Милый Франц Осипович!

В Ваших глазах я рискую приобрести репутацию дрянного человека.
1) Пасхальную ночь Вам испортил.
2) На Рязанский вокзал не поехал.

Итого: свинство.

Вы сердитесь?

Что касается меня, то я вчера был выпивши, чего и Вам желаю.

Из письма Антона Чехова Францу Шехтелю 14/04/1886

ПОЗИЦИЯ АНАЛИТИКА

Чем более аналитика занимает своё бытие, тем менее уверен он в своих действиях...
Чувства аналитика могут занимать (в этой игре) лишь одно место - место мертвеца.

Jacques Lacan. La direction de la cure et les principes de son pouvoir

искусство пре-рывания
пре-пинание (punctuation) и пре-рывание (scansion)

Остановка сеанса в лакановской практике может иметь два статуса:
1) знак пунктуации (пре-пинания)
2) разрез (пре-рывание)

✵ Не точка, но запятая

Когда аналитик пунктуирует речь завершением сеанса, он старается поставить не точку, но запятую, то есть не остановиться в пункте ясного смысла или утверждения, но подтолкнуть анализанта, чтобы он споткнулся и продвинулся по пути анализа за пределами кабинета. Тогда, например, 2 минуты сеанса могут растянуться на часы/дни/месяцы/годы продуктивной работы [сопоставимо ли это хоть как-то с цифрой, например, 55 минут?].

Анализант, остановленный на полуслове, не закончивший свою мысль, не получивший понятный ответ, обретает замечательный импульс, известный в психологии как «эффект Зейгарник». «Незавершённая задача» открывает поле для производства своих собственных, ценных для анализа, интерпретаций.

Это работа в русле осмысления и реконструкции истории субъекта, которая сопровождается производством смысла и разворачиванием цепочек означающих в произносимой в анализе речи.

✵ Раз-рыв-раз-рез

Остановка сеанса другого рода ориентирована в противоположном направлении: не на производство смысла, но на столкновение с твердыней бессмыслицы, на обнаружение объекта наслаждения, на встречу с Реальным.

Здесь важен лакановский термин scansion, который лучше всего переводить на русский по кальке как скандирование уже потому, что сохраняется важная этимологическая отсылка к скандалу, который непременно возникает вместе с приближением к объекту-причине желания. Речь идёт о скандале несусветности жизни человека как таковой. Именно нонсенс бытия лежит на горизонте анализа каждого говорящего телом существа.

Scander происходит от латинского scandere – подниматься, взбираться, лезть. Первоначальный его смысл касается именно физического действия: ascension (восхождение), transcend (превосходить).

Далее в ораторском, декламационном искусстве скандирование означает ритмичное членение по слогам, акцентируемое телесно в мимике, жестах, движениях, ходьбе.В поэтике, политике, мистике скандирование завязано на пульсацию живого тела.

В аналитической практике скандирование способно превратить речь говорящего существа в событие тела. Пре-рывание сеанса способно столкнуть с сингулярным способом его наслаждения за пределами всякого смысла.

✵ Итак

Разница между пре-пинанием и пре-рыванием, демонстрирует эпистемологический разрыв лакановского учения, знаменуя переход от герменевтической модели (поиск смысла) к логической модели (обращение к Реальному, не поддающемуся осмыслению).

Пунктуация ведёт к смыслу через недосказанность, тогда как скандирование – к встрече с Реальным через разрыв. И первое, и второе имеет этическую ориентацию на особенность каждой речи, каждого отдельного анализанта, на каждом отдельном сеансе переменной длительности.

картина "Разрыв"
художник Лучо Фонтана

#ШколаКлиническогоОбразовыванияЛакановскихАналитиков
#znakperemen
#ZeNтерапия

Защитилась! М2 университет Париж 8 в активе.

❤️ЛЮБОВЬ❤️ - это символическое в его отличности от реального и воображаемого. Это любовь, потому что любовь не желает ничего реального. Она желает объект как означающее любви.

Когда любви не хватает, мы предаёмся наслаждению. Тогда в качестве замены любви выступает наслаждение реальным объектом. Такова природа, например, булимии - восполнение нехватки за счет поглощения реального объекта, еды, в качестве реакции на фрустрацию в символическом удовлетворении.
⏩⏩⏩
Нехватка любви компенсируется реальным удовлетворением, и в некотором смысле то, что мы называем реальным удовлетворением, всегда является лишь полумерой, уловкой.

Когда влечение проявляется в аналитическом лечении – булимия, анорексия, анальность и т.д., – оно всегда исполняет функцию развития символических отношений.
⏩⏩⏩
Причина заключается в том, что на самом деле у субъекта не получается кое-что сказать, он не располагает нужным означающим, не располагает символом, и именно этот сбой символического, этот сбой в символических отношениях открывает дорогу влечению.

По курсу Ж.-А. Миллера DONC. LA LOGIQUE DE LA CURE (1993-1994)

"КУКУШЕЧКА маленькая моя, ты на месте!?"


Много вопросов, с которыми люди обращаются, вертятся вокруг этого: "Это нормально?" Сам вопрос свидетельствует об ответе - что-то уже представилось человеку ненормальным, т.е. отличным от другого, от большинства.

Нормальный человек никому не интересен, он не способен вызвать любовь другого.

Нормальное течение событий оставит нас равнодушными, мы его даже не запомним. Только нарушение нормальности, выход из неё разбудит чувственное восприятие, заставит, наконец, не просто смотреть, а увидеть, не просто слушать, а услышать, подарит радость обретения и вместе с ней сожаление от потери - это будет шагом к любви.

Всё пристежки нашего интереса к миру, к другому, всё, что мы любим, - за границами нормы.

"Если и есть для Лакана какой-то окончательный приговор, то разве что такой: "Да он нормальный!" (Ж.-А. Миллер).

Первая сессия у психоаналитика. Первая она у обоих.
Про то, что делать психоаналитику с запросом, лучше всего здесь по ссылке

Ещё немного про анализ запроса

"Не надо меня уговаривать" означает "нет"

"Меня не надо уговаривать" означает "да"

Как вы можете это объяснить?

(В)МЕСТО СЛУЧАЯ

Психоанализ работает со случайным, которое только и находится в измерении действенности. К нему нельзя приготовиться, от него нельзя застраховаться, оно всегда тревожно.

Поэтому психоаналитик работает своим существом - он не может, вмешиваясь "в действие, затрагивающее сердцевину бытия, остаться сам при этом вне игры" (Jacques Lacan. La direction de la cure et les principes de son pouvoir).

В других дискурсах его, наоборот, избегают, втискивая субъекта в необходимый обществу, заранее известный формат. Психоанализ, который идёт в обратном направлении, не может быть популярным. Однако случаи продолжают случаться. (Ой! а тут и "случка" есть. Великий и могучий язык).

Девка хоть куда!

#договорились

МОЁ ЛИ ЭТО ЖЕЛАНИЕ?

Состояние незнания своего собственным желания - это не незнание того, чего субъект требует, - с этим у невротиков всё более-менее в порядке. Это незнание того МЕСТА, ОТКУДА СУБЪЕКТ ЖЕЛАЕТ.

Фразу "желание - это желание Другого" можно прочитать по-разному. В притяжательное падеже (чьё желание?) и в родительном падеже (желаю кого?).
Когда речь идёт о желании, речь идёт всегда о Другом, поскольку субъект пользуется дискурсом Другого и дискурсом о Другом.

Таким образом вопрос "чего хочет от меня Другой?" - это самый короткий путь к собственному желанию. Это самый короткий путь к тому месту, которое от самого субъекта скрыто, поскольку это он и есть, и увидеть это место он может, только перестав быть собой. Без Другого и его желания доступ к собственному желанию вообще заказан.

Это слышно в анализе, когда субъект начинает беспокоиться о том, принадлежит ли ему его собственное желание (при этом всегда имея в виду требование).

Детская речь со всей ясностью это место желания демонстрирует. Когда ребёнок говорит: "Саша хочет яблоко", в его речи его собственное желание представлено как желание какого-то Саши, отличного от него. Он ещё не полноценный субъект высказывания, который может скрыться за местоимением "я". Говорить о себе он пока не в силах, он может говорить только про Сашу, про Другого. Его речь со всей отчётливостью демонстрирует то, что желание - это желание Другого. Как только "Саша" сольётся с "я", субъект потеряется и его собственное желание станет для него секретом.

Задаваясь вопросом о своём желании, прислушайтесь к тому, что вы говорите о том, чего от вас хотят другие (или партнёр).

ТРЕВОГА

Тревога - это то единственное , что не обманывает, она вне сомнения, но в тревоге - его причина. Сомнение же служит в борьбе с тревогой. Помимо сомнения средством в этой борьбе служит обман. "Избежать этой страшной уверенности, которую тревога в себе несёт, - вот на что сомнение на самом деле направлено". (Лакан)

Суть тревоги в том, что это недостаток нехватки, когда реальное начинает поглядывать в ирреальном, и больше нет возможности от него закрываться. То, что должно быть скрыто, проступает в рамке знакомого, становится видно. Оно всегда там и было, но удавалось от него уворачиваться. Это не тревога незнания, это тревога узнавания. На помощь приходят наши верные друзья: обман, самообман и сомнение. Это самые верные способы в борьбе с тревогой, которую можно называть тревогой уверенности.

Если удаётся хорошо обмануться, то возникает план действий. Действие заимствует свою уверенность у тревоги, возникает перенос тревоги или перенос уверенности. Мы становимся уверены уже в другом - в своём заблуждении, реальное снова скрыто. То, что не должно быть видно, не видно.

В неврозе это более - менее получается.


Источники: Фрейд, "Жуткое",
Фрейд "Торможение, симптом, тревога",
Лакан, семинар 10 "Тревога "

"Такое тонкое дело, как перевод Фрейда, негоже доверять околотитературным дамочкам"

(Ж. Лакан, сем. 10)

НЕКЛАССИФИЦИРУЕМОЕ В ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ КЛИНИКЕ

Встреча с тем, что не поддаётся классификации, тревожна. Для встречи с принципиально новым нужна смелость. Ум и смелость связаны таким образом, что самый легкий путь – свести новое к уже имеющемуся и таким образом снизить собственную тревогу.

Эта встреча с неклассифицируемым отмечена, прежде всего, удивлением. Без удивления нет встречи с новым. С другой стороны, есть стремление стать более опытными и приобрести как можно больше знаний, оставляя всё меньше возможностей для удивления. Как конкретно можно иметь дело с неклассифицируемым в клинике?

Ж.-А. Миллер в статье «La poche des inclassables» сборника «Conversation d’Arcachon» отмечает, что когда появляется неклассифицируемость, мы создаём класс неклассифицируемых и помещаем её туда. «Сама классификация опьяняет, это нечто наподобие расселовского парадокса – множества всех множеств, не содержащих себя в качестве элемента.

Единственное истинно неклассифицируемое – это неклассифицируемое, которое само себя исключает. Это настоящая неклассифицируемость, потому что если вы классифицируете её с одной стороны, хоп! она перепрыгивает в другую категорию, а если вы классифицируете её в другой категории, хоп! она перепрыгивает в первую. Это неклассифицируемость, которая не стоит на месте. То, что постоянно перемещается».

Строго говоря, мы имеем дело не с неклассифицируемостями, а с неразличимостями, попросту не зная, к какой стороне их отнести. Как только вы создаете разделение на две части, возникает проблема неразличимости: это истерия, это психоз, или что-то между? Когда зона неразличимого слишком разрастается, это ставит под вопрос сам разрез и может привести к тому, что прежняя классификация перестаёт работать, создаётся новая – Томас Кун называет этот процесс «сменой парадигм».

Называние себя психоаналитиком требует избавления от всех существующих классификаций. Приходит субъект – и мы «приветствуем его, субъекта, в его самобытной свежести. Никаких предубеждений, никаких допущений, мы каждый раз начинаем заново. В этом наша номиналистская позиция».

Значит ли это, что все классификации – лишь подобия? Вот тут-то мы и становимся структуралистами. В клинике есть номиналистский момент, когда мы принимаем пациента в его сингулярности, не сравнивая его ни с кем другим, как нечто принципиально неклассифицируемое. Но есть и второй момент, структуралистский, когда мы соотносим его с типами симптомов и с существованием структуры.

Так мы, не будучи философами, циркулируем между философскими позициями, и берём себе то, что находим полезным, в духе «бриколажа», который рекомендовал Леви-Стросс. Мы мастерим (bricolons) нашу клиническую позицию, заимствуя то одну, то другую из этих позиций, в зависимости от степени нашей интервенции.

Как всё же знание по ту сторону классификаций становится возможным? Ж.-А. Миллер даёт ответ на этот немыслимый вопрос: через любовь, в случае анализа – через любовь переноса. В статье «Dernier tout de parole» Ж.-А. Миллер отмечает, что в каждом из рассмотренных один за другим случаев, видно, как практик, по-своему смог «полюбить определённое знание, присутствующее у этих разных субъектов — со всеми их странностями, невыносимостью, — и стать его адресатом».

Любовь переноса позволяет извлечь знание по ту сторону классификаций. Через публичное обсуждение случаев мы добиваемся того, что «…знание, извлечённое у одного субъекта, может коммуницировать со знанием, извлечённым у другого, не сводя при этом это знание к какому-то общему смыслу класса — например, класса психотиков».
Мы извлекаем это знание вне всякой классификации, двигаясь от одного случая к другому через особенность этой любви, которая в каком-то смысле является современной разновидностью тотемизма. Именно из этого и следует возможность сделать это знание общим — если удастся схватить удачу за хвост.

Перенос является эпистемологическим инструментом психоанализа – к такому выводу приходит Миллер в завершение «Conversation» в Аркашоне.

#ШколаКлиническогоОбразованияЛакановскихАналитиков
#znakperemen
#обрулюблакtalk

ЧТО ДЕЛАТЬ С ТЕМ, ЧТО НЕ ПОДДАЁТСЯ КЛАССИФИКАЦИИ?

Как передавать психоаналитическое знание и то, что происходит в клинике? Возможно ли делать это вне всякой классификации? Итоги годичного чтения сборника по итогам клинической конференции в Акашоне "Conversation d'Arcachon" подводили сегодня вместе со слушателями Воскресной школы.

В Воскресной Школе мы собираемся, чтобы обсудить самые свежие и ставшие классикой статьи Миллера и других аналитиков Школы, поговорить о теории её применении в клинике. Это самая открытая и дружественная площадка Школы, куда может прийти любой желающий. Подробнее по ссылке:
https://znakperemen.ru/voskresnaya-shkola/

#обрулюблакtalk
#ВоскреснаяШкола
#znakperemen

Психоаналитику нет дела до вашей исторической правды: случилось ли на самом деле то, что вы рассказываете, или нет. Он поглощён вашей психической реальностью.

Вот как об этом пишет Фрейд в "Лекциях по Введению в психоанализ":

"До настоящего времени нам не удалось доказать, что существует какое-нибудь различие в последствиях в зависимости оттого, принимает ли в событиях детства большее участие реальность или фантазия...

Первичные фантазии представляют собою филогенетическое достояние...

Фантазирующий ребенок пробелы в индивидуальной правде восполнил доисторической правдой."

Чем больше вы находите лишнего, тем лучше. Необходимое - для каждого своё.

Михаил Жванецкий