Илья Кабаков. «Ответы экспериментальной группы», 1968 год.

Тимур Новиков. «Ленинград», 1989 год.

Дмитрий Пригов:

Для меня «Пушкин» — такое же пустое слово, как и «КГБ». Если не на пространстве стиха. Потому что Пушкин — он же почти языческий бог сейчас. Гораздо жизненнее не исследовать, где он проспал последнюю ночь, а просить у него разрешения от бесплодия. Ведь этот общегосударственный экстатический статус… Вы сейчас сказали: «Пушкин». Что у вас отзывается? Отзывается нечто. Такое, как ставили богу плодородия. Вот — Пушкин. А что «Чудное мгновенье» или «Полтаву» он написал — это уже вторичное. Вот есть народный язык, где слово живет не содержательно, а мифологично. И поэтому культурный язык с его конкретными дефинициями, он как часть туда потом входит, и может появиться такая мифологема научного языка. Вы говорите: «Умные мысли». Да у меня умных мыслей нет. Я представляю стилистику мыслительного процесса, где она сталкивается с житейской истиной.

Сергей Курёхин:

«Мы от искусства требуем чего-то нового и невероятного. Но требуем от тех форм, которые уже несостоятельны. Потому что одним и тем же заниматься человечеству наскучило. Пересматриваются все основы: театра, музыки. Все исчерпало себя, и я очень рад, что сейчас все рушится. <…> С одной стороны — сожаление, что рушится мир искусства, а с другой стороны — радость от того, что сейчас появится что-то такое невероятное, что просто руки начинают трястись».

А что действительность? Какой-то поединок?
В туманное пятно сходящий ряд картинок?
Там что-то движется (детали неясны),
как по катку скользящие фигурки.
В прожекторах зенитной белизны
зеленым вспыхивают куртки.

Или еще: хмельная пелена
и вечер, до утра катящийся мгновенно.
В холодной комнате гудящая струна
и в легкой кофточке сирена.

Михаил Айзенберг, 1991 год.

Д.А. Пригов. Серия работ «Вот он ясен был…». Газета, смешанная техника. 90-е.

Не Бог, а религия ставит «проблему мира», и потому как раз, что она часть мира и потому автоматически ощущает проблему соотношения своего с «целым». Но в те редкие минуты, когда сквозь религию пробиваешься к Богу, никакой проблемы нет, потому что Бог не есть «часть мира». В эти минуты сам «мир» становится жизнью в Нем, встречей с ним, общением с Ним. Не Богом становится мир, а жизнью с Богом, радостной и полной. Это и есть «спасение мира» Богом. Но совершается оно всякий раз, что мы верим. Поэтому подлинная вера есть всегда преодоление «религии». И Церковь — не религиозное учреждение, а наличие в мире «спасенного мира». Но ей ужасно хочется быть «религией», и вот она запутывается в «проблемах», для веры не существующих и вредных. Почему никто этого не видит и не понимает?

Из дневников протопресвитера Александра Шмемана.

Течет вода, но отраженье
на ней недвижно. Жизнь и есть
воды подспудное движенье
куда-невесть, куда-невесть.
А что же дальше, Бога ради,
скажи? — За треском тростников —
недвижный взор озерной глади,
и в нем движенье облаков.

Александр Величанский

Из актуального: стихограмма Дмитрия Пригова

Измайловский парк. Группа неприсоединившихся. В первом ряду: В.Пивоваров, П.Пепперштейн, Э.Штейнберг, Г.Маневич, Т.Ольшевская, В.Дмитрюк, В.Станицкий, И.Пивоварова, неизвестная, Г.Моляева, Е.Ракитина; во втором ряду: В. и Д. Ракитины, К.Дорон, И.Кабаков, Н.Логинова, Э.Гороховский, А.Аганесян, Ю.Копейко.

После скандальной «Бульдозерной выставки» художникам разрешили выставить свои работы на один день в Измайловском парке. Среди тех, кто выступил в качестве сочувствующих зрителей, были Илья Кабаков, Виктор Пивоваров, Эдуард Гороховский и Эдуард Штейнберг.

Все эти ребята, которые сидят на пригорке и наблюдают свысока, — это так называемая группа неприсоединившихся. Это была их принципиальная позиция: они не захотели участвовать в разрешенной властями выставке в забытом богом месте.

Заходят как-то в бар Курёхин, Гурьянов и братья Сологубы (группа «Странные игры»)…

или как поставить ирокез с помощью пива.

ты мой маленький добрый не плачь
от кого я узнал это право
раздражаться на тех кто не прав
это все соотносится слабо
и с движением жизни вокруг
и с течением осени мокрой
по окну салаватастеклу
в электричке иногородней
в лихорадочной тряске больной
я трясусь в электричке озерной
ты мой маленький добрый родной
нездоровый и звероподобный

А что действительность? Какой-то поединок?
В туманное пятно сходящий ряд картинок?
Там что-то движется (детали неясны),
как по катку скользящие фигурки.
В прожекторах зенитной белизны
зеленым вспыхивают куртки.

Или еще: хмельная пелена
и вечер, до утра катящийся мгновенно.
В холодной комнате гудящая струна
и в легкой кофточке сирена.

Михаил Айзенберг, 1991 год.

Виктор Пивоваров. «Сын Сатурна», 2012 год.