Я - Дианка. Когда-то у меня был ЖЖ, который назывался "Пасть в бою между". Потом ЖЖ стал постепенно умирать и пасть захлопнулась. Потом
у̶м̶е̶р̶л̶а̶ я залезла в другую пасть по имени семейная жизнь и в жопу по имени конец аспирантуры (в пространстве и прочем контексте пасти и жопы к счастью не очень конгруэнтны). Постепенно стало понятно, что моя башка способна думать только с помощью различных бесед (тот случай, когда беды они же беседы, угу) - до такой степени, что обсуждение о том, нужен ли мне этот тг-канал вылились в бурную дискуссию меня со мной на кухне под шкворчание мяса, мммм. Постепенно стало также понятно, что хотя раньше в качестве бесед катил такой эрзац, как записи на бумаге, не обращенные конкретно ни к кому, теперь эти записи вызывают у меня ужас, напоминая о моих академических опытах. Так что теперь есть вот это, здесь - будем беседовать (то есть, я буду вещать, а вы будете молча существовать. По-моему, это восхитительно!)
у̶м̶е̶р̶л̶а̶ я залезла в другую пасть по имени семейная жизнь и в жопу по имени конец аспирантуры (в пространстве и прочем контексте пасти и жопы к счастью не очень конгруэнтны). Постепенно стало понятно, что моя башка способна думать только с помощью различных бесед (тот случай, когда беды они же беседы, угу) - до такой степени, что обсуждение о том, нужен ли мне этот тг-канал вылились в бурную дискуссию меня со мной на кухне под шкворчание мяса, мммм. Постепенно стало также понятно, что хотя раньше в качестве бесед катил такой эрзац, как записи на бумаге, не обращенные конкретно ни к кому, теперь эти записи вызывают у меня ужас, напоминая о моих академических опытах. Так что теперь есть вот это, здесь - будем беседовать (то есть, я буду вещать, а вы будете молча существовать. По-моему, это восхитительно!)
Начнем, пожалуй со скучного и насущного. Когда-то я была философом. У меня б̶ы̶л̶о̶ в̶с̶е̶,̶ ̶ч̶т̶о̶ ̶я̶ ̶м̶о̶г̶л̶а̶ ̶п̶о̶ж̶е̶л̶а̶т̶ь̶ были стипуха, план, страсть к тому, что я там делала, неуемное желание копаться в странных проблемах, всепоглощающая любовь к Нику Ланду и, в общем, полная вовлеченность в поток мысли. Философией, в общем-то, занимаются только если она заходит, а она дичайше заходило - я конечно же все равно хотела стать Геральтом из Ривии когда вырасту, или на худой конец патологоанатомкой, и не вполне "серьезно" относилась к моей деятельности - но один французский летчик давно научил меня, что кто серьезен - тот гриб, и я ни разу не парилась по поводу несерьезности. Дальше последует не унылое квит-лит, если вы вдруг чего подумали, а просто беседа с башкой о башке после б̶а̶ш̶к̶и̶ философии.
Хотя если кто-то хочет напоить меня пивом (лучше после того, как закончится эпидемия этой чумы с короной, а то я сижу там где ее дофига) и послушать как я ненавижу академию, что я делаю громко, откровенно и яросто - гм, почему нет. Пиздеж - мой любимый вид квит-лит.
Но продолжая беседу: когда я училась в магистратуре, моя магистратура состояла из эдак пятерых (это был Ливан, и нас, ангелов Рэя Брассье, было мало) совершенно упоротых человек. Мы были упороты по-разному, но упороты мы были все. Мы могли весь день только и делать, что затирать про философию, могли мы это делать иногда и всю ночь, и вообще, когда я говорю, что мы были ангелами Рэя Брассье, я не шучу. Иногда мы делали паузу, чтобы помечтать как все станем Геральтом из Ривии (или Гегелем из Штутгарта, если честно, это не очень важно), но мы были увлечены, крайне нёрдовы, философия была каким-то очень изощренным рпг (мальчики, я геймерша!), ставшим одновременно смыслом нашей жизни (мальчики, я безнадежна! Впрочем, да и замужем, так что ладно). Мы хотели чтобы было ново, весело, нескучно, здорово и вечно. Да что я рассказываю - по-моему это легко понять. Таких магистрантов за свою учебу впоследствии я видела дофига. Таких же упоротых, как-то панковато, за неимением лучшего слова, относящихся к исследованиям. Аспиранты же, встречающиеся мне - в подавляющем большинстве жуткие невротики с трясущимися руками, пытающиеся то получить внимание кого-то постарше и поважнее, то ли избежать этого внимания ("аааа я не переживу"). Некоторые иногда еще пытаются получить кусочек жопы для облизывания, но ладно, чего уж, с кем не бывает, наверное.
Вы скажете - может у меня был такой неблагополучный универ? Все может быть, но это все-таки на паре универов основанное наблюдение. Но это и не важно. Важен очевидный факт: философов дофига. ПиЭйчДи - типа "твое собственное независимое исследование". Раз философов дофига, то в какой-то момент бесконечная упоротая широта души и прочие фантазии должны упереться в проблему типа "что сказал Шеллинг в первых трех лекциях этого текста и нафига он это сделал?" Это, наверное, хорошо. Ну, я занималась этим пять лет, если это не хорошо, то это же стыд ебаный, пусть будет хорошо. Но! Думать о чем-то ш-и-р-о-к-о-м после этой узости, которая внезапно считается тобой за хорошую и вообще свет твоих очей сливки твоего кофе - ужасно. Совершенно не ясно, как что-то обдумывать или о чем-то писать, не думая при этом, постанывая от профдеформированного наслаждения "мммм, а что бы подумал Кант?" "Ах, где тут потенциация?" и еще дофига никому не нужных вопросов за триста, которые не ведут ни к чему, кроме диссертации, которая у меня вообще-то уже есть.
Видимо, дело обстоит так: уже дофига лет, я связываю умственную деятельность с философией. Как умненькая девочка. А как их развязать? Надо, видимо, быть глупой. А как? Надо подумать! А как? Ведь чтобы нормально подумать, надо уже развязать! И теперь вместо того, чтобы просто как нормальный человек 90% времени не думать, а 10% времени нормально свежо что-то обдумывать, ответ в вот таких вот беседах с башкой, записываний потоков сознания и прочих глупостей.
Хотя если кто-то хочет напоить меня пивом (лучше после того, как закончится эпидемия этой чумы с короной, а то я сижу там где ее дофига) и послушать как я ненавижу академию, что я делаю громко, откровенно и яросто - гм, почему нет. Пиздеж - мой любимый вид квит-лит.
Но продолжая беседу: когда я училась в магистратуре, моя магистратура состояла из эдак пятерых (это был Ливан, и нас, ангелов Рэя Брассье, было мало) совершенно упоротых человек. Мы были упороты по-разному, но упороты мы были все. Мы могли весь день только и делать, что затирать про философию, могли мы это делать иногда и всю ночь, и вообще, когда я говорю, что мы были ангелами Рэя Брассье, я не шучу. Иногда мы делали паузу, чтобы помечтать как все станем Геральтом из Ривии (или Гегелем из Штутгарта, если честно, это не очень важно), но мы были увлечены, крайне нёрдовы, философия была каким-то очень изощренным рпг (мальчики, я геймерша!), ставшим одновременно смыслом нашей жизни (мальчики, я безнадежна! Впрочем, да и замужем, так что ладно). Мы хотели чтобы было ново, весело, нескучно, здорово и вечно. Да что я рассказываю - по-моему это легко понять. Таких магистрантов за свою учебу впоследствии я видела дофига. Таких же упоротых, как-то панковато, за неимением лучшего слова, относящихся к исследованиям. Аспиранты же, встречающиеся мне - в подавляющем большинстве жуткие невротики с трясущимися руками, пытающиеся то получить внимание кого-то постарше и поважнее, то ли избежать этого внимания ("аааа я не переживу"). Некоторые иногда еще пытаются получить кусочек жопы для облизывания, но ладно, чего уж, с кем не бывает, наверное.
Вы скажете - может у меня был такой неблагополучный универ? Все может быть, но это все-таки на паре универов основанное наблюдение. Но это и не важно. Важен очевидный факт: философов дофига. ПиЭйчДи - типа "твое собственное независимое исследование". Раз философов дофига, то в какой-то момент бесконечная упоротая широта души и прочие фантазии должны упереться в проблему типа "что сказал Шеллинг в первых трех лекциях этого текста и нафига он это сделал?" Это, наверное, хорошо. Ну, я занималась этим пять лет, если это не хорошо, то это же стыд ебаный, пусть будет хорошо. Но! Думать о чем-то ш-и-р-о-к-о-м после этой узости, которая внезапно считается тобой за хорошую и вообще свет твоих очей сливки твоего кофе - ужасно. Совершенно не ясно, как что-то обдумывать или о чем-то писать, не думая при этом, постанывая от профдеформированного наслаждения "мммм, а что бы подумал Кант?" "Ах, где тут потенциация?" и еще дофига никому не нужных вопросов за триста, которые не ведут ни к чему, кроме диссертации, которая у меня вообще-то уже есть.
Видимо, дело обстоит так: уже дофига лет, я связываю умственную деятельность с философией. Как умненькая девочка. А как их развязать? Надо, видимо, быть глупой. А как? Надо подумать! А как? Ведь чтобы нормально подумать, надо уже развязать! И теперь вместо того, чтобы просто как нормальный человек 90% времени не думать, а 10% времени нормально свежо что-то обдумывать, ответ в вот таких вот беседах с башкой, записываний потоков сознания и прочих глупостей.
Пока тут у нас всякая чума (которой я скорее всего заражусь, потому что мой муж - врач), я расскажу историю про телесность. Телесность - какой-то очень популярный концепт, мне даже как-то попалась на глаза статья феноменологов c гипотезой, что нейролептики, от которых набираешь больше веса эффективнее других потому, что они увеличивают телесность пациента. Мне редко было так странно читать философскую статью, а я переводила Брайана Массуми. Но это не важно. Важно вот что: я обожаю телесность. Я люблю свое прекрасное, очень крепкое, толстое тело. Это обожание, однако, всегда идет с некоторым знаком минус, так как тело для меня, даже свое - всегда посторонний объект.
За свою прекрасную жизнь я испытала небольшое количество деперсонализаций и дереализаций, но, уходя в сторону от ментал очки, некоторый их аспект сопровождал меня часто и пробуждался легко, причем именно тогда, когда мне было хорошо, интересно, но также и немного нервно - чтобы обозначить его, воспользуемся здесь термином "жамевю". Боги, это прекрасное ощущение - ты смотришь на что-либо хорошо знакомое и думаешь "ааааа как круто я никогда раньше этого не видела это волшебство!!!!!111" При этом ты конечно же знаешь, что смотрел вот на это же самое дерево буквально два дня назад и был вот на этой же станции метро за неделю до этой чертовщины.
На этом месте я делаю паузу и говорю своей башке что вообще-то, я никогда раньше не думала особо об этом своем опыте усиления того или иного опыта из-за ощущения его как нового, и что раз время, когда это происходило со мной почти постоянно, было достаточно давно, я все придумала и никакого жаме вю нет. Башка резонно приказывает мне посмотреть на свою руку и меня неистово прет от того, какая она чужая и прекрасная, хоть и управляемая моей мыслью. Потом я рассматриваю странную, похожую на уменьшенный раз в сто виноград кожу на родинке, и мне начинает хотеться посмотреть на свои внутренние органы, потому что они тоже будут красивые и чужие. Ну ок, башка, поверим тебе на мысль, пока ты не довела меня до вывода, что я Ганнибал Лектер (а̶х̶а̶х̶а̶х̶а̶х̶а̶х̶а̶ ̶у̶ж̶е̶ ̶д̶о̶в̶е̶л̶а̶ с̶п̶а̶с̶и̶т̶е̶).
Я очень люблю свое тело - это не какая-то уловка, я не пытаюсь специально быть бодипозитивной, я люблю им двигать и иногда целую его от радости. Я также очень стыжусь его, стыжусь того, что ему бывает больно, что оно иногда выдает мое смущение и агрессию, что переваривает пищу и избавляется от отходов. В моей башке девочки очень стараются не какать. У них это конечно же не получается. Других вещей - запахов пота или, например, секса, я не стыжусь. Эти две эмоции прекрасно между собой уживаются, потому что я люблю свое тело как объект, как совершенно внешнюю вещь, а стыжусь его как себя. Я люблю тело даже в моменты стыда, а стыжусь иногда и в моменты любви к нему, потому что эти две эмоции разворачиваются на разных уровнях (привет, Картезий, иди нафиг, но даже если ты пойдешь нафиг, я окажусь прямо там же, кажется).
В моей башке, я - Диана-которая-сидит-в-башке - отлична и того очень эстетически привлекательного мясца, в которое я как бы облачена. Я состою из мыслей и воли, я бесплотна и прекрасна, я ангел. Я также совершенно не понимаю, как совмещаются этот ангел и та кровяная колбаса, к которой он почему-то привязан. Кровяная колбаса мне очень нравится, как нравятся красивые машины и бриллиантовые кольца, но она - не я. Однако, я неуклюжа, потому что часто неправильно оцениваю положение и размеры колбасы в пространстве и мне, по меньшей мере когда жаме вю обострено, относительно легко игнорировать телесные потребности, потому что тело не совсем мое (на сильную боль это, зараза, не распространяется). Также, почти во всех социальных ситуациях наступает момент, когда я думаю "опять мое тело улыбается на автопилоте, боже, зачем, ну ладно, мне правда нравятся люди вокруг меня, но я же великий стоик, а не этот...мясистый клоун". Но тело не прекращает свои автоматизмы и в какой-то момент начинает получать от этого удовольствие, а потом удовольствие получает и башка, а за ней и великий стоик внутри.
За свою прекрасную жизнь я испытала небольшое количество деперсонализаций и дереализаций, но, уходя в сторону от ментал очки, некоторый их аспект сопровождал меня часто и пробуждался легко, причем именно тогда, когда мне было хорошо, интересно, но также и немного нервно - чтобы обозначить его, воспользуемся здесь термином "жамевю". Боги, это прекрасное ощущение - ты смотришь на что-либо хорошо знакомое и думаешь "ааааа как круто я никогда раньше этого не видела это волшебство!!!!!111" При этом ты конечно же знаешь, что смотрел вот на это же самое дерево буквально два дня назад и был вот на этой же станции метро за неделю до этой чертовщины.
На этом месте я делаю паузу и говорю своей башке что вообще-то, я никогда раньше не думала особо об этом своем опыте усиления того или иного опыта из-за ощущения его как нового, и что раз время, когда это происходило со мной почти постоянно, было достаточно давно, я все придумала и никакого жаме вю нет. Башка резонно приказывает мне посмотреть на свою руку и меня неистово прет от того, какая она чужая и прекрасная, хоть и управляемая моей мыслью. Потом я рассматриваю странную, похожую на уменьшенный раз в сто виноград кожу на родинке, и мне начинает хотеться посмотреть на свои внутренние органы, потому что они тоже будут красивые и чужие. Ну ок, башка, поверим тебе на мысль, пока ты не довела меня до вывода, что я Ганнибал Лектер (а̶х̶а̶х̶а̶х̶а̶х̶а̶х̶а̶ ̶у̶ж̶е̶ ̶д̶о̶в̶е̶л̶а̶ с̶п̶а̶с̶и̶т̶е̶).
Я очень люблю свое тело - это не какая-то уловка, я не пытаюсь специально быть бодипозитивной, я люблю им двигать и иногда целую его от радости. Я также очень стыжусь его, стыжусь того, что ему бывает больно, что оно иногда выдает мое смущение и агрессию, что переваривает пищу и избавляется от отходов. В моей башке девочки очень стараются не какать. У них это конечно же не получается. Других вещей - запахов пота или, например, секса, я не стыжусь. Эти две эмоции прекрасно между собой уживаются, потому что я люблю свое тело как объект, как совершенно внешнюю вещь, а стыжусь его как себя. Я люблю тело даже в моменты стыда, а стыжусь иногда и в моменты любви к нему, потому что эти две эмоции разворачиваются на разных уровнях (привет, Картезий, иди нафиг, но даже если ты пойдешь нафиг, я окажусь прямо там же, кажется).
В моей башке, я - Диана-которая-сидит-в-башке - отлична и того очень эстетически привлекательного мясца, в которое я как бы облачена. Я состою из мыслей и воли, я бесплотна и прекрасна, я ангел. Я также совершенно не понимаю, как совмещаются этот ангел и та кровяная колбаса, к которой он почему-то привязан. Кровяная колбаса мне очень нравится, как нравятся красивые машины и бриллиантовые кольца, но она - не я. Однако, я неуклюжа, потому что часто неправильно оцениваю положение и размеры колбасы в пространстве и мне, по меньшей мере когда жаме вю обострено, относительно легко игнорировать телесные потребности, потому что тело не совсем мое (на сильную боль это, зараза, не распространяется). Также, почти во всех социальных ситуациях наступает момент, когда я думаю "опять мое тело улыбается на автопилоте, боже, зачем, ну ладно, мне правда нравятся люди вокруг меня, но я же великий стоик, а не этот...мясистый клоун". Но тело не прекращает свои автоматизмы и в какой-то момент начинает получать от этого удовольствие, а потом удовольствие получает и башка, а за ней и великий стоик внутри.
Вот примерно как сейчас - хорошо получилось подумать, а об остальном мы подумаем завтра (и послезавтра. И потом. И еще потом. Вообще, кажется телесность будет частой темой этих бесед с башкой). Спокойной ночи ангелам и кровяным колбасам.
Пока чума подходит, я хочу рассказать историю про смерть. По-моему, в ней нет особенного месседжа, нет никакой подоплеки, я просто хочу ее рассказать потому что я ее почти никому не рассказывала, но нередко о ней думаю. История будет, конечно же, про меня. Вырастая, лет до десяти, я не думала ни о чем. Ну, то есть, я очень любила читать и смотреть кино (слава богам что мои родители вовсе не задумывались о том, как повлияет кинцо на мою психику и взахлеб со мной смотрели всяких Терминаторов, Чужих и прочее Вспомнить Все - и я не то чтобы считаю, что это правильно и хорошо, но конкретно в моем детстве это было и хорошим моментом "bonding'а" с родителями и привело к ярким и в общем-то теплым воспоминаниями, хотя на экране часто были кровь кишки распидорасило или призраки с демонами). Еще я любила смотреть мультики и придумывать к ним продолжение со своей маленькой армией плюшевых зверей. В десять лет я переехала в Другую Страну, где сама оказалось Чужой, и в некоторой степени социально изолированной. Кстати, я не могу до конца понять причину всего этого - пока я не ходила в школу в Другой Стране, а просто бегала во дворе с ребятами, все было нормально, но когда я пошла в школу, мне почему-то сразу захотелось пересказывать детям скандинавские мифы, таймлайн наполеоновских войн и сюжет Мастера и Маргариты (сама сейчас немного офигеваю от этого, но я правда это делала в период между 10-ю и 16-ю годами), из-за чего все верно опознали во мне нердизм последней степени и решили держаться не то чтоб подальше, но вежливо и немного настороженно. Видимо, когда я оказывалась изъята из контекста "перед тобой вся деревня, делай что хочешь и бегай где угодно", мне сразу становилось скучно и я начинала вещать про Локи и кота Бегемота. Не знаю. Суть в том, что я быстро стала еще куда более нердовской и - что очень важно - крайне задумчивой тинейджеркой (вы угадали, мне оставалось беседовать только с башкой. лол). Так беседуя с башкой я передумала о многом, и додумалась и до смерти. Естественно, пытливый тинейджерский разум пытался представить себе смерть, думал, среди всего прочего, и о самоубийстве, даже пару раз представил себе как всем будет меня жаль и все будут плакать. Это, правда, мне показалось не очень важным - после смерти, думала я, мне-то будет все равно кто плачет и кому о чем жаль.
Так, проживая тинейджерство между чтением всего, что попадалось мне в руки и игрой во все Final Fantasy и Legend of Zelda (боже храни эмуляторы), перед сном я, как помешанный на историях ребенок, вставляла себя в прочитанное и сыгранное, оказывалась в книгах про Гарри Поттера и каких-нибудь исторических кино а-ля "Гордость и предубеждение", брала интервью у вампиров, проносила кольца в Мордор, предавала Одина и вызывала Рагнарок. А потом я, движимая тем же нарративным запалом, в своих мыслях умирала, потому что, думала я, мое присутствие в этих вселенных неправильно, и мне там делать нечего. Умирала я радостно, внося в эти миры те изменения, которые мне казались верными, мечтая, лежа в своей кровати на зеленом белье с оранжевыми котиками. Еще, умирая, я засыпала.
Так, проживая тинейджерство между чтением всего, что попадалось мне в руки и игрой во все Final Fantasy и Legend of Zelda (боже храни эмуляторы), перед сном я, как помешанный на историях ребенок, вставляла себя в прочитанное и сыгранное, оказывалась в книгах про Гарри Поттера и каких-нибудь исторических кино а-ля "Гордость и предубеждение", брала интервью у вампиров, проносила кольца в Мордор, предавала Одина и вызывала Рагнарок. А потом я, движимая тем же нарративным запалом, в своих мыслях умирала, потому что, думала я, мое присутствие в этих вселенных неправильно, и мне там делать нечего. Умирала я радостно, внося в эти миры те изменения, которые мне казались верными, мечтая, лежа в своей кровати на зеленом белье с оранжевыми котиками. Еще, умирая, я засыпала.
По мере того, как я вырастала, этот ритуал почти не менялся. Когда мечтать стало почти не о чем, то есть, когда глубокое вовлечение в вымышленные миры перестало быть значительной частью моей жизни и ко мне подкралась печальная, пустая и одинокая рутина (рутина вообще-то бывает совершенно нормальной, но ко мне подкралась именно печальная, пустая и одинокая) - ритуал остался, но видоизменился. Лежа в кровати и думая, что все идет не так, что везде так же темно, как за окном, я решала мысленно стереть себя и из этой вселенной, где мне, кажется, тоже было нечего делать, и думала о том, как умру. Умереть можно было разными способами - можно было умереть бессмысленно и случайно, от долгой и страшной болезни, от болезни страшной и короткой, можно было быть убитой, можно было умереть спасая кого-то, можно было покончить с собой. Последний вариант, естественно, был особенно привлекателен, в свете некоего дополнительного контроля, который давался мне в этом сценарии перед лицом ситуации, которая мне ну очень уж опостылела. И вот, каждый вечер, я ложилась в кровать и думала, что умру, по-разному, и представляя себе подступающую темноту всегда очень крепко засыпала. Эти мысли о смерти, часто о суициде, никогда не пробуждали тревоги, я только думала "ну, если все будет еще хуже, можно будет и по-настоящему умереть, а пока просто подумаем об этом - жалко соседку, да и вообще, может завтра все ок будет" (спойлер: завтра обычно было не ок). Они были, в то время, когда мысли обо всем остальном вызывали некий градус тревоги, самым эффективным успокаивающим, лучшим средством заснуть, и иногда, когда все шло не так - любимой частью дня.
Теперь я б̶а̶ш̶к̶а̶ ̶з̶д̶о̶р̶о̶в̶о̶г̶о̶ ̶ч̶е̶л̶о̶в̶е̶к̶а̶ вообще-то счастлива, и мысли о смерти, а уж тем более суициде, мне неприятны. И казалось бы, это отлично, но когда мне становится тревожно, я больше не могу нажать на кнопку в своей башке, представить, что ко мне пришла старуха с косой и спокойно, тихо погрузиться в сон или умиротворенные стоические размышления. Мысли о смерти вызывают у меня почти угрызения совести, а сама смерть - скорее страх. Наверное, это логично. Я пока не поняла, как я отношусь к этому факту, но к смерти хотела бы по-другому.
Теперь я б̶а̶ш̶к̶а̶ ̶з̶д̶о̶р̶о̶в̶о̶г̶о̶ ̶ч̶е̶л̶о̶в̶е̶к̶а̶ вообще-то счастлива, и мысли о смерти, а уж тем более суициде, мне неприятны. И казалось бы, это отлично, но когда мне становится тревожно, я больше не могу нажать на кнопку в своей башке, представить, что ко мне пришла старуха с косой и спокойно, тихо погрузиться в сон или умиротворенные стоические размышления. Мысли о смерти вызывают у меня почти угрызения совести, а сама смерть - скорее страх. Наверное, это логично. Я пока не поняла, как я отношусь к этому факту, но к смерти хотела бы по-другому.
В свете беседы с одним другом-врачом, который всегда соглашается на дополнительную работу в больнице, даже если это значит, что он будет работать 24 часа без перерыва (привет, чума, ты и такими способами подкрадываешься к людям) я поняла почему тоже часто, почти всегда соглашаюсь на дополнительную работу, и не потому что нет денег, хотя денег нет. Более того, я соглашаюсь помочь почти всем, кто ко мне обращается с чем-то (написание текстов, переводы, консультации - неделю назад я часа четыре копалась в интернетике чтобы помочь старой знакомой, с которой не разговаривала десять лет, разобраться с одной юридической тонкостью). Это поведение доставляет мне массу удовольствия, ну и естественно иногда и неудобства, в конце концов время течет обычным образом и для меня, богини (но это я забегаю вперед).
Итак, я обожаю помогать людям. Я хочу быть всеобщим помощником и фасилитатором. К сожалению, это не катит как заход в мотивационных письмах, которые я пишу в большом количестве с тех пор, как ушла из академии. Так и пишу примерно: "наймите меня, я помогу всем, вы представить себе не можете, как я люблю помогать!" Не нанимают. Печалище. Но пора и сказать, что же я такое поняла (я откладываю, потому что мне стыдно. Мне правда очень стыдно, поэтому...)
Снова история! Правда, в этот раз она будет покороче, но снова с признаками бессмертного жанра "башка психоанализирует себя". Когда я была маленькой, папа усиленно транслировал мне месседж "все вокруг тебя лучше тебя, ну извини, такие дела." Справедливости ради, чтобы никто тут ничего не подумал (думаю тут я) я не чувствовала, что меня не любят, меня очень любили, но вот для мотивации такое транслировали (непоследовательно, да. Ну что ж поделать, бывает). Это наверное не лучшая стратегия для пробуждения мотивации в своем детеныше, но на меня действовало безотказно, хоть и несомненно не всегда благотворно. Однако. Мама усиленно транслировала мне месседж "все вокруг тебя хуже тебя, такие дела". (Вы понимаете куда дело идет, правда же? Все-таки у меня замечательные родители - такой "гуд коп, бэд коп" есть не в каждом СШАшном сериале. Но я отвлекаюсь.) Мама делала это тоже осмысленно - чтобы оградить меня от достаточно жесткого буллинга в Другой Стране, где я была Чужой. Я правда тогда была какой-то невероятно стойкой девчонкой, потому что когда у меня, толстой, одинокой и чужой, в восьмом классе (мне было 12) спрашивали когда я рожу, я смеялась и говорила "через три месяца!" Вот тогда я начала любить всякий пафос и юродствование - люди переставали смеяться, они либо слушали, либо охуевали и обламывались. Как бы то ни было, мама в той стране тоже была Чужой, и говорила, что я красавица, умница и совершенство, а разные дети в школе и рядом со мной не валялись. Поскольку отчасти меня гнобили за лютейшее синечулочное книголюбие, с мамой я соглашалсь. Книжки были однозначно крутыми штуками, а культуры чтения в Другой стране не было. К с̶о̶ж̶а̶л̶е̶н̶и̶ю̶ счастью, я также любила людей, или хотя бы, в целом, относилась к ним доброжелательно, поэтому мне надо было как-то эти любови - к книгам и к людям - совместить. И я это сделала - я стала воспринимать себя как царицу мира, богиню, умную, прекрасную, и главное - добрую, всячески терпящую выходки насмехающихся, а потом дающей им списать (ну, иногда).
Итак, я обожаю помогать людям. Я хочу быть всеобщим помощником и фасилитатором. К сожалению, это не катит как заход в мотивационных письмах, которые я пишу в большом количестве с тех пор, как ушла из академии. Так и пишу примерно: "наймите меня, я помогу всем, вы представить себе не можете, как я люблю помогать!" Не нанимают. Печалище. Но пора и сказать, что же я такое поняла (я откладываю, потому что мне стыдно. Мне правда очень стыдно, поэтому...)
Снова история! Правда, в этот раз она будет покороче, но снова с признаками бессмертного жанра "башка психоанализирует себя". Когда я была маленькой, папа усиленно транслировал мне месседж "все вокруг тебя лучше тебя, ну извини, такие дела." Справедливости ради, чтобы никто тут ничего не подумал (думаю тут я) я не чувствовала, что меня не любят, меня очень любили, но вот для мотивации такое транслировали (непоследовательно, да. Ну что ж поделать, бывает). Это наверное не лучшая стратегия для пробуждения мотивации в своем детеныше, но на меня действовало безотказно, хоть и несомненно не всегда благотворно. Однако. Мама усиленно транслировала мне месседж "все вокруг тебя хуже тебя, такие дела". (Вы понимаете куда дело идет, правда же? Все-таки у меня замечательные родители - такой "гуд коп, бэд коп" есть не в каждом СШАшном сериале. Но я отвлекаюсь.) Мама делала это тоже осмысленно - чтобы оградить меня от достаточно жесткого буллинга в Другой Стране, где я была Чужой. Я правда тогда была какой-то невероятно стойкой девчонкой, потому что когда у меня, толстой, одинокой и чужой, в восьмом классе (мне было 12) спрашивали когда я рожу, я смеялась и говорила "через три месяца!" Вот тогда я начала любить всякий пафос и юродствование - люди переставали смеяться, они либо слушали, либо охуевали и обламывались. Как бы то ни было, мама в той стране тоже была Чужой, и говорила, что я красавица, умница и совершенство, а разные дети в школе и рядом со мной не валялись. Поскольку отчасти меня гнобили за лютейшее синечулочное книголюбие, с мамой я соглашалсь. Книжки были однозначно крутыми штуками, а культуры чтения в Другой стране не было. К с̶о̶ж̶а̶л̶е̶н̶и̶ю̶ счастью, я также любила людей, или хотя бы, в целом, относилась к ним доброжелательно, поэтому мне надо было как-то эти любови - к книгам и к людям - совместить. И я это сделала - я стала воспринимать себя как царицу мира, богиню, умную, прекрасную, и главное - добрую, всячески терпящую выходки насмехающихся, а потом дающей им списать (ну, иногда).