Cornell A., Knutsen C. H., Teorell J. Bureaucracy and growth //Comparative Political Studies. – 2020. – Т. 53. – №. 14. – С. 2246-2282.
Статья пересматривает гипотезу о том, что веберианская бюрократия способствует экономическому росту. Авторы подвергают сомнению утверждения предыдущих исследований, основанных на ограниченных данных и кросс-страновых сравнениях. Они используют новые данные проекта Varieties of Democracy (V-Dem), охватывающие период с 1789 по 2017 год, чтобы провести более точный анализ, учитывающий страновые и временные особенности.

Веберианская бюрократия характеризуется меритократическим набором кадров, соблюдением формальных правил, беспристрастностью и иерархической структурой. Предполагается, что такие черты могут влиять на рост через: Защиту прав собственности — снижение транзакционных издержек и рисков для инвесторов. Повышение компетентности бюрократов — эффективное управление и координация экономической политики. Предсказуемость — стабильность правил и долгосрочное планирование. Однако авторы отмечают и наличие ряда контраргументов: Рост может зависеть от технологических инноваций, а не только от капиталовложений. Веберианская бюрократия может эффективно реализовывать как про-, так и антиростовые политики. Исторически ранние государства с сильной бюрократией иногда замедляли развитие (например, из-за сопротивления колонизации). Вероятно, сочетание разработки политики и ее эффективной реализации определяет, будет ли она способствовать росту; веберианская бюрократия, скорее всего, обеспечит только последнее условие. Таким образом, прежде чем делать вывод о том, что веберианство способствует экономическому росту, нам необходимо ознакомиться с данными.

Используются показатели V-Dem, измеряющие:

Беспристрастность бюрократии (соблюдение законов и отсутствие фаворитизма).
Меритократический набор (назначения по навыкам, а не связям).
Автономия бюрократии и система оплаты труда.
Анализ включает панельные регрессии с фиксированными эффектами стран и лет, что позволяет учесть устойчивые страновые характеристики (например, географию, культуру) и глобальные тренды. Экономический рост измеряется через ВВП на душу населения (данные Мэддисона и др.).

Эмпирические результаты

Результаты предыдущих исследований преувеличены. Кросс-страновые регрессии (например, Evans & Rauch, 1999) показывают сильную связь, но она ослабевает при учете фиксированных эффектов и измерении бюрократических характеристик до периода роста.
Слабая связь в долгосрочной перспективе. Панельные модели выявляют положительные, но статистически незначимые эффекты. Например, увеличение «беспристрастности» на 1 стандартное отклонение повышает рост на 0.1–0.2 процентных пункта через 5 лет.
Краткосрочные эффекты и временная гетерогенность. Связь сильнее в послевоенный период (после 1945 г.), что может объясняться усложнением технологий и ростом роли государства в экономике.
В целом, Веберианская бюрократия, вероятно, оказывает умеренное влияние на рост, преимущественно в краткосрочной перспективе. Исторические данные показывают, что до XX века связь была слабее, что может быть связано с меньшей ролью государства в экономике или ошибками измерения. Необходимы дальнейшие исследования для уточнения механизмов (например, через инвестиции или инновации) и контекстуальных факторов (например, уровень развития, политические режимы). Исследование ставит под сомнение универсальность тезиса о позитивной роли веберианской бюрократии для роста. Авторы подчеркивают важность учета исторического контекста и методологических ограничений при анализе институциональных эффектов.

Heinisch R. et al. The effect of radical right fringe parties on main parties in Central and Eastern Europe: Empirical evidence from manifesto data //Party Politics. – 2021. – Т. 27. – №. 1. – С. 9-21.
Статья исследует, оказывают ли радикальные правые маргинальные партии влияние на политические программы основных партий в шести странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ): Болгарии, Чехии, Венгрии, Польше, Румынии и Словакии. Ранее существовали противоречивые выводы: одни исследования утверждали, что радикальные правые партии «сдвигают» основные партии вправо через акцентирование национализма, авторитаризма и ксенофобии, другие отрицали такое влияние. Авторы ставят цель проверить эту гипотезу, используя данные манифестов партий за период 1990–2017 гг.

Маргинальные партии — небольшие партии с парламентским представительством, фокусирующиеся на узком наборе социокультурных вопросов (национализм, традиционные ценности, безопасность). Основные партии — крупные партии, доминирующие в партийной системе и участвующие в формировании правительств. Анализ охватывает 11 социокультурных категорий, включая позитивные/негативные упоминания национализма, мультикультурализма, традиционной морали и др.

Данные:
Использованы данные проекта Manifesto Project (MARPOR), которые позволяют количественно оценить значимость тем в партийных программах. Проанализированы манифесты 12 радикальных правых партий и 7 основных партий.
Методы:
Проведены корреляционный анализ и регрессионные модели для проверки связи между значимостью вопросов у радикальных правых партий и изменениями в программах основных партий. Учтены временные лаги (влияние предыдущих выборов) и средние изменения по всей партийной системе.
Результаты

Отсутствие систематического влияния:
В большинстве стран (кроме Болгарии) не обнаружено статистически значимой связи между акцентами радикальных правых партий и изменениями в программах основных партий. Например, усиление национализма у маргинальных партий не приводило к его росту у основных.
Исключение — Болгария:
В Болгарии выявлена слабая отрицательная корреляция: когда партия «Атака» акцентировала социокультурные вопросы, основная партия GERB, напротив, снижала их значимость.
Категории вопросов:
Анализ по отдельным темам (национализм, мультикультурализм) также не показал значимых связей. Единственное исключение — позитивные упоминания неэкономических групп (например, студентов), где наблюдалась слабая положительная корреляция.
Выводы

Радикальные правые маргинальные партии в ЦВЕ не оказывают систематического влияния на политические программы основных партий в социокультурной сфере.Результаты подтверждают позицию исследователей, которые считают, что основные партии реагируют на общие тренды, а не на конкретных конкурентов.Даже при участии радикальных правых партий в правительствах (как в Польше или Словакии) их роль как «агентов изменений» ограничена.

Значение исследования

Статья вносит вклад в дебаты о влиянии маргинальных партий, расширяя географию и временные рамки анализа. Авторы подчеркивают, что в ЦВЕ социокультурные вопросы исторически важны для всех партий, что снижает уникальность радикальных правых. Основные партии могут дистанцироваться от маргиналов или уже занимать схожие позиции, что объясняет отсутствие прямого влияния.

Колесов Д.И. (2024) Социальный кризис в ЕС: признаки аномии // Общественные науки и современность. № 6. С. 138–152.
Цель статьи – проанализировать состояние аномии в Евросоюзе и его государствах-членах как проявление социального кризиса.

Социальный кризис представляет собой острую форму социальных противоречий, в результате которых невозможно развитие общества. Вместе с тем понятие «кризис», как и «социальный кризис», в силу повсеместного использования приобретает характер иллюзорной очевидности, становится размытым и теряет значение. Ключевой характеристикой социального кризиса выступает состояние аномии, т.е. систематическое отклонение от социальных норм; антисоциальное поведение, вызванное несоответствием целей и интересов индивидуумов и нормативных путей их осуществления, «состояние, при котором значительная часть общества сознательно нарушает известные нормы этики и права». Классические проявления аномии – это девиантное поведение: самоубийство (Э. Дюркгейм) и преступность (Р. Мертон). Несмотря на то что понятие «аномия» было предложено в 1893 г., актуальной исследовательской задачей остаются построение и совершенствование моделей и методов измерения аномии и выбор значимых критериев. К последним относятся членство в религиозной организации, соотношение разводов и браков, электоральное поведение, бессмысленность существования, чувство недоверия, моральный упадок. Однако в силу кризисного развития ЕС необходимо учитывать изменения нормативного поведения и рутинизацию практик, которые раньше считались девиантными («нормальную аномию»).

Исходя из институционального политического участия признаки аномии наблюдаются в следующих странах: ФРГ, Франция, Польша, Словения. Потенциально аномия может быть характерна для обществ Португалии, Австрии, Венгрии, Кипра (если явка на национальных выборах возрастет), Словакии, Чехии, Румынии. Электоральное поведение в странах Восточной Европы может объясняться разочарованностью в интеграционных процессах, конфликтом ряда стран (например, Польши, Венгрии, Болгарии, Чехии, Румынии) с Брюсселем по вопросу интеграции беженцев, украинского зерна, верховенства права. Кроме того, при рассмотрении общественных трансформаций важным отличием выступает положение среднего класса как социальной среды, способной «генерировать наиболее универсальные решения для общества» в условиях кризисов. Если фрагментарность и поляризация политического пространства в странах Западной Европы может быть следствием расслоения среднего класса, то в странах Восточной Европы он находится в стадии формирования

В качестве второго параметра для оценки признаков аномии была выбрана социальная мобильность. В контексте аномии недоступность социальных лифтов должна способствовать эскапизму, социальному и гражданскому отторжению. Проблема социальной мобильности тесно связана с социальным неравенством. Бо́льшая мобильность обусловлена меньшим социальным неравенством и высоким уровнем доступности социальных лифтов.

Недоверие к социальным лифтам стало также одной из тенденций для ряда стран, однако в целом в ЕС-27 доля опрошенных, считающих рождение в благополучной семье важным для социальной мобильности, упала на один процент. Наибольшее падение произошло в Чехии на 11% и Словакии на 7%. Происхождение из богатой семьи стало более важным для жителей Люксембурга (16%), Мальты (16%) и Нидерландов (11%). В целом, изменение отношения к равенству и восприятия приобретенных и неприобретенных качеств, необходимых для восходящей мобильности, свидетельствует о том, что граждане государств-членов ЕС меньше верят в социальную справедливость. В странах Западной Европы стали больше осознавать наличие неравенства и недоступность социальных лифтов. В странах Восточной Европы стали больше ценить образование и труд как возможность продвижения в социальной иерархии. В отношении восприятия межпоколенческой мобильности значительно увеличилась доля людей, считающих себя более образованными по сравнению с родителями, во всех странах ЕС, кроме Португалии. Незначительный рост (менее 10%) произошел в Эстонии (1%), Франции (9%), на Кипре (6%) и в Швеции (4%) по сравнению с отцами, а также в Бельгии (7%), Болгарии (9%), Дании (3%), Германии (9%), Греции (6%) по сравнению с матерями22 . Это свидетельствует о том, что опрошенные в перечисленных странах вос- принимают настоящее намного более пессимистично, чем граждане других государств – членов ЕС. Традиционным выражением недоступности или дисфункции социальных лифтов становится миграция. С 2016 г. новой тенденцией в географической мобильности внутри ЕС стал в ней рост доли людей с высоким уровнем образования, что свидетельствует об интеллектуальной миграции, или «утечке мозгов»23 . Одним из важнейших источников человеческих ресурсов для стран Западной Европы выступают страны Восточной Европы и Прибалтики. В 2019 г. из стран Восточной Европы и Прибалтики всего эмигрировало 13,7 млн человек. Из них около 70% переместились в страны ЕС с высоким уровнем доходов . Почти каждый пятый высокообразованный и высококвалифицированный специалист из Румынии, Болгарии и Хорватии покинул страну. Согласно докладу Европейской комиссии 2024 г., в течение 2017–2022 гг. граждане Румынии (25%), Польши (12%) и Италии (10%) представляли самые большие группы среди перемещающихся внутри ЕС. Перемещение человеческих ресурсов подрывает благополучие стран исхода и при этом способствует экономическому росту принимающих стран, что приводит к росту межстранового неравенства. В особенности на состояние аномии и восприятие кризиса в странах Восточной Европы в долгосрочной перспективе повлияет миграция работников в секторе здравоохранения, так как, по мнению европейцев, последнее выступает одним из основных элементов и приоритетов социально-экономического развития.

Современные методы и подходы к исследованию аномии (например, теория рационального избирателя) мало учитывают кризисные условия; культурные факторы; диспропорции между государствами-членами; положительное влияние процессов, традиционно считавшихся неблагоприятными (например, миграции); специфику современного социально-экономического развития Евросоюза и государств-членов. Актуальным представляется поиск индикаторов, которые могут подходить для всех стран – членов Евросоюза с учетом их социально-экономического развития и культурных особенностей.