В поле полем я дышу.
Вдруг тоскливо. Речка. Берег.
Не своей тоски ли шум
я услышал в крыльях зверя?
Пролетел... Стою один.
Ничего уже не вижу.
Только небо впереди.
Воздух чёрен и недвижим.
Там, где девочкой нагой
Я стоял в каком-то детстве,
что там, дерево ли, конь
или вовсе неизвестный?

Леонид Аронзон

Онлайн-выставка «Blackout 22: Пятилетнее эхо»

22 художника, 22 графических листа, звуковые треки и ремиксы — коллективный проект, созданный к 5-летию художественного сообщества 22 в Null gallery.

Текстовые архивы, собранные за годы существования, обрели новую форму — выставка превращается в аудио-альбом и визуальный нарратив из блэкаутов, который можно слушать, читать и переживать в любом месте.

Проект предлагает взглянуть на коллективную историю через звук, паузы и «затемнения» — фрагменты памяти, совпадения и голосовые следы, образующие единое тело. Это не классическая онлайн-галерея, а особое погружение в общее пространство, где графика (визуальная поэзия) и звук воспринимаются на равных.

Куратор: Олег Семеновых.
Секретный бонус: аудио-ремиксы.

🎧 Слушайте. 📝 Читайте. 🌀 Исследуйте.
Выставка доступна онлайн — без ограничений по времени и месту.

👉 nullgallery.ru/blackout22
✨ В честь 5-летия сообщества 22

Михаил Рогинский. «Семейное предприятие», 1993 год.

Я просто верный последователь некоторых хорошо известных российских философов. Я четко отделяю жизнь от искусства: я стараюсь любить и то, и другое и не смешивать одно с другим. Это такая сознательная шизофрения: чтобы жизнь жила сама по себе, а искусство само по себе. Когда это путается, я стараюсь разграничить, чтобы это оставалось неслиянным. Я не верю в цельного человека, это все мечта: добиваться, идти в одном направлении. Мне просто очень нравится искусство, нравится на уровне разговора. Это приятно: вот, скажем, русская идея, хорошая классная идея, но ее ведь невозможно воплотить в жизнь, потому что ее нельзя ни в коем случае воплощать в жизнь, потому что это полное фуфло, глупость для офонаревших, блин, дураков. Но сама идея красивая...

Сергей Курёхин

Олег Каравайчук играет гимн России. Красиво.

И вечер сегодня не страшен,
не страшен, не страшен, неслышен
сияющим шелком наглажен,
разнежен, почти напомажен.

И город сегодня спокоен
и жидким стеклом перекрашен.
Откуда сиянье такое?
И медленный шепот покоя
в подтаявшем воздухе нашем
какими ветрами надышан?

Не страшен, не страшен, неслышен.

Михаил Айзенберг, 1990 год

Виктор Пивоваров. «Игра проиграна», 1999 год.

Взбираемся на бархан и идем как заносимая ветром экспедиция. Садимся на холодный песок.
Хаски из-под капюшона:
— Эдуард Вениаминович, как вы себя чувствуете в 77 лет?
— Вы знаете, Дима, когда мне было 37, в Лондоне меня привели к 93-летней Саломее Андронниковой. Я задал ей тот же вопрос, что и вы сейчас мне. Она сказала: «Внутри я та же, что была в тридцать. Но я уже не могу делать тех гадких штучек, которые я выделывала. На мне как бы надет тяжелый скафандр...» Вот и я себя так же чувствую.

Снимающий нас Сашко Мел и рыжий Пегов улыбаются. Чему тут улыбаться? Может, солнцу, которое тщится выпростаться из облаков.

Оглядываюсь. Над нами сзади навис чудовищной величины бархан — песочный наплыв. Под сенью такого бархана вряд ли кто давал интервью в наше время.

Странно, но здесь, в его капюшоне — нос торчит наружу, — Хаски выглядит гостем из будущего: все будут ходить в таком виде после ядерного лета или ядерной зимы... Все огрубляется и опрощается. Раньше были лирические песни, сейчас вот рэперы — как зубная боль человечества.

Эдуард Лимонов. Старик путешествует

Пригов про свою карьеру рок-музыканта

Эрик Булатов. «Вход», 1973 год.