Илон Маск снова заинтересовался немецкой политикой и публично поддержал AfD — «либо Германии придет конец».

В преддверии местных выборов в Северном Рейне-Вестфалии партия не могла не использовать инфоповод для агитации, и быстро поместила броскую фразу на интернет-плакаты. Именно здесь, к слову, по инициативе Кёльнского круглого стола по вопросам интеграции CDU, SPD, FDP, «Зелёные», «Левые», Die Partei и Volt взяли коллективное обязательство бороться с расизмом и антисемитизмом и не использовать тему миграции в предвыборной кампании, намеренно исключив AfD.

Сегодня демоскопические опросы прогнозируют, что «Альтернатива» может рассчитывать на 14% голосов, что на девять пунктов больше, чем в 2020 году. Также примечательно, что наилучших результатов партия, очевидно, добьётся в Рурском регионе, который стремительно деиндустриализируется, и социальные и финансовые проблемы определяют повседневную жизнь многих людей.

Хотя местные выборы обычно не отличаются протестным стимулом голосования, успех AfD станет очередным горьким поражением для SPD, которая уже добилась исторически слабого результата на федеральных выборах в феврале. Исход выборов в Северном Рейне-Вестфалии в целом также станет первым испытанием настроений для правления черно-красного федерального правительства, и в этом контексте релевантен и для «Союза» (CDU).

Несмотря, однако, на электоральный успех и поступательное закрепление новой партии на Западе, «синих мэров» ожидать не приходится: во-первых, другие партии по-прежнему придерживаются «Брандмауэра» и в случае второго тура мобилизуют общий электорат в пользу кандидата не от AfD. Во-вторых, «Альтернатива» традиционно слабее на личных выборах — то есть голосовании не за список, а конкретного кандидата.

@BundeskanzlerRU

Суть «соглашения о справедливости» между семью партиями в Кёльне, к слову, формулируется так: «не возлагать на мигрантов и беженцев ответственность за такие негативные социальные явления, как безработица или угрозы внутренней безопасности». При этом любой гражданин, углядев несоблюдение обязательств, может подать жалобу. Рассматривать такие случаи должны представители католической и евангелической церквей, которые получат право требовать от партий изменения агитационных материалов.

Проблемы у инициативы, которая, очевидно, задумывалась как продолжение образа открытого и толерантного мегаполиса на Рейне, начались еще на концептуальном уровне. Во-первых, сознательное исключение AfD — ей текст соглашения даже не был направлен — создаёт впечатление межпартийного блока против одного конкурента, что смещает поле борьбы от открытой конкуренции идей к нормативной линии и лишь укрепляет фактологическую основу под теорией «картелизации партий». Во-вторых, подобные акты самоцензуры парадоксальным образом подпитывают ключевой нарратив AfD о существовании в Германии «левой диктатуры мнений».

А между тем в исследованиях электоральных конфликтов миграция рассматривается одной из центральных линий разлома современной политики, и искусственное выведение этой темы из дебатов приводит к тому, что она остаётся монополией одной политической силы — AfD. На это же, например, указывает политолог Вернер Патцельт: «тактически глупо не решать проблемы, оставляя их на усмотрение AfD», Эмпирические данные подтверждают эту логику: в июле партия получила 10% в опросах для Кёльна, что вдвое больше результата 2019 года, пусть и ниже земельного тренда (14%).

На практике же не получилось даже видимого демократического единства: христианских демократов тут же обвинил в том, что партия нарушила соглашение, распространяя листовки с протестом против планов создания первого центра приёма беженцев в Северном Рейне-Вестфалии на 500 мест. В качестве реакции «Круглый стол по интеграции» предложил полностью предотвратить любое обсуждение вопроса о беженцах, так как это чисто федеральное решение, и город в любом случае не имеет на него никакого влияния.

Это особенно иронично в том контексте, что Кёльн регулярно отмечается проблемами, связанными с импортированным насилием. И речь не только о печально известной новогодней ночи 2015-го. Соборный город, в частности, годами не может справиться с детскими бандами, состоящими из несовершеннолетних выходцев из Северной Африки, которые занимаются организованным грабежом в центре и, реже, убийствами — как в случае Луизы из Фройденберга.

@BundeskanzlerRU

​​Политика как эксперимент: почему уходит Роберт Хабек?

Роберт Хабек, один из самых заметных политиков «Зелёных» последних лет, слагает с себя полномочия депутата Бундестага. В интервью газете taz он объяснил решение тем, что пытался сформировать в Германии «определённую политическую культуру», но вместе с поражением на выборах — партия набрала всего 11,6% голосов — эта идея потерпела крах. Теперь он хочет взять паузу и дистанцироваться от узкого «корсета берлинской политики». Хабек займётся преподаванием за рубежом — в частности в Калифорнийском университете Беркли.

Сначала возглавив свою партию, а затем став вице-канцлером и министром экономики (с припиской «и климата») в коалиции «Светофор», Хабек считал своей миссией вывести «Зелёных» в центр политики с опорой на «прогрессивный либерализм» и выстроить новые союзы. На деле же его курс нанёс непоправимый урон Германии и усилил напряжение в уже непопулярном кабинете Олафа Шольца. Среди заслуг «зелёного министра», например, массовые государственные субсидии энергетическим концернам, манипулятивный отказ от атомной энергетики, резервирование 2% территории под ветряки, растущая зарегулированность экономики и, определенно главное детище, — скандальный «Закон об отоплении», который обошёлся налогоплательщикам в рекордные 3,6 миллиарда евро. В итоге после трёх лет в министерском кресле Германия вошла в третий подряд год рецессии.

Личное поведение Хабека тоже вызывало вопросы. Его публичный образ «внимательного слушателя» не раз вступал в противоречие с резкими нападками на оппонентов — от Юлии Клёкнер до Маркуса Зёдера. Для многих стало очевидно, что за фасадом миротворца скрывается жёсткий и нетерпеливый политик. В «зелёной среде» почитание Хабека, наоборот, порой напоминало культ: он представлялся чуть ли не «мессией», который способен «спасти Германию». Но при столкновении с сопротивлением он всё чаще впадал в жалобы и обиды, где любая критика представлялась «правой кампанией ненависти», а особенно красноречив оказался полицейский обыск у пенсионера, назвавшего политика «идиотом» в сети.

Сейчас Хабек уходит, но, по собственным заверениям, не окончательно. Он собирается продолжать выступать и комментировать события, в том числе через соцсети. Его сторонники надеются, что он ещё вернётся как «объединяющая фигура». Согласно свежим опросам, этого желают 35% немцев. Но урок его карьеры звучит иначе: Федеративная Республика не является полем для политических экспериментов, она требует уважения к её институтам и умения отстаивать свои политические идеи в свободной дискуссии, но без морализаторской надменности, так часто присущей экологам. Именно такой сигнал подали избиратели на выборах в феврале, но Хабек по-прежнему называл предложение своей партии «первоклассным» — «не хватило спроса».

Когда Роберт Хабек захочет вернуться — он будет иметь весомые шансы снова влиться в первые ряды родной партии. Помимо того, что как продукт своего времени детский писатель стал «политиком нового типа» — популистом слева, записывающим «кухонные беседы» для соцсетей, обращаясь напрямую к народу и делая ставку на персональный бренд, он также обладает как депутатским, так и министерским опытом. В противном случае Хабек может рассчитывать на комфортную роль публичного интеллектуала и совокупную пенсию чуть менее 7250 евро — в 6,5 раз выше средней по стране.

@BundeskanzlerRU

​​⚡️Аномальные смерти кандидатов AfD: заговор или статистика?

Незадолго до местных выборов в Северном Рейне-Вестфалии из жизни — по разным причинам — ушли сразу семь (!) кандидатов от «Альтернативы для Германии» (AfD). Такой статистический выброс не мог не породить волну слухов в интернете. Однако единства на счёт наличия злого умысла нет даже в рядах самой партии.

Часть функционеров AfD, в частности Алис Вайдель и Штефан Бранднер, придали теме публичное звучание. Последний, например, назвал происходящее «труднообъяснимым». При этом ни один из высокопоставленных функционеров партии не сделал официальных заявлений о причастности властей или политических конкурентов. Скорее речь идёт о намёках, которые призваны усилить жертвенный образ партии и консолидировать сторонников в разгар кампании.

Неявная связь институционального давления и недавней серии смертей, впрочем, имеет фактологическую почву: политики «Альтернативы» действительно чаще других подвергаются насильственным нападениям и дискриминации. И такой хронический стресс вместе с чувством небезопасности, очевидно, могут оказывать влияние на здоровье кандидатов и косвенно повышать риски преждевременной смерти или психологических срывов.

С другой стороны, сам заместитель представителя фракции в земле Северный Рейн-Вестфалия Кай Готтшальк высказался об отсутствии признаков «убийства или чего-то подобного». Такой взгляд особенно релевантен, если учесть возрастную структуру партии: почившим кандидатам было от 42 до 80 лет. Самый молодой, Патрик Титце, покончил жизнь самоубийством. Самому пожилому, Хансу-Йоахиму Кинду, было 80 лет — он умер после продолжительной болезни. Откровенно подозрителен только один случай: полиция не разглашает точную причину смерти 59-летнего Штефана Берендеса в целях конфиденциальности.

Ключевым остаётся статистический фактор. На выборах в Северном Рейне-Вестфалии в 2025 году выдвигаются около 20 тысяч кандидатов. По данным земельной избирательной комиссии, к моменту выборов умерли уже 16 человек из разных партий — среди них представители «Зелёных», FDP и SPD. При таком масштабе выборов отдельные случаи смерти не являются исключением, а скорее статистической нормой, и аналогичные эпизоды фиксировались и на предыдущих кампаниях.

Таким образом, серия смертей кандидатов от главной оппозиционный партии страны, разумеется, — событие резонансное и печальное. Однако трактовка этих случаев как целенаправленной кампании не подтверждается фактами. По крайней мере пока.

@BundeskanzlerRU

​​Свежие данные Insa фиксируют рекордный избирательный потенциал для AfD — 34%

В политической социологии Wählerpotenzial — это доля граждан, которые в принципе допускают для себя голосование за данную партию, то есть готовность, которая ещё не обязательно конвертируется в реальное голосование, но очерчивает границы электоральных возможностей.

В то же время при гипотетических выборах в ближайшее воскресенье «Альтернатива» получила бы «лишь» 25%, без изменений к прошлой неделе. Но то, что «воображаемая» база достигает трети электората, говорит о важнейшем сдвиге: сама возможность поставить крестик за по-прежнему нерукопожатную AfD перестаёт быть немыслимой.

На фоне этого процесс эрозии старых «народных партий» (CDU/CSU, SPD) выглядит симптоматичным. Как отмечает Insa, обе силы со времени выборов утратили примерно каждого десятого избирателя. Эта динамика вписывается в более широкий для Западной Европы тренд: классические catch-all parties теряют монополию, и на их место приходят новые — нишевые и популистские силы. Это свидетельствует о долгосрочном институциональном сдвиге, который постепенно вытесняет логику XX века — с доминированием двух-трёх партий-гегемонов — в архив.

Для «Альтернативы», впрочем, вопрос нормализации, замены CDU/CSU в качестве главной правой партии страны и, наконец, участия в правящей коалиции — еще открыт. Как минимум перед избирательной урной необходимо убедить еще 9% граждан и, таким образом, охватить всю потенциальную избирательную базу. Этой цели, в частности, служит стратегия дерадикализации и смягчения формулировок, предложенная на партийной конференции в июле.

@BundeskanzlerRU

На летнюю паузу уходили не только парламентарии: сезонный «информационный штиль» затронул и контент-план, и внимание аудитории. Но именно в этой тишине редкие публикации обрели особую аналитическую ценность.

Ниже — подборка лучших текстов прошедшего лета. Их распространение станет реальным вкладом в развитие канала.

Оценить проделанный труд также возможно донатом: https://www.tg-me.com/tribute/app?startapp=dlKN

🇩🇪 «Миграционный поворот Ангелы Меркель: десять лет спустя» — как решение «открыть границы» в 2015 году изменило Германию: в сухих фактах и цифрах

🌹 «SPD — тень своего прежнего величия?» — почему старейшая партия страны теряет хватку

⚡️ «Дорога к власти: AfD смягчает формулировки?» — каким образом одиозная «Альтернатива» хочет победить на выборах в 2029 году

🌍 «Почему «Зелёные» — не патриоты?» — ищем ответы в идеологических истоках «новых левых»

🇳🇱 «Коалиция хаоса» — или почему пало правительство Дика Схоофа в Нидерландах, и какой урок на будущее может вынести Германия

@BundeskanzlerRU

​​В ГДР не было социализма?

В свежем интервью журналу Stern поп-звезда левой сцены Германии Хайди Райхиннек заявила: «то, что было в ГДР, не было социализмом. По крайней мере не тем, каким его видит моя партия», ведь сегодня Die Linke декларативно исповедует доктрину так называемого «демократического социализма». Реплика закономерно вызвала волну возмущений: она слишком явно задевает восточногерманскую историческую травму и отрицает очевидный факт. Но заявления Райхиннек не столько скандально, сколько симптоматично.

В ГДР, разумеется, социализм марксистко-ленинского толка существовал не только на нормативно-правовом уровне — уже первая статья конституции закрепляла «социалистическое государство рабочих и крестьян», — но и на практике: плановая экономика и пятилетки, государственная собственность на средства производства, коллективизация сельского хозяйства и «диктатура пролетариата» через политическую гегемонию СЕПГ (SED).

Однако еще во время жизни социалистических экспериментов под крылом СССР западные левые выстроили линию оборону: «реальный социализм» восточного блока с его диктатурой, бюрократией и отсутствием свободы дискредитировал общую идею, и место путеводной звезды занял демократический социализм — университетская попытка соединить идеал равенства с демократическими институтами.

При этом демократия с самого начала фигурировала в левых теориях: от инструмента классовой борьбы Маркса через признание её самоценности социал-демократами и до рационального дискурса Хабермаса. И, конечно, социализм Райхиннек (как и социализм, например, Берни Сандерса) аутентично вытекает из этой интеллектуальной генеалогии.

Так, современные левые активно используют язык инклюзии и справедливости, вызывая ощущение, что социализм — это расширенная демократия, а не её отрицание. Равенство, справедливость и права меньшинств, а не просто либеральная процедура и тем более Гулаг и пятилетки. А это, в свою очередь, грамшистская идея в чистом виде: изменить лексику, чтобы изменить сознание большинства.

В этом контексте особенно характерен другой пассаж Райхиннек из интервью: «Мы ожидаем, что демократические партии будут общаться друг с другом. Сейчас я не уверена, как долго CDUCSU сможет называть себя демократическим, учитывая его нынешний сдвиг вправо». Здесь очевидно заявлен притязательный суверенитет на определение самого термина «демократия»: демократичны, по мысли председательницы «Левых», лишь те, кто движется влево.

Поэтому заявление Хайди Райхиннек, будто нарочито нагло отрицающее историческую реальность, — это отнюдь не просто идеологическая зашоренность, а, скорее, часть консистентной дискурсивной стратегии, конечная цель которой — переопределить слова в свою пользу: чтобы в будущем под «демократией» понимался социализм, подобно тому, как за Атлантикой содержательное наполнение «либерализма» заполнила социал-демократия.

@BundeskanzlerRU

​​Цена несогласия: о чем говорит убийство Чарли Кирка?​​

10 сентября в Ореме, штат Юта, прогремел выстрел, который углубил раскол не только американского общества, но всего западного политического дискурса. Чарли Кирк, архитектор студенческого консервативного движения Turning Point USA, был убит прямо в университетском кампусе. Очевидно, это была не случайная вспышка насилия, а символический акт — хладнокровно спланированное убийство. Теперь американцы получили собственный «момент Чарли» — по аналогии с «моментом Charlie Hebdo» десятилетней давности, когда исламистский теракт в Париже стал атакой на свободу слова.

Кирк бросал ценностный вызов политическому мейнстриму: был голосом христианского консерватизма, выступал за свободный рынок, за право Израиля на самооборону, а также против (транс)гендерной идеологии, особенно если она касалась детей. При этом он никогда не призывал к насилию — напротив, он требовал честной дискуссии и умел проигрывать на открытой площадке. Его формат «Prove me wrong» — это фактически возвращение к античной агоре, где истина находилась в споре. И в этом смысле, по выражению Бена Кришке, Кирк был «радикалом, наводящим мосты».

Именно поэтому его убийство выглядело особенно ритуальным — как окончательный отказ от диалога. В истории демократии такие удары всегда становились маркерами эпохи: будь то Джон Ф. Кеннеди или Мартин Лютер Кинг. Хотя представители обеих партий осудили покушение, реакция общества оказалась иной, и вместо национального траура социальные сети заполнили издевательские шутки и мемы, а в некоторых левых кругах убийство и вовсе праздновалось как «справедливое возмездие». В Германии, например, пляской на костях отметились функционеры Die Linke и сторонники Antifa. Для левой части общества, таким образом, убийство «неправильного» политика перестало быть моральным табу.

Особенно тревожную роль сыграла медийная сцена. Вместо безусловного осуждения теракта многие переключили внимание на тему оружия, а самого Кирка назвали «поляризующей фигурой». Например, эфире шоу Маркуса Ланца глава вашингтонского бюро ZDF Эльмар Тевесен приписал Кирку радикальные цитаты, которых тот не произносил: якобы Кирк призывал забивать камнями гoмосексуалистов, хотя фактически речь шла о библейских цитатах. Именно такая контекстуализация переводит внимание с вопроса о недопустимости насилия и переворачивает логику: жертва превращается в виновника. Германия уже проходила через это в 1970-х.

Немецкий контекст делает картину еще более мрачной. Согласно статистике BKA, за последние семь лет 564 насильственных нападения на политиков исходили с левого фланга и 221 с правого. Чаще всего жертвами становятся представители AfD: почти 700 атак с 2019 года! Но в публичном дискурсе картина иная: медиа объединяют физические атаки с «выражением мнений» (посты в соцсетях), что позволяет представить левых как главных жертв. Так на первом месте оказываются «Зеленые», но лишь потому, что чаще других обращаются в полицию из-за шуток. Как результат, о нападении на SPD-депутата Матиаса Экке говорили все, а случай с избитым до гематом Андреасом Юрке из AfD остался почти незамеченным.

Эта избирательная оптика применялась и к нападению в Мангейме, когда исламист тяжело ранил критика ислама Михаэля Штюрценбергера и убил полицейского. В центре нарратива оказался последний, но исчез главный политический смысл — покушение на свободу слова, ведь Штюрценбергер оказался «не тем» пострадавшим. Этот паттерн повторился и с Чарли Кирком: пока он боролся за жизнь, медиа спешили напомнить, что он «ультраконсерватор», «расист» и «трампист».

И именно поэтому смерть Чарли Кирка — это не просто локальная американская история, но и предупреждение для Европы, где политическое насилие также взрастает на почве культурной войны. И если западные общества, а за ними и остальные, продолжат делить жертв на «правильных» и «неправильных», они рискуют повторить судьбу Веймарской республики, где политические разногласия превратились в систему обоюдного террора и подточили устойчивость демократических институтов.

@BundeskanzlerRU

⚡️AfD утраивает результат на местных выборах в Северном Рейне-Вестфалии и начинает своё «шествие на Запад»?

Все взгляды прикованы к самой густонаселённой федеральной земле Германии — Северному Рейну-Вестфалии, где местные выборы — это больше, чем просто голосование за мэров и советы. Во-первых, это первые выборы с момента формирования черно-красной коалиции Фридриха Мерца, и общефедеральное недовольство его работой не могло не отразиться на результате выборов. Во-вторых, именно здесь трагическим образом скончались сразу семь кандидатов от AfD, что вызвало волну подозрений. В-третьих, ажиотаж вокруг выборов подогрело местное «джентельменское соглашение» партий «демократического центра» не использовать в агитации тему миграции.

Согласно первому прогнозу после закрытия участков от института Infratest Dimap, христианские демократы (CDU) остаются безоговорочным лидерами в регионе, набрав 34% (-0.3%) голосов. Однако внимание привлекает другая победа: «Альтернатива для Германии» (AfD) должна получить 16,5% голосов, что в три раза больше предыдущего результата.

Что касается остальных, то рейтинг SPD — 22,5% (-1,8%). Для обеих «народных партий» — это худший результат на местных выборах с момента образования земли Северный Рейн-Вестфалия в 1946 году. Поражение также терпят «Зелёные», достигнув всего 11,5% (-8,5%), и Свободная демократическая партия (FDP), которая набрала лишь 3,5% (-2,1%). «Левые», наоборот, добираются до значений в 5,5% (+1,7%). Однако примечательно, что на местных выборах нет пятипроцентного заградительного барьера, а пассивное право голоса имеют граждане, достигшие 16-летнего возраста.

Общерегиональные значения, впрочем, носят скорее символический характер. Интрига сохраняется на выборах мэров в таких крупных городах, как Кёльн и Дюссельдорф, результаты которых могут оказать долгосрочное влияние на политический ландшафт Северного Рейна-Вестфалии. Именно здесь вероятен второй тур с участием AfD.

@BundeskanzlerRU

​​📊Выборы в Северном Рейне-Вестфалии: последний «оплот нормальности»?

Муниципальные выборы в Северном Рейне-Вестфалии — первом крупном голосовании после формирования правительства Фридриха Мерца — стали индикатором политических настроений не только непосредственно «на месте» — в промышленном и густонаселенном регионе, но и для всей страны. Выборы включали более тысячи отдельных голосований: от сельских депутатов до мэрских гонок в таких метрополиях, как Кельн и Дюссельдорф, а явка составила почти 56,8% — рекорд с 2000 года.

По предварительным результатам, Христианским демократам (CDU) удалось удержать позиции и остаться самой популярной партией земли, хотя и потеряв один процентный пункт. Для Хендрика Вюста, министр-президента земли и восходящей звезды CDU, это выглядело как подтверждение курса: черно-зеленая коалиция сохраняет устойчивость. Социал-демократы, напротив, переживают исторический крах — минус 2,2 пункта и худший результат со времён основания ФРГ. Регион, когда-то считавшийся вотчиной социал-демократов из-за очевидных социально-экономических условий — большой доли рабочих, уходит из-под ног, укрепляя общефедеральный тренд на угасание социал-демократического партийного проекта.

Однако угрозу «народным партиями» представляет не столько тающая популярность сама по себе, сколько драматический рост AfD. «Альтернатива» почти утроила результат по сравнению с 2020 годом, обогнала «Зелёных» и окончательно сломала стереотип о себе как об исключительно восточногерманском феномене. Впрочем, абсолютного триумфа не случилось: партия не взяла ни одного крупного города, а там, где её кандидаты прошли во второй тур (Гельзенкирхен, Дуйсбург, Хаген), исход рискует быть предрешен из-за мобилизации «демократического центра», поэтому говорить о «синих городах» не приходится.

И всё же политическому мейнстриму есть о чем потревожиться: в 15 беднейших районах земли AfD получила более 18%, в богатых — около 12%. Партию, таким образом, избирают не только из «чистого протеста»: её электорат мотивирован вопросами миграции, безопасности и требованием порядка в широком смысле. А этот набор тем отказывает AfD в звании сугубо нишевой партии (single-issue party), и её лидеры закономерно декларируют намерения стать общенародной силой в будущем, как CDU/CSU и SPD в прошлом.

Таким образом, «правого поворота», о котором любят кричать заголовки, не произошло: CDU и SPD сохранили контроль над ключевыми муниципалитетами, а учитывая почти гарантированно проигранные вторые туры, AfD не сможет конвертировать фактически полученный результат в тактический успех, чтобы набраться административного опыта через управление городами на Западе. Но стратегически результаты выборов в Северном Рейне-Вестфалии важнее любых восточных побед AfD, ведь регион отличается не только богатством (ВРП сравним с польским ВВП), но и густонаселенностью (в NRW живет каждый пятый немец — это больше, чем во всех восточных землях вместе с Берлином), а значит дискурсивная нормализация «определенно правоэкстремистской» партии здесь вместе с построением политической машины к следующим земельным выборам может оказаться особенно релевантным.

@BundeskanzlerRU

​​В общем нарративе об итогах выборов в Северном Рейне-Вестфалии несправедливо затерялась новость, которую стоило бы выдумать, если бы ее не существовало: «Альтернатива для Германии» (AfD) заняла первое место на выборах в Интеграционный совет Падерборна, где право голоса имеют только мигранты.

Интеграционные советы, по задумке, призваны заниматься не только вопросами интеграции, но и борьбой с дискриминацией и расизмом. И обычно эти органы более разнообразны, чем, например, городские советы (Stadtrat) и земельные парламенты (Landrat): здесь выше доля женщин и ниже средний возраст. В частности в Падерборне Интеграционный совет состоит из 22 членов, 15 из которых избираются каждые пять лет на местных выборах, а право голоса имеют иностранцы и натурализованные.

В прошедшее воскресенье AfD одержала победу, набрав 24,5% и получив, таким образом, 4 места. С 15,5% голосов второе место занял список Германо-российского общества, а список Германо-турецкой дружбы — третье. Другие партии не выдвинули кандидатов на выборы. Теперь председатель Интеграционного совета Реджеп Алпан резко критикует интерес AfD к совету, ведь в ходе предвыборной кампании партия называла комитет ненужным.

Марш через институты по-западно-немецки.

@BundeskanzlerRU

Свежий демоскопический замер от YouGov присоединяется к тренду, раннее зафиксированному INSA и Forsa: «Альтернатива для Германии» (AfD) обгоняет правящий Союз (CDU/CSU) в опросах.

@BundeskanzlerRU

​​Немецкие общественные теле- и радиовещатели (ÖRR) в лице ARD и ZDF давно находятся под огнём критики. Помимо финансовой стороны вопроса — не всех устраивает размер обязательного сбора в 18,36 евро в месяц — квази-государственные телеканалы обвиняются в односторонней, ангажированной и порой манипулятивной подаче материала по ряду чувствительных тем: от миграции и климата до преступности и конкретных партий. Сегодня это пресловутое «досье» провалов своего институционального мандата по обеспечению плюрализма мнений пополнилось репортажем ZDF о демонстрации против миграции в Лондоне.

В частности 11-минутное видео с заголовком «Что стоит за протестами в Великобритании» выстроено вокруг интервью с исследовательницей экстремизма Юлией Эбнер из Оксфордского университета. Однако вместо обзора контекста — данных соцопросов о рекордном недовольстве правительством Кира Стармера, истории летних протестов, включая убийство трёх девушек мигрантом из Руанды и изнасилование 14-летней девочки беженцем в пригороде Лондона, то есть освещения объективных триггеров события, — ведущий уже на первых секундах задается вопросом «Какие решения существуют для противодействия правому сдвигу?», сразу предлагая зрителю морально-политическую рамку: правый протест — это проблема, которую нужно «решать».

Помимо объяснения причин глобальными трендами — поляризацией и радикализацией общества — приглашённый эксперт ссылается на «кризис доверия» и «алгоритмы соцсетей». Вдобавок в сюжете использовался целый набор эмотивно заряженных слов и выражений, которые не просто описывают реальность, а формируют эмоциональную реакцию зрителя — настороженность и тревогу: fremdenfeindliche Parolen, rechtsextremistische Kreise и hassvolle Botschaften. В материале также отсутствует голос непосредственных организаторов или участников и нет альтернативных интерпретаций.

В итоге общий фрейминг репортажа — выбор лексики и конструкция нарратива — призван не сообщить о происходящем, а сформировать конкретное отношение. В частности: выставить лондонские демонстрации не закономерной и тем более легитимной реакцией на накопленные проблемы миграционной и интеграционной политики, а практически угрозой демократии. А с этой задачей — предлагать «правильные» выводы — справляются и частные медиа, существующие не за счет принудительного государственного сбора. Поэтому запрос на реформирование ÖRR продолжает расти с каждым новым подобным провалом.

@BundeskanzlerRU

​​Немцы в 14 раз чаще становятся жертвами сексуального насилия со стороны мигрантов, чем наоборот

Соответствующие данные были получены в результате запроса AfD к федеральному правительству, о котором впервые сообщила газета Junge Freiheit: граждане Германии асимметрично чаще становятся жертвами преступлений, которые совершают иностранцы и просители убежища. И разрыв по отдельным категориям — не на проценты, а на порядки.

Так, с 2018 года в Германии зарегистрировано почти 22 000 случаев насилия против немцев, где подозреваемыми были мигранты — и лишь 9 670 случаев в обратном направлении. По убийствам и покушениям на убийство счёт 119 против 51 — то есть риск быть жертвой вдвое выше. В сфере личной свободы (угрозы, похищения, принуждение) — разрыв четырёхкратный, по грабежам и вымогательствам — одиннадцатикратный.

Но особенно острый дисбаланс наблюдается в категории сексуальных преступлений: с 2018 года зарегистрировано 4 299 случаев, в которых жертвами стали немецкие граждане, а подозреваемыми — мигранты. «Обратных» случаев при этом 309, что означает четырнадцатикратную разницу.

Статистика, таким образом, указывает на устойчивую диспропорцию преступлений — от убийств до сексуального насилия. Подобная динамика характерна и для других стран, переживших миграционный шок, например, Франции, Швеции и Нидерландов. Один из факторов заключается в том, что при массовом миграционном притоке, объемно превышающим интеграционный ресурс государства, меняется демографический баланс: растёт доля молодых мужчин аллохтонных культур, которая, как считается в криминологии, является главным «носителем» риска совершения насильственных преступлений.

Политический мейнстрим, однако, уже десятилетие предпочитает удерживать дискуссию в рамках морализаторской риторики о «гуманитарной обязанности», фактически избегая разговора о реальных проблемах миграции, интеграции и безопасности. А любые предложения о пересмотре курса в такой атмосфере — от ограничения притока и депортаций до реформ системы убежища — клеймятся «правым популизмом». В результате тема до недавних пор оставалась не только глубоко поляризующей, но и фактически монополизированной конкретными политически игроками. В случае Федеративной Республики — «Альтернативой для Германии» (AfD), а это, в свою очередь, подстегивает её электоральный потенциал, ведь миграция уже одиннадцатый год подряд возглавляет рейтинг главных проблем страны в опросах Sorgenbarometer от Ipsos.

@BundeskanzlerRU

​​Цензура вместо плюрализма мнений: почему уволили единственную консервативную журналистку на ÖRR?

Пока в США развернулась кампания отмены — а иногда и цензуры — журналистов за предвзятое освещение убийства Чарли Кирка, — Германия, похоже, идёт в противоположном направлении: здесь гонению подверглась журналистка Юлия Рус, которая оказалась «слишком консервативной» для общественного радио- и телевещания (ÖRR) за интерес к темам миграции, преступности и протестов.

Журналистка Bayerische Rundfunk и колумнистка Focus Online была отстранена от роли ведущей формата «Klar» на NDR и BR, хотя именно её команда разработала концепцию передачи. Изначально цель проекта была почти образцовой: вернуть к ÖRR тех зрителей, которые чувствовали себя не представленными или даже отвернувшимися от государственных медиа в силу их подтвержденной ангажированности. Так, эфирное время получили популярные и болезненные темы — рост насилия в результате неконтролируемой миграции, последствия ковидных ограничений, протесты фермеров. Формат напоминал классическую репортажную публицистику: обе стороны спора получали слово, а ведущая сохраняла сдержанность. Даже по данным репрезентативного опроса, заказанного самими вещателями, более 60% зрителей оценили первые три выпуска позитивно. По логике, это должно было стать стимулом для создания новых подобных форматов, однако именно в этот момент началась внутренняя кампания против Рус и её команды.

Сначала последовала лавина публичных выпадов: левый сатирик Ян Бёмерманн окрестил «Klar» «правопопулистской чушью», а Аня Решке в эфире ARD назвала формат «праворадикальным». Эффект клейма был достигнут — и о молодой журналистке стали писать как о «правой провокаторше». Параллельно внутри редакции сформировалась группа противников Рус, которые сначала создали закрытый чат с говорящим названием «unklar», где обсуждались способы заблокировать проект, а затем 250 сотрудников NDR подписали открытое письмо с обвинениями в нарушении журналистских стандартов и ксенофобии. Руководство редакции в итоге пошло навстречу критикам и приняло решение заменить ведущую и распустить первоначальную команду.

Такая охота на ведьм стала для Рус и критиков подтверждением давних подозрений: в ÖRR не хватает «внутреннего хребта», чтобы выдерживать политически неудобные мнения. В интервью она подчеркнула, что речь идёт не о рабочих ошибках, а о давлении по идеологическим причинам, о капитуляции редакции перед левыми журналистами внутри и политиками снаружи. Ситуация усугублялась тем, что её противники никогда не пытались вступить с ней в диалог: ни Решке, ни публично её критиковавшие журналисты не звонили ей и не обсуждали разногласия. Вместо профессиональной дискуссии — публичная порка и медийная изоляция. Рус отмечает, что консервативных журналистов в NDR почти не осталось, ведь многие из команды отказались продолжать проект из солидарности.

Случай Юлии Рус нельзя рассматривать просто как «общественное давление» или критику в соцсетях, ведь решение об отстранении принял не независимый редактор, исходя из профессиональных критериев, а институт, финансируемый обязательным сбором, который конституционно обязан обеспечивать плюрализм мнений и политический баланс. И в этом контексте попытка заглушить неудобные голоса на общественном телевидении лишь в очередной раз подогрела дискуссию о необходимости его реформирования.

@BundeskanzlerRU

​​Избиратели AfD — либертарианцы?

Одним из популярных объяснений роста популярности AfD долгое время считалась идея о том, что её избиратели представляют экономически и социально уязвимые слои — «проигравших от глобализации». И до определенного момента социально-экономический портрет это подтверждал. Отсюда следовал политический вывод: укрепление социального государства и расширение льгот могли бы вернуть этих людей в лоно центристских партий. Бывший канцлер Олаф Шольц, например, описывал пенсионную политику как «ответ на штормы глобализации», предупреждая, что без неё и в Германии «появится свой Трамп».

Однако свежие эмпирические данные рисуют иную картину. Немецкое лонгитюдное исследование выборов (GLES), которое отслеживает политические настроения немцев с 2009 года, показывает, что электорат AfD вовсе не стремится к большему государственному перераспределению. Напротив, это самая фискально консервативная группа среди всех партий Бундестага, а их поддержка повышения налогов и расширения системы соцобеспечения минимальна. Даже избиратели CDU/CSU в среднем более открыты к росту социальных расходов.

Да, около половины (52%) сторонников AfD выступают за более высокие налоги на богатых, но этот показатель заметно ниже, чем у социал-демократов (83%), «Зелёных» (87%) и тем более «Левых» (91%). Более того, 72% избирателей «синих» предпочли бы снизить налоговое бремя — рекордный уровень среди всех партий. При этом почти треть их избирателей согласна с утверждением, что государство должно оставаться в стороне от экономики, что втрое чаще, чем среди «Зелёных» или социал-демократов (SPD).

При этом обеспокоенность экономическим положением у сторонников «Альтернативы» действительно выше: треть заявила, что серьёзно переживает из-за состояния экономики. Но парадоксально, что эта тревога не превращается в требования большего государственного вмешательства — наоборот, она усиливает желание «порезать Левиафана».

Таким образом, результаты опросов свидетельствуют о том, что, во-первых, мейнстримным партиям будет сложно вернуть голоса избирателей AfD, используя традиционные инструменты политики социального обеспечения. Во-вторых, немецкое государство всеобщего благосостояния достигло такого объема перераспределения и институциональной инерции, что даже значительная часть низших и средних слоёв готова согласиться на его сокращение.

Впрочем, другие исследования говорят о том, что правые и левые избиратели с доходами ниже медианы принципиально расходятся в ценностной оценке неравенства: сторонники «Альтернативы» склонны рассматривать богатство и бедность как результат личных заслуг, а не структурных условий. Однако либертарианцами — в классическом смысле — их это не делает. Как избирательный спрос, так и партийное предложение новых правых часто включает сильное государство в сфере безопасности и контроля границ, а также консервативную культурную повестку. И в этом смысле самых подходящий для сторонников AfD идеологический ярлык, если он и нужен, — это фискальные консерваторы.

@BundeskanzlerRU

«Альтернатива для Германии» (AfD) продолжает увеличивать отрыв от правящих CDU/CSU и более чем в два раза обгоняет социал-демократов

Согласно свежему воскресному опросу, проведённому институтом Forsa по заказу RTL и n-tv, рейтинг партии составляет 27% — это на два пункта больше, чем на предыдущей неделе, и самый высокий результат, когда-либо зафиксированный демоскопическим институтом для AfD. Популярность CDU/CSU, в свою очередь, остаётся на уровне 25%, а уровень поддержки SPD опускается до 13%.

В то же время опросы общественного мнения зафиксировали новый минимум рейтинга канцлера Фридриха Мерца (CDU). По данным Forsa, лишь 28% опрошенных довольны его работой, в то время как 70% — недовольны. Наибольшее удовлетворение ожидаемо выражают сторонники христианских демократов (64%).

Слабость канцлера также подчеркивается в опросе Insa для Bild: в личном рейтинге политиков он опустился с 14-го на 18-е место. Хуже себя показали только сопредседатель «Альтернативы для Германии» Тино Хрупалла и лидер парламентской фракции CDU/CSU, замешанный в масочном скандале, Йенс Шпан. Однако лидер AfD Алис Вайдель поднялась на десятое место — это её лучший результат за всю историю наблюдений.

Обвал популярности правящей черно-красной коалиции происходит в том чисел на фоне провозглашенной канцлером «осени реформ»: CDU/CSU и SPD даже на риторическом уровне пока не удается продемонстрировать единство для того, чтобы принять консолидированные решения сразу по нескольким болезненным направлениям, будь то «гражданское пособие», пенсии или налоги. С одной стороны, Фридрих Мерц с готовностью заявляет о несостоятельности нынешней модели социального государства, с другой — министр социальных дел Бербель Бас (SPD) исключает снижение уровня социальной защиты. И этот очевидный внутренний раскол Федерального правительства закономерно сказывается как на его оперативной эффективности, так и на уровне общественного доверия и поддержки.

@BundeskanzlerRU

​​Выборы конституционных судей 2.0: надежда на «Левых»?

Назначение судей в Федеральный конституционный суд — процесс, который ещё десять лет назад считался почти технической процедурой, — сегодня оказалось в центре ожесточённой парламентской борьбы. После того как в июле провалилась кандидатура социал-демократки Фрауке Брозиус-Герсдорф, чьи публичные заявления по вопросам абортов и возможного запрета партии «Альтернатива для Германии» (AfD) вызвали резкое неприятие у части фракции CDU/CSU, стало очевидно, что консенсус между народными партиями, ранее считавшийся почти автоматическим, больше не может быть достигнут без серьёзных уступок, а каждая новая номинация рискует конвертироваться в парламентский кризис.

На этом фоне выдвижение новой кандидатуры — Зигрид Эмменеггер, выглядит попыткой снять напряжение и продемонстрировать, что коалиция всё ещё способна договариваться и находить кадры, сочетающие высокую квалификацию с политической нейтральностью. Биография Эмменеггер включает работу в административном суде в Рейнланд-Пфальце, опыт в Федеральном административном суде и несколько лет в Карлсруэ научным сотрудником, а отсутствие у неё резонансных заявлений должно минимизировать риск повторения июльского провала.

Тем не менее даже при такой конвенциональной фигуре возникает проблема институционального характера: для утверждения судей требуется квалифицированное большинство в две трети голосов, которого правящая коалиция CDU/CSU и SPD, даже при поддержке «Зелёных», достичь не в состоянии, а значит, вынуждена обращаться либо к «Левым», либо рисковать, что поддержка может исходить от «Альтернативы для Германии» (AfD), что для правящих фракций по-прежнему неприемлемо.

«Левые», в свою очередь, осознали потенциала шантажа и теперь требуют закрепления права на собственных кандидатов в будущем: сейчас его имеют только CDU/CSU, SPD и «Зелёные». В этом контексте весь случившийся вокруг процедуры выборов конституционных судей переполох свидетельствует о нарастающем кризисе старой системы, вызванном фрагментацией партийного ландшафта: формирование состава Конституционного суда перестаёт быть «закулисным консенсусом старых партий».

И инициатива «Левых», как бы это ни было парадоксально, служит цели адаптировать процедуру под новые политические реалии. Это стремление к «демократизации» выбора судей можно было бы приветствовать, если бы не одно «но»: речь идёт только о праве выдвижения для «Левых» — в обход AfD, которая также находится в оппозиции и формирует вторую по величине фракцию в Бундестаге, но страдает от блокады в виде пресловутого «брандмауэра».

Таким образом, голосование, назначенное на четверг, перестаёт быть просто кадровым решением и превращается в показатель того, в какой мере немецкая политическая система всё ещё способна удерживать конституционный суд в рамках надпартийной нейтральности. На практике уже сегодня речь идёт о зачатках институциональной дилеммы будущего: либо расширить круг партий, участвующих в формировании высшего судебного органа, с риском дальнейшей политизации судебной власти, либо ограничить участие и тем самым спровоцировать кризис легитимности. Но так или иначе, очевидно, что все связанные с выбором судей пертурбации являются выражением более общей динамики — ослаблением традиционных партий.

@BundeskanzlerRU