Обожаю двойные стандарты, неравенство и несправедливость! И на все обличения, замечания и обвинения мне всегда хотелось ответить: это другое. Даже в школе, когда нас с подругой поймали в магазине на воровстве красок. Просто я еще не до конца осознавала тогда, что мне сказать в свое оправдание, и не могла толком ничего сформулировать. Ведь все украденные тюбики и коробочки мы тут же выбрасывали в урну, нам они были абсолютно не нужны. Это было другое!
«Предчувствую Тебя. Года проходят мимо», − писал про себя в юности Блок. Вот так и я на протяжении многих лет жила в предчувствии Другого, иначе не скажешь, пока до меня наконец не дошло, что именно меня всегда так влекло к себе. Вполне естественно, что в моем случае это слово тоже следует писать с заглавной буквы.

С Франсуа Жибо в ресторане Липп шесть лет назад.

В Париже Франсуа Жибо по традиции повел меня в Липп. Отвез точнее, в этом году ему исполняется 93 года, а он все еще водит машину. Когда-то мы ходили туда с Люсетт, в 90-е это был модный ресторан, где можно было встретить известных парижан вроде вдовы Селина, Делона и Бельмондо. Но сегодня никого из них уже нет в живых, и так сразу в лицо никого и не узнаешь. Народу правда там по-прежнему полно. Однако все это я говорю к тому, что на сей раз я заказала себе там андуйет, колбаски со свиными потрохами, задним числом я сейчас даже не могу толком объяснить, что меня подвигло сделать подобный выбор, поскольку очень скоро я о нем сильно пожалела. Просто слышала, видимо, что это блюдо пользуются популярностью у гурманов и решила попробовать, что-то такое чисто бессознательно, похоже, сработало у меня в мозгу, когда я ткнула пальцем в меню. И в итоге я чуть все не выблевала прямо за столом, потому что эти колбаски реально оказались с привкусом дерьма, причем вовсе не эфемерным и утонченным, как можно было бы предположить, а абсолютно осязаемым в том числе и на уровне ароматов, а не только вкусовых ощущений. Ко всему прочему они еще и сверху были политы чем-то коричневым. Фу-у-у… До сих как подумаю про них, меня буквально выворачивает. Короче, я в своей тарелке слегка для вида поковырялась и отодвинула ее в сторону, сославшись на то, что мне необходимо срочно похудеть, о чем я сначала забыла, а сейчас вспомнила, поэтому десерта мне будет вполне достаточно. Франсуа, кстати, который как вежливый человек заказал себе то же, что и я, также оставил свою порцию почти не тронутой…
Не знаю, может, мне просто не повезло, и кишки для начинки именно этой партии андуйет забыли как следует вымочить в вине, что, как я потом задним числом прочитала, входит в процедуру их предварительной обработки. Но, скорее всего, все нормы и стандарты были соблюдены. Все-таки это Липп, респектабельный ресторан, где обедали Делон и Бельмондо, а не какая-нибудь заштатная забегаловка. Да я и сама как-то писала, что все по-настоящему изысканные блюда, особенно если речь о французской кухне, должны балансировать на грани тошноты. Писала и, если бы не этот ужин, вероятно, уже окончательно забыла бы, однако столкновение с реальностью заставило меня вспомнить свои слова, призвав, иначе не скажешь, к ответу, чтобы я впредь попусту ими не разбрасывалась…
В свое оправдание, впрочем, я могу сказать, что вся эта жратва и тряпки, о которых я так часто пишу и говорю, на самом деле меня давно уже очень мало волнуют и, будь моя воля, я бы и вовсе с радостью полностью теперь переселилась в мир метафор и образов, где царит никак не связанный со льдом и морозом холод, и все погружено в куда более непроглядную, чем декабрьская ночь, безумную мглу, не говоря уже о приготовлении предназначенных для истинных гурманов и ценителей блюд, балансирующих на грани тошноты.

Лучшее – это что-то человеческое или даже, как сказал бы Ницше, слишком человеческое. Что вытекает уже из самого значения этого слова. Меня же всегда интересовало исключительно прекрасное, то есть такое, что укоренено в вечности и не зависит от чьих-либо субъективных оценок. Именно по этой причине гениальные произведения, как правило, не попадают в составленные разного рода экспертами итоги года. Там обычно можно обнаружить фильмы и книги наиболее пронырливых писателей и режиссеров, сумевших засветиться в этот, по сути, совсем эфемерный sub specie aeternitatis временной промежуток в качестве лауреатов разного рода фестивалей, конкурсов и премий. Таким образом лучшие – это еще и победители, а в этом мире трудно найти что-либо более уродское и вульгарное, чем победа. По-настоящему прекрасным может быть только поражение!
Достаточно вспомнить проклятых поэтов, рядом с которыми даже близко нельзя поставить писателей-лауреатов и почетных членов академий. И это относится не только к искусству, а и ко всем остальным сферам человеческой деятельности за исключением разве что спорта. Наполеон, Людвиг Баварский, Павел Первый, белогвардейцы, анархисты, коллаборационисты, даже Троцкий… Перечень можно продолжить, но, думаю, и приведенных примеров вполне достаточно, чтобы проиллюстрировать мою мысль: все личности так или иначе закончившие свои дни неудачей, обрели с течением времени на порядок более эстетически привлекательные очертания по сравнению с возвысившимися над ними оппонентами. Почему? Да потому что лучшее − это, как я уже написала, вовсе не прекрасное, а скорее его антоним. Когда обыватели находят какое-нибудь дерьмо, они переполняются настоящим вдохновением и буквально сучат ногами от нетерпения как можно быстрее назвать его лучшим и раструбить о нем по всему свету, дабы никто, не дай бог, не обратил внимания на нечто более интересное и стоящее. Лучшее вобрало в себе самые низменные черты человеческой натуры: тупость, наглость и зависть. Вот что такое лучшее! Витгенштейн правильно призывал внимательнее относиться к словам. Я с ним в этом вопросе полностью солидарна.
Так что, если кто-нибудь возьмет на себя труд и проанализирует многочисленные перечни наиболее выдающихся за прошедший год фильмов и книг, которые теперь, как это обычно бывает в конце декабря, буквально повсюду замелькали перед глазами, то чаще других поставленный на верхнюю строчку рейтинга объект почти наверняка на поверку окажется откровенной туфтой и профанацией. Лично мне лень этим заниматься, поскольку я и так заранее это знаю. С этой точки зрения о гениальных произведениях, если кому-то в уходящем году все же вдруг с такими посчастливилось соприкоснуться, предпочтительнее сейчас вообще не говорить, а упомянуть их где-нибудь в феврале, допустим, или же, на худой конец, под Старый Новый год, чтобы избежать путаницы и ни у кого даже в мыслях не возникло сомнения, будто нечто прекрасное может иметь хоть какое-то отношение и, тем более, быть причисленным к лучшим. А такое, увы, пусть и крайне редко, но случается. И в результате, засветившиеся рядом с гением дe6илы еще сильнее переполняются самомнением, которое у них и без того непомерно раздуто. Тогда как для гения подобное соседство просто унизительно, я считаю.

Новый год – это хотя бы что-то более-менее осязаемое и понятное, меняются цифры, начинается новый отсчет времени. Уже достижение. Сначала первый месяц, потом второй, и так до двенадцати, совсем как на циферблате, только там стрелка идет по второму кругу, хотя это никак и не обозначено, но все в курсе, а тут декабрь, и тупик, опять по новой январь. Прикольно, да. Безусловно этот момент заслуживает, чтобы его как-то выделить из бесконечного круговорота часов и дней… Тогда как в остальные праздники вообще не знаешь, что делать: плакать или смеяться. Лучше всего было бы объединить их все в один День труда, любви и конституции, я считаю. Отметил и свободен, можешь заниматься своими делами вплоть до Нового года, который, как я уже сказала, тоже, в принципе, можно оставить.

Наступающий год, говорят, будет годом Змеи по восточному календарю. В Китае змея – символ мудрости. И я даже знаю почему. Голова у нее маленькая, но она мыслит всем телом. Чего никак не скажешь о философах, например. Дальше, думаю, можно не продолжать…

Опять двадцать пять! Откуда пошло это выражение? Да просто раз в сто лет находился кто-нибудь, кто оглядывался назад в прошлое, и вдруг осознавал, что 25-й год был и сто, и двести лет назад, и в эпоху Возрождения, и в Средние века, и даже в античные времена. Вот прямо как я сейчас. И ведь, действительно, так: 1925, 1825, 1725, 1625… ну и так далее. И вот теперь наступил 2025-й год. Не поспоришь. Так незаметно это восклицание и вошло в русский язык.

Воздушно-патетический и резвый росчерк Бердсли... Первая фраза, что пришла мне в голову, когда я проснулась сегодня ночью на съёмной квартире в Палермо, плохо осознавая, где я, собственно, нахожусь. Не знаю, возможно, она всплыла у меня в мозгу из глубин подсознания из-за того, что в СПб мне прислали два новых тома дневников Кузмина, на которые я заранее сделала предзаказ, и я об этом буквально накануне узнала. Скорее всего, но неважно. Думаю, это хороший знак. Недаром же говорят, как год встретишь, так он и пройдет. Что ж, пусть он будет таким воздушно-патетическим росчерком, я не против. Тем более, что общая атмосфера вокруг сейчас как раз к чему-то подобному больше всего и располагает.
В начале 90-х, помню, новые русские издатели пихали рисунки Бердсли чуть ли не на все обложки. Сложно сказать, чем он им так приглянулся, но благодаря их усилиям он тогда стал практически таким же знаком дурного вкуса, как малиновые пиджаки и тяжелые золотые цепи на шее. Не слышала, но не исключено, что и Михаил Круг про него что-нибудь спел. Легко могу себе такое представить.
Однако сегодня общая картина кардинально изменилась. И Бердсли, я убеждена, снова стал самым актуальным из всех когда-либо живших в мире гениев живописи. Особенно для России, конечно. Лично я куда ни попаду в Петербурге, повсюду ощущаю теперь его присутствие. Идешь по Невскому, прохожие отбрасывают тени на тротуар, как на гравюрах Бердсли, в окнах мелькают силуэты, как у него, в автобусах, троллейбусах, такси, магазинах, за кассой, за прилавком, дворники, строительные рабочие, − повсюду персонажи, словно сошедшие с его картин, даже облака, стоит посмотреть на небо, принимают причудливую форму как у Бердсли. Поэтому нет ничего удивительного, что и наступивший год будет, как его росчерк. Что-либо иное, на самом деле, сейчас просто невозможно вообразить.

Тут в Палермо активно предлагают всем желающим автобусную экскурсию «Антимафия». Ну, естественно, ради чего еще туристы могут посетить Сицилию. Стоит 100 евро, с ума сойти! Но дело даже не в цене, больше всего меня смущает приставка «анти». Помню, в конце 80-х, еще в советские времена, я впервые приехала в Одессу, и первым делом на следующий же день отправилась в музей МВД, в полной уверенности, что найду там портреты Бени Крика, Соньки Золотой Ручки, сбежавших с одесского кичмана двух урканов и прочих романтических персонажей, задокументированные подробности биографий которых в те годы, когда я еще окончательно не определилась с выбором своей основной сферы деятельности, меня чрезвычайно интересовали. Однако, к моему глубочайшему разочарованию, я не обнаружила там ничего кроме нескольких общевойсковых защитных комплектов с противогазами, портрета Дзержинского, кучи плакатов и развешанных на стенах в рамочках грамот. Смутно помню уже, но кажется там был еще хранившийся за стеклом именной пистолет, подаренный местному милицейскому начальнику. Имена же самих грабителей, бандитов, мошенников и налетчиков там даже не упоминались. Никакой преступности – одно сплошное анти!
Так что нет, спасибо, ни на какую антимафию меня больше никто не заманит! Лучше я сама съезжу в Корлеоне. Говорят, эта деревня здесь совсем недалеко, где-то час езды на автобусе, и билет стоит восемь евро.

Прошлый год вобрал в себя все самое гнусное, что когда-либо случалось на свете, начиная с Юлия Цезаря до наших дней. Хотя нет, с Александра Македонского, он, по-моему, был раньше. Да и в будущем, думаю, ничего подобного уже не повторится. Невозможно такое представить.
Утверждения, будто так было, есть и будет всегда и везде, должна сразу сказать, представляются мне абсолютно неубедительными.

ИИ туповат, конечно. Но если регулярно спрашивать его о себе, лучше утром, как пушкинская царица с зеркальцем, то в результате он выдает более-менее приемлемый и, самое главное, объективный ответ.

Сейчас в гугле, кстати, я посмотрела, первое упоминание Рембо можно обнаружить где-то на седьмой странице поиска, куда его потеснил Рэмбо. Все определяет число запросов. Но если прибегнуть к помощи ИИ и внести некоторую корректировку, введя коэффициент значимости, к примеру, то объекты поменяются местами. И тогда все oлигoфpeны и дayны в поисках своего кумира, перелистывая страницы, невольно будут еще знакомиться с высоким искусством, литературой, проклятыми поэтами т.п., и как бы между делом расширять кругозор. Не исключено, что в итоге многие из них так заинтересуются поэзией, что вообще забудут, кого первоначально хотели найти. Сейчас же, наоборот, те же студенты и школьники вынуждены засорять себе голову всяким мусором, пока доберутся до материала, необходимого им для выполнения домашнего задания.
Аналогичную корректировку, уверена, ИИ уже в ближайшее время внесет и в основные принципы демократии, где точно так же сегодня все решается примитивным большинством голосов, что приводит порой просто к обескураживающим результатам.

В аэропорту в Париже минут сорок, наверное, всех держали на улице на ветру перед посадкой, и в итоге все дни своего пребывания в Палермо я провела в четырех стенах с жутким кашлем и головной болью, давно так не простужалась, выходила только в ближайший магазин за продуктами и пару раз в аптеку, сначала за градусником и лекарствами, а потом за дубликатом чека, так как оригинал из-за помутненного сознания я практически сразу потеряла, а мне его по страховке, вроде как, могут оплатить. Тут никто ни на каких языках не говорит, даже по-французски, хотя он и близкий к итальянскому, из той же романской группы, напрасно я надеялась, поэтому я заранее через гугл составила на айфоне текст и пихнула его под нос аптекарше. И, о чудо, она распечатала мне дубликат! На что я, честно говоря, не особенно рассчитывала, просто схожу, думала, для очистки совести, мало ли повезет. Очень милая девушка оказалась, вполне интеллигентного вида. Но расслабляться все равно не стоит, не исключено, что она координатор мафии, и эта работа, как и очки, у нее просто для прикрытия, или же наводчица. Местные наркобароны могут еще бабки через эту аптеку отмывать, сто раз видела такое в кино, почти наверняка так и есть. Это же Сицилия!
А на обратном пути я встретила целую группу здоровенных мужиков в свитерах и в кепках. Таких в Петербурге только в начале 90-х можно было увидеть. Нет, я, конечно, не поняла, о чем именно они говорили, но по жестам, по всему можно было догадаться, что они обсуждают очередное ограбление, распределяют роли, кто будет стоять на улице, на стреме, так по-русски, если не ошибаюсь, это называется, кто сейф должен вскрывать, кто за рулем в машине ждать, причем громко, на всю улицу, совершенно ни на кого не обращая внимания. Чувствовали себя как дома, короче. Хотя, почему как, − они и есть у себя дома: на Сицилии!
Сегодня к вечеру, к счастью, я, вроде, наконец получше стала себя чувствовать, так что завтра, если будут силы, надо будет хотя бы на море съездить посмотреть. Иначе вообще непонятно, зачем я сюда притащилась. Правда, я тут пока лежала с кашлем и больной головой, почитала местные форумы, так там многие, особенно наши соотечественники, пишут, что Палермо – это такой захолустный городишко, дыра и, как бы это помягче выразиться, жona мира, где совсем не на что смотреть и нечего делать, все улицы, типа, тут завалены мусором, а больше ничего интересного нет, поэтому лучше на них, если вас сюда все же занесет, и вовсе не выходить, а оставаться в гостинице и квасить. Поначалу, когда я еще лелеяла надежду съездить в Корлеоне и посетить другие местные достопримечательности, меня эта информация не особенно вдохновила, и я почувствовала серьезное раздражение против тех, кто такое написал. Скорее всего, они здесь никогда не были, а просто решили сломать людям кайф. Но сейчас, раз уж так сложились обстоятельства, я им даже признательна. Я ничего толком не видела, а тут и смотреть-то не на что было. Что ж, будем считать, что так оно и есть! Значит, я ничего не потеряла.

А ведь тут в Италии я не совсем посторонняя. Когда-то в римском журнале «Slavia», аж в 2001-м году, было опубликовано развернутое эссе обо мне Элизы Наветты «I mostri di Marusja Klimova» (Чудовища Маруси Климовой), там же напечатали интервью со мной, весь номер, можно сказать, мне посвятили. 25 лет почти прошло, с ума сойти! Даже как-то и забыла совсем про это. То-то, я смотрю, местные жители, куда я ни приду, с восторгом на меня глядят. Только сегодня до меня наконец дошло почему.
И был еще, кстати, сборник 2002-го года под романтическим названием «Schegge di Russia» (Осколки России), где среди прочих «осколков» присутствует и фрагмент моего романа «Домик в Буа-Коломб».
Как там было у Анненского: Я на дне, я печальный обломок… Печальный обломок России. Именно так я себя сейчас и ощущаю. Лучше и не скажешь!

Сегодня Пьеру Гийота исполнилось бы 85 лет.
Посмотрела для интереса, что там про Гийота написано в отечественной Википедии: «Для его творчества был характерен повышенный интерес к вопросам насилия, экстремальным проявлениям сексуальности и исследование пределов человеческой свободы. Романы Гийота <…> изобилуют откровенными и шокирующими сценами совокуплений, жестоких пыток и живописуют отношения, построенные на принципах рабского подчинения и сексуальной эксплуатации».
На фото мы в кафе парижской мечети в 2001-м году.

Сомов. Праздник в окрестностях Венеции.

Если родиться в Северной Венеции, как я, в частности, и приехать в Южную, в смысле Венецию, то разницы практически никакой. Чувствуешь себя как дома. Кругом вода и дворцы. Видно, что архитекторы, которые тут строили, все содрали с Петербурга. Скорее всего, их из России сюда и приглашали. Местные бы вряд ли потянули. Но красиво, конечно.
А так-то я люблю все вторичное. Заимствованное всегда обычно лучше оригинала. Древний Рим поинтереснее Греции, Овидий глубже и тоньше Гомера, эхо, отблески, отзвуки, полутона поприятнее душераздирающих воплей или когда тебе в глаза светят фарами, воспоминания облагораживают реальность, о завораживающем мертвенно-бледном сиянии Луны на ночном небе и говорить нечего. И само собой, отражения в зеркале и, особенно, тени привлекательнее людей.

Красный граф. Это словосочетание вобрало в себя всю пошлость, уродство и, самое главное, подлость этого мира. Остальные, типа советской империи или империи зла, производные от него сильно примелькались, поэтому уже не так режут слух, а к этому привыкнуть невозможно. Сразу представляешь себе такого пухлого субъекта с лишенным четких очертаний, как у моллюска, туловищем и лицом с обвисшими, как у бульдога, щеками, который по ночам тайком ото всех кокетливо примеряет на себя шелковый халат и мундир с эполетами, чтобы утром, спрятав их в сундук, отправиться на службу, облачившись в доставшуеся ему по наследству от Акакия Акакиевича шинель. Да и зачем представлять, достаточно посмотреть на портрет автора «Хождения по мукам» и «Петра Первого», у которого на днях был день рождения. Ведь такое парадоксальное, содержащее в себе неразрешимое противоестественное противоречие словосочетание вошло в русский язык именно благодаря ему.
«Все мы вышли из гоголевской шинели», − это приписываемое Достоевскому высказывание об отечественных писателях неожиданно обрело в лице Алексея Толстого самый что ни на есть буквальный смысл, я считаю, утратив таким образом свою былую универсальность. После него к ни одному русскому классику его уже не применишь, услышишь – и сразу пред глазами встает его портрет. С Акакия Акакиевича русская литература началась, а красным графом закончилась, я бы даже так сказала. Ну а все советские писатели уже вышли из шелкового халата и мундира с эполетами красного графа, стартовал как бы уже ее следующий этап…

В шахматах – мат, и партия заканчивается. А в жизни почему-то правила не до конца обозначены, чересчур много путаницы, на мой вкус. Что вовсе не означает, будто их не существует. Цель – красота. И все так или иначе это чувствуют. Уродам невозможно завидовать, каких бы формальных достижений и успехов они ни добивались. Можно вспомнить дуэль Лермонтова с Мартыновым хотя бы: победитель не получает ничего. А вот в случае с Пушкиным и Дантесом все далеко не так однозначно.