла бы пролететь мимо народной любви?
Альфред Дёблин, профессиональный психиатр, бьет романом "Берлин, Александерплац" точно в сердце. Считаю эту книгу мастридом вровень с "Улиссом" Джеймса Джойса.