Арнонкур объясняет (а Дудамель переводит) венесуэльской молодежи из The Simón Bolívar Youth Orchestra, как правильно исполнять "та-та-та-таааа".

Тем временем в греческом издательстве Ikaros publishing вышел сборник стихов Теодора Курентзиса.

КОНЬ ПРИНЕС ЛЮБИМЫХ

Из берлинского тумана вышел добрый ангел Саша Чепарухин и сообщил, что в город приезжают “Хуун-хуур-ту”, надо идти, и я немедленно оделся и пошел, а точнее побежал. Саша же мне когда-то сказал, что я сочинил, возможно, первый большой текст о них на русском языке — не знаю, правда ли это и как проверить, но это действительно было в совершенно незапамятные времена, в давно несуществующей газете. В общем, факт в том, что эти тувинские песни сопровождают меня на протяжении всей профессиональной жизни. Я их сначала просто любил и много слушал, потом поставил на паузу, а лет 8 назад вернулся, уже в контексте Школы внимательного слушания, и все время их использовал на занятиях. И встретиться сейчас с ними в Берлине - это какой-то очередной гештальт закрыть.

Потому что в 1990-х я еще не знал, а теперь знаю, что тувинцы слушают музыку совершенно по-другому. У них не интервальное, не гармоническое, а тембральное слушание. И собственно название “Хуун-хуур-ту”, которое означает расщепление солнечных лучей, оно про этот тип слушания - когда ты слышишь музыку как пригоршню осыпающихся в воздухе блестящих частиц. Музыковед Валентина Сузукей сравнивала европейскую музыку с крепко слепленным снежком, где звук упакован в дискретные тона с определенной частотой, и все обертоны сливаются, а тувинскую — с летящими по воздуху снежинками. И все в этой музыке рассчитано на темброориентированное слушание — смычковые инструменты, где струны не прижимаются к шейке, а звукоизвлечение - это, по сути, серия флажолетов, тихих, но богатых призвуками; горловое пение, в котором целая вселенная обертонов. Горловое пение мы слушаем сперва как трюк (человек издает два звука сразу!), потом замечаем на фоне нижнего, бурдонного звука верхнюю линию обертонов и немедленно опознаем в ней мелодию. Но тувинцы слушают в первую очередь нижний звук, бесконечно богатый и все время меняющийся при помощи каждого нового усиленного обертона — это все равно что рассматривать бриллиант, все время поворачивая его новой гранью. А потом, замечу, надо попробовать сфокусироваться на среднем плане, чтобы обнаружить, что он тоже бесконечно богат и окончательно отменяет погоню за звуковысотностью — в этой пространственной карусели больше нет ни верха, ни низа, она расплывается во все стороны и вообще про другое.

В 1990-е я еще не отрастил себе эти уши и слушал прежде всего “хиты”, классные драйвовые песни. А в этот раз совершенно улетел от звуковых пейзажей “Хуун-хуур-ту” — удивительного тувинского миметического искусства, которое Сузукей называет акустическими голограммами. Это как бы написанный звуком пейзаж, не абстрактный, а совершенно конкретный - какой-то определенной горы, тайги, степи. Многократно описано, что тувинцы способны этот пейзаж услышать и распознать, буквально определить геолокацию. Мы, конечно, нет, но уплыли туда всем залом — в шорох деревьев, крик птиц, шум ветра.

И вот что я по этому поводу думаю. Тувинская музыка никогда не предназначалась для концертных исполнений, это музыка, которую надо петь в степи, у костра, рядом - и часто в диалоге - с рекой и горой. Некоторые из стилей горлового пения имитируют это вполне буквально — борбаннадыр, например, буквально значит “перекатывать что-то круглое”, это про речные перекаты; певцы учились не друг у друга и не у мастеров, а непосредственно у реки. У Теда Левина в “Музыке новых номадов” есть прекрасные заметки о том, как они все это пытались это записать на CD, и тувинский певец все не мог найти подходящую для дуэта реку (“плохая река, джаза не хватает, поехали искать другую”). Что-то поется только и исключительно в пещере - вообще, это, вероятно, самая древняя из еще живых музыкальных традиций, отголосок тех времен, когда наши предки жили в пещерах. Есть песни для дуэта с горой. Найдите великую пластинку “Tuva, Among the Spirits”, где все это записано на местности — это совершенно невероятная вещь. Но, в общем, эта музыка, выросшая из этой почвы, находящаяся с ней в теснейшей связи и без нее, казалось бы, вообще невозможная.

И ничего — каким-то образом именно она стала самым конвертируемым музыкальным феноменом из бывшего СССР, разъезжает по всему миру и прекрасно себя чувствует. Несмотря на “кому мы нужны”, “это все никто не поймет” и “моя работа слишком связана с языком”. Просто тувинцы взяли с собой свои звуковые пейзажи, как-то сумели увезти свои реки и горы, буквально спрятали во рту, как иголку. Упаковали в звук, самое эфемерное из возможных, и увезли их в себе и себя в нем.

А входят ли в эти пейзажи другие аспекты тувинской жизни — самый высокий уровень преступности в России, коррупция, мрак, нищета? Можно ли там разглядеть Сергея Кужугетовича Шойгу? Да как-то не особо. Нет такой проблемы. И ни у кого не возникает вопрос, а как это разделить. Они просто не смешиваются, как вода и масло.

И важно, что для этого не нужны глаза — для этого нужны уши. Освобождение посредством слушания. Спасибо, дорогие “Хуун-хуур-ту”, это было очень вовремя.

Завтра день рождения Леонида Десятникова! Мы будем играть его музыку в ДК рассвет!
Мои любимые фортепианные прелюдии «Буковинские песни» сыграет Ярослав Коваленко (творческое объединениеш mader nort),
а потом будет «Идиш» для сопрано и струнного квартета, кабаре, подполье, хулиганство с восхитительным Ильёй Иоффом (камерный оркестр Дивертисмент) и Ко!

https://dkrassvet.space/events/yiddish/?ysclid=mgi9lgivs241619188