Гомер был одним из множества аэдов — так называли поэтов-импровизаторов, пересказывавших миф каждый раз по-новому. Обычно аэдами были старые подслеповатые мужчины, не годные для войны или земледелия. Вероятно, отсюда представление о Гомере как слепом поэте.

Изобретение гомеровского языка было процессом, который закончился крайне быстро где-то в -8 или -9 веке. Этим объясняется его отчасти искусственная природа: он состоял из смеси греческих диалектов, к тому моменту живых и активно использующихся. На диалектах говорили в быту — на всенародном гомеровском языке декламировали поэзию.

Как известно, после того как минойское слоговое письмо пришло в упадок, долгое время Греция (кроме Кипра) жила без письменности. Молодые греки заимствовали финикийский (семитский) алфавит. Часть филологов выдвинула гипотезу о "купеческом" использовании. Однако, в данный период мы почти не видим хозяйственных записей — и уйму записей поэтических. В письменности начинают записываться гласные звуки — и это можно объяснить лишь потребностью в правильном чтении поэзии.

Один из множества аэдов, Гомер воедино собрал большинство поэтических сказаний и гениально составил единое повествование. Возможно, этого достижения недостаточно для такого внимания к его фигуре. Всё встанет на свои места, если предположить, что именно Гомер изобрёл специальный поэтический язык. Слава этой заслуги окружила Гомера, но из-за образа "слепца" скрыла свой источник.

p.s. Надеюсь, среди подписчиков нет безумцев, считающих, что существует "народное творчество", которое отливается в блестящие поэтические формы скоплением полупьяных людей.

Протрептик на изучение классики

Почему надо изучать античность? Вынося за скобки романтику, могу сказать, что ответ не очевиден. Наше время забыло человека, если под забвением понимать отсутствие интереса к конкретной личности. Время больших идеологий прошло: значит, прошло время, когда инквизитор — этот, как заметил У. Эко, прототип современного детектива — роется в вашем мусоре, а пастор на воскресной проповеди роется в вашей семейной жизни.

Выскажу провокационную мысль, что современному человеку этого не хватает. Мы политические существа, и никакие тренинги личностного роста или книжки для умственно отсталых менеджеров не заменят подлинной заботы о себе, которая, как мы помним от Платона, относится не к телу или имуществу, но к самой душе.

Ткань современного мифа, весьма тщедушного, является суррогатом: никто из нас не живёт в соответствии со слоганами Макдональдса, а ведь это окружающий быт. В результате такой глубоко неестественной ситуации человек, подобно одному виду лягушек, закапывается в мифологический грунт, отыскивая там двойное или тройное дно. Конспирология как метод познания приучает нас читать между строк.

Наделавший шума термин "пост-правда" именно об этом: важным является не сообщаемый факт, а скрывающийся за ним призыв, который является подлинным фактом или фактом второго порядка. Мало того, факт порядка первого в принципе должен игнорироваться; публичная риторика превратилась в простые движения политика языком, на которые никто не обращает внимания.

"На дне", "за ширмами" знания человек, оставшись без ориентиров, методом проб и ошибок ищет Ту Самую Правду. Поскольку поиски ведутся на глубине, легко узнаваемым свойством правды становится грунтовый налёт эзотеричности, и речь не (не только) об оккультных вещах: буквально эзо-терика — закрытое знание. Иными словами, если найденная сумма информации не доступна каждому встречному, мы на верном пути. Вторым важным критерием является цельность: хорошо бы найденным фактам быть в согласии друг с другом и давать ответы на все вопросы, причём на важные в первую очередь, а на остальные — по случаю.

Современная философия бьёт все рекорды по своей эзотеричности, но пробивает дно в вопросах согласованности. Вгрызитесь в текст Делёза, найдя там один ответ; вгрызитесь в текст Деррида, найдя другой; но вам навряд ли удастся совершить синтез, даже если оба из них воскреснут и дадут исчерпывающую консультацию. Не то античная философия. Её никто не знает (в частности, из-за необходимости изучения древних языков), и вместе с тем трудно представить себе более завершённую и отточенную традицию, доставшуюся нам в наследство.

Хайдеггер однажды сказал: особенность метафизики в том, что любой её вопрос подразумевает все остальные. Лишь одна из античных школ способна дать исчерпывающий ответ, надёжность которого подтверждается многократным отражением в тысяче других.

Если бы мне показалось, что следует написать или сказать это в понятной для многих форме, что более прекрасного могло быть сделано в моей ж изни, чем принести столь великую пользу людям, раскрыв всем в письменном виде сущность вещей? Но я думаю, что подобная попытка не явилась бы благом для людей, исключая очень немногих, которые и сами при малейшем указании способны все это найти;

Платон, VII письмо, 343d

Дорогие подписчики, частота постов на канале оставляет желать лучшего, но для тех, кто в Санкт-Петербурге, есть хорошие новости: завтра в Европейском Университете (Шпалерная ул. 3) состоится моя лекция, на которой мы будем говорить о религиозной жизни в античности. Вход свободный, приходите!

p.s. По возникшим вопросам пишите в лс

Античный мир погиб в результате того, что элита римской империи заигралась в жрецов Исиды-Гора-Сераписа-Деметры-Кибелы-Диониса-Митры-Зороастра. Добавим к этому обилие сект (букв. "школ") и философских течений вроде неоплатонизма, стоиков, гностиков и много других. К этому плавильному котлу легкомысленные римляне отнеслись слишком легко, слишком по-постмодернистки, забыв, что имеют дело с восточными народами (а в известный момент ещё и "толкнули под локоть"). Усыпление бдительности было следствием высокого уровня жизни, пресыщения. Лёгкое пренебрежение земной жизнью наложилось на восточный радикализм. "Этот мир не главное" превратилось в "этот мир есть зло"; гностическое "этот мир иллюзия" — в христианское "этот мир Ад"; Отеческий Юпитер греков превратился в семитского тирана Йахве.

В сущности, разделение онтологии на два уже имело место в Платоновском "Пармениде". Платон вскользь упоминает раздвоенность мира на две равноценные области бытия и небытия. И, подобно тому как под Сталинградом в 43-м встретились две интерпретации Гегеля, в поздней античности происходила гениальная борьба между гностиками и неоплатониками; последние интерпретировали гипотезы небытия в "Пармениде" как второстепенные — первые создали из этих гипотез новую, демоническую онтологию. Небытие устроено как бытие; тёмный демиург Йалдабаоф создаёт мир из непроглядной материальной тьмы, во всём копируя божественную родину, о которой он смутно помнит. Из этого мира можно выбраться, если посвятить себя особым духовным практикам.

Является ли мир гностиков плохим? — Нет. В каком-то смысле он иллюзорен, ибо состоит из безвидной материи, и зла не существует в полной мере, только в виде морока. Йалдаваофу можно противостоять — достаточно вспомнить о своей подлинной природе "божества в изгнании". Спасение для гностиков значит не только вернуться в мир божественной полноты (Плерому), но и вернуть туда вместе с собой мир земной.

Эта — вполне эсхатологичная — концепция хоть и критиковалась совсем не эсхатологично настроенными неоплатониками ("мир вечен"), но всё-таки оставалась вполне традиционной, вполне умещалась в русло античной мысли. Христианство, изначально бывшее, по всей видимости, одной из гностических сект, по-семитски огрубило эту идею. В мире возникли однозначно добрые и однозначно злые области; вечно блаженствующие праведники и вечно страдающие грешники; поэтому Оригена, который учился вместе с Плотином, обвинили в ереси за идею всеобщего спасения.

Сегодня мир во многом повторяет античные сюжеты. Современная духовная почва уработана в ноль и напоминает "молчание перед приходом Христа". Всё что нам остаётся — это конспирологический неореакционный гнозис.

Друзья, сегодня в 19:00 состоится лекция по Гераклиту в Европейском университете (Шпалерная ул. 3), аудитория 201. Приходите!

Современная философия напоминает разрозненные трактаты "о природе" и находится в "доплатоновской" стадии. Когда же появится сам Платон?

Друзья, немного с запозданием: запись лекции по Гераклиту.

Как правило, многие знают Декарта по его выражению "cogito ergo sum". Однако, если вспомнить, изначально его аргументация строится на существовании некоего злого духа, обманывающего Рене, когда он начинает свои медитации по достижению истины. Но именно потому что Декарта обманывают, он может говорить об истине как таковой, о сомнении. Меня обманывают — следовательно, я существую.

Хайдеггер критикует Декарта за то, что он-де не задался вопросом, что здесь значит слово "существует". Думаю, Декарт прекрасно понимал, о чём говорил. Меня обманывают — значит, я кому-то нужен, обладаю ценностью. Откуда эта ценность во мне, и почему её хочет заполучить некий злой дух? Уж не был ли Декарт гностиком?

Понятие "русский" крайне расплывчато, как крайне расплывчато его будущее. Почти невозможно говорить об идентифицирующих тебя идеях, это сродни выламыванию себя из Платоновской пещеры. Если человек оказался в мире идей, взглянув на их яркий источник, он слепнет и становится в чём-то не от мира сего, неуклюже падает в колодец или попадает к тирану в рабство. Вещи становятся маловажными, ведь они иллюзорны. Если увидеть за феноменами "нации", "русского" и др. их источник, крайне трудно быть чувствительным к ним самим.

Русский философ Соловьёв, который, в сущности, и создал понятие "национальной идеи" писал, что идея нации это то, "что Бог думает о народе в вечности". Безусловно, у русских есть их идея, вот только уже по одной своей природе она не может (и не должна) соприкасаться с вещественным миром. На ней не сварить каши, не создать программы построения национального государства. В сущности, о ней лучше молчать, как молчали три волхва, следуя за звездой, ведущей к колыбели Спасителя.

Чем абстрактней, духовней, невесомей человеческая деятельность, тем проще ей будет стать "национальной" (т.е. идеальной), однако этого никак нельзя будет доказать, как нельзя доказать национальность романов Достоевского или русскую тоску произведений Рахманинова.

Глубоко провиденциально, что народу, который задолго до запада относился к речи как чему-то глубоко вторичному, который не существует в слове, а выражает через него свою невыразимую глубину; который, быть может, вообще слабо связан с материальным, каждый день на разный лад играя в русскую рулетку — глубоко провиденциально, что в конечном итоге он совсем исчез, испарился как лёгкий зимний дымок, умер в советских лагерях, постепенно растворился за границей, родина же его стала чем-то совсем идеальным, превратилась в недостижимый Китеж-град, который, подобно другому известному народу, русские теперь ищут скорее душой, чем телом.

Удивительно, как много советских людей использует православие, чтобы облагородить своё право на хамство. Существует достаточно большая прослойка таких "инженеров душ" (т.е., как правило, с тех. образованием), речь которых пестрит богословскими выкладками вперемешку с грубыми оскорблениями за гранью фола.

Русским в лице лучших представителей действительно свойственно почвенничество, "вечно бабье в душе" (Бердяев), что-то подверженное аффекту и бесконечно любящее. Но обратной стороной этого качества является тяга к каменному, грубо-материальному свинству. Парадоксально, что народ в своей толще до такого состояния не доходит никогда. "Бес попутал" — вот универсальная реакция.

В России никогда не было среднего класса, и поэтому русская культура не даёт удобных форм интеллигентного (а не высшего, интеллектуального) быта, не подсказывает удачных ходов на все случаи жизни. И несчастный интеллигент оборачивает свой разум на 180°, уходит в материю; ύλη превращается в нихиль, в ворох припасённых на все случаи жизни ледяных грубостей.

Иными словами, русский интеллигент либо перерастает в интеллектуала, либо остаётся ПРИДУРКОВАТЫМ, получает мало орбитальной скорости и вместо срыва с орбиты падает внутрь чёрной дыры. Иногда такие экзистенциальные решения не могут быть человеком даже поставлены, не то что приняты. Быть может, в этом кроется глубокая трагедия русского среднего класса, существующего немного вопреки реальности. Здесь пост-совковые православные технари лишь придают всей композиции пикантный гротескный блеск.

Мало кто знает, что небезызвестный Генрих Шлиман во время "афинского" периода раскопок обнаружил частично обугленный пергамент, восстановить который удалось лишь фрагментарно. Как оказалось, на этом пергаменте содержалось четырнадцатое Платоновское письмо, в котором он послал новогоднее поздравление Дионисию Младшему в Сицилию. Ниже приведены те немногие строки, которые удалось восстановить:

Δλя.. βςεύ.. δρατβы.. οτ.. βςεύ.. Δγωu... κοмγ.. нε.. чγжΔο.. βοροβςκοε... зΔοροβья.. φαρτα.. παцαны... зα нας.. зα βας... зα βςε λюΔςκοε... зα βςεχ.. сτραΔαющυχ.. δροΔяг.. зα... τюρεμнγю.. δρατβγ.. зα... βςεχ.. ςυΔящuχ... τγτ.. δροΔяг.. зαπγςτuм.. чuφερ.. мbI... πο. κργгγ.. !!. Жuзнb.. βοραм.. υ.. зΔραβым.. βεчнο. !!

Новый год это обновление, и его смысл лежит в плоскости почти онтологической. Это ритуал вечного возвращения, обновления, роста. Старое уходит, молодое рождается. Предыдущие поколения исчезают, и с ними же возникают молодые. Где-то в этих потоках времени соединяется мудрость Экклесиаста и Гераклита. Юные боги Вавилона резвятся и убивают старую Тиамат, делая из неё новый мир.

Интуиция о том, что мир со временем стареет, возникает из самой биологии человека, которому с возрастом кажется, что мир дряхлеет вместе с ним. Насколько это иллюзия? Здесь подлинность может быть доказана самим существованием "устаревания" на всех уровнях бытия, подобно тому, как существование Бога доказывается постоянным обращением человека к вопросам о Боге из поколения в поколение. То же можно сказать, например, про "квалиа" и вообще трудную проблему сознания, примеров может быть много; "Дыма без огня не бывает" — вот народная максима.

Как и в каких формах (случилось это, понятное дело, у Платона) "новогодняя" тема обновления из этнографии перекочевала в философию? В случае Платона вполне понятен её религиозно-культурный контекст (пифагорейский образ жизни + религиозные мистерии), но с логико-онтологической составляющей всё несколько сложней. Но обо всём по порядку.

Если доверять исследованиям М. Элиаде (в частности, его дебютной работе, посвящённой феномену "вечного возвращения"), для архаичного человека история в подлинном смысле не существует; что существует так это некое "вечное сейчас", раскинутое, в крайнем случае, на одно поколение (если в племени есть старики, которые помнят о своей молодости). Подлинным же может быть названа эпоха "предвечного времени", в котором предки человека — на одном уровне с богами или чуть ниже — совершили все действия, которые только возможны в быту. Соответственно, любое действие индивида в период архаики — это копирование некоего первородного акта, который совершил предок, будь то разжигание костра, сбор еды или возделывание сельскохозяйственной культуры. Значимость действия приобретается только в том случае, если для него есть аналог в "родовой матрице". Можно сказать, что в случае конкретного действия (будь то собирание ягод, охота или погребение мёртвого и т.д.), речь идёт не о множестве таковых действий, а об одном единственном, воспроизводимом снова и снова.

Неизведанный мир представляет собой Хаос, бесформенность. Ряд известных племён, живущих вокруг "оси мира" — высокого столба, располагающегося в центре стоянки — при передвижении племени совершает космогонический ритуал, воспроизводящий историю сотворения мира. Лишь пространство "сакрального" существует в подлинном смысле слова — всё же "профанное", насколько оно отклоняется от эталона, выпадает из бытия. Задача человека — осваивать новые территории, подвергать их сакрализации. Человек — наместник трансцендентного, он посланник, он длань Бога, он исполнитель священного закона: «пустыни, где живут чудовища, невозделанные земли, неведомые моря, куда не осмеливался заплыть ни один мореплаватель … все эти дикие, варварские территории уподобляются Хаосу; они часть нерасчлененной, бесформенной субстанции, существовавшей до Творения ... поэтому, когда происходит проникновение на эти территории, то есть когда начинают их осваивать совершают обряды, символически воспроизводящие акт Творения, неоснованное пространство сначала "космизуется", затем заселяется».

Побегав в шкурах, наденем хитон.

Платон развивает архаичные интуиции разделения мира на область «сакрального» и «профанного» (в платоновском дискурсе это мир подлинного, идеального бытия и мир становления соответственно), индивидуальное тело человека, не обладая ценностью, не относится к миру «сакрального», оно состарится и умрёт; сакральной в человеке является душа. В первом "Алкивиаде" Сократ будит своего возлюбленного "от догматического сна", указывая на душу как подлинный предмет человеческой заботы. Заботой души о самой себе является саморефлексия, интроспекция, а вовсе не попечительство о теле и имуществе (в общем-то, первое и второе здесь суть явления одного порядка).

В "Тимее" в полушуточной манере [2] рассказан процесс сотворения мира Демиургом. Космос представляет собой живое существо, в котором существует область вечности и область становления, обе из которых представляют собой сферы, вращающиеся по оси эклиптики и оси экватора соответственно. Поскольку космос сотворён — не в пример смертным существам — из более чистых материалов, обе области в нём строго разграничены. Не то у человека. Надо ли говорить, что он почти всегда путается, принимая одно за другое — иначе Сократу не пришлось бы объяснять это Алкивиаду, который, как и львиная доля людей, отождествлял себя с телом.

Зачем богам потребовалось это "запутывание", заложенное в самой природе человека? Ведь, не будем забывать, описанный в "Тимее" акт космогонии происходит не в материальном, но в трансцендентном вечном мире, и создание существа под названием "человек" из того, что осталось, далеко не случайно. Конечно, на ум может прийти фраза Платона из "Законов", где он уподобляет людей куклам для развлечения богов, но мерилом развлечения всегда выступает нечто серьёзное, подобно тому, как игра юных львят есть отдалённое воспроизведение настоящей охоты.

Именно здесь мысль Платона обнаруживает за собой интуиции архаики, описаные Элиаде. Анамнесис, припоминание души о своей подлинной родине — это каждый раз ещё одна маленькая победа порядка над хаосом в их бесконечной онтологической игре: частица божества, заброшенная в материальный мир (случись ей вспомнить о своей подлинной природе), способна принести с собой божественный закон и преобразовать в соответствии с ним косную материю. В каком-то смысле человек занимается этим на протяжении всей истории. Платон попытался заняться политикой, чтобы реальность стала развиваться "в более правильном направлении". Результат известен. С тех пор античные философы занимались политикой в степени самой незначительной или не занимались вовсе.

Если вечность это палочка твикс, то наш мир это нуга, которая течёт между двух разломанных частей. Все действия человека имеют историческую перспективу, но вместе с тем они на всех уровнях цикличны. Платон лишь актуализировал этот сюжет, который нервом проходит через всю архаику.

[1] Который считается как минимум компиляцией раннего и позднего периода Платонова творчества, но тем он интересней.

[2] В данном случае "шутливость" обеспечивается шуточным характером самих попыток человека описать космогонию.

Существует странный ореол вокруг слова "гений", хотя он постепенно исчезает, как исчезают и ценности модерна. Если верить тому, что сказал Сам, гений — это человек, обладающий высоким интеллектом (1) и высоким уровнем доступа к информации (2). И если первое является достижением скорее пассивным, то второе напоминает рулетку: обладать коллосальными знаниями, в принципе, может и биологический идиот.

Я заядлый любитель ролевой системы Dungeons & Dragons, и, как правило, от значения интеллекта зависит бонус к общей информарованности персонажа (Lore). На первый взгляд, странно, что от интеллекта как-то видоизменяется одинаковая сумма информации, но в целом логика ясна: тот, у кого высокий интеллект, способен извлечь из знаний больше. Иногда — откладываем 20-гранные кубики в сторону :) — в реальной жизни так и случается, и при одинаковых фактах один человек делает важные выводы, а другой нет.

Странная эта штука — гениальность! Особенно если вспомнить, как много смысловых оттенков она имеет, и проблема здесь не только языковая. Как правило, гения признают post factum (т.е. после смерти), и признанный образ в лучшем случае просто совпадает с тем человеком, который жил. Иными словами, речь идёт о "фигуре гения" как неком "большом нарративе", который раз навсегда декларируют и признают. Раз так, речь идёт о феномене эпохи модерна, кожу которой мы (т.е. западные и около-западные интеллектуалы — про не-западных/не-интеллектуалов речи не идёт) постепенно с себя сбрасываем.

Что же остаётся после? Возможно, мы постепенно откатываем себя обратно (когда 360 превращается в 0) к взглядам античной цивилизации, культура которой стала для нашей культуры тем же, чем природа является для кульуры вообще. Например, забавно наблюдать, как люди, над которыми больше не довлеют надуманные милитаристкими государствами нормы (двое, мужчина и женщина, знакомые и влюблённые друг в друга с детства, живут вместе и, никогда не изменяя, умирают в один день), возвращаются к своему естественному состоянию (недолгие спонтанные отношения с элементами полигамии бОльшую часть жизни). А что же с гениальностью? Если время больших нарративов вроде "Эйнштейна" проходит, мы и здесь можем двигаться к её "природно-аничным" формам.

Сократа, как типичного гения, признали после смерти, и предварительно это мало зависело от его интеллекта или знаний (традиционно считается, что у Сократа было только первое :). Думаю, мы не ошибёмся, если определим античную "гениальность" как "мастерство жизни". Если так, Сократу удалось прожить гениальную жизнь. Между прочим, жил он её при помощи гения-даймона, а это значит, что с сюжетом своей жизни он был знаком как бы заранее.

Итак, в сухом остатке мы, быть может, имеем следующий insight outsid'a :). Гений будущего: (a) гениален в пределах небольшой "полисоразмерной" местности; (b) старается овладеть сюжетом своей жизни (настоящей или аватаризированной); (с) делает это при помощи какой-то большой и всё знающей структуры. Что из этого следует, поймут лишь делосские redpilled ныряльщики.

Если мир идей представить в виде женского тела, то пафос критической теории, как я себе её представляю, состоит в постоянной стимуляции точки под названием "рессентимент". Конечно, в ницшеанском смысле; то есть это перманентный поиск источника проблем не в себе, а где-то ещё (например, в патриархальном обществе). Ещё одна черточка, характерная для внешнего наблюдателя: какой-то радикальный пафос свободы или, верней сказать, освобождения (опять же, всё время "от кого-то").

Если догло вглядываться в леворадикальную бездну ( :)), то можно заметить, какие тенденции сегодня там есть. Например, сразу бросается в глаза анти-гуманистичность: мы будем смотреть куда угодно, кроме человека и его форм, а везде где найдём их, будем освобождать территорию от "антропологического шовинизма". Впору говорить об "антропологии животных" или их собственной, отличной от нашей истории, её событиях и т.д. Не стану распространяться о том, что левые начинают темой свободы, а заканчивают культом смерти, думаю, тут и так всё ясно.

Человеческое тело тоже является такой "зоной освобождения", и я давно уже жду, когда возникнут призывы не паразитировать на своём теле, а дать ему свободу функционировать так как оно хочет. Прислушиваться к его желаниям. Его, а не нашим.

Вообще-то, n-нное количество веков назад так "уже было", сюрприз-сюрприз. Среднестатистический человек гомеровского периода понимал своё тело как площадку для игры богов, где есть разные зоны, задействованы разные природные силы и т.д. Это, в общем-то, не человек управляет своим телом — никакого центра не существует — нет; это бог Дионис навёл опьянение на тело неосторожного путника в лесу; или Афина запрокинула твою голову назад, нашептав смирить гнев и не убивать Агамемнона. В 20-м веке существовала досужная (для досуга скучающих филологов-классиков) теория о двухкамерном сознании, в соответствии с которой никакого центра в человеческом мозге-душе в то время не было, а были две перекрывающие друг друга мозговые доли, воспринимавшие друг друга как трансцендентных божеств. Есть что-то притягательное в рассмотрении тела человека как игровой комнаты для богов, и даже Платон на склоне лет, "совершив философское самоубийство" (Соловьёв), предлагает людям наслаждаться своей "кукольной" природой, водя хороводы под звёздами, чтобы наладить вращение ума в правильную сторону.

p.s. Возможно, читатель уже давно устал от моих длительных попыток натянуть сову на глобус, соединяя сюжеты наших дней и античности. Ничего не могу с собой поделать — уж очень хотелось бы пожить 17 (7) веков назад! Ну или хотя бы притянуть античность поближе к нашему времени. Отсюда частые посты с неизбежным "карфагеном".