Вчера провела пару часов, читая (бог весть зачем) нацбестовские рецензии. Там есть сегмент, который моя тётка очень ёмко назвала бы «цирк на дротьях»: например, член Большого жюри N ставит в вину автору X то, что та не предсказала войну в книге, которая только-только вышла из печати. Герои мучаются, мол, какой-то хернёй, а тут ведь война, война идёт, пусть чешут на фронт!

Другая женская книга в прямом смысле о п**достраданиях при этом подаётся как образец адекватности времени и повестке. Линь Ихань, которую насиловал учитель, которая написала дико честный и крутой текст об этом и покончила с собой в 25 — фальшивка и говно. Текст о сытой, здоровой, донельзя самовлюблённой и не обременённой талантом тётке, мучения которой по большей части выдуманы ее гострайтером, — «большая литература», феминизм здорового человека и т.п.

Ну, je ne sais pas, ребятки.

Нацбест умер, да здравствует Нацбест!
(нет, конечно, на самом деле очень грустно это всё, сочувствую авторам -- но, кажется, умирать премия начала не после 24 февраля, а значительно раньше, пару лет как)

Вопрос дня: должен ли автор быть беспощадным? Не к себе, понятное дело, и даже не к тексту — а к своим героям?

Вот «Школа злословия» от 2008 года. В гостях Павел Санаев, пару лет как выпустивший «Похороните меня за плинтусом», автофикшен до того, как само слово вошло в обиход. Главные герои — его мать Елена Санаева, известная, между прочим, актриса, Ролан Быков, и всё их звездное семейство в очень уж неприглядном виде.

— Если бы ваша бабушка была жива, вы бы написали такое о ней? — спрашивает Татьяна Толстая.
— Нет, — с ужасом говорит Санаев. — Нет, ни за что на свете, нет.

Смирнова приводит в пример Томаса Вулфа, с которым перестал разговаривать весь город после выхода романа «Взгляни на дом свой, ангел». Ну и что? Да, затравили всю семью, зато появилась великая книга, великая классика — а это ведь намного важнее. «Зато они остались навека, если это искусство».

— Нет, — повторяет Санаев. — Если бы бабушка и дедушка были живы, рукопись бы лежала в столе.

Мелькнула шальная мысль, что может, как раз поэтому Санаев великим писателем так и не стал и запомнился только дебютной книгой: он ставил живых людей гораздо выше ремесла. Но может, причина совсем не в этом.

https://youtu.be/Slni2MTvaOo

«Тоска» уже была в лонге «Лицея» в прошлом году, а кусок номинировался на «ФИКШН-35». Это сборник рассказов или роман в рассказах, как посмотреть. Действие его происходит в провинции (well, в Воронеже) и Петербурге в 2003–2020 годах нашей эры.

Я бы сказала, что это текст о взрослении, о кризисе четверти жизни; о том, что сама эта жизнь и любовь никогда не бывает такой, какой мы её себе намечтываем. Ничто и никогда не сбывается так, как хочется, но иногда происходит, как нужно богу, матрице, закону подлости.

Ещё я хочу заранее сказать, что это ни в коем случае не автофикшен, несмотря на мое лицо на обложке и имя внутри. Это такой неразборный салат, в основе которого мои истории, — но думаю, они довольно типичны для всех, кто родился в девяностые в провинции, кто был одурачен искусством в плохом и хорошем смыслах, кого оно спасло и не очень.

Надеюсь, что книга вам понравится или вызовет по крайней мере ностальгию. Тоску о том, чего не бывает на свете, но что можно воссоздать на бумаге — и длить свою пытку счастьем.

Предзаказ на сайте book24
Плейлист «Тоски» в ВК

#читательскийдневничок
«Это состояние — когда ты пишешь и тебя тошнит, ты физически ощущаешь, как каждым новым словом убиваешь блестящую идею, — знакомо каждому, кто хоть раз пытался изложить на бумаге даже самый простой сюжет. Любой автор рано или поздно осознает, что оказался в ловушке, ведь а) чтобы прямо сейчас воплотить классную идею, нужно писать лучше, но б) чтобы писать лучше, нужно писать больше. Противоречие между а и б — самая неразрешимая из всех писательских дилемм. Точнее, разрешить ее возможно только одним способом: принять как должное тот факт, что писать означает убивать классные идеи и начинать сначала. Чем больше идей ты убиваешь, тем выше твое мастерство — грустно, но что поделать. У каждого автора есть свое личное кладбище идей, которые когда-то казались ему достойными романа, но так и не дожили до воплощения — по разным причинам».

Из «Ночной смены» Алексея Поляринова — очень любопытной, умной, по-хорошему лаконичной книги, где автору удается говорить с читателем абсолютно на равных. Особенно крутое там эссе о том, как Фрэнк Баум становится Александром Волковым или наоборот, совершенно гениальное. И о глобальном/постколониальном романе тоже высший класс.

#читапроза
Дорогие и любимые коллеги из «Прочтения» по праву первой ночи (кек) опубликовали отрывок из «Тоски» — а там сразу легкая еротика, любовь, поезд и салат из помидоров и огурцов. Enjoy!

В «Тоске по окраинам» Анастасии Сопиковой – пять историй из жизни взросления женщины. Окраина – угадываемый Воронеж – сменяется Петербургом, а потом Тбилиси, а счастья почему-то не становится больше. В отрывке у нас на сайте – история зарождения первой влюбленности: от робких сообщений до воображаемых сценариев, где герои будут вместе.

Повесть «Типа я» дагестанского сценариста и режиссера Ислама Ханипаева написана от лица восьмилетнего мальчика. Пытаясь справиться со сложными переживаниями, он придумывает себе союзника и воображаемого друга – Крутого Али. О взрослении в Дагестане, о том, что значит быть воином, и о том, почему, чтобы писать книги, совсем не обязательно много читать, с Исламом Ханипаевым поговорили студенты образовательного центра «Сириус». Новое интервью – уже на сайте журнала.

​​Зарабатываю деньги на книгах, чтобы тратить их на покупку других книг — и так по кругу. В частности, пару недель назад мне пришла из России книга Щаповой «Это я — Елена», 2008 года издания. Издана, кстати, очень паршиво, вёрстка такая, что сноски равны по размеру заголовкам второго уровня, куча грамматических ошибок, про корректуру молчу, фотографии все в мыле.

Издатель даёт голос Елене, только вот до конца не договаривается с ней, Щаповой-персонажу или Щаповой-человеку. Получается книжка вся из обрывков, фрагментов, дневниковых кусков, стихов, фотографий. Для тех, кто не читал: Елена там вся играет в свой образ из Эдички, жеманится, рассказывает про пати, кокаин, любовницу с роскошным телом, приключения и тусовочки. Порхает как бабочка (почти ночная, да). И единственный раз на всю книгу жалит как пчела, но зато как! После всех этих велеречивых пересказов блудняка и наркотрипов, игры в куклу-красавицу –– в финале вдруг идет эссе о говне, о том, как дерьмо полезно и как сам приятен процесс, почти оргазмический. И если, мол, однажды в решающий час у вас под рукой не окажется ничего, кроме этой книжки, то что ж, автор не обидится, ему будет даже приятно.

Вот тут-то понимаешь, что Елена-то вдоволь над тобой посмеялась, что она мыслит намного оригинальнее и шире, чем тот персонаж, в которого играет, что в ней намного больше самоиронии и внутренней свободы, чем тебе представлялось. В общем, дико любопытно.

Место под солнцем и немного нежности
Она прислонялась к дребезжащему стеклу шапкой и дремала — а когда приоткрывала глаза на станциях, всегда ловила его грустный и внимательный взгляд на себе. Как будто он следил, чтобы не обидели; издалека заботился о несчастной девочке.
Пять повестей молодой писательницы из Воронежа Анастасии Сопиковой - пять историй девочки-подростка-девушки-молодой женщины, в которых за всеми героинями угадывается автор. Хотя сказать, что это автофикшн, было бы не совсем верно: во всех случаях разный угол зрения, от лица героини-рассказчицы написана только первая история. Но по порядку.

"Не успеешь оглянуться". Начало нулевых, маленькая девочка живет с мамой и папой в малометражке из самых крохотных, гостиничного типа, где под кухню угол общей комнаты, а в санузле унитаз и раковина, но нет и намека на ванну. Умельцы, вроде ее папы, устраивают самодельный душ. Как-то можно жить, чего уж там. Было бы лучше, если бы мама не сбегала то и дело на свои бальные танцы. Красивая молодая мама, которая нравится чужим мужчинам, и наверно сама к ним неравнодушна. Девочка это чувствует обостренным детским чутьем. Вот когда она вырастет, нипочем не будет так поступать со своими детьми. Скорее бы. "Скоро, - говорит мама, - Не успеешь оглянуться."

"Золотая лихорадка". Начало десятых, девочка подросла, занимается в студии. Раз провинция - это ж не значит, что все одинаково серое. Кроме их спального района на правом берегу, есть левобережный нарядный центр, там, на Площади детей мама ее подруги работает методистом Дворца молодежи. Там она встречает Его, своего золотоволосого принца музыканта. Уже есть интернет, и она бесконечно пересматривает запись ролика с репетиции группы, представляя себе его прекрасную жизнь, и добавляется в друзья, и даже иногда обменивается с ним репликами, которые наполняют ее счастьем. А в нее влюблен совсем другой - это как всегда: "Хотелось известно чего известно с кем, но известно кто не звонил, а звонил неизвестно кто..."

"Друг Джонатан", еще немного времени спустя, на границе между подростком и девушкой, уже осознает свою привлекательность и жестоко манипулирует влюбленным, но ненужным ей парнем, стремясь привлечь внимание и привязать к себе его друга, который пока не обращает на нее внимания. Подросшее благосостояние россиян поспособствовало улучшению жилищных условий, у девушки теперь своя комната, но довольствоваться жизнью в провинции она, привлекательная и амбициозная, не собирается. Здесь на девочку смотрит влюбленный мальчик и его рассказ о себе плавно перетекает в рассказ о ней, зазнобе. И, может быть, еще о том, что нельзя использовать людей как расходный материал. Нельзя играть любовью. она мстит за это, и много позже, задаваясь вопросом: "Почему со мной так?" - отвечаешь: "Потому что я так поступала."

"Трактир Тенардье". Вспомнили откуда чета Тенардье? Я не сразу, хотя "Козетта" в адаптированном детском издании была одной из любимых книжек, а "Отверженных" с Хью Джекманом, Расселом Кроу, Энн Хаттуэй и Амандой Сейфрид смотрела с удовольствием. В том фильме чету трактирщиков играли блистательная Хелена Бонэм-Картер и Саша Барон Коэн, что несколько смягчило зрительскую неприязнь. Но теперь не о них, а о самоощущении домашней девочки провинциалки, попавшей в круговерть огромного чужого равнодушного мегаполиса. Внезапно обнаружившей, что все вещи, которые воспринимались как естественные - все они сделались недоступными. Холодно, голодно, спать постоянно хочется, а надо учиться и работать. А рядом, вот совсем рядом, руку протянуть - сверкающая манкая жизнь, для которой ты создана. Но получают ее, отчего-то, совсем другие. И суть в том. что ты хочешь добиться, достичь, и совсем не думаешь про политику. протесты, всякие такие вещи - это для благополучных папиных-маминых деток хипстеров. "Глупость какая-то, все равно ничего не изменится, а мне надо выживать," - думает наша девочка.

"Тифлис", заключительная новелла, время почти наше, два года назад и она почти бывшая жена. Молодая, яркая, красивая. Бедная, неприкаянная и по-прежнему имеющая в этом мире чуть меньше, чем

ничего. Снимает на паях с подругой квартиру, мучительно переживает крушение брака, находя утешение в сетевом романе с парнем из прошлого, в котором видит теперь соединение молодого Маяковского (грузинский князь) и Сережи Бодрова времен первого "Брата". Теперь он в порядке. проектирует таунхаусы для среднего класса, зовет приехать в Грузию, а что, если впрямь?

"Тоска по окраинам" довольно долго казалась очередным сеансом self-pity от детей-снежинок: "как тяжело на свете жить бедняжечке". Пока не полыхнуло мгновенной ясностью: мы пришли в точку, где находимся сейчас, не потому, что тупые или равнодушные. А потому что хотели удержаться и закрепиться в стабильности, морковку которой держали перед нашим носом. Потому что у абсолютного большинства были двенадцатиметровки на семью, И вдруг появилась возможность иметь свою комнату..

Когда долго морят голодом, а потом дают есть, хочется поначалу только есть и не замечаешь, как из столовой потихоньку выкачивают воздух. Будем приспосабливаться. Приспособились.
@shubinabooks

#читательскийдневничок
Одно время ездила в поездах столько, что научилась отбирать даже специальные книги, которые хорошо читать исключительно в купе, иногда вглядываясь в русское поле. Идеальная триада для меня такая:
• «Темные аллеи» Бунина
• «Лето Господне» Шмелёва
• «Другие берега» Набокова.
Пруст, наверное, тоже пойдёт, но его можно осилить разве что за путешествие из Москвы во Владивосток. Вынужденное бездействие накладывается на растворённый в сиропе, сумрачный хронотоп, всякую тоску по ушедшему — и вот, получается абсолютная магия, огромное удовольствие.

#встречитануги
Жду всех в эту пятницу на «Красной площади»!

#встречитануги
Приходите поговорить сегодня ещё!

9 июня в 16.00 пройдет прямой эфир с Анастасией Сопиковой и презентация её дебютной книги

«Тоска по окраинам» — пять историй из жизни девочки девушки женщины. «И никакого розового детства» в нищей провинции начала нулевых, подростковые опыты безответной любви и любви без ответа, переезд в столицу, первая работа и первое замужество... Главная героиня ребенком мечтает, как однажды вырастет и станет счастливой, — но взросление оборачивается разочарованием, ожидания оказываются далекими от реальности, а ненавистная прежде окраина, родной дом и детство превращаются в единственное место, по которому только и можно скучать.

Смотреть эфир на странице РЕШ «ВКонтакте»

Купить новинку

#встречитануги
Впервые за несколько лет сходила в полный отпуск: то есть не работала на основной работе, ничего не редактировала, даже — о ужас! — почти ничего не читала целых две недели. Вернулась — а тут много-много визуала с моим лицом, сейчас будет по порядку.

Во-первых, провели эфир с Ириной Рыжовой в рамках проекта «Современники». Было приятно и радостно отвечать на вопросы первых читателей, я там немного рассказывала об изначальном замысле и названии книги, плюс порассуждали о таинстве и магии библиотек.

Во-вторых, появилась полная запись нашего разговора с Анной Матвеевой на Красной площади: тут много о женском, стереотипах, о работе писателя и жертвах. Большое спасибо Анне и организаторам!

В-третьих, вот тут можно посмотреть эфир, который мы провели с Алексеем Портновым — получился очень откровенный с моей стороны рассказ о том, чего стоило писать книжечку. Однако за время пути собачка могла подрасти: в эфире я прошу родителей не читать «Тоску» и рассказываю, как специально увезла все экземпляры из их квартиры в Воронеже. Увы! За истекший месяц книга все-таки попала им в руки — не желаю такой реакции никому, никому, никому из своих знакомых. Это не к тому, чтобы вы меня пожалели, зачем мне, а тут скорее мораль для других авторов: рядом всегда найдутся сердобольные тетушки и титушки, которые раскроют, передадут, расскажут, обсудят и в конечном счете поссорят близких людей.

И тем не менее, ни о чем не жалею: я написала ровно то, что была должна; ровно такой тоскливый и тягучий текст, который просился на волю и который меня освободил.

#читапроза
И ещё: на «Прочтении» вышла вот такая, удивительная по уровню точности, рецензия Елены Васильевой. Инжой!

Героини «Тоски по окраинам» названы вариациями имени автора и как будто бы автобиографичны: «Она – это они, как и в какой-то степени ее читательницы – это они». В книге представлен путь «от детства до молодости, от ребенка, не названного по имени, до подростка S, от девушки Насти до женщины Анастасии». Об особенностях композиции рассказов и том, почему это скорее даже не сборник, а экспериментальный роман, рассказала литературный обозреватель Елена Васильева.