А вот еще красивая симметрия. Слово peddler можно перевести на русский язык как «коробейник», то есть торговец мелким товаром. У этого слова есть еще масса значений, среди которых то, что я бы назвала «энтузиаст». То есть человек, который без особой для себя выгоды рекламирует направо и налево какой-нибудь товар или топит за какие-то взгляды. Если по-английски, то промоутирует, а если по-русски, то можно сказать - «раскручивает». А там уже недалеко и до слова «педалирует». При том, что у слова «peddler» нет общего корня со словом «педаль» (pedal). #укус_лингвиста_проходит_быстро

Ну как и следовало ожидать, Сергея Сакина нашли, к сожалению, мертвым.

Я в очередной раз запропала не потому, что я не читаю, а потому что читаю, в основном, драматургию и учебники (два года назад я пустилась в авантюру «поступи в техникум на художника по костюму в 30 лет и забудь друзей, сон и выходные»). Ну иногда меня тянет поделиться с общественностью «новостями» о том, что Островский, все-таки, глыба, а из Тургенева получился бы блестящий драматург. Но я себя держу в узде.
Но тут на выходных дно было пробито. Читаю учебник по русской драматургии. Глава про начало 19 века. Восстание декабристов, усилившаяся паранойя власти, учреждение протоКГБ в виде Третьего отделения императорской канцелярии, цензура, жопа, интеллигенция в перманентном унынии, всех слегка потряхивает. На Загнивающем Западе волнения и революционные настроения, а Россия противопоставляет этому идею «православие, самодержавие, народность».
И вот на этой почве во второй четверти 19 века вылезают на театральную сцену два драматурга: Кукольник и Полевой. Нынче известные только тем, кто интересуется историей русского драматического театра, эти писатели, так на минуточку, владели русской сценой более 20 лет.
О чем же были их суперпопулярные пьесы, которые с тех пор никто не читал и не ставил? О православии, самодержавии и народности!
«Персонажи Кукольника и Полевого склоняются в молитве, воздевают руки к небу, льют слезы умиления, счастья и идут на подвиги, уверенные в правоте своих убеждений. А русский царь встречает вернувшегося из плена простого купца Иголкина […] и в многотысячной толпе вдруг возьмет да разглядит простую девушку Парашу, которая пришла пешком из Сибири в Москву за его благословением. Монархи как носители национального духа приносят счастье народу, России и отдельному человеку».

При этом: « здесь мало действия, отсутствую истинные конфликты, нет подлинного историзма и психологической глубины».

Автор параграфа, опережая читателя, с порога задается вопросом: «Чем можно объяснить феномен популярности этих драматургов?»
«В них - не подложный пафос, энтузиазм веры, героический патриотизм…Они воплощаю социальный сценарий эпохи, переносят в театральную литературу те реальные настроения, потребности, которые сложились в русском обществе. Драматургия почти дословно воссоздает ситуации, о которых так много говорили и писали в то время: кульминацию воссоединения монарха и подданных, апофеоз государственной мощи и божественного чуда. Сколько было документальных описаний в прессе, в воспоминаниях современников таких сцен, когда народ встречал Николая I на площади в Кремле криками восторга, радости, толпа бросалась целовать сапоги царя, попоны коня и самого коня. Все публичные церемонии выхода самодержца сопровождались рыданиями, слезами умиления, обращенными к нему, как к земному божеству».

Нет, я ничего не хочу сказать. Кроме того, что существование коротко, но бешено популярной "искренней конъюнктуры" наряду с коротко, но бешеной популярной беллетристикой - явления закономерные, а не признак деградации. А вот реально грустно, когда Михалков, например. В смысле, когда классик, убеляясь сединой, начинает выдавать свою искреннюю, но от того не менее хуевую конъюнктуру.

Явление, поразившее мое воображение - альтернативная карта метро для англоговорящих, которым предлагают запомнить такие сложные в произношении названия станций метро Москвы с помощью созвучных английских бессмыслиц типа Kid eye go red, No war slow bored sky are…и так далее. До этого я знала только о той альтернативной карте, где есть мои любимые станции «Площадь Поллюции» и «В Китае голод».


http://altmetromap.com/

Меньше всего я ожидала, что из четырехмесячной эфирной тишины меня вытащит хоррор.
Так же как меньше всего я ожидаю от хорроров стимула к продолжительным размышлениям.
Но случилось. В преддверии Дня всех святых Нетфликс кинул гранату под названием Haunting of Hill House в своих подписчиков. Я думала, что мне больше не светит увидеть что-то настолько же умное (в рамках жанра, разумеется) и страшное, как “Бабадук”, но Майк Флэнаган взял за основу супер-заезженный сеттинг из одноименной книги Ширли Джексон и сотворил чудо, сняв, без преувеличений, лучший сериал уходящего года. Иначе, с чего бы я о нем думала третий день подряд?
Коротко и без свистящих спойлеров завязка первого эпизода: большая семья (мама, папа, пятеро детей) заселяется в старый дом с намерением привести его быстренько в порядок и перепродать подороже, чтобы потом отстроить собственный “forever house” и покончить с переездами. Для этого все есть: золотые руки папы, у которого на 7 бед один ответ “I can fix this”, и архитектурное образование мамы. Но в доме есть красная дверь, ключ от которой никак не могут найти, да и детей постоянно мучают кошмары и галлюцинации. Родители и сами уже не рады и хотят побыстрее убраться оттуда, но дом как будто сопротивляется починке. А вскоре и мама начинает чудить. И вот однажды ночью перепуганный до смерти папа собирает детей в охапку, садится в тачку и уезжает, оставляя маму одну в доме. Потом детям выдается скупая информация про самоубийство мамы, их отдают на воспитание тетке, и они вырастают. В невротичку, наркомана, контролфрика, скептика и циничную лесбиянку. Жизнь раскидывает большинство из них по разным углам, но невротичка одним ночным звонком собирает все семейство вместе. По очень грустному поводу.

Чуть подлиннее и со спойлерами по трактовке.
Сделать из тупого ужастика с привидениями грустнейший и глубокомысленный фильм о прямой связи травмы с правдой, об удушающей родительской гиперопеке и о драме взросления - это, блять, надо очень постараться, сесть и как следует подумать. Что и сделали авторы. Фильм построен таким образом, что восприятие зависит во многом от психотипа зрителя - мистик ты или рационалист. Но прием работает на оба фронта очень успешно. Страшно до усрачки, да, хотя приёмы тут допотопные. Но когда вы в последний раз видели очень печальный жизненный ужастик? Вот это оно.
Как по мне, это фильм о правде. Которую люди просто стараются не замечать. Которую родители так часто скрывают от детей, чтобы не травмировать их. Но именно замалчивание и игнорирование правды порождает постоянно мутирующую семейную мифологию - и, так и оставшись непроработанной (простите за этот гештальт), она продолжает влиять на жизнь уже взрослого человека самым пагубным образом. У Флэнагана Дом - это буквально, правда, в которую не надо возвращаться - по крайней мере, папа не желает этого своим детям. Это как архи-постель “в которой кто-то умер” - по сути просто место действия неприятных событий, которые с кем только не случаются. Но если они не выяснены до конца - тебе не просто туда неприятно ложиться, твое сознание наделяет это место неким ужасом. Ужасом непознанного и недопонятого прошлого, которое, конечно же, повлияет на твое будущее. И на таких дрожжах оно повлияет. А призраки - это, опять же, буквально - признаки. Совсем уж очевидные признаки той самой правды, которая так старательно игнорируется. Тут в пору вспомнить все эти “часто задаваемые вопросы” родственникам убийц и самоубийц: ”Вы что не предвидели, что подобное произойдет? Никаких примет? Совсем?”. И вот эти приметы - и есть визжащие призраки, которых многие просто предпочитают не видеть.
Но самый грустный мотив фильма - это раскол семьи вследствие трагедии. И там он показан самым простым способом - мы видим полную счастливую семью, члены которой поддерживают друг друга во всем. И даже тот факт, что половина мучается кошмарами, не делает общую картину такой безысходной, как вполне нормальная, без примеси мистики, взрослая жизнь, где все эти милые детишки выросли в отчужденных взрослых.
Смотрите, короче, сериал.

Каждый вторник я с радостью вспоминаю, что мыть посуду мне будет помогать новый выпуск подкаста Завозовой и Юзефович «Книжный базар».
Последний выпуск про восприятие широким кругом «читателей» классики - тема для меня крайне болезненная. Причем болячку эту мне регулярно сдирает не полемика вокруг классической литературы, а полемика вокруг экранизаций этой самой классики. Этот народный суд над попранными трудами наших драгоценных классиков в изводе «тупых и жадных» американцев, англичан и отечественных современников. До сих пор мне снятся комментарии доморощенных литературоведов, до глубины своей утонченной патриотичной души уязвленных трактовкой «Анны Карениной» Стоппарда и Райта.
Юзефович в подкасте где-то на 4 минуте упоминает о некоем соц исследовании на знание классики, которому подвергли половозрелых россиян несколько лет назад. Людям задали вопросы про отношение к русской классике, про уровень знания этой классики и про знание иностранной литературы. Суммарный ответ коллективного бессознательного звучал предсказуемо: «Наши иконы самые красивые». Не менее предсказуемым был срыв покровов: в большинстве своем эти болельщики «нашего всего» в глаза не видели половины текстов программного списка литературы. Ну и вывод: зачем вообще начинать что-то иностранное, у нас свое есть, и оно лучше всех.
Даже начитанный, казалось бы, Захар Прилепин утверждает, что есть, кажется, четыре мировых литературы, но наша - всем литературам литература. А то, что ее до 17 века не существовало (и уж точно она не развивалась в полной изоляции от мировой литературы) - это так, недостойная внимания хуйня.
И это очень симптоматично.
Завозова правильный вопрос задает - когда же и в какое время у широкого читателя просыпается эта безусловная любовь к классике? С учетом того, что происходит в последние лет сто в наших школах на уроках литературы.
Люди, которые топят за Толстоевского, хоть и не читали, в первую очередь, как заметила та же Завозова, опираются на знакомое. В самом деле, чтобы прослыть образованным, достаточно просто козырнуть именами, которые у всех на слуху лет с 7. Даже если ты все десять лет спал на уроках литературы, имена ПушкинаТолстогоДостоевского и информация об их неоспоримом величии по капле пробили путь в твое сознание.
Но для меня очевиден и другой фактор: нам надо чем-то гордиться, что-то противопоставлять другим державам. Так пускай это будут выше озвученные имена, ну и еще Юрий Гагарин.
Но даже если мы добросовестно прочитали все в школе - мы не понимаем свою классику, так как ее понимали современники «наших всех». Потому что надо обладать некоторым количеством дополнительной информации, чтобы оценить все нюансы и заметить одно очень важное обстоятельство - почти все писатели, продравшиеся сквозь не один десяток, а то и сотен лет под знаменем «канон», в свое время были возмутителями спокойствия и новаторами. И это не только литературы касается, а искусства вообще. Только этому нас в школе не учат.
И не удивительно, что выбравшись из школы изнасилованными схематическими разборами произведений Пушкина и Толстого и обнаружив литературу 20-го века (тоже, кстати, классика), мы с таким энтузиазмом ныряем в Кизи, Керуака, Сэлинджера, Берджесса и кого там еще было модно читать в 16. Нам кажется, что на фоне морализаторов 18-19 веков эти ребята невероятно дерзкие, и «что так, оказывается, тоже можно было». И по этой же причине нас будоражат байки Гоголя и роман «Отцы и дети», которые так выбиваются из всех этих «нудных» дворянских гнёзд и одиноких выходов на дорогу.
Я вообще не понимаю, как классику можно сейчас читать в школе, не заручившись огромным пособием с комментариями о том, почему в свое время это было круто. И что лично Пушкин сделал для русского языка. Нас заставляли читать критиков, забывая, что сегодня и Белинский с Добролюбовым нуждаются в точно таком же «переводе». И мое мнение совпадает с мнением Завозовой - оценить «наше всё» по достоинству можно лет с 25-30, когда в голове уляжется побольше житейской мудрости и знаний, выходящих за рамки общего образования. https://meduza.io/podcasts/knizhnyy-bazar

Под натиском нескольких рекомендаций радостно принялась за чтение книги Ричарда Моргана «Чёрный человек». Прочитав и частично прослушав перед этим все изданные книги замечательного цикла Eхpanse Кори. Ну то есть резко перешла с хорошей фантастики на откровенно посредственную.
Суть:
Не очень далекое будущее, но достаточно далекое для перелетов по маршруту Земля - Марс и генномодифицированных людей. Автор не уточняет, сколько именно модификаций существует в этом будущем, но более-менее подробно останавливается на двух, скажем так, диаметрально противоположных - бонобо и модификации 13. Первые - позолоченная мечта патриархата, сверхсексуальные телки, которые одним своим взглядом призывают у любого мужчины стояк, любят еблю до потерю пульса и…и ничего, это все, что о них известно. А модификация 13 - это ультрабрутальные воинственные альфа-самцы, заточенные на достижение цели любой ценой. Предполагается, что тринадцатые - эмоциональные импотенты, у которых напрочь отсутствует моральный кодекс, поэтому они не впадают в гуманистический ступор перед лицом этических дилемм, а беспощадно действуют. Но, конечно же, не все так просто. Создали их в милитаристских целях на фоне тотальной инфантилизации и феминизации человечества. То есть, грубо говоря, все мужское население планеты превратилось в одну большую сомневающуюся беспомощную тряпку, и ученые путем ловкости рук и редактирования геномов призвали из глубин веков вымерший вид «настоящего мужика».
Едем дальше.
Описываемые в книге события случились после некоего Раскола, в результате которого изменилась политическая карта мира. Могу путать, но вроде как юг Америки окончательно христанулся, отделился от севера и утонул в дремучей религиозной паранойе. После какой-то паники (опять же, не уточняется) на тему опасности мутантов, всех тринадцатых отловили и распихали по колониям на Земле и Марсе. С той лишь разницей, что марсианское гетто чуть более чем полностью населено тринадцатыми, что даёт им некий статус свободных марсианских граждан, в отличие от их угнетенных собратьев из земных концлагелей. Периодически то тут, то там всплывают вовремя скрывшиеся или беглые тринадцатые. На их поимку не отправишь бесхребетных демагогов-инфантилов, поэтому возникает необходимость в лицензированных тринадцатых на зарплате, которые будут выслеживать и отлавливать собратьев, не испытывая лишних эмоций и сомнений. Вот мы и добрались до героя книги Карла Марсалиса - огромного негра, которого, как и любого тринадцатого, смутно недолюбливают все мужики и очень даже явно хотят все женщины. Марсалиса, прозябавшего четыре месяца в Иисуслендской тюрьме (столица христанутого юга, надо полагать) за убийство проститутки, вытаскивают агенты организации КОЛИН Севджи Эртекин и Том Нортон. Агенты уже несколько месяцев бьются над расследованием одного действительно интересного дела с беглым тринадцатым в главной роли. Чувак по фамилии Меррин сбежал с Марса, нелегально проникнув (не без чьей-то помощи) на корабль, но проснулся через 2 недели после отлета (а не за 2 недели до прилета на Землю, как планировалось). Чтобы не умереть с голоду, ему пришлось по очереди будить пассажиров корабля и отрезать им конечности. В итоге, на Землю прибыло судно, набитое расчлененкой, а виновник этого торжества скрылся и начал хаотично передвигаться по разным уголкам Земли, убивая совершенно разных людей и щедро сдабривая места преступлений своим генетическим следом. Вот этого-то ублюдка и должен отловить Марсалис.

Зачин крутой, спору нет. Но концепция - вот такая же точно ампутированная, как жертвы с марсианского корабля. Морган хватается за социалку, религию, коррупцию и вопросы эволюции, сплетая их в детективную интригу, у него есть более 600 страниц, чтобы полноценно развить хотя бы одну из этих тем. Или построить внятный мир. Ну или, на худой конец, написать интересный детектив. Но он не вывозит. Это уровень карикатуры, причем низкопробной. Плохо написанной, к тому же, хотя от фантастики я не жду литературных достоинств, я жду пиздатых и любопытных идей. Но их здесь нет. Религиозные фанатики юга представлены тут одним-единственным героем - глупым внушаемым юношей, выросшим на комиксах про очередное пришествие Спасителя. «Коррумпированные власти» - кучка ссыкливых бюрократов, из которых в живых на момент действия остаются только двое. Все эти международные организации и корпорации типа АГЗООН и КОЛИН - просто аббревиатуры, обозначающие безликое множество людей, чья миссия заключается непонятно в чем. И на фоне всего этого Марсалис с Эртекин перепрыгивают в поисках Меррина с камушка на камушек по некоей логике, нить которой достаточно быстро обрывается и тонет в пиздостраданиях трёх главных героев. К середине вся эта беготня провисает и жутко утомляет, чтобы к концу внезапно собраться в некую стройную историю. Но к этому моменту уже откровенно наплевать, зачем да почему.
Предположу, что всё это Морган замутил с одной лишь целью: высказаться по поводу пресловутой убийственной феминизации общества, в котором нет места ископаемым типа настоящих мужиков, и развить достаточно популярную и совсем не новую идею о последствиях маргинализации целого сообщества. Марсалис, как и все тринадцатые, взрослел в специальном лагере, без семьи, без матери, без каких бы то ни было привязанностей. Его с малых лет воспитывали как беспринципного воина и морального урода, о чем ему сообщалось всю его сознательную жизнь. При этом, он, разумеется, не лишен эмоций и вообще, мало чем отличается от обычного мужика, просто решения принимает быстрее и болтовне предпочитает действия. Ну то есть на его месте мог бы быть любой объект ксенофобии: еврей, негр, мусульманин и прочите «тоже люди». Оригинально, чё.

Я решила вынырнуть ненадолго из фантастики и отдышаться, припав к уютным коленкам милых дам. Причем, пришлось аж залезть в историю прочитанного, чтобы вспомнить о том, какую именно книгу я прочла 4 дня назад. Ах, да! «Змей в Эссексе» Сары Перри. Напрочь из головы вылетело…Строго говоря, это уже можно считать за отзыв. Но если чуть-чуть подлиннее: милый неовикторианский роман про любовный многоугольник, стороны которого поверхностно страдают в эссекской глубинке, отвлекаясь от тяжких раздумий на местную сенсацию и на жилищные условия пролетариата в Лондоне.
Неотесанное население одной из деревушек в графстве Эссекс пребывает в состоянии массовой истерии из-за загадочного «змея», который якобы выползает из речушки Блэкуотер. Всё плохое, что случается с жителями деревни, валят на происки змея. Этому языческому страху и трепету в одиночку противостоит местный пастор, который скорее поверит в дарвинизм и феминизм, чем в крылато-чешуйчатое чудо-юдо. На запах сенсации в деревню заявляется овдовевшая мадам по имени Кора в сопровождении своего странного сына (намек на аутизм) и его няньки Марты (намек на лесбийство). Выпорхнув из клетки токсичного замужества с грузом приличного наследства в клюве, Кора с удовольствием перестает причесываться и наряжаться, приговаривая, что уж теперь-то ей не надо ни для кого быть красивой, да и вообще напоминать женщину, тру-ля-ля! В лице пастора Кора молниеносно находит соулмейта, в связи с чем влюбленные в неё люди обоих полов немного не находят себе места. В отличие от жены пастора - у нее проблемы посерьезнее, чем наклевывающийся адюльтер супруга.
Читается сначала легко и приятно - до тех пор, пока не осознаешь, что всё уже понял, а до конца еще ровно столько же. Тут есть всё, что должно быть в неовикторианском романе: эмансипация, строго выраженная в страсти к естественным наукам (непосредственно, к палеонтологии), вялое столкновение консерватизма с прогрессивными идеями, щепотка социалочки и жирная такая дискредитация института брака, как некоего пережитка, регламентирующего распределение любви. От таких книг пребываешь в восторге первых 30 страниц, а потом, как на медицинском осмотре - просто терпеливо ждешь, когда это уже закончится.

Зато обложка огонь

Прежде чем запутаться в корнях недавно вышедшей родословной Таргариенов, прочитала два детективных романа про дружбу и смерть: «Тайное место» Таны Френч и «Проснись в никогда» Маришы Пессл. У Френч чистый детектив про расследование длинною в один рабочий день в стенах закрытой школы для девочек. Одним погожим утром в саду школы, обнесенной высоченной оградой, находят труп парня из соседней школы для мальчиков. В голове жертвы след от удара мотыгой, на груди четыре голубых цветочка, а в кармане презерватив. И никто ничего не знает и не может разобраться целый год. Пока однажды на специальной доске для анонимных озалупов и признаний в любви, которую администрация женской школы организовала в качестве альтернативы запрещенным социальным сетям, кто-то не прикрепил фото пацана с сообщением «я знаю, кто его убил». Одна из учениц (и по совместительству, дочь работника полиции) тащит это фото в участок, и расследование возобновляется, причём очень лихо - убийцу найдут еще до отбоя.
Я человек рациональный, поэтому когда посреди реалистического детектива с смсками вылезают ростки мистики и мелкое ведьмовство, я готовлюсь к двум вариантам развития событий: либо мне всё объяснят, либо автор пойдет ва-банк, и сейчас начнется «От заката до рассвета». И почему-то всегда забываю, что есть еще парочка вариантов - метафора, субъективная интерпретация и детский мистицизм.
Сравнения «Тайного места» с «Тайной историей» Тартт вполне справедливы - юные герои обоих романов хотят застыть в определенном состоянии и верят в сверхъестественное. И это приводит к плачевным последствиям. Разница в том, что героев Тартт я видела в парочке других романов, но никак не в реальной жизни. Хотя училась на филологическом.
А вот малолетних героинь Таны Френч, выросших бок о бок в стенах дублинской закрытой школы, я отлично знаю и наблюдаю ежедневно, не выезжая из Москвы. Допустим, литературных достоинств романа Тартт «Тайное место» лишено напрочь, зато пока читаешь, вспоминаешь себя-подростка. Всплывают интересные, давно позабытые ощущения и эмоции. Которые к 30 годам начисто вымываются перенасыщенными известью реками опыта и разочарования. Я всегда рада, когда у других «взрослых» получается напомнить мне, не просто какими бывают подростки, а каким именно подростком была я. Френч удалось.

Читаю замечательную книгу Басинского о том, почему Лев Николаич Толстой aka “убегай, не стой”, сбежал посреди ночи из Ясной Поляны, выбрав самое неподходящее для этого время - конец октября. И там есть чудесные зарисовки стычек уже просветленного Толстого образца 80-х годов со свояченицей Татьяной Кузминской.
“Ее стычки с Толстым в Ясной были притчей во языцех. Однажды Толстой, уже будучи вегетарианцем и заразивший этим и своих детей, к приезду «тети Тани», не признававшей вегетарианства, приказал привязать к стулу за обеденным столом курицу и положить на стол нож «Ты хочешь курочки? Возьми ее и зарежь».
Но и «тетю Таню» было не просто смутить. Сын Толстого Лев Львович вспоминал эпизод яснополянской жизни:
«Вот, например, утро, и на „крокете“ — площадке перед домом — накрыты два стола для утреннего кофе. Один стол Толстых, другой — Кузминских. Лакеи и горничные несут издали, из кухон, вкусный кофе, свежие, сдобные булки, горячий хлеб с изюмом, жирные сливки и готовят всё это на белоснежных скатертях. Господа встали, прогулялись, искупались и собираются кушать. Приходит на крокет и Лев Николаевич…
— И вам не совестно, — вдруг спрашивает „тетеньку“ Лев Николаевич, — и тебе, Таня, не стыдно сидеть так и жрать, и видеть, как мужики провозят мимо нас сено? И не стыдно, что прачки тебе стирают на пруду эти скатерти?
— Нет, нисколько, — отвечает храбро тетя Таня, — надо же выпить кофе! Я иначе не могу.
Лев Николаевич тогда замолкал и сам присаживался к столу выпить чашку кофе».

Таки я свой литературный интерес могу извлечь даже из новогодней корпоративной пьянки на синей (во всех смыслах) кухне у главреда сайта кино-театр.ру. От обсуждения «Истории одного назначения» Дуни Смирновой, который мне очень понравился, договорились до того, что мне надо почитать книгу Басинского «Лев Толстой: Бегство из Рая». Так как Басинский очень постарался и написал настоящий «литературоведческий детектив», в полной мере объясняющий сложный комплекс причин не такого уж романтического «ухода» Толстого из Ясной Поляны.
И вот я все каникулы слушала эту книгу. Гамма эмоций и арпеджио мыслей.
Басинский на протяжении многих лет собирал материал для книги, копаясь в дневниках, переписках, свидетельствах очевидцев, газетных публикациях etc. Всё это пошло в работу, избавив её от голословных субъективных выводов, которые могли бы быть основаны на симпатии или антипатии автора к действующим лицам этой семейной драмы. И это настоящий документальный роман.
Начав книгу с описания полуночного бегства 82-летнего Толстого из Ясной, Басинский уходит в глубокую ретроспективу: в детство, юность и последующую семейную жизнь Толстого до самой смерти. По дороге давая полные, но не избыточные документальные портреты всех действующих лиц, имеющих какое-то значение в контексте этой истории. При этом он умышленно опускает все вехи жизни Толстого и Софьи Андреевны, которые не представляют интереса в исследуемой теме. Одни и те же ситуации показаны с разных точек зрения - дневниковых записей членов семьи и очевидцев происходящего. И это, конечно, очень и очень занимательное чтиво, местами смешное, но чаще совершенно возмутительное. Особенно если ты женщина. Живущая в 21 веке, в котором полные гнева и высокомерия размышления Толстого о естественных науках и сексе кажутся не просто устаревшими, но откровенно средневековыми.
С каким бы трепетом Басинский не относился к Толстому как к писателю и человеку, его, допустим, даже очень тёплая объективность развенчивает миф о гении. Толстой представляется мне человеком с очень развитой эмпатией и отзывчивой психикой, что позволяло ему с такой убедительностью писать от лица женщин, детей, простых мужиков и кого угодно. Но при этом эмпатия эта не распространялась на членов его же собственной семьи, требования к которым были самыми высокими и часто чудовищно несправедливыми. Как в древнем Китае мужчины обездвиживали женщин с помощью мифа о красоте цветка лотоса (бинтование ног), так Толстой обездвижил свою жену беспрерывной чередой беременностей и слышать не хотел о том, чтобы мучившаяся от боли в груди жена наняла кормилицу. По Толстому это было не только противоестественно, но и аморально - обирать крестьянских детей на молоко. Хотя кормилица бы на этом заработала…Он был деспот, но хорошее воспитание, привычка к рефлексии, патологическое чувство вины, недовольство собой и лихорадочное желание «быть хорошим, очень хорошим, лучше всех» сдерживали его деспотизм. Всё-таки человек всю жизнь работал над собой, последовательно избавляясь от сорняков в саду своей души, и пытался жить не по лжи. Но он жил не один и вполне сознательно женился и нажил футбольную команду детей. И вся его добродетель последних тридцати лет жизни так или иначе, входила в противоречие с интересами семьи. Грубо говоря, его пресловутое желание «быть хорошим» и жить правильно (основная цель всей жизни Толстого, как я понимаю) зачастую осуществлялись за чужой счёт. Пока гений работал, всецело предаваясь сменявшим друг друга проектам и увлечениям, его жена бесперебойно кормила детей, переписывала его труды, стала его цензором, литературным агентом и издателем, полностью взяла на себя ведение хозяйства и была, наверное, в пятиминутной готовности от причисления к лику святых мучениц. Разумеется, всё это было не по принуждению, а по обоюдному согласию, и тут крайне интересно наблюдать за психологической стороной этих отношений «гения» и его жены, которая с пугающей самоотверженностью нацепила на себя роль жертвы, кажется, для того только, чтобы в будущем было чем крыть пускай и не на публике, но «перед Господом».

Неудивительно, что саркофаг жертвы, в котором Софья Андреевна устроилась и пообвыкла за первые пятнадцать лет супружеской жизни, пошел глубокими трещинами, когда Толстой в начале 80-х «всё понял» и начал навязывать своей семье образ жизни, диаметрально противоположный тому, который он незадолго до этого считал единственно верным и в котором, так на минуточку, более десятка лет формировалась эта многодетная семья по его же, Толстого, проекту. Место Софьи Андреевны в его жизни вытесняет сначала ревнивый фанатик Чертков, по описаниям явно страдавший биполярным расстройством (совершенно беспардонный, чудовищный мудозвон, на мой взгляд) , а затем и толпы последователей-толстовцев, которых вообще никто не просил. Она теряет контроль не только над Толстым и над его творчеством, в котором она была его музой и «сообщницей», но и над своей семьей, буквально расколовшейся на два лагеря. Ее Рай, построенный её же руками, растаскивают какие-то «тёмные» (так она называла новых "друзей" и последователей мужа, потому что это были в прямом смысле хуи с горы, о которых мало что было известно). И она впадает во вполне понятную истерику и шантаж, превращаясь из жертвы в деспота, пытаясь слежкой и угрозами самоубийства удержать преисполнившегося в гранях мужа, ищущего покоя, умиротворения и вот этой, как её, гармонии от созерцания великого фрактального подобия и всеединства существа. Когда читаешь про желание Толстого раздать всё имущество крестьянам и отказаться от литературных прав на свои сочинения, про наплыв в Ясную посетителей, желающих пообщаться с великим Учителем, про ворующих в огороде и рубящих лес неотесанных крестьян, и про приземленный «суетный» гнев хозяйки дома, чей Рай превратился в долбанный проходной двор, фильм Даррена Аронофски «мама!» приобретает дополнительный смысл.

Я послушала подкаст Monday Karma про Суспирию, где народ такой философский баттл устроил, что я устыдилась своего невежества. Наш препод полгода заставлял нас размышлять о величии Достоевского и уверял, что СПИДа нет, а потом раздал экзаменационные билеты, из которых на нас глядели десятки полузнакомых фамилий...списали и сдали. Думаю, ну дай послушаю что-нибудь общее по теме, чтобы не быть такой тупой. И включила первый попавшийся курс лекций. А там совершенно офигительный чувак рассказывает о древнегреческой философии. Манера подачи просто неописуемая, это надо слушать. Ему надо срочно записать аудиосборник "Философия для самых маленьких". https://youtu.be/npRPBCGZQWU