Таким образом, отношение между человеческими практиками и подкрепляющим их подспудным пониманием не является односторонним. Если понимание делает практику возможной, то верно также и то, что сама практика и обеспечивает ее понимание. Можно говорить о вполне определенном «репертуаре» коллективных действий, находящемся в распоряжении конкретной социальной группы в тот или иной исторический момент. Сюда входят как коллективные действия, правила которых общеизвестны, — например всенародное голосование, — так и точечные практические навыки — например поддержания вежливой, но необязывающей беседы на официальном приеме. Дифференциации, которые мы учитываем, занимаясь подобными делами, то есть знание о том, с кем, когда и как разговаривать, несут в себе имплицитную «карту» социального пространства — четкое видение того, с какими людьми, каким образом и по поводу чего мы можем взаимодействовать.
Понимание поступка, совершаемого нами здесь и сейчас (понимание, без которого не было бы именно этого действия), придает ему смысл в зависимости от нашего восприятия более сложной задачи: каким вообще должно быть наше устойчивое отношение к другим людям и к власти. За этим, в свою очередь, скрывается самая широкая перспектива наших ориентаций в пространстве и времени: отношения к другим народам и странам, то есть к демократическим моделям, которые мы хотели бы имитировать, или же к тираниям, от которых мы хотели бы дистанцироваться; а также понимания собственного места в истории, своего нарратива становления, посредством которого мы расцениваем эту готовность к мирной демонстрации как достижение демократии, завоеванное нашими предками, или как желанное обретение, полученное через собственное солидарное действие.
Иными словами, подоплека, придающая смысл любому конкретному акту, глубока и обширна. Разумеется, она не включает в себя всего сущего, но релевантные намеки на смысл невозможно сдержать; поэтому я готов утверждать, что описанное наделение смыслом черпается из всего богатства нашего мировосприятия, нашей отнесенности к пространству и времени, к другим людям и к самой истории.
Важнейшей составляющей этой более широкой подоплеки выступает ощущение морального порядка. Под этим я имею в виду нечто большее, чем элементарное осознание норм, оформляющих нашу социальную практику, являющихся частью непосредственного знания, делающего саму эту практику возможной. Ведь такое осознание должно дополняться пониманием того, что упомянутые нормы реализуемы. Это также существенный элемент контекста, в котором мы действуем. Люди не выходят на улицу ради недостижимого и утопического— или же если они все-таки делают это, то тогда, ipsofacto, мы имеем дело с совершенно другим видом социального действия.
Можно говорить о своего рода «долгом марше», в котором появляются новые практики или модифицируются старые. Это происходит либо через импровизации определенных групп или слоев населения (так, например, зарождалась публичная сфера среди элит XVIII века и профсоюзное движение среди рабочих XIX века), либо через их «запуск» элитами, втягивающими в свою орбиту все большее число людей (так складывались якобинские «секции» в революционном Париже). Или же сам набор практик, медленно и поэтапно развиваясь, меняет некогда присущий ему смысл, способствуя становлению нового социального воображаемого. Причем каждый раз дело заканчивалось глубочайшей трансформацией этого социального воображаемого.
Понимание поступка, совершаемого нами здесь и сейчас (понимание, без которого не было бы именно этого действия), придает ему смысл в зависимости от нашего восприятия более сложной задачи: каким вообще должно быть наше устойчивое отношение к другим людям и к власти. За этим, в свою очередь, скрывается самая широкая перспектива наших ориентаций в пространстве и времени: отношения к другим народам и странам, то есть к демократическим моделям, которые мы хотели бы имитировать, или же к тираниям, от которых мы хотели бы дистанцироваться; а также понимания собственного места в истории, своего нарратива становления, посредством которого мы расцениваем эту готовность к мирной демонстрации как достижение демократии, завоеванное нашими предками, или как желанное обретение, полученное через собственное солидарное действие.
Иными словами, подоплека, придающая смысл любому конкретному акту, глубока и обширна. Разумеется, она не включает в себя всего сущего, но релевантные намеки на смысл невозможно сдержать; поэтому я готов утверждать, что описанное наделение смыслом черпается из всего богатства нашего мировосприятия, нашей отнесенности к пространству и времени, к другим людям и к самой истории.
Важнейшей составляющей этой более широкой подоплеки выступает ощущение морального порядка. Под этим я имею в виду нечто большее, чем элементарное осознание норм, оформляющих нашу социальную практику, являющихся частью непосредственного знания, делающего саму эту практику возможной. Ведь такое осознание должно дополняться пониманием того, что упомянутые нормы реализуемы. Это также существенный элемент контекста, в котором мы действуем. Люди не выходят на улицу ради недостижимого и утопического— или же если они все-таки делают это, то тогда, ipsofacto, мы имеем дело с совершенно другим видом социального действия.
Можно говорить о своего рода «долгом марше», в котором появляются новые практики или модифицируются старые. Это происходит либо через импровизации определенных групп или слоев населения (так, например, зарождалась публичная сфера среди элит XVIII века и профсоюзное движение среди рабочих XIX века), либо через их «запуск» элитами, втягивающими в свою орбиту все большее число людей (так складывались якобинские «секции» в революционном Париже). Или же сам набор практик, медленно и поэтапно развиваясь, меняет некогда присущий ему смысл, способствуя становлению нового социального воображаемого. Причем каждый раз дело заканчивалось глубочайшей трансформацией этого социального воображаемого.
BOTTERO W. Practising family history: «Identity» as a category of social practice // British j. of sociology. – L.; Hoboken (NJ), 2015. – Vol. 66, N 3. – P. 534–556.
Статья Венди Боттеро (Школа социальных наук, Манчестерский университет, Великобритания) посвящена такой популярной сегодня форме досуга, как любительская генеалогия – (вос)создание семейной истории (биографии семьи) с помощью интернетресурсов, традиционных и цифровых архивов, данных переписей населения, газетных и журнальных публикаций, судебных отчетов и т.п. Автор рассматривает любительскую генеалогию в качестве разновидности социальной практики (последовательности целенаправленных действий и совокупности соответствующих навыков), в организационный контекст которой встроены поиски личной идентичности. По мнению социальных аналитиков, нынешний интерес к «корням» и семейной истории отражает стремление многоликого и разобщенного Я постмодерна «обрести пристань», проследить свою связь с предшествующими поколениями, вернуться к истокам и традиции; продемонстрировать преемственность; восстановить этническую родословную; найти точку опоры в мире, отмеченном печатью глобализации, ослаблением семейных связей и их «биотехнологической реконфигурацией».
Боттеро разделяет точку зрения, согласно которой идентичность сама по себе не является практикой – притом что трудно представить себе тип социальной практики, который не оказывал бы влияния на ее участников. Идентичность скорее выступает атрибутом (моментом, по выражению автора) любой социальной практики и подлежит анализу в ее «дезагрегированном» виде. Автор выделяет такие составляющие идентичности, как самоосмысление, идентификация и категоризация, общность и связанность. Детализация общей идеи идентичности позволяет конкретизировать ее «присутствие» в разных практиках и дифференцировать пути и способы, посредством которых организация специфических практик содействует формированию личной идентичности их субъектов. Применительно к занятиям любительской генеалогией, продолжает Боттеро, следует выяснить, как задачи (и конкретные задания) этого вида досуга сообщают значения и смыслы добытой архивной информации и влияют на расстановку акцентов и итоговые интерпретации «архивариусом» событий и характеров прошлого. Поскольку же идентичность ‒ это то, что возникает в процессе наших практических действий, следует проследить пошаговую организацию (вос)создания семейной истории как способа специфической работы с идентичностью. Вслед за Аланом Уордом автор статьи рассматривает практику как феномен, онтологически и логически предшествующий действиям занятых в ней индивидов, которые, в свою очередь, квалифицируются как «посетители» или «гости». Ссылаясь на идеи Уорда и Макинтайра, Боттеро подчеркивает, что замыслы участников практики не являются «внешними» по отношению к практике; напротив, задачи и цели, уже заложенные в практике, индивиды принимают как свои собственные и получают «внутреннее вознаграждение» и удовлетворение от приобретения и совершенствования навыков, которые необходимы для реализации этих целей. Так, в контексте практики ее участники генерируют новые желания, новые задачи и новые концепции самой практики.
В рамках занятий семейной генеалогией, поясняет Боттеро, именно «правила игры» и создают ее предмет – историю (биографию) семьи, направляя в определенное русло желания, предпочтения и интерпретации участников. Иначе говоря, организационный контекст таких занятий задает способы поиска информации, ее толкование и расстановку акцентов [с. 536]. По мере вовлечения в этот вид досуговой деятельности индивид начинает выстраивать свою «карьеру» в качестве успешного архивариуса и биографа, подчиняясь внутренней логике действий, следуя их мотивам, разделяя их ценности и наслаждаясь «наградами». Все эти составляющие досуговой генеалогии вносят свою лепту в сопутствующую ей работу с идентичностью. Последняя, в свою очередь, формируется путем нарративного творчества, сопровождающего «поиск корней» и осмысление событий прошлого. Тем самым семейная история становится ресурсом идентичности для тех, кто к ней приобщается.
Статья Венди Боттеро (Школа социальных наук, Манчестерский университет, Великобритания) посвящена такой популярной сегодня форме досуга, как любительская генеалогия – (вос)создание семейной истории (биографии семьи) с помощью интернетресурсов, традиционных и цифровых архивов, данных переписей населения, газетных и журнальных публикаций, судебных отчетов и т.п. Автор рассматривает любительскую генеалогию в качестве разновидности социальной практики (последовательности целенаправленных действий и совокупности соответствующих навыков), в организационный контекст которой встроены поиски личной идентичности. По мнению социальных аналитиков, нынешний интерес к «корням» и семейной истории отражает стремление многоликого и разобщенного Я постмодерна «обрести пристань», проследить свою связь с предшествующими поколениями, вернуться к истокам и традиции; продемонстрировать преемственность; восстановить этническую родословную; найти точку опоры в мире, отмеченном печатью глобализации, ослаблением семейных связей и их «биотехнологической реконфигурацией».
Боттеро разделяет точку зрения, согласно которой идентичность сама по себе не является практикой – притом что трудно представить себе тип социальной практики, который не оказывал бы влияния на ее участников. Идентичность скорее выступает атрибутом (моментом, по выражению автора) любой социальной практики и подлежит анализу в ее «дезагрегированном» виде. Автор выделяет такие составляющие идентичности, как самоосмысление, идентификация и категоризация, общность и связанность. Детализация общей идеи идентичности позволяет конкретизировать ее «присутствие» в разных практиках и дифференцировать пути и способы, посредством которых организация специфических практик содействует формированию личной идентичности их субъектов. Применительно к занятиям любительской генеалогией, продолжает Боттеро, следует выяснить, как задачи (и конкретные задания) этого вида досуга сообщают значения и смыслы добытой архивной информации и влияют на расстановку акцентов и итоговые интерпретации «архивариусом» событий и характеров прошлого. Поскольку же идентичность ‒ это то, что возникает в процессе наших практических действий, следует проследить пошаговую организацию (вос)создания семейной истории как способа специфической работы с идентичностью. Вслед за Аланом Уордом автор статьи рассматривает практику как феномен, онтологически и логически предшествующий действиям занятых в ней индивидов, которые, в свою очередь, квалифицируются как «посетители» или «гости». Ссылаясь на идеи Уорда и Макинтайра, Боттеро подчеркивает, что замыслы участников практики не являются «внешними» по отношению к практике; напротив, задачи и цели, уже заложенные в практике, индивиды принимают как свои собственные и получают «внутреннее вознаграждение» и удовлетворение от приобретения и совершенствования навыков, которые необходимы для реализации этих целей. Так, в контексте практики ее участники генерируют новые желания, новые задачи и новые концепции самой практики.
В рамках занятий семейной генеалогией, поясняет Боттеро, именно «правила игры» и создают ее предмет – историю (биографию) семьи, направляя в определенное русло желания, предпочтения и интерпретации участников. Иначе говоря, организационный контекст таких занятий задает способы поиска информации, ее толкование и расстановку акцентов [с. 536]. По мере вовлечения в этот вид досуговой деятельности индивид начинает выстраивать свою «карьеру» в качестве успешного архивариуса и биографа, подчиняясь внутренней логике действий, следуя их мотивам, разделяя их ценности и наслаждаясь «наградами». Все эти составляющие досуговой генеалогии вносят свою лепту в сопутствующую ей работу с идентичностью. Последняя, в свою очередь, формируется путем нарративного творчества, сопровождающего «поиск корней» и осмысление событий прошлого. Тем самым семейная история становится ресурсом идентичности для тех, кто к ней приобщается.
Сама же любительская генеалогия может быть описана не только в терминах досуговой деятельности, но также в виде процессов исторических изысканий и продуцирования информации, притом что все перечисленные практические аспекты оказывают влияние на организацию биографических нарративов. Если вначале интерес к «истокам» и прошлому семьи выглядит как развлечение, то постепенно «охота за предками» становится настоящей манией, а сама семейная история приобретает все большее значение для наличного опыта и личной идентичности участников; неожиданные открытия стимулируют дальнейшие поиски, новые сведения требуют все более тщательного анализа, открывшиеся факты прошлого придают новое звучание уже известному и т.д. По мере продвижения по этому пути участники оттачивают навыки и приемы работы, получая удовольствие не только от конечных результатов, но и от самой текущей практики и ее внутренней организации.
Важнейшим элементом (и предпосылкой) любительской генеалогии оказались способность и культивируемый практический навык воплощения и индивидуализации прошлого, т.е. представление героев семейной истории (в том числе фантазийное) как «людей из плоти и крови». К числу ключевых аспектов этого вида досуга относятся также попытки понять, объяснить и оправдать их поступки, включая те, что не вписываются в нормы морали (адюльтер, внебрачные дети, предательство, измена и т.п.). Здесь главная роль принадлежит «Я-проекции в прошлое» и идеологии «межпоколенческих семейных связей». Еще одна составляющая занятий любительской генеалогией, которая определяет содержание нарративов и интерпретаций семейной биографии, – это целенаправленная информационная селекция (фактов, персонажей, событий, документов), которая чаще всего должна создать в глазах посторонних благоприятный образ персонажей семейных преданий, в том числе одиозных. При этом направление дискурса и формирование оценок здесь задаются не только соображениями семейной чести, но и масштабными историческими событиями и явлениями (войны, национальные диаспоры, колониализм, рабство, эмиграция и т.п.). В конечном счете цель обращения к прошлому сводится к тому, чтобы найти нечто (человека, цепь событий, группу людей), что может служить подтверждением чувства собственного Я исследователя-любителя, так что нарратив (творческое переосмысление минувших лет и событий) становится средством установления преемственности нынешнего Я с семейной традицией и инструментом подтверждения его целостности и значения в настоящем.
Важнейшим элементом (и предпосылкой) любительской генеалогии оказались способность и культивируемый практический навык воплощения и индивидуализации прошлого, т.е. представление героев семейной истории (в том числе фантазийное) как «людей из плоти и крови». К числу ключевых аспектов этого вида досуга относятся также попытки понять, объяснить и оправдать их поступки, включая те, что не вписываются в нормы морали (адюльтер, внебрачные дети, предательство, измена и т.п.). Здесь главная роль принадлежит «Я-проекции в прошлое» и идеологии «межпоколенческих семейных связей». Еще одна составляющая занятий любительской генеалогией, которая определяет содержание нарративов и интерпретаций семейной биографии, – это целенаправленная информационная селекция (фактов, персонажей, событий, документов), которая чаще всего должна создать в глазах посторонних благоприятный образ персонажей семейных преданий, в том числе одиозных. При этом направление дискурса и формирование оценок здесь задаются не только соображениями семейной чести, но и масштабными историческими событиями и явлениями (войны, национальные диаспоры, колониализм, рабство, эмиграция и т.п.). В конечном счете цель обращения к прошлому сводится к тому, чтобы найти нечто (человека, цепь событий, группу людей), что может служить подтверждением чувства собственного Я исследователя-любителя, так что нарратив (творческое переосмысление минувших лет и событий) становится средством установления преемственности нынешнего Я с семейной традицией и инструментом подтверждения его целостности и значения в настоящем.
Сойлен К. С. (2024). Возможности и ограничения искусственного интеллекта в социальном анализе и прогнозировании будущего. Форсайт, 18(2), 6-20.
В задачи настоящей статьи входит анализ современного состояния исследований и разработок (ИиР) в области ИИ, выявление пробелов и оценка эффективности данной технологии как альтернативы работникам умственного труда — информационным аналитикам и специалистам по обработке данных.
В статье реализован описательный подход, на базе которого представлен обзор развития ИИ за последний год. Проанализированы 20 исследований 2023 г. (т. е. после запуска ChatGPT), посвященных промпт-инжинирингу, которые были случайно выбраны при помощи Google Scholar из более чем 40 работ по различным дисциплинам и направлениям. Информация о барьерах и вызовах, с которыми сталкиваются специалисты в данной области, была получена с помощью плагина AskYourPDF. Собранные данные были первоначально проанализированы ChatGPT в лабораторных условиях и затем сопоставлены с результатами тестирования ИИ на способность анализировать информацию и прогнозировать развитие события.Наряду с ChatGPT, в исследовании были задействованы и другие платформы и сервисы ИИ, в частности Microsoft Bing, Google Bard (с февраля 2024 г. — Gemini) и различные плагины. Тем самым статья фактически подготовлена в соавторстве с ИИ, что становится рутинной академической практикой, но поднимает эти-ческую проблему авторства и порождает риск нена-дежности данных. Для решения этой проблемы весь созданный ИИ контент был проверен и отредактирован, а сгенерированные ИИ тексты снабжены соответствую-щими ссылками.
Мы применяем термин «бизнес-разведка» (business intelligence, БР) к практике использования программно-го обеспечения (ПО) для сбора сведений в целях кон-курентной и рыночной борьбы (competitive and market intelligence). В последние годы термин «разведка» чаще заменяют на «уточнение сути» (insights) и «данные о намерениях» (intent data), что не меняет сути: речь идет о поиске информации, важной для принятия решений.Как ИИ влияет на характер БР? Новые подходы к анализу данных, возникшие благодаря появлению ИИ, впервые описаны в работе (Kumar, 2017). При принятии решений на основе такого анализа важно пони-мать фундаментальные различия между бизнес-развед-кой и ИИ: в ходе БР большие массивы разнообразных данных преобразуются в последовательный нарратив и четко визуализируются, но практических идей или конкретных управленческих решений при этом обычно не предлагается. Цель БР состоит в повышении эффективности сбора, анализа и представления данных. Специализирующиеся на подобной деятельности организации в настоящее время активно внедряют ИИ в свое ПО.
Хотя, согласно одному из пунктов пользовательского соглашения ChatGPT, указанные прогнозы носят гипотетический характер и основаны на текущих тенденциях и событиях, их качество соответствует или даже превосходит точность прогнозов большинства специалистов (информационных аналитиков, футурологов или исследователей) на базе тех же данных. Прогнозы ChatGPT чувствительны ко времени и формулировке запроса при неизменном качестве анализа. К тому же при спецификации запроса ИИ дает подробные разъяснения, качество которых еще выше и превосходит уровень начинающих аналитиков с университетским дипломом. Тест был выполнен для всех 10 прогнозов и затем расширен до 20, что не сказалось на качестве от-ветов. К сожалению, выяснить их источники текущая версия ChatGPT (4.0) не позволяет, в отличие от альтернативных ИИ-сервисов.
В задачи настоящей статьи входит анализ современного состояния исследований и разработок (ИиР) в области ИИ, выявление пробелов и оценка эффективности данной технологии как альтернативы работникам умственного труда — информационным аналитикам и специалистам по обработке данных.
В статье реализован описательный подход, на базе которого представлен обзор развития ИИ за последний год. Проанализированы 20 исследований 2023 г. (т. е. после запуска ChatGPT), посвященных промпт-инжинирингу, которые были случайно выбраны при помощи Google Scholar из более чем 40 работ по различным дисциплинам и направлениям. Информация о барьерах и вызовах, с которыми сталкиваются специалисты в данной области, была получена с помощью плагина AskYourPDF. Собранные данные были первоначально проанализированы ChatGPT в лабораторных условиях и затем сопоставлены с результатами тестирования ИИ на способность анализировать информацию и прогнозировать развитие события.Наряду с ChatGPT, в исследовании были задействованы и другие платформы и сервисы ИИ, в частности Microsoft Bing, Google Bard (с февраля 2024 г. — Gemini) и различные плагины. Тем самым статья фактически подготовлена в соавторстве с ИИ, что становится рутинной академической практикой, но поднимает эти-ческую проблему авторства и порождает риск нена-дежности данных. Для решения этой проблемы весь созданный ИИ контент был проверен и отредактирован, а сгенерированные ИИ тексты снабжены соответствую-щими ссылками.
Мы применяем термин «бизнес-разведка» (business intelligence, БР) к практике использования программно-го обеспечения (ПО) для сбора сведений в целях кон-курентной и рыночной борьбы (competitive and market intelligence). В последние годы термин «разведка» чаще заменяют на «уточнение сути» (insights) и «данные о намерениях» (intent data), что не меняет сути: речь идет о поиске информации, важной для принятия решений.Как ИИ влияет на характер БР? Новые подходы к анализу данных, возникшие благодаря появлению ИИ, впервые описаны в работе (Kumar, 2017). При принятии решений на основе такого анализа важно пони-мать фундаментальные различия между бизнес-развед-кой и ИИ: в ходе БР большие массивы разнообразных данных преобразуются в последовательный нарратив и четко визуализируются, но практических идей или конкретных управленческих решений при этом обычно не предлагается. Цель БР состоит в повышении эффективности сбора, анализа и представления данных. Специализирующиеся на подобной деятельности организации в настоящее время активно внедряют ИИ в свое ПО.
Хотя, согласно одному из пунктов пользовательского соглашения ChatGPT, указанные прогнозы носят гипотетический характер и основаны на текущих тенденциях и событиях, их качество соответствует или даже превосходит точность прогнозов большинства специалистов (информационных аналитиков, футурологов или исследователей) на базе тех же данных. Прогнозы ChatGPT чувствительны ко времени и формулировке запроса при неизменном качестве анализа. К тому же при спецификации запроса ИИ дает подробные разъяснения, качество которых еще выше и превосходит уровень начинающих аналитиков с университетским дипломом. Тест был выполнен для всех 10 прогнозов и затем расширен до 20, что не сказалось на качестве от-ветов. К сожалению, выяснить их источники текущая версия ChatGPT (4.0) не позволяет, в отличие от альтернативных ИИ-сервисов.
без четкого указания источников, происхождение ин-формации остается неясным, а ответы меняются, если не удовлетворяют спрашивающего (промпт-инженера). Такой паттерн, характерный для любого ИИ, разрабо-танного в коммерческих целях, походит на поведение гадалки, заинтересованной в том, чтобы клиент воз-вращался снова и снова. Для жестко контролируемого ИИ, созданного в закрытой политической системе (на-пример, в условиях диктатуры), «загадка хрустального шара» принимает иные формы. Авторы работы (Kumar et al., 2017) назвали эту ситуацию проблемой черного ящика, который, хотя и дает ответы с помощью новых наводящих вопросов, не обеспечивает никакого досту-па к механизму их генерации. Предполагается, что в новых версиях ИИ пользователи смогут узнать, откуда была получена и как сгенерирована предоставленная информация.Особенность ИИ позволяет обращать его собственные недостатки против него самого. Так, ChatGPT при Bing может эксплицировать использованные им источники, но чаще всего ими оказываются гороскопы и другие подобные веб-ресурсы, т. е. полученные прогнозы не только ненадежны, но прямо ложны и радикально расходятся в предсказаниях.Для сравнения был протестирован третий чат с ИИ — ChatSonic, чьи прогнозы хотя и менее убедитель-ны и содержательны в сравнении с ChatGPT, но имеют преимущество в виде более качественных ссылок, на-пример данных Pew Research. В ответ на запрос дополнительных сведений о трех использованных источниках ИИ дал расплывчатый ответ: «Это всем известно». Даже после требования предоставить более подробную информацию с упоминанием трех уже приведенных источников система просто пояснила, что значительная часть содержащихся в них сведений является общеизвестной.Другая проблема со всеми протестированными сервисами ИИ — склонность дезавуировать ранее представленные утверждения лишь для того, чтобы позднее их повторить. Хотя в будущих версиях подобный дефект, вероятно, будет устранен, обоснованность такого циклического подхода к общению с пользователем вы-зывает сомнения. Мы называем эту проблему «загадкой хрустального шара» — ситуацией, когда ответы даются знаёт свое сходство с хрустальным шаром, но справедливо отмечает и различия: «У хрустального шара нет доступа к источникам данных и возможностей обра-батывать их, и он не делает прогнозов на этой основе». Кроме того, делает выводы из каждого разговора ИИ и совершенствуется в последующих версиях.ИИ способен делать вероятностные прогнозы. Например, ответы на вопрос о том, какая страна бу-дет крупнейшей экономической сверхдержавой в 2026 и 2035 гг., с целью проверить различия в оценках на разных временных горизонтах совпадают с теми, ко-торые дал бы грамотный аналитик. Сценарии на 2035 г. демонстрируют реалистичные отличия от прогнозов на 2026 г. и носят столь же квалифицированный ха-рактер. Весьма квалифицированными оказались и от-веты на конкретные вопросы о соперничестве США и ЕС (. ChatGPT объясняет, как именно он делает расчеты: отводит 5–10% на корректировку в сторону увеличения или уменьшения по сравнению с базовыми показателями в зависимости от значимости каждого фактора или переменной. Такая методология соответствует применяемой профессионалами, напри-мер в работе (Tetlock, Gardner, 2016). Кроме того, ИИ способен оценивать потенциал своего развития и возможностей.По-видимому, ИИ может анализировать социальное развитие не хуже или даже лучше, чем многие информационные аналитики или исследователи рынков. При этом он способен оценивать собственные недостатки, к чему люди менее склонны. ИИ может описывать также свои мыслительные процессы и постоянно совершен-ствовать их. Другим существенным его преимуществом выступает способность предлагать разным заинтересованным сторонам различные решения конкретной проблемы, сравнивать принятые меры с решениями конкурентов, политиков, активистов и т. д. . Это облегчает, например, проведение военных игр, в которых компьютер прогнозирует действия противника в ответ на решения игрока.
В наступающем «дивном новом мире» кардинально изменится роль принимающих решения лиц. Генеральные директора и другие высшие руководители лишатся ореола носителей непостижимой мудрости, не обязанных мотивировать свои поступки и на этом основании провозглашающих себя бизнес-гуру. Они будут выбирать варианты из заранее подготовленно-го меню верифицируемой информации, а их решения можно будет оценивать. Кроме того, система будет рас-считывать вероятность последствий выбора тех или иных альтернатив. Все это отразится на оплате труда топ-менеджеров, которая может приблизиться к зар-платам других сотрудников, занимающих ответствен-ные должности.Сбор информации всегда был направлен на принятие более эффективных решений. Системы ИИ обеспечат полную интеграцию этих функций. Менеджмент с опорой на ИИ состоит в том, что сотрудники выбирают решение из меню вариантов, знают источники информации, легшей в его основу, и понимают, как она была проанализирована. Такая практика уже стала реальной. Вместе с тем, в версии GPT-4 вызывают беспокойство «галлюцинации» и другие виды ошибок, которые ИИ выдает в ответ на запросы. Вся полученная информация требует проверки, как исходя из человеческого здравого смысла, так и на базе перекрестных алгоритмов. Для этого организациям требуются профильные специалисты: менеджеры или сотрудники по контролю качества информации (ККИ).
Рингланд Д. (2013). Будущее как неизведанное пространство: интеграция Форсайта в принятие стратегических решений. Форсайт, 7(4), 60-69.
В основу статьи положены материалы дискуссий в рамках конференции Всемирной федерации исследований будущего (World Futures Studies Federation), состоявшейся в Бухаресте (Румыния) в июне 2013 г. Ее участники задались вопросом: почему стратегические решения в организациях принимаются преимущественно с опорой на имеющийся опыт, но в меньшей степени — на предвидение?
В трактовке Берлина, «ежи» связывают происходящее с единой сюжетной линией, объясняя его на-бором определенных факторов. «Лисы», напротив, подвергают сомнению догмы и абсолютные истины, преследуют множество целей, зачастую не связан-ных между собой и даже противоречивых. Их «по-сещает» множество разных озарений, через которые они «пропускают» идеи, извлекая из этого пользу. Недавние психологические тесты подтвердили обоснованность данной классификации. Наиболее комфортная среда для «ежей» — решение узкого круга задач при помощи стандартных инструментов и упорной работы, что позволяет им конкурировать с коллегами по цеху.
Лисы», в свою очередь, великолепно проявляют себя в исследовании новых областей. Не привязан-ные к «заданному» контексту, они готовы оспорить любой «общепринятый» подход и свободно выражают свое мнение, сопоставляя альтернативы. Будучи нацеленными, прежде всего, на самореализацию, они не стремятся конкурировать с коллега-ми и видят решение проблем даже во враждебной среде; готовы пересмотреть свои убеждения, если непредвиденные события ставят их под сомнение. Из-за сложности управления подобным типом лю-дей многие организации предпочитают не держать их в своем штате, поэтому «лисы» чаще выступают независимыми консультантами. Многих футуро-логов можно также отнести к такому типажу. Они комфортно чувствуют себя в сложных системах, предоставляющих почву для поиска новых идей, и не переносят организационную культуру, близкую для «ежей». Возникает вопрос: как в таком случае организации могут использовать потенциал штат-ных или внештатных исследователей будущего?
Ответить на поставленный вопрос поможет модель деятельности организации, условно называемая «двойным конусом». Верхний конус ориентирован преимущественно на повышение эффективности су-ществующего портфеля продукции и услуг, в котором задействовано большинство работников организации. Это зона определенности, где присутствует четкое понимание, что делать и как делать. Нижний конус адаптирует организацию к будущему по мере его на-ступления. В этом месте происходит «встреча» с не-однозначностью и неопределенностью, улавливаются слабые сигналы, разрабатывается стратегия реагиро-вания на них.
В плане распределения организационных ресурсов между «нижним» и «верхним» конусами выделяют-ся два архетипа:«99%» — крупные организации с большой численностью сотрудников, работающих в спе-циализированных и «тиражируемых» подразделениях, практически не связанных между собой. Нижнему конусу здесь отводится не более 1% финансовых и трудовых ресурсов. Пример — фирмы в сфере розничной торговли.
«95%» — организации со сложной бизнес-моделью, где подразделения часто взаимозависимы, что вынуждает их взаимодействовать друг с другом и с «центром» и активизировать деятельность в нижнем конусе. К этой категории принадлежат многие транснациональные компании и государственные ведомства.
В основу статьи положены материалы дискуссий в рамках конференции Всемирной федерации исследований будущего (World Futures Studies Federation), состоявшейся в Бухаресте (Румыния) в июне 2013 г. Ее участники задались вопросом: почему стратегические решения в организациях принимаются преимущественно с опорой на имеющийся опыт, но в меньшей степени — на предвидение?
В трактовке Берлина, «ежи» связывают происходящее с единой сюжетной линией, объясняя его на-бором определенных факторов. «Лисы», напротив, подвергают сомнению догмы и абсолютные истины, преследуют множество целей, зачастую не связан-ных между собой и даже противоречивых. Их «по-сещает» множество разных озарений, через которые они «пропускают» идеи, извлекая из этого пользу. Недавние психологические тесты подтвердили обоснованность данной классификации. Наиболее комфортная среда для «ежей» — решение узкого круга задач при помощи стандартных инструментов и упорной работы, что позволяет им конкурировать с коллегами по цеху.
Лисы», в свою очередь, великолепно проявляют себя в исследовании новых областей. Не привязан-ные к «заданному» контексту, они готовы оспорить любой «общепринятый» подход и свободно выражают свое мнение, сопоставляя альтернативы. Будучи нацеленными, прежде всего, на самореализацию, они не стремятся конкурировать с коллега-ми и видят решение проблем даже во враждебной среде; готовы пересмотреть свои убеждения, если непредвиденные события ставят их под сомнение. Из-за сложности управления подобным типом лю-дей многие организации предпочитают не держать их в своем штате, поэтому «лисы» чаще выступают независимыми консультантами. Многих футуро-логов можно также отнести к такому типажу. Они комфортно чувствуют себя в сложных системах, предоставляющих почву для поиска новых идей, и не переносят организационную культуру, близкую для «ежей». Возникает вопрос: как в таком случае организации могут использовать потенциал штат-ных или внештатных исследователей будущего?
Ответить на поставленный вопрос поможет модель деятельности организации, условно называемая «двойным конусом». Верхний конус ориентирован преимущественно на повышение эффективности су-ществующего портфеля продукции и услуг, в котором задействовано большинство работников организации. Это зона определенности, где присутствует четкое понимание, что делать и как делать. Нижний конус адаптирует организацию к будущему по мере его на-ступления. В этом месте происходит «встреча» с не-однозначностью и неопределенностью, улавливаются слабые сигналы, разрабатывается стратегия реагиро-вания на них.
В плане распределения организационных ресурсов между «нижним» и «верхним» конусами выделяют-ся два архетипа:«99%» — крупные организации с большой численностью сотрудников, работающих в спе-циализированных и «тиражируемых» подразделениях, практически не связанных между собой. Нижнему конусу здесь отводится не более 1% финансовых и трудовых ресурсов. Пример — фирмы в сфере розничной торговли.
«95%» — организации со сложной бизнес-моделью, где подразделения часто взаимозависимы, что вынуждает их взаимодействовать друг с другом и с «центром» и активизировать деятельность в нижнем конусе. К этой категории принадлежат многие транснациональные компании и государственные ведомства.
Независимо от доли ресурсов, сосредоточен-ных в нижнем конусе, организации так или иначе должны учитывать перемены, обеспечивая связь Форсайт-исследований с выработкой стратегических решений. Иными словами, чтобы осознать бизнес-среду и соответствующим образом распределить ресурсы, следует вовлекать в процесс разработки стратегии сотрудников как из верхнего, «эффектив-ного» (efficient), так и с нижнего, «результативного» (effective) конусов. Последний отвечает за процесс обновления и охватывает следую-щие элементы:Явные и неявные ценности. • Описываются итранслируются соответствующими сюжетны-ми линиями.Видение. Интерпретирует текущий и будущий контекст. Право выбора. • Способствует генерации идей и их оценке .Двигатели. • Люди, инфраструктура и процес-сы, обеспечивающие надежные связи между Форсайт-исследованиями и разработкой стратегий.Сценарии• . Объединяют ценности, озарения и выбор для создания ментальных моделей, которыми руководствуются менеджеры.Формы их проявления и частота циклов для разных организаций неодинаковы: одни строго придерживаются ценностей и нарративов, для других это не существенно, кто-то пересматривает страте-гию ежегодно, а кто-то — раз в три года или даже реже.
Этапы осмысления. В процессе осмысления, направленного на формирование видения будущего, идентификацию стратегических альтернатив и возможных действий, решаются задачи, связанные с различными аспектами деятельности DG RTD:изучаются разные точки зрения;• анализируются тенденции и драйверы;• создаются альтернативные сценарии;• формулируются варианты стратегии;• выбираются приоритеты.• Предполагается, что процесс осмысления в деятельности может иметь разный охват на тех или иных этапах — подготовке, принятии решений и их реализации: расширенный — на стадии обсуждения новой рамочной программы и более конкретизированный — если Форсайт-исследование нацелено на ее определенные направления
Сценарии по конкретной теме и временной шкале часто создаются на двух- или трехдневном семинаре с участием преимущественно стейкхолдеров. Позднее их следует проработать более детально и обозначить альтернативы. Сценарное планирование — процедура отработанная и может передаваться на аутсорсинг. Однако при этом специалистам «хаба» следует выполнять ключевые условия (эле-менты лучшей практики):участие заказчика (его предварительная иден-• тификация);разнообразие экспертов (учитывая, что изменения подвержены внешнему влиянию, сторонним наблюдателям предстоит оспорить выдвигаемые предположения);приемлемость формулировок сценариев для • участников дискуссии.Сценарии подлежат тестированию общественно-стью — например, школьниками, землевладельца-ми, бизнесменами, пенсионерами и т. д. С помощью образов и методов, имеющих интеллектуальную и эмоциональную окраску, разработчики проверяют содержание сценариев на предмет объективности. Последние рассматриваются как действенный ме-ханизм для увязки с оценкой эффектов, например, если разрабатываются по конкретным темам, таким как открытые инновации.
Этапы осмысления. В процессе осмысления, направленного на формирование видения будущего, идентификацию стратегических альтернатив и возможных действий, решаются задачи, связанные с различными аспектами деятельности DG RTD:изучаются разные точки зрения;• анализируются тенденции и драйверы;• создаются альтернативные сценарии;• формулируются варианты стратегии;• выбираются приоритеты.• Предполагается, что процесс осмысления в деятельности может иметь разный охват на тех или иных этапах — подготовке, принятии решений и их реализации: расширенный — на стадии обсуждения новой рамочной программы и более конкретизированный — если Форсайт-исследование нацелено на ее определенные направления
Сценарии по конкретной теме и временной шкале часто создаются на двух- или трехдневном семинаре с участием преимущественно стейкхолдеров. Позднее их следует проработать более детально и обозначить альтернативы. Сценарное планирование — процедура отработанная и может передаваться на аутсорсинг. Однако при этом специалистам «хаба» следует выполнять ключевые условия (эле-менты лучшей практики):участие заказчика (его предварительная иден-• тификация);разнообразие экспертов (учитывая, что изменения подвержены внешнему влиянию, сторонним наблюдателям предстоит оспорить выдвигаемые предположения);приемлемость формулировок сценариев для • участников дискуссии.Сценарии подлежат тестированию общественно-стью — например, школьниками, землевладельца-ми, бизнесменами, пенсионерами и т. д. С помощью образов и методов, имеющих интеллектуальную и эмоциональную окраску, разработчики проверяют содержание сценариев на предмет объективности. Последние рассматриваются как действенный ме-ханизм для увязки с оценкой эффектов, например, если разрабатываются по конкретным темам, таким как открытые инновации.
Ghigiu A. M. Predictors of pro-and anti-Russian attitudes displayed by Romanians at the beginning of the Russian military aggression against Ukraine //Romanian Journal of European Affairs. – 2023. – Т. 23. – №. 2. – С. 49-63.
В данной статье предпринимается попытка понять, какие факторы повлияли на отношение граждан Румынии к России сразу после начала войны. В ходе общенационального опроса (N=1006), проведенного в апреле-мае 2022 года, выяснялось, в какой степени про- и антироссийские настроения могли быть предсказаны привычками людей потреблять новости в этот период, их озабоченностью войной, политическим цинизмом и идеологией, а также конспирологическим мышлением. Результаты исследования показали, что озабоченность войной влияет на отношение большинства людей к России.
Цель статьи - выйти за рамки «традиционной» геополитической точки зрения, согласно которой Российская Федерация борется против ЕС и НАТО. Большинство населения Румынии в целом не доверяет России, прежде всего в силу исторических причин (Ghincea, 2021). Данное исследование направлено на выявление того, насколько сильно на индивидуальном уровне некоторые переменные (например, модели потребления СМИ, личная озабоченность войной, политические установки и конспирологическое мышление) влияют на формирование отношения румын к России. В более общем плане данная работа призвана предоставить данные о том, в какой степени такие переменные на индивидуальном уровне следует учитывать в дебатах, связанных с обоснованием того, что Россия бросает вызов формирующемуся мировому порядку.
В апреле-мае 2022 года, после начала войны в Украине (февраль 2022 года), был проведен национальный опрос (N=1006) с использованием онлайн-панели, подготовленной компанией Kantar. В исследовании использовались мягкие квоты по полу, возрасту и образованию. Описание выборки показывает средний возраст 39 лет (SD = 13,6), 49,4 % женщин, 7,3 % людей с низким уровнем образования, 30,8 % людей со средним уровнем образования и 61,9 % людей с высоким уровнем образования. Выборка была в определенной степени ориентирована на более образованных людей. В качестве зависимых переменных в данном исследовании выступали установки «за» и «против» России. Они оценивались с помощью четырех пунктов, измеряемых по 7-балльной шкале Лайкерта («1» - полностью не согласен; «7» - полностью согласен): два пункта измеряли пророссийские установки («Военная операция России в Украине является законной» и «Россия не должна подвергаться санкциям за военную операцию против Украины»; rSB=. 734, M=2.50, SD=1.84); два пункта измеряли антироссийские установки («Россия применяет непропорциональное насилие против Украины» и «Мировое сообщество должно сделать больше, чтобы помочь Украине защитить себя»; rSB=559, M=5.48, SD=1.51). Потребление новостей из основных СМИ и социальных медиа измерялось по 7-балльной порядковой шкале от «1» (никогда) до «7» (очень часто). Таким образом, мы оценивали, как часто люди получают информацию о политике из четырех источников основных СМИ (телевидение; радио; газеты и журналы, включая новостные сайты и новостные агрегаторы) (α=.731, M=4.88, SD=1.33) и четырех источников социальных СМИ (Facebook, Instagram, YouTube и TikTok) (α=.827, M=4.02, SD=1.72). Думскроллинг измерялся с целью оценки психологической реакции людей на войну в Украине. Этот феномен отражает навязчивую потребность людей проверять последние новости о войне. Он отражает их стремление постоянно искать и просматривать негативные новости в социальных сетях. Этот вид зависимости от негативных новостей о войне измерялся с помощью трех пунктов (α=.812, M=3.17, SD=1.66). Озабоченность войной измерялась по 7-балльной шкале Лайкерта от «1» (полностью не согласен) до «7» (полностью согласен). Четыре пункта, которые мы использовали, определяли, в какой степени респонденты считают войну «важной глобальной проблемой», «важной проблемой для Румынии», «важной проблемой для них лично» и «в какой степени война вызывает у них чувство тревоги». (α=.842, M=5.52, SD=1.34). Политический цинизм измерялся по шкале, адаптированной из Pattyn et al. (2012).
В данной статье предпринимается попытка понять, какие факторы повлияли на отношение граждан Румынии к России сразу после начала войны. В ходе общенационального опроса (N=1006), проведенного в апреле-мае 2022 года, выяснялось, в какой степени про- и антироссийские настроения могли быть предсказаны привычками людей потреблять новости в этот период, их озабоченностью войной, политическим цинизмом и идеологией, а также конспирологическим мышлением. Результаты исследования показали, что озабоченность войной влияет на отношение большинства людей к России.
Цель статьи - выйти за рамки «традиционной» геополитической точки зрения, согласно которой Российская Федерация борется против ЕС и НАТО. Большинство населения Румынии в целом не доверяет России, прежде всего в силу исторических причин (Ghincea, 2021). Данное исследование направлено на выявление того, насколько сильно на индивидуальном уровне некоторые переменные (например, модели потребления СМИ, личная озабоченность войной, политические установки и конспирологическое мышление) влияют на формирование отношения румын к России. В более общем плане данная работа призвана предоставить данные о том, в какой степени такие переменные на индивидуальном уровне следует учитывать в дебатах, связанных с обоснованием того, что Россия бросает вызов формирующемуся мировому порядку.
В апреле-мае 2022 года, после начала войны в Украине (февраль 2022 года), был проведен национальный опрос (N=1006) с использованием онлайн-панели, подготовленной компанией Kantar. В исследовании использовались мягкие квоты по полу, возрасту и образованию. Описание выборки показывает средний возраст 39 лет (SD = 13,6), 49,4 % женщин, 7,3 % людей с низким уровнем образования, 30,8 % людей со средним уровнем образования и 61,9 % людей с высоким уровнем образования. Выборка была в определенной степени ориентирована на более образованных людей. В качестве зависимых переменных в данном исследовании выступали установки «за» и «против» России. Они оценивались с помощью четырех пунктов, измеряемых по 7-балльной шкале Лайкерта («1» - полностью не согласен; «7» - полностью согласен): два пункта измеряли пророссийские установки («Военная операция России в Украине является законной» и «Россия не должна подвергаться санкциям за военную операцию против Украины»; rSB=. 734, M=2.50, SD=1.84); два пункта измеряли антироссийские установки («Россия применяет непропорциональное насилие против Украины» и «Мировое сообщество должно сделать больше, чтобы помочь Украине защитить себя»; rSB=559, M=5.48, SD=1.51). Потребление новостей из основных СМИ и социальных медиа измерялось по 7-балльной порядковой шкале от «1» (никогда) до «7» (очень часто). Таким образом, мы оценивали, как часто люди получают информацию о политике из четырех источников основных СМИ (телевидение; радио; газеты и журналы, включая новостные сайты и новостные агрегаторы) (α=.731, M=4.88, SD=1.33) и четырех источников социальных СМИ (Facebook, Instagram, YouTube и TikTok) (α=.827, M=4.02, SD=1.72). Думскроллинг измерялся с целью оценки психологической реакции людей на войну в Украине. Этот феномен отражает навязчивую потребность людей проверять последние новости о войне. Он отражает их стремление постоянно искать и просматривать негативные новости в социальных сетях. Этот вид зависимости от негативных новостей о войне измерялся с помощью трех пунктов (α=.812, M=3.17, SD=1.66). Озабоченность войной измерялась по 7-балльной шкале Лайкерта от «1» (полностью не согласен) до «7» (полностью согласен). Четыре пункта, которые мы использовали, определяли, в какой степени респонденты считают войну «важной глобальной проблемой», «важной проблемой для Румынии», «важной проблемой для них лично» и «в какой степени война вызывает у них чувство тревоги». (α=.842, M=5.52, SD=1.34). Политический цинизм измерялся по шкале, адаптированной из Pattyn et al. (2012).
Авторы использовали 7-балльную шкалу Лайкерта от «1» (полное несогласие) до «7» (полное согласие), которую применили к 8 пунктам. Примеры использованных пунктов: «Политики очень часто манипулируют людьми» или „Политики заинтересованы только в получении и сохранении власти“. (α=.853, M=5.58, SD=1.10). Политическая ориентация оценивалась с помощью одного пункта, в котором участникам предлагалось расположить себя на шкале от 0 (левая) до 10 (правая) политического спектра (M=6,22, SD=2,60). Конспирологическое мышление отражает убежденность людей в том, что за определенными событиями стоят скрытые интересы элиты, которая влияет на то, как управляются некоторые страны. Оно измерялось с помощью четырех пунктов по шкале от «1» (не согласен) до «7» (полностью согласен). Примеры используемых пунктов: «Большая часть нашей жизни контролируется заговорами, вынашиваемыми в тайных местах» и „Несмотря на то, что мы живем в демократическом государстве, управлять всем всегда будут несколько человек“. (α=.836, M=4.98, SD=1.41). В качестве контрольных переменных в моделях использовались возраст, образование (наивысший уровень законченного образования по 11-балльной порядковой шкале) и пол.
Результаты показывают, что в начале войны модели медиапотребления имели ограниченное влияние, прослеживаемое только на позитивное отношение к России: чем выше потребление новостей из социальных медиа, тем сильнее пророссийские настроения. То же самое справедливо и для основных СМИ, но корреляция очень слабая и значима только на уровне p<.05. Это заставляет задуматься о количестве российской пропаганды, которая распространялась, особенно в социальных сетях, в начале войны в Украине. Doomscrolling - один из самых сильных предикторов во всех моделях. Он в значительной степени отрицательно коррелирует с пророссийскими установками и положительно - с антироссийскими. Другим мощным предиктором пророссийских установок является озабоченность людей войной: чем больше люди считают войну очень важной проблемой на глобальном, национальном и личном уровнях, тем более выражены их пророссийские установки. Политический цинизм положительно коррелирует с антироссийскими установками, а политическая ориентация значимо коррелирует с пророссийскими установками, в том смысле, что люди, находящиеся на правом фланге политического спектра, более склонны демонстрировать пророссийские установки, чем люди, находящиеся на левом фланге спектра. Конспирологическое мышление положительно коррелирует с пророссийскими установками и отрицательно - с антироссийскими.
Результаты показывают, что в начале войны модели медиапотребления имели ограниченное влияние, прослеживаемое только на позитивное отношение к России: чем выше потребление новостей из социальных медиа, тем сильнее пророссийские настроения. То же самое справедливо и для основных СМИ, но корреляция очень слабая и значима только на уровне p<.05. Это заставляет задуматься о количестве российской пропаганды, которая распространялась, особенно в социальных сетях, в начале войны в Украине. Doomscrolling - один из самых сильных предикторов во всех моделях. Он в значительной степени отрицательно коррелирует с пророссийскими установками и положительно - с антироссийскими. Другим мощным предиктором пророссийских установок является озабоченность людей войной: чем больше люди считают войну очень важной проблемой на глобальном, национальном и личном уровнях, тем более выражены их пророссийские установки. Политический цинизм положительно коррелирует с антироссийскими установками, а политическая ориентация значимо коррелирует с пророссийскими установками, в том смысле, что люди, находящиеся на правом фланге политического спектра, более склонны демонстрировать пророссийские установки, чем люди, находящиеся на левом фланге спектра. Конспирологическое мышление положительно коррелирует с пророссийскими установками и отрицательно - с антироссийскими.
Основные результаты показывают, что чем больше люди потребляют новостей из социальных сетей, тем более заметны их пророссийские настроения. Та же тенденция прослеживается и в отношении основных СМИ, хотя корреляция слабее. Тот факт, что потребление новостей в социальных сетях связано с более сильными пророссийскими настроениями, можно объяснить широким распространением пророссийских нарративов в социальных сетях как части российской пропаганды. Это согласуется с данными других исследователей. Думскроллинг - очень мощный предиктор отношения людей к России. Чем навязчивее потребность проверять негативную информацию о войне на Украине, тем сильнее выражены антироссийские настроения людей. Одно из объяснений может заключаться в том, что чем чаще люди проверяют негативные новости о войне, тем больше они обеспокоены потенциальным негативным влиянием России в мире. Кроме того, результаты исследования показывают, что люди, испытывающие большую озабоченность по поводу войны (то есть те, кто считает, что война оказывает существенное влияние на личном, национальном или глобальном уровне), также более склонны демонстрировать пророссийские установки. Такая корреляция может быть объяснена тем, что те, кто больше обеспокоен войной, также более склонны воспринимать Россию углубленно и, следовательно, считать ее важной международной силой, способной полностью изменить существующий мировой порядок. Одновременно эти же люди могут быть более легко подвержены нарративам, которые представляют Россию как силу, с которой следует избегать конфронтации. Что касается установок, связанных с политикой, то люди с более циничным взглядом на политику также более склонны демонстрировать антироссийские установки, что подтверждает идею о том, что более высокий уровень политического цинизма связан с установками, осуждающими Россию за войну, обвиняющими ее и ее лидера в нарушении мирового порядка. Более того, те, кто принадлежит к ультраправой части политического спектра, более склонны демонстрировать пророссийские установки. Одно из возможных объяснений здесь связано с общей идеей о том, что те, кто политически ориентирован на крайне правые партии, также более склонны поддерживать Россию, распространять пророссийские послания как часть российской пропаганды и позитивно относиться к России. Наконец, еще одним важным предиктором отношения к России является конспирологический менталитет. На этом уровне результаты показывают, что люди, придерживающиеся конспирологического мышления, более склонны к формированию пророссийских установок. Это может быть связано с тем, что в целом люди с конспирологическим мышлением являются легкой мишенью для российской пропаганды и манипуляций и, более того, они чаще подвергаются воздействию пророссийских сообщений. Следовательно, их отношение к России также подвергается влиянию, и они более склонны демонстрировать пророссийские взгляды. В данной статье приводятся первые доказательства того, что по крайней мере некоторые переменные индивидуального уровня (такие как модели потребления новостных СМИ, обреченность, озабоченность войной, политические установки и конспирологическое мышление) могут быть приняты во внимание при оценке отношения людей к войне в целом и к России в частности. Они в большей или меньшей степени влияют на мнение людей об ответственности России и ее лидера за вызов формирующемуся мировому порядку, как предполагается и в других анализах. Хотя эти выводы не позволяют установить причинно-следственную связь, что является ограничением данного исследования, они могут быть использованы в качестве предпосылки для объяснения динамики отношения к российско-украинскому конфликту в Румынии, демократической стране, имеющей самую большую границу с Украиной. Такие данные важны по нескольким причинам. Во-первых, это самая ранняя и пока единственная попытка такого рода, проведенная в Румынии.
Во-вторых, результаты данного исследования сосредоточены на некоторых важных переменных индивидуального уровня, которые игнорируются в других исследованиях, хотя они потенциально могут объяснить вариации общественного мнения в отношении России. Общественное мнение в Румынии часто сильно поляризовано между сторонниками и противниками российской политики и ее лидера. В-третьих, такие данные могут дать более глубокий и документированный обзор нескольких тенденций в формировании общественного мнения и отношения к России, которые зависят от ряда переменных индивидуального уровня, связанных, в общем, либо со средствами массовой информации, либо с политическими аспектами (оба эти фактора имеют решающее значение для функциональных демократических обществ).