Из лимоновского «Дневника неудачника».

Наконец-то перечитываю «Обрыв» Гончарова — мой любимый русский роман. Знаю, что его традиционно считают самым слабым в «‘О’-трилогии», и на то есть причина. Любопытно, что по той же причине «Обрыв» так важен для меня.

Дело в главном герое. Напомню, зовут его Борис Райский, ему около тридцати лет, он из старинного дворянского рода, хорошее имение и доход. Надрываться не надо, цепляться за службу не надо — можно мечтать, гулять и наслаждаться жизнью. И всё бы ничего, но Райский — талантливый человек, который, к тому же, мнит себя большим художником. Он берется за кисть — и все говорят: «О, голубчик, у вас выдающиеся способности! Вам надо работать, вам надо учиться!»
«Что же, сидеть и рисовать с античных бюстов годами? — думает Райский. — Ну нет. Усердие для тех, в ком нет искры таланта. Пойду-ка вот лучше роман писать про свою жизнь и своих женщин».

И пишет. Но оказывается, что над романом надо тоже сидеть и трудно работать. Райскому надоедает, он ударяется в музыку, быстро пробегает азы, играет гаммы — но потеть за фортепиано каждый день не хватает усердия. Дилетант, он скачет от увлечения к увлечению, мечтая однажды в два прыжка одолеть пропасть и создать что-нибудь по-настоящему великое.

Трагедия заключается даже не в этом. Райский — человек слишком проницательный и тонкий, чтобы просто тешить себя иллюзиями. И не искусства ему хочется, а жизни: страстей, любовей, больших событий, большой славы. Потом он, как водится в русских романах, приезжает в имение, который заправляет бабушка, и влюбляется в одну из своих кузин Веру — и она-то возит его мордой по столу как надо.

(С линией Веры связана тема России, которая отдается в руки негодяев и анархистов, но сейчас не об этом).

Все романы «‘О’-трилогии» назидательны и сконцентрированы вокруг протагониста. Обломовщина всем понятна, осуждать ее легко и приятно. «Обыкновенная история» актуальна во все времена, Адуевы едут в Москву и Петербург во всякое время — и столица одинаково беспощадно лупит их по башке.

А что же с Борисом Райским из «Обрыва»?

Тип дилетанта, которому позволено искать себя до тридцати с лишним лет, был актуален на излете девятнадцатого века — по вполне понятным причинам. Наверное, он мог снова появиться в литературе шестидесятых — но был бы выписан грубо, с назидательностью уже отчаянной и злобной, как лентяй и тунеядец, а не как лишний человек. Про девяностые и говорить нечего — не до жиру, быть бы живу.

Но сейчас, кажется, тип Райского как нельзя кстати. В моем поколении, куда ни кинь, такие люди: я ищу, я не знаю, чего хочу, мне то нравится и это, но оно не плывет в руки само — а значит, я обижусь на ремесло и заброшу, и буду дальше искать нечто, что будет само плавиться в моих ручках.
Нет, я не ёрничаю: люди вовсе не наслаждаются своей неприкаянностью, это драма. Горе от вседоступности, больших ожиданий, низких требований к себе.

Когда я читала «Обрыв» в семнадцать, то видела в каждом слове и жесте Райского саму себя. Десять лет спустя, слава богу, не вижу: обстоятельства не позволили очень долго разбегаться и мечтать. Иногда жаль, конечно, — зато я точно знаю, что в основе всего настоящего лежит тяжелый и упорный труд. Мотивации не существует, есть дисциплина.

Но я думаю, и Гончарова вообще, и к «Обрыв» в особенности стоит вспомнить именно сейчас. Вода времени опять принесла нам многих-многих Райских, да и Вера-Россия тоже во все глаза завороженно смотрит на своего Марка Волохова, который вот-вот поведет к обрыву.
#читательскийдневничок

Полина Дашкова «Место под солнцем»
Астрель, 1999

Внезапный масслит, о котором давно хочу рассказать — и решила, наконец, это сделать.

Итак, точная и лаконичная книга о девяностых. Детектив — потому что в каком жанре ещё писать об этой эпохе.

Главная героиня — Катя Орлова, балерина лет тридцати, скоро на пенсию. Танцует и живет беззаботно, потому что ее муж владелец казино. Но Глеба убивают в день премьеры балета «Леди Макбет», тело обмякает на руках примы-премьерши Кати. Начинается поиск подозреваемых, через которых время просвечивает, как через увеличительное стекло:

♠️любовница Глеба Оля — красивая, нищая и абсолютно сумасшедшая студентка философского, которая катается с молитвословом в метро и меняет памперсы за маразматичной бабушкой;

♣️отец Глеба Константин Иваныч — советский актер, переигравший вождей и комсоргов, а сейчас владелец жирного киношного бизнеса;

♠️его молодая жена Маргоша — холеная лисичка, в прошлом голодная студентка «Щуки»;

«Бояться не стоило. И вообще ничего в этой жизни не стоило бояться. Ничего, кроме зимнего холода, оторванных подметок, желтой крошащейся пшенки, которая ждет голодную до спазмов в желудке Маргошу дома, в пустом холодильнике, в мятой почерневшей кастрюле»

♣️тугомясая массажистка Светка, в детстве крутившаяся в компании Глеба и Кати; с тех пор вечно злая на жизнь — за то, что крутясь рядом с золотыми детками никогда не станет одной из них.

И прочие, прочие, прочие: бомжи и министры, братки и редакторы светской хроники. А ещё характерный выбор, который предстоит сделать главной героине: продолжить танцевать и получать гроши — или взяться за казино, погрузиться в вонючую трясину этого мира, бросить балет, но вкусно есть.

Очень добротный текст, в котором каждое слово на месте, и тесно сюжету в рамках жанра — перепиши немножко, направь фокус в другую сторону, и получится исторический серьезный роман, не хуже «Чертова колеса». Но и эта полу-сделанность, быстрая работа с прицелом на занимательность — тоже примета времени, что и говорить.

#читательскийдневничок

В последнее время много думаю про смерть Есенина –– вообще периодами много думаю о нем (еще иногда о Бениславской). Тут, конечно, главный вопрос в том, повесился или всё же убили. Если двигаться по логике внутренней жизни (алкоголизм, распад, поэма «Черный человек» после реального эпизода белой горячки: Есенина нашли одетым во фрак в слезах у зеркала, которое он разбил тростью) — конечно, повесился. Если двигаться по логике судмедэкспертизы (пробитая голова, множественные повреждения, невозможность закрепить петлю на прямой трубе центрального отопления, даже на сгибе) — конечно, убили.

У Лекманова и Свердлова есть отличная биография Есенина, где разоблачаются теории заговоры. Типа как в сериале «Есенин» с Безруковым (2005, напомню, год) поэта насмерть бьют по голове подсвечником коварные чекисты-жидомасоны, а страшный Троцкий-Хабенский цедит в трубку: «Нет человека –– нет проблемы». Аки твой Саша Белый.

И вот об этом автографе часто думаю. «Жизнь моя и мое творчество еще впереди» — и двадцать четвертый год.

Memento mori, ничего никогда не откладывайте –– ни текстов, ни жизни.

Посмотрела Wilde 1997 года — ну фильм, где Оскара Уайльда играет Стивен Фрай. Было неловко от сладости первой трети (количество розового секса и красивых мужских задниц на квадратный метр превысило все мыслимые показатели). Восторг вызвал Джуд Лоу, который прекрасно играет молодого капризного любовника с челочкой. Того, кто из Уальда деньги и связи тянул, жизнь ему сломал, фактически в тюрьму посадил и уничтожил. Но — играет так, что Уальда понимаешь, а самому этому маркизу Боузи сочувствуешь.

Сразу после этого наткнулась на запись эфира с Еленой Щаповой у Андрея Малахова. Боже, думаю, ну она же ничто, ноль из нуля! Возраст стер оригинальность, непосредственность, взбалмошность и оставил только самодовольную жабу, которой нечего рассказать. Кроме, конечно, «как же меня все хотели, как мне была до смерти скучна Наташа Медведева, как Лимонов резал из-за меня вены».

Подумалось, что посредственность затягивает талант, как черная дыра: он сам наполняет эту красивую фигуру смыслом, которого в ней никогда и не было, и сам начинает обожать своё создание, и сам же сходит с ума, когда оно выходит из-под контроля.