Читаю статью из старого доброго 1988 года, и там в конце внезапно объявление о поиске рецензентов из "underrepresented groups". На удивление актуальная сегодняшнему дню идея: когда все говорят о том, что справедливая наука (по крайней мере о человеке) возможна, только если все члены общества вовлечены в её создание.

Лонгрид про опровержение астрологии и философию науки

Увидел обсуждение новой статьи: разные знаки зодиака не отличаются по психологическим характеристикам (по опроснику Большая пятёрка). Чуть более подробный комментарий с контекстом тут.

Это весело и круто, можно показывать фанатам астрологии.

При этом надо сказать, что я бы не удивился, если бы отличия нашлись. Люди рождённые осенью и весной вполне могли бы немного отличаться – за счёт того, что первые месяцы их жизни прошли в разных условиях (разное кол-во движений, температура, рацион матери, кол-во солнца и т.д.). И было бы весело, если бы какая-нибудь группа учёных, которая хотела бы изучить такой эффект месяца рождения, провела бы подобный эксперимент и обнаружила бы небольшие различия – объяснив их условиями раннего развития младенца. А что, вполне правдоподобный сценарий: confirmation bias в науке ещё никто оне отменял. Был бы такой живой пример для философии и социологии науки.

Этот воображаемый пример я привёл на самом деле для другой мысли. Мысль следующая: приведённые на картинке данные – слабый аргумент против астрологии. Потому что условия исследования изначально ассиметричные: если бы обнаружились различия между знаками зодиака, мы бы не стали верить в астрологию! Учёные просто предложили бы какое-то альтернативное объяснение, типа того, что я дал выше. То есть у такого исследования заведомо один вывод: астрология не работает, никакие данные нас в этом не убедят.

Это поднимает другую мысль из философии науки: теории важнее данных. Мысль, конечно, непривычная. В вечерних философских спорах с коллегами я даже слышал сомнения в моей компетентности как ученого, когда я высказал такую позицию.

А позиция (кстати, не моя, а многих философов и методологов науки) вполне логичная. Мы не верим в астрологию, не потому что у нас нет данных, её подтверждающих. А потому что у нас нет удовлетворительной теории, которая бы встраивалась в научную картину мира. До тех пор, пока у нас такой теории нет, никакие данные не смогут нас убедить в том, что звёзды определяют характер. И это, как мне кажется, прекрасная демонстрация того, что теории важнее данных. Данные имеют смысл, только когда есть несколько альтернативных теорий. И их смысл определяется именно этими теориями (из этого же следует, что, если у нас есть несколько теорий, и мы выбираем из них – данные становятся важнейшим критерием для выбора).

Другой пример – телепатия. Сколько успешных экспериментов нужно провести, чтобы вы поверили в способность людей читать мысли на расстояние? Скорее всего, нет такого числа! Потому что у нас нет научной теории того, как это в принципе может происходить! После каждого успешного акта телепатии мы будем искать альтернативное объяснение (невербальные сигналы, сговор, непроизвольные движения и тд). В телепатию не нужно верить не потому что она не доказана, а потому что нет мыслимого научного объяснения того, как это может происходить.

Более живой и свежий научный пример – исследования Дерила Бема, в которых была показана способность людей угадывать следующую позицию случайно предъявляемого стимула.

Эти исследования стали одним из триггеров дискуссий о кризисе воспроизводимости в психологии. Бема сразу же начали критиковать за плохую статистику и напирать на это. Но проблема Бема была всё в том же: у него не было научного объяснения того, что происходит. Именно поэтому никто в это не поверил, но стали искать слабости там, где могут – вместо того, чтобы прямо сказать: неважно, что показывают данные, у вас нет объяснения, валидного в рамках научной картины мира. Почему так происходит? Думаю, из-за низкой грамотности в области философии науки и её невысокого престижа в принципе. Хотя статистика там и вправду была неважная (примерно как и в большинстве психологических публикаций того времени).

Вывод такой: если перед экспериментом мы уверены, что его результаты не изменят нашу точку зрения на какую-то теорию, значит, этим экспериментом мы эту теорию опровергнуть не можем. Если вы не можете себе представить, какие нужно получить данные, чтобы вы лично поверили в астрологию – значит, это не эмпирический вопрос для вас.

Более глобально: научное от ненаучного отличается не наличием подтверждающих или опровергающих данных, а объяснениями, которые предлагаются.

P.S. Кстати, если речь о прикладных исследованиях, то там все по-другому (это, к слову, ещё один тезис, с которым многие не согласны). Если вдруг мы получим надежную разницу в зависимости от знака зодиака, этим можно пользоваться для психодиагностики/отбора, и не важно, верите ли лично вы в астрологию. Соответственно, исходные результаты могут быть использованы против применения знаков зодиака в отборе персонала, например.

И ещё пара интересных цитат из вики:

Wagenmakers et al. criticized Bem's statistical methodology, saying that he incorrectly provides one-sided p-value when he should have used a two-sided p-value.

- при всём уважении, аргумент просто смешной. А вот сравните с тем, что написали другие спецы в методах и статистике:

Jeffrey Rouder and Richard Morey, who applied a meta-analytical Bayes Factor to Bem's data, concluded, "We remain unconvinced of the viability of ESP. There is no plausible mechanism for it, and it seems contradicted by well-substantiated theories in both physics and biology. Against this background, a change in odds of 40 is negligible.

- их комментарий глубже и сообщает следующее: при том, что хорошего объяснения, которое согласовывалось бы с нашими знаниями биологии и физики, нет, такой маленький эффект можно оставить без внимания. Эта позиция чуть отличается от той, что я описал в посте, но во многом совпадает.

Ну и не могу не процитировать слова Бема (из той же статьи в вики). Я думаю, часто люди представляют себе что-то такое, когда я говорю, что теория важнее данных:

"It’s been hard for him, he said, to move into a field where the data count for so much. “If you looked at all my past experiments, they were always rhetorical devices. I gathered data to show how my point would be made. I used data as a point of persuasion, and I never really worried about, ‘Will this replicate or will this not?’”"

Повторю релевантную часть из поста: если есть несколько конкурирующих научных теорий, то данные, конечно же, очень важны, чтобы определить, какая теория лучше (впрочем не только они: простота, красота, эвристичность - всё это тоже влияет на выбор теорий, как показывает история науки).

Не знаю, правда ли будет выпущена эта модель, но это очень хороший пример неконгруэнтного (конфликтного) стимула для лекции по когнитивному контролю (source)

TEDx Лекция покойноного Яка Панксеппа о нейробиологии эмоций (2013 год)

https://www.youtube.com/watch?v=65e2qScV_K8

Венограмма мозга, сделанная с помощью нового мощного (7 тесла) томографа Siemens Terra

https://twitter.com/emiddlebrooksmd/status/1471557627964534784?s=21

Русские мемы двухтысячных выходят на международный академический уровень #контент_выходного_дня

https://twitter.com/criskotsu/status/1470684959807459334

Любопытная заметка про внутренний голос, т.е. про «звучание» нашей внутренней речи когда проговариваем что-то про себя или размышляем.

Так как это супер-дефолтная и недоступная внешнему наблюдателю вещь, у нас особо нет возможности сравнить её с другими людьми.

Но оказывается, в восприятии собственной внутренней речи бывает много различий. Внутренних голосов может быть несколько, они могут звучать не как наш «внешний» голос. У кого-то внутреннего голоса просто нет: когда человек целенаправленно ни о чем не думает, у него в голове тишина! Пишут, что у глухих, внутренний голос – визуальный.

https://www.theguardian.com/science/2021/oct/25/the-last-great-mystery-of-the-mind-meet-the-people-who-have-unusual-or-non-existent-inner-voices

Вчерашняя тема напомнила мне об одной беседе в твиттере: люди выяснили, что, оказывается, не все слышат фоновый шум в ушах. Например, я – даже если нахожусь в полной тишине – слышу какой-то равномерный шум. А бывают люди, у которых – чистая тишина.

Справедливое замечание в комментарии к опросу: в прям объективную абсолютную тишину попасть сложно. Имеется в виду, когда нет явных внешних источников звука и вы уверены, что извне к вам никакой звук сейчас не попадает. Например, ночью в тихой комнате.

Выступил гостем в подкасте "Эффект наблюдателя". По-моему, получилась интересная беседа

— Много ли чему можно научиться, не учась?
— Как на наше мышление влияют внешние факторы и стереотипы?
— Что вообще такое сознание, мышление и обучение?

У нас в гостях Иван Иванчей, постдок департамента экспериментальной психологии Университета Гента в Бельгии.

➜ Apple Podcasts
➜ Google Podcasts
➜ Castbox
➜ Яндекс Музыка
➜ Другие платформы
➜ Слушать на сайте

Вводная лекция по современной теории обучения с подкреплением. О том, как она может быть полезна (и достаточна) для поведенческой нейронауки.

https://www.youtube.com/watch?v=_MduRkr6r6c

Так как я читаю много книжек параллельно и многие не дочитываю, решил делиться понравившимися фрагментами, не дожидаясь конца книги.

Вот вам история из “Введения в поведение” Бориса Жукова (очень хорошая книга, надеюсь, дочитаю, и напишу о ней в целом).

Любопытно, что несмотря на быстрый успех теории эволюции, некоторые исследователи-эмпирики (т.е. те, кто не занимался глобальными теоретическими вопросами, а исследовал природу “в поле”) долго оставались скептически настроенныими к теории Дарвина.

В главе про знаменитого энтомолога Фабра (не путать с современным художником) Жуков пишет:

“Фабр до конца своих дней так и не принял теорию Дарвина, находя её “бесполезной” и “ничего не объясняющей”. Это не мешало ему переписываться с Дарвином и даже ставить предложенные тем опыты, а Дарвину и его последователям – обильно цитировать Фабра и использовать его наблюдения в своих обобщениях.”

Классный пример настоящего научного несогласия, которое не мешает, тем не менее, учёным продуктивно общаться.

А вот, собственно, пример результатов, который не позволял Фабру серьёзно относиться к дарвиновской эволюции:

<< … в частности, он разгадал волновавшую натуралистов предыдущего поколения загадку: почему добыча ос-охотниц, сложенная в норку, не высыхает и не разлагается за то время, что ею питается личинка осы? Леон Дюфур, исследовавший этот феномен на одном из видов осы церцерис, охотящемся за жуками-златками, предположил, что оса, убивая жука жалом, одновременно впрыскивает ему какое-то вещество, препятствующее гниению. Фабр доказал, что дело обстоит совсем иначе: церцерис не убивает, а парализует жука, поражая его нервные узлы. Жук лишается подвижности, но остается живым и свежим – до тех пор, пока прожорливая личинка осы не доберется до его жизненно важных органов. И, как показали дальнейшие исследования Фабра, точно так же поступают другие осы-охотницы: аммофила – с гусеницей озимой совки, сфекс – с кузнечиком, помпил-каликург – с тарантулом и т. д.

Таким образом, старое доброе понятие «инстинкт» представало в совершенно новом свете. Одно дело – просто воткнуть жало в жертву определенного вида и впрыснуть ей дозу яда, который довершит остальное. Как ни удивительно, что новорожденная церцерис, не видавшая еще ни одного жука, знает, что ее добыча – златки, это, в конце концов, не более удивительно, чем столь же врожденное знание кошки о том, как следует поступать с мышами. Но точные и строго дозированные инъекции в нервные узлы, расположение которых невозможно установить по внешнему виду жертвы, – это нечто иное. Откуда оса могла получить столь точное и изощренное знание?

Царивший в то время в зоопсихологии антропоморфизм тут был совершенно бессилен: у человека нет столь сложных и подробных врожденных программ поведения, и ему трудно даже представить, что могла бы думать и чувствовать оса, выполняя такую программу. Не впечатлял и эволюционный подход. Дарвин писал, что инстинкты формируются так же, как и морфологические структуры: отбором мелких случайных изменений (в данном случае – поведения). Но как это приложить к осам-парализаторам? Когда-то они тыкали жалом в кого попало, потом отбор сохранил только тех, что жалили жуков, затем – тех, кто предпочитал исключительно златок, и наконец – только тех, кто наносил удары строго в нервные узлы и никуда больше? Но опыты Фабра показали: ни на мертвом, ни на недообездвиженном жуке личинка осы не дотянет до окукливания. Если бы эволюция шла таким путем, осы церцерис давным-давно исчезли бы с лица Земли, не достигнув нынешнего совершенства в своих приемах. Впрочем, что там церцерис! Ее добыча защищена прочным панцирем, но сама совершенно безоружна. А вот другая оса-парализатор – помпил – охотится на крупных ядовитых пауков, и точка, куда она должна нанести удар, – прямо возле смертоносных крючков-хелицеров. Малейшая неточность в движениях – и охотник сам превратится в дичь. Можно ли представить, что такое поведение возникло как цепочка мелких случайных изменений?! >>

В сноске Жуков добавляет: “Надо сказать, что убедительной модели эволюционного формирования столь сложных, подробных и требующих точного исполнения поведенческих программ не создано и до сих пор. Хотя в свете наших сегодняшних знаний о коэволюционных процессах, о генетических и физиологических механизмах поведения и т. д. эта проблема выглядит все же не столь загадочной и необъяснимой, как в XIX веке.”