​Если и есть что-то неотделимо баскское в футболе, - а его, очевидно, не быть не может, - то оно - темп и борьба, интенсивность и страсть. Бильбао чутко, всегда, до конца цепляется и взвинчивает, выгрызает и убегает, роем съедает и стрелою летит - так, что подобное не только превзойти, ему соответствовать тяжко; чаще соперник захлёбывается.

Такой огонь кажется негасимым. Он опаливает сквозь года, от жестокости восьмидесятых до нынешних, на куски рвущих фланги Уильямсов. Тренеры одновременно и соответствуют, и меняются под "Сан-Мамес", внимая его культуре. Вальверде тут - отличный пример, в котором приобретённое в Каталонии изящество, поначалу желаемое им к трансляции на "Атлетик", понемногу подчинилось главному, склонилось под интенсивностью. Отдавшись неотчуждаемым добродетелям, сочетав их с фирменной выучкой и парой пристроек, Эрнесто придал Бильбао пусть не изысканную, но слепяще острую огранку, способную мгновенно вонзится в любого противника. "Атлетик" не перебегаешь - а "Атлетик" обученный и настроенный почти не переиграешь.

​Как мне кажется, я не самый чувственный человек. Воздействие любого спектра и силы крайне редко изменяет моё душевное положение серьёзным образом, значимо, далеко толкая его в какую-либо сторону. Оно относительно стабильно располагается около точки мерного спокойствия, вокруг которой - достаточно малого радиуса круг доступных самоощущений. На нём вроде бы нет ни пронизывающего ужаса, ни бурлящего восторга, ни топящего уныния, ни бесконечного вдохновения. Пробить границы окружности не получается и самыми могущественными впечатлениями: величайшие произведения культуры не переворачивают и поглощают, но занятны и нравятся, ужасы жизни не разят, но раздражают.

Подобная вялость представляется скорее изъяном. Осознаваемая тупость рецепторов, неизвестно как пришедшая амортизация сердца и души не позволяют по-настоящему жить, делают из бытия и осуществления покрытый туманом фон, заметно приглушённого вкуса эрзац. Это и повод для зависти, когда, наблюдая за многими посторонними, понимаешь, что никогда не вздрогнешь над книгой, над которой бы надо, не застынешь перед полотном, не покоробишься до ран злодеяниями, будто не проснешься, наконец.

Однако есть за разморенное холодом восприятие и малая компенсация, небольшая, редкая надежда на возможное лучшее. Моменты прорыва густо намазанной на чувства плёнки пассивности всё же случаются - и тогда они крайне ярки, закрепляются на года. Чаще вина за расцвет лежит на искусстве: держится в памяти пара печатных отрывков, что всколыхнула до изнутри идущих, увесисто и неспешно, мурашек, никуда не пропала сцена из фильма, заставившая заплакать. И в футболе, верно, есть у меня несколько таких одиноких, но гордых и сильных будоражащих мест.

Одно из них - 8 мая 2019 года, "Энфилд". Ради полуфинала ЛЧ просыпаешься ночью и тихо идёшь к экрану, где понемногу пока нагнетается предстоящее. Составы и планы, вводные и факты, рукопожатия и позы, темнота, тишина и наушники - что-то должно быть. И вдруг - гимн "Ливерпуля", что в молчании всех, кроме поющих, надувает, полнит стадион. Новые волны мелодии накрывают предыдущие, песнь высится, видимо всё вокруг окутывает - и будто разрешается моей дрожью; из глубин она давит слезу от шедевра, что, уже понятно, пойдёт затем. Игра впускает и впитывает, вместе с тобой кружится и рвётся - так происходило (пока?) однажды.

А внутри игры, отделённый от поля линией, стоит её создатель - Юрген Клопп. Улыбается, скачет, жестикулирует. Дух непосредственной жизни хватает, разит на газон - и до меня он доходит той непередаваемой дрожью.

Многое было и до, многое было и после. Клоппа, его работу я знал, изучал и чуть-чуть, надеюсь, понимал. Прессинг, 4-3-3, ЛЧ, АПЛ, гонки с "Сити". Салах-Фирмино-Мане, Алиссон, Александр-Арнольд. Зубы, кепка, страсть. Плотно следил, разбирался, оценивал, нравилось. Но важнее всего, навсегда остаётся со мною то восьмое мая, то пронизавшее меня чудо игры, её жизни, красоты и биения. Клопп подарил мне редкий момент настоящего, открыл, ненадолго, чувства и ощущения, показал любовь. За это, помимо и прежде всего остального, ему невыразимое спасибо - думаю, не от меня одного.

​Победа "Штутгарта" над растерянным в январе "Лейпцигом" не только громка - она убедительна и декларативна. Разгромная разница в счёте не только устойчиво отражает рисунок игры - она обеспечена, подкрепляется наглядно явлеными сильными, характерными сторонами команды Хённеса.

"Штутгарт", обладая довольно осязаемыми структурой и системой, вместе с тем впечатляюще гибок и слажен в её текучих перестроениях и интерпретациях. Главное даже не в гибридности его модели, из одной численно выражаемой формы при обороне переходящей в заметно отличную при владении - дело в том, как плавно и скоординировано "Штутгарт" работает с первоначальным, вроде бы чётким своим построением при прессинге. Привычка строго определять схему в положении без мяча тут работает слабо, только запутывает: команда Хённеса, тогда неподвластная оцифровке, двигается в давлении под структуры розыгрыша соперника сродни настойчивой жидкости, плотной массой обволакивая свободных противников и пустые зоны. Это и не строгая индивидуальность опеки, всегда разрушающая классическое построение, и не привычно немецкий блок на пространство - это их симбиоз, основанный на мгновенности понимания, предсказания действий соперника в столь же чутком взаимосогласии с помогающими партнёрами.

Именно такая черта, пока представляющаяся в "Штутгарте" наиболее оригинальной, в первую очередь заложила крепость победы над "Лейпцигом". Стыдных его четыре удара за 90 минут оглушительней остального кричат об успехе Хённеса без мяча, но, возможно, ещё показательнее то, как ни одна из трёх подыскиваемых Розе структур билд-апа так и не смогла заметно и стабильно помочь "РБ" в развитии: на каждую из них хозяева, не привязанные к какой-либо ригидной модели давления, находили, в лучшем из смыслов аморфные, свой достойный ответ.

Разумеется, на привлекательной пластичности без мяча сила "Штутгарта" не оканчивается. В нём достаточно тонкости - она позволяет разбираться на узких пространствах; хватает импровизаторов, что выдумывают острое из пустого; есть, наконец, знакомая для Германии, но тем не менее опасная для соперников скорость, разящая, как оказывается, даже родной для неё "РБ". Однако обозначенное свойство выглядит для команды Хённеса основным, залоговым: на лету схватывающая гибкость, совместно согласованная переливаемость, плод тонкого чувства ситуации, партнёра и игры, создаёт и её оборонительную надёжность, и творческий контроль мяча, и проницательность атак "Штутгарта". Команда кажется многое разумеющей - а это кажется самым главным.

​Чем дольше и глубже всматриваешься в "Фиорентину", тем усложнённее становится ощущение от подобного наблюдения. За уже признанными силой и красотой контекст раскрывает трудности и разочарования, а устойчивость впечатляющего футбола оборачивается застоем.

Виола при Итальяно многому обучилась. Ультимативно внимательный и плотный прессинг, крепкое, изящное и большое владение за последние два с половиной года стали лицом Флоренции, одной из многочисленных её - слоновое слово! - достопримечательностей. Результатами красота не пожертвовала, и "Фиорентина" второй сезон вдыхает весну Европы. Всё так, всё похвально-приятно.

Однако пристальное внимание к полю оголяет образ и имя, выставляя его куда менее однозначным. "Фиорентина" сегодня играет практически ровно так же, как вела она себя, например, полтора сезона назад. И тогда, и сейчас есть у неё безусловные, неотменимые и описанные уже добродетели, которые в пиковых проявлениях, словно на горках, размахивают зрительским духом - но есть и такие же, кажется всё настойчивее, непреходящие, неизлечимые изъяны. В очередной раз забрав мяч и территорию постоянным давлением, взяв и наладив контроль "Фиорентина", доводя владение до последних тридцати метров, из резвой, уверенной и образованной превращается или в беспомощную, или в примитивную, бесплодно, растерянно и глухо вращая нападение вокруг обороны соперника; нет инструментов, редки индивидуальные вспышки, а хуже их - только бесконечность навесов, адрес чей не указан.

Что с атакой, как разбираться в финальной трети - вот вопросы, на которые в остальном благая
Виола не была способна ответить в начале прошлого сезона - и не способна внятно что-либо произнести сейчас. И в этом непозволительно долго непреодолимом препятствии, в отсутствии прогресса, во всё более отчётливой невозможности перемен, стагнации проступают, видимо, свойства и ограничения Итальяно. Он быстро, почти мгновенно научил "Фиорентину" всему тому хорошему, что так в ней пленяет - но вместе с тем с момента впитывания поданного материала и знания дальше он и команда давно уже шагнуть не способны: не получается у них лихо переваливать бастионы штрафных. Винченцо вихрем дал Флоренции всё, что мог и умел отдать - но последние полтора года он будто топчется по фиолетового бархата ковру, в невозможности продвижения, по идеям и по полю, лишь шарканьем создавая на нём рябые узоры, где центральные защитники вдруг заходят в опорную.

И выход из положения виден один: Итальяно, прискорбно, ради ума и игры, нужно расставаться с Тосканой. Пока у него крепкое ещё реноме создателя, а не бедово заедающего мастера, пока есть большие предложения - в команды, где ресурс крупнее, где профиль тренера откроется полностью: есть ли ступор во Флоренции идейным, педагогическим потолком Винченцо, - ну не умеет он учить острой атаке, - или же просто нет пока подходящих талантов, бессчётный перебор которых на "Артемио Франки" не помогает. Возможно, попади он на острую россыпь, Итальяно заблещет всеми фазами своего футбола - возможно, наоборот, подтвердит ограничения и бессилие. В любом случае, тренер раскроется, осветится со всех, наконец, сторон - для футбола оно любопытнее и полезнее. "Фиорентину" только передать нужно - терять, растворять её непозволительно.

​Здесь долго не говорилось о "Наполи". Сначала молчание береглось выжиданием, затем - оформляющим наблюдением, после - надеждой, вечно последней. Сейчас немоту продолжать уже невозможно: слишком всё очевидно, громко и горько.

Ведь сегодняшний "Наполи" - не просто отдельная, очередная песком осыпающаяся большая и красивая команда, не рядоположенный эпизод сухой логикой выстроенного ухода, скрадывания мощи и изящества, не явление беспечной склочности, самодурства и трудности перевода другому, что, лишая понимающего общения, лишает и блага. Это всё оно вместе, из таких и подобных деталей сотканная, будто для назидания, скульптура хрупкости значимой и великой жизни, мимолётности пика, эфемерности счастья. Как бодр и радостен, смел и прекрасен был яркий и сочный Неаполь ещё вчера - как понур и растерян, тщедушен и пустопорожен "Наполи" через несколько месяцев. Те же люди, недавно с уверенной, вольной улыбкой бегущие наслаждаться осуществлением (только на поле ли?), сегодня уже на себя, зажатые, робкие, безопорные, не похожи. Разве "Наполи" конкретен и единичен, разве только он о футболе?

Ведь мгновенное его увядание - это всеобщая, человеческая трагедия. Каждой бездумною вертикалью, очередным безыдейным топтанием вокруг блока соперника одиннадцать актёров прекрасных сцен представляют, лицами и метафорами, преходящесть счастья, моментальную лёгкость его утраты. Оно редко и слабоуловимо - тем и прекрасно; оно по щелчку пропадает - об этом необходимо помнить, тем более его нужно хранить и ценить. Нынешний "Наполи", прежним великолепием равный стремительности рассеяния, до предела истово, жертвенно нам о подобных прихотях блага напоминает. Смотреть на такие примеры прискорбно, от них идут трещины по живому - но пусть они, явленые уже, отпечатывают, тревожно звонят драгоценную зыбкость счастья; повезёт, может, запомнится.

Как вы, наверное, знаете, - или могли заметить, - этот канал очень ценит творчество Cappuccino&Catenaccio; в немалой степени "Полуфланг" подкастом воспитан. Объединяет, роднит нас тот угол зрения на игру, что ёмко сформулирован в слогане бесед Пациента и Доктора, провозглашающем футбол прежде всего искусством.

Для меня самого, что логично, подкаст тоже немало значит. "Полуфланг" - плод, в завязи которого долгие годы прослушиваний, бегом и лёжа, в темноте утренней и ночной, дома и далеко, в горе и в радости. Тем более схож не только взгляд на игру - тем роднее само явление C&C, рационально-возвышенной нитью ведущее сквозь взросление.

И в последние месяцы C&C стал для меня ещё ближе. Посчастливилось поучаствовать в новой жизни подкаста, - теперь он в видеоформе, он Шоу, - а я - немного, скромно, по мере возможности помогаю ему освоиться в становлении, быть изящнее и увлекательнее. Словом, мелкими порциями возвращаю ему всё то, чем он уже успел надолго меня обеспечить.

Надеюсь, вам наша новая степень совместности тоже понравится. Прошу к просмотру:

https://youtu.be/_W1z2xKV5P0

​Бестактность вчерашнего расписания, единым временем выставившего два самых значимых матча, можно расценивать и как грубый намёк: прямо, скорее сравните две летящие нынешней ночью звёдочки, рейнскую и каталонскую. "Жирона" и "Байер", обе претендующие на вершины своих стран, вместе и стартовали во встречах против основных претендентов на титул - лучшего повода для сличения новых, неожиданных сил вряд ли возможно найти.

И сопоставление это, в очередной, какой уже раз окрашивает команду Алонсо в ещё более притягательные цвета, оголяет крепкую за неё гордость. Дело, конечно, не в счёте и не в исходе - суть, как всегда, в поведении, в образе, что сложился у субъектов сравнения перед мощнейшими взвешиваниями.

Ведь какой предстала "Жирона"? Небольшие, меньшие, по сравнению с противником что на поле, что в измерении проблемы с составом заметно лишили её если не лица, - это, благо и хвала, уже представляется невозможным, - то остроты его черт, парадоксом, от недостатка плоти, сделав облик будто слегка оплывшим. Без Блинда - и сразу заметно хуже билд-ап, Гуттьерез, вместо Дейли, чаще остаётся третьим центральным, не блуждая в авангардных поисках выше - и сразу всё владение суше, слабее, более предсказуемо. Да, структура, манеры и стиль остались, но иное их наполнение исполнителями сразу срезали каждую фазу - и на фоне великого соперника "Жирона" из сбивающего и захватывающего ум и дух дерзкого в умелости наглеца съёжилась до очередной симпатичной и занимательной, но сырой и безалаберной команды, которой щедрый по опыту, наперёд знающий исход подобного "Реал" дал бесплодно порезвиться - и, шутя, разгромил.

"Байер" же, напротив, твёрдо, окончательно показал себя очерченым нестираемо. В составе, каждая линия которого пестрит прорехами, Леверкузен был почти ровно таким же, каким есть он уже четвёртый десяток матчей: стройным, разумным, выдержанным и непереигрываемым. Нет Фримпонга - побежит по флангу Инкапье; грозный Андрих вместо проницательного Паласиоса - и тот найдёт нужную передачу; две трети атаки обрублено - Виртц получит полную вольность, и доминировать впереди не помешают даже только бегущие Адли и Телла.

И хотя всё сравнение проходит на фоне громадно различных соперников, - "Бавария" вчера выглядела трагикомически, - первенство "Байера" от этого не страдает. Он показал почти незыблемую стабильность личности, ту пропитанность принципом и представлением, что и в вынужденной ротации позволяет сохранять себя нерушимым, во мгновение, без колебания узнаваемым. Стало очевидно, что идея игры, проводящаяся Алонсо, наживую вошла в каждую, кажется, часть команды, любой, последний игрок её понимает - и, оказываясь на поле, в силу возможностей, по-своему, но почти без изъяна для общего выхода воплощает. Такого вчувствования, стойкости знания и претворения собственной мысли Алонсо добился меньше чем за полтора года, полтора года чуткой, спокойной и поступательной работы, работы тренера, что до того тихо, без особых знамений и всплесков зрел в Мадриде и Сан-Себастьяне. Чудо воспитания налицо, но как так случилось, откуда оно взялось? Всполох, случайность, удача ли творчество Хаби или оно, подготовленное, надолго? Неясно - ясны сейчас только стойкие фигуры Алонсо и его "Байера", сияющие, ото дня в месяцы, всё отчётливее и ярче.

​Интенсивная, но однообразная встреча ПСЖ и "Сосьедада" белыми звёздами синего неба подсветила давно зреющее внутри ощущение. Обе команды отменно бегали без мяча, без остановки дышали соперникам в плечи при прессинге - под ним же почти ровно так же, обеим, было трудно что-либо выдумать, взломать и пройти давление.

И такой дисбаланс сегодня выглядит характерным. Как много команд с прессингом очень высокого уровня, готовых без устали и поблажек встречать оппонентов максимально высоко и настырно - и насколько меньше число способных справляться с подобной степенью противодействия, играющих на мяче успешно под самым напористым прессом. Даже элита порой или страдает от грызущего ноги противника, или предусмотрительно выбирает сыграть длиннее, попроще - вспомните, например, "Арсенал" или "Атлетико".

Кажется, слишком часто в нынешнем футболе давление, в самом широком смысле, превосходит билд-ап. Возможно, всё потому, что агрессивный, плотный, неустанный прессинг, не позволяющий сопернику поднять голову, оказывается более простым, быстрым элементом для постановки: хорошая физика, высокая концентрация, упорство и трудолюбие - качества, на некотором достаточном уровне априори составляющие команду и её исполнителей, к тому же развиваются довольно линейно, в относительно краткие сроки. Способный же противостоять отличному уровню прессинга билд-ап выстроить, видимо, значительно тяжелее, затратнее, требовательнее по игрокам и времени; тут необходима слабоизменяемая во взрослом возрасте техника, смелость и хладнокровие, ясность, понимание и отлаженность непростых уже для выдумывания паттернов вместе с умением мгновенно их изменять, действуя от ситуации - всё качества если и переменчивые в благую сторону, то воспитанием куда более долгим, детальным, тщательным, изощрённым, непростым. Мастерским.

Плоды такого различия - заметное изобилие качественных в агрессии команд без мяча рядом со считанными умельцами розыгрышей вопреки давлению. "Аталанта" и "Ланс", "Фиорентина" и Бильбао, даже, ужас, МЮ иногда - против "Брайтона", "Сити", "Тоттенхэма" и раз-два-три. Большого, мощного прессинга больше, чем сравнимого с ним в устойчивости и эффективности билд-апа. Разумеется, определяющих, влияющих факторов масса, то, что изложено, лишь один предположенный, пусть глубинный и основательный - однако проявление, симптом налицо. Без мяча хорошо сегодня играют лучше и чаще, чем с ним; прессинг обгоняет розыгрыши. Как эта гонка продолжится - остаётся только следить.

​А ведь "Интер" и "Атлетико" похоже больше, чем кажется, их совпадения точнее близких тактических схем. В прямом сопоставлении они, их тренеры выглядят идущими по одному пути, на котором Симеоне только несколько отстаёт от Индзаги.

Оба большое имя сделали на оборонительных крепостях, что плотно держались под любым натиском и кололи пронзительными ответами: несколько лет назад "Лацио" был амбассадором такого в Италии, "Атлетико" - в мире. В Милан, однако, Индзаги приехал без римского панциря, неожиданно для многих решив подхватить, наследовать и украшать хороводным контролем команду Конте - примерно тогда же Симеоне, спустя почти десять лет опосредованного соперником бетонирования, начал движение к самостоятельности на мяче, владению, некоторому изяществу даже. Но если у Симоне перемены вышли плавными, безболезненными и успешными, то Чоло до сих пор в них буксует, откатами, компромиссами, полумерами и метаниями заметно замедляя собственное и команды развитие. Потому где у "Интера" ротационное пиршество, структурная чёткость вне механизмов, но на импровизационном, непредвзятом к ролям взаимопонимании, цельный и острый атакующий вихрь - у "Атлетико" всё ещё, в общем, осторожность и строгость без лишней вольности, ясность действий до неприятной предсказуемости.

Так что сейчас "Интер", конечно, напротив в некотором смысле зеркала прошлого выглядит выгоднее, а Индзаги бежит по обозначенному пути, за мячом быстрее необычно здесь неуверенного Симеоне. Впрочем, кто знает, не будет ли зазор параллелей преодолён, пусть и с некоторым отставанием: вполне возможно, через год-полтора защитники Диего будут, сродни черно-синим миланским, оказываться в чужих штрафной и опорной, меняясь местами с хавбеками, а условный Молина будет чередовать позицию латераля то с форвардской, то с противоположной бровкой. В короткое от ворот начало Мадрида никто, ещё два года назад, тоже не верил.

Есть в рассуждениях о характерных, неизбежных особенностях каждой из лиг, их отличительной специфике сегодня что-то уникально оставшееся, удивительно противоречащее общему человеческому движению. В глобальном до гомогенизации мире настойчивых равенства и непредвзятости, там, где люди считают себя победившими собственные природные, животные, традиционные и любые другие неизменные основания, где слово "менталитет", будто выдавая невежество, получает в ответ улыбку, а ссылка на врождённое, биологическое как причину встречает возмущённое шикание - в этом мире пост-пост Просвещения, торжества духа и разума по второму кругу (будто первый, донельзя порочный, не разомкнулся меньше века назад лишь чудом) выделение чего-то общего для чего-то такого большого и человеческого, как футбольный чемпионат, выглядит непонятно как выжившим пережитком, практически измерением черепов. В пифагоровский век чисел и нейросетей футбольный анализ, рассуждая о том, как в Германии любят поинтенсивнее, а Франция меньше всех прессингует, буквально, на виду и с одобрениях всех - ради науки же! - авангардными инструментами ставит тавро на разделённых по национальностям лбам. Ни у кого такая наглая сортировка гуманистического протеста не вызывает, клеймящие нашивки лиги с себя дерзко и прилюдно не сбрасывают - пока конголезский островок кластеризации человека как материала остаётся и расцветает.

Потому, видимо, что у него действительно есть основания (что намерения у него благие - это, увы, давно забрызгавший себя аргумент). Не только статистические (одно, второе) - разница в футболе лиг от страны к стране видна и усталым глазом. Выходные дали пагубной сладости стереотипа отличную почву: "Бавария" - "Лейпциг", "Челси" - "Ливерпуль", "Милан" - "Аталанта" - далеко же друг от друга отстоящие по стилю встречи, значительно отличающийся подход к игре. Там, где Германия бегает стройно и с остановками, взрываясь и замирая, "Уэмбли" носится без конца, до потери сил перемещая себя и мяч от одной одобрительно ревущей трибуны к другой - а "Сан-Сиро" в это время мерно расставил фигуры по полю, создаёт плавными открываниями пространство, неспешно, до порога медлительности, двигается, маятником, вперёд-назад, из стороны в сторону.

Каждая из дуэлей представительных, представляющих лиги команд разом, в два дня, неплохо выразила своё местное достоинство, будто вдоль аллеи выстроившись в традиционных костюмах. Оказывается, Германия, Англия и Италия действительно различаются - более и страшнее того, тамошние жители имеют свои, неотъемлемые от местности, ямочки на лице. Видимо, цифры говорят правду, не обманывают, согласуясь со зрением: в футболе поле признаному имманентно культурному (какая эфемерная связка!) ещё осталось. Пусть в нём, парадоксом эпохе, здоровое, незашоренное, и держится; шире распахнутые, полы таких представлений, как всё одномерное, слишком часто оказывались губительными.

​За бесконечными насмешками над ПСЖ нет, кажется, уже ни желания замечать в нём что-то здоровое и красивое, ни необходимой для того остроты замыленного грехами зрения. Весь покрытый золочёными струпьями, Париж полностью заслужил встречать любовь и внимание либо незнающих, - симпатию пляжных полотенец по всему миру он давно завоевал, - либо привычно для клуба и города продажных и падких. От его исписанных ценами улиц, по которым течёт всё никак не желающая голубеть кровь, от проныривающихся, что лицемерно целуют друг другу навсегда грязные руки, от скрытых темнотой оргий бедного, вечного де Шарлю тяжело поднять голову, сложно заметить изящество крестов и горгулий, тяжкий труд до позднего часа стирающей прачки, тусклое окно, откуда скоро опубликуют очередную великую летопись этого мрачно потрясного города.

Но чистые лигочемпионские ночи для того, наверное, и созданы, чтобы чуть забираться взглядом повыше, обозревать всё в цельной свободе, будто прощая иногда даже. И сейчас стоит посмотреть на ПСЖ именно так, на ту его игру, что была явлена против "Сосьедада". Тут и прощать, забывать ничего не нужно: в контексте и памяти блеск отточенности Парижа смотрится только ослепительнее. Разве не удивительно, что команда, в которой, казалось, зашита вальяжность и ленность, жадно, при форе в пару мячей, съедает Сан-Себастьян, ни выйти ему, испанотехничному, не давая, ни себя обуздать баскскому, на всю Европу гремящему интенсивностью стилю не позволяя? Разве не удивительно видеть, как Мбаппе, понимающе подстраховывая (вслушайтесь в оба слова!) чересчур рванувшего в прессинг Дембеле (ещё разочек), спешно садится на фланговую позицию француза? А сам Усман, его внезапно скакнувшая со спины на амплуа "десятка", что растрепала весь "Сосьедад", дважды, из перегруженного центра, принеся голы - разве эта идея, её свежесть, резвость и успешность не впечатляющи? Наконец, что же с трансферами, кого громкого и дорого в этот раз привезли? Бералдо, 20 лет, 20 миллионов, чьё чтение и левая нога щедро окупили себя за две франко-испанских встречи.

ПСЖ отважно и уверенно прошёлся по одной из ближайших многим сердцам команд. И вне среды эти матчи для Парижа, любого клуба вместо него стали бы гордо летящим возгласом: гармоничная, смелая, от себя исходящая идея, отделанная оригинальными деталями, упорно, не взирая на счёт, проводится, крепко подавляя соперника. Для Парижа же, его ореола игры эти выглядят потрясающе: есть команда, вся работает, изящно, с открытым лицом выступает, понимает и слажена. Отречением от остроты, настойчивым научением высоким во всех смыслах манерам Энрике, кажется, воспитал и выстроил ПСЖ так, как и мечтать давно уже перестали. Нужно только точку зафиксировать и запомнить: Париж прямого пути, ясности существования и развития всегда избегал. Возможно, всё, что сейчас происходит - лишь благостное отступление для будущих Пруста или Бальзака, новой попытки понять, что же, куда же течёт и бурлит вокруг Сены.

​Последнее слово о "Роме" тут осталось в прошлом году. Негативным примером, не дотянув даже до пепла бумажки загаданного желания, упоминание о команде казалось тем, что хотелось бы новыми днями приоткрывать, тут же брызжущее, поменьше. Приход Де Росси, предчувствия от него продолжали досаду: легенду, неспособную в тугих нитях любви отказать своему городу и миру, будто бросали на полымя популизма. Слишком часто подобное мы в последнее время видели, чересчур настойчиво поиск пророка из земляка оборачивался ржавчиной нетронутого прежде образа.

Но Даниэле вновь на "Олимпико" почти два месяца, и умалчивать о происходящем с его родным, его силами становится всё больнее. Прекрасное нужно стараться выразить; "Рома" всё устойчивее преображается, это, пока не упущенное, нужно попытаться поймать.

И дело здесь, конечно, не в результатах, ожидаемых или реальных очках (по понятным тропам которых "Рома", впрочем, при Де Росси идёт в топ четвёрке Италии). Суть в том образе игры, что Даниэле сумел за короткое время поставить - хотя не поставить даже, а им пропитать. С первых матчей интенционно новый Рим, с его волнами активности без мяча, текучей вольностью гибрида структуры владения, тягой к контролю через короткие передачи и взаимодвижение выглядел свежим, глазами встряхнутой головы впервые за долгое время смотревшим куда-то вперед и наверх. Сейчас, в укреплённо оседающей форме, становится ясно, что Де Росси привносит в "Рому" смелую, обрамлённую ясными, но широкими и изящными границами свободу, в основе которой, под общими перечисленными идеями, лежит вольность проявления каждого игрока, связанная друг с другом наработанным пониманием ближнего и ситуации. Тут, во вроде бы отстроенной схеме, центральный защитник, чуя момент, легко поднимается в опорную - его или смежное место восполнит хавбек, ниже останется латераль; полузащита практически неотслеживаема, бурным ярмарочным волчком вращаясь во взаимных перемещениях; здесь полезны Паредес, Челик и Лукаку - ну разве не чудо? Наконец, Дибала, ничем не регламентированный, занимается тем, что ему угодно - и, безусловно, приносит чувством наибольшую если не пользу, то восхищение, во вдохновении то продвигая мяч из глубин, то врываясь защитникам за спину.

Потому так увлекательно сейчас наблюдать за "Ромой" - всё равно что пристально всматриваться в импрессионистский портрет, в его прослеживающихся казалось бы очертаниях тщетно пытаясь чётко определить границы силуэтов, цветов и оттенков, - и потому, в числе и впереди прочего (подъёма интенсивности, растущей способности к разным сценариям, как салат на салат проводимому рваному ритму) так сложно против неё играть. "Интер", лицо футбольной Италии, новое мировое слово, что, как часто бывает, сложено, особо стройно, из давно и прежде известных букв, "Интер" сегодня будоражит сознание рябящей явью структуры, что в игре сейчас же размывается каруселями только в умах и сердцах его игроков мгновенно вместе слагающихся чутких, несчитываемых остальными движений на мяче. "Рома", разумеется, скромнее и младше, ещё многого не знает и не умеет - но Де Росси, сняв с неё кривляющиеся оковы трусости, взвалив на Рим самое дорогое и трудное, осознанную свободу, тут же и показал, что вместе, поддерживая и веселясь, искренне и изнутри себя на благо каждого сопряжённого нести её можно легче и приятнее, достигая большего, красиво.

Продолжай просветлять, Даниэле.

Подытожу то, что видел целиком и дважды.

"РБ Лейпциг" - "Реал": оказалось, что ясную вроде бы систему можно довести до пугающей самое сильное степени не только отлаженности, но и чуткости, напора. Рамочного творчества Розе почти хватило для переигрывания по-прежнему высшего человеческого.

ПСЖ - "Реал Сосьедад": Париж прекрасен настолько, что способен забирать себе любовь к Сан-Себастьяну. Это редко и, скорее всего, преходяще, такое стоит ценить.

"Лацио" - "Бавария": ладушки в убогое и неплохое. Жаль, что Сарри последнее время в подобных играх легко лидирует (не в ту сторону).

"Наполи" - "Барселона": бьются тела и мысли, пульсом отдаются идеи. Обе живы, это самое главное.

"Интер" - "Атлетико": разнообразие широчайшее, но оно не всегда оказывается приятным. Порой худшее лучше всё же держать при себе, особенно вне принуждения.

​На международную паузу со мной останется впечатление от Депая. Два стремительных выступления, против "Интера" и "Барселоны", отнимали внимание от общего этих больших игр: мимо всполохов Мемфиса сложно было смотреть. Голландец каждый раз не просто радовал самими, постоянно чудесными действиями, - укрывал, выкарабкивался, прикидывался изощрённой плоскостью для сложной передачи в касание, принимал и переводил, заплетал и взрезал, - но восхищал их обманывающим даже наученное ожидание широким зазором между видом и проявлением. Полумедвежий, косичками цепляющий грань между плотностью и грузностью, давно не самый подвижный и резвый, Депай, получая мяч, контрапунктом к комплекции и повадкам утончает игру до вздоха трибун, мыслью и пластикой проявляю высшую, по лучшим, мадридским, меркам, сноровку и проницательность. Как он находит и разбирается, изобретает и исполняет - всё, от первого касания до финальной передачи, в редчайшем случае просто, во всяком случае прелестно до удачи.

Тяжело, где-то даже кощунственно сопоставлять кого-либо с Гризманном. Тот чрезвычаен: объёмен и умен во всех направлениях, разнообразен до округлости, изящен от подошвы до мысли. В "Атлетико", где все свободно носят привычно невыносимое, Антуан здоровым пульсом вносит неосязаемое. Однако Мемфис, другой, продолжает парадоксы игры на близость к далеко, кажется, отличному. Способом, методами иными - эгоцентричными поглаживаниями мяча в куче соперников, касаниями неконвенциональными частями тела, вычурными вращениями - Мемфис порой, всё чаще достигает для "Атлетико" почти того же, что долго даёт ему Гризманн: торжества творческого духа. Своеобразного, особенного, неповторимого - и тем подтверждающего, усиливающего трепет от дыхания нематериального.

Хорошо, что Депай всё больше на поле.

​Последние полгода обе "Б" живут довольно специфически: пока в Мюнхене тренер раз в неделю, дома или в гостях, проходит расширенный, полуторачасовой сеанс психотерапии, присаживаясь в разного наклона кресла, Дортмунд забавляется модной структурой, все силы, кажется, направив на приближение пары своих ЦЗ к итальянскому пантеону профессии. Потому ожидаемой куцости Классикера жаль даже не из-за зримо быстрого, в подыгрыш весеннему снегу, потускнения стабильно сочной, теперь редкой внеостровной вывески. Жаль её, как часто бывает с безалаберностью, больше вследствие опасения за другого, соседнего, ближнего - "Байера", в данном случае.

Ведь чем слабее сейчас выглядят обычные конкуренты, тем сильнее просится простейшее для триумфа привычно малого объяснение: соперники попустили, были почти безропотны, хилости только на передачу титула и осталось. Чем хуже смотрятся "Бавария" и "Боруссия", тем настойчивее стучит мысль о если не случайности, то счастливом совпадении чемпионства "Байера". Так, отрицательными усилиями противников, творчество и работа Алонсо близятся - вследствие разрыва ресурсов не достигая, конечно, - к статусу сказки "Лестера": чуду, где сошлись неповторяемый всполох победителей и хороводное увядание сразу нескольких главных оппонентов.

И такого изъяна взгляда, который Тухель и Терзич каждым туром стремятся, как можно подумать, установить, подобного восприятия, как мне представляется, для возможного чемпионства "Байера" допустить будет трагически неверно. Леверкузен нынешнего сезона - команда, отличная в вакууме, в сопоставлении с сильнейшими, с абсолютом; уверенная, твёрдая, цельная фраза мелодичного, изящного и ясного языка; произведение самоценное, чьё значение, уже очевидно большое, не сгладится от всё более равнинной тропы к официальному своему признанию.

Благо, "Байер" силу свою разными испытаниями лишь подтверждает - так яркость его явления, не бледнея, не даёт о себе забыть. Стоит и нам леверкузенский ровный свет видеть истинным, не замутнённым и не сбиваемым ничьими сторонними слабостями. Он давно уже пробил облака, цель его, кажется, далеко выше салатницы. Взгляд - в историю, в воспоминание.

​Постараюсь выделить немногие относительно осязаемые грани произошедшего в Мадриде.

Когда-то Станислав Черчесов, после матча сборной комментируя крайне атакующую роль Марио Фернандеса, в тактическую основу её замысла положил предельно лапидарную мысль: либо ты бегаешь за соперником, либо он - за тобой. К сожалению, в начале вчерашнего вечера Гвардиола предпочёл не предложение сопернику сыграть в салки в качестве догоняющего, а создание своей команде условий для более комфортных погоней за оппонентами: нацеленный на контроль состав и насыщенная группа, остающаяся вне атаки ради противостояния контрвыпадам. Забавно и показательно, что буйство "Бернабеу" мгновенно сломало видимо желанный сценарий: тягу к власти владения порвали голы, сдержанный состав малым обострением не мог компенсировать всё нарастающие в сложившейся конъюктуре ответные атаки "Реала", а многочисленная оборона оказалась не способна их остановить.

Но ещё более наглядным представляется фундамент перемен второго тайма. Если попросту - игрокам "Сити" дали пошире свободы. Удары без длительной подготовки, из-за штрафной, два из которых воплотились в голы; отважные включения Гвардиола, одно из которых стало результативным; наконец, круговорот Силвы и Фодена справа, что, запутывая и освобождая, распустило весь цвет англо-португальского творчества - всё это дети большей вольности.

Так что, как и многие, из Мадрида, от Анчелотти Гвардиола уезжает, овеянный гуманизмом. Важность смелости, благо свободы, главное - это люди (где Кевин?); в Манчестере всё будет по-другому.

​Потрясающей плотности барселонское действие. Не только и даже не столько конкретное, полевое, сколько общее, полно, со всех сторон изображающее как обе команды, так и футбол в его целом. Рядом с проводимыми каждой принципами шли тактические виньетки от ПСЖ, - вбегания Руиса в линию атаки, прессинг, дающий свободу начала атаки Араухо, - что, пронзительные, в последние месяцы часто приносили Парижу победы (вспомним свободную "десятку" для Дембеле); рядом с молодой устойчивостью Каталонии, способной толкаться с Мбаппе, впереди неё бежали ошибки, брак и глупости с обеих сторон - все тут не перечислишь. Вместе хорошие, но с видимыми изъянами ПСЖ и "Барселона" отыграли не только собственное, честное программное выступление, выразив себя с наибольшей округлостью - они написали по-фламандски подробный портрет всей игры: изящной и порой сумасбродной, высококлассной и пестрящей огрехами, полной эмоций, отваги и страха. Живой.

P.S. Проход "Дортмунда" предлагаю представить как триумф жёлтого M&M's над красным. Он добрее и человечнее, внутри - арахис. Возможно, так "Боруссию" в полуфинале будет проще принять.

​В нынешнем преображении "Боруссии" принято отводить значимую роль личностям. Пришли Шахин и Бендер - и команда выстроилась в приятной структуре, расцвела в тяге к конструктиву и простым, но изящным тактическим приёмам. Арендованные зимой Матсен и Санчо тоже становятся сильными импульсами Дортмунда, возрождением потухших карьер двигая новое окружение выше и выше. Новые имена - новая, лучшая жизнь.

Но есть внутри "Боруссии" человек особо любопытной судьбы, который сразу на нескольких уровнях отражает причуды текущего жёлто-чёрного спурта. Он был в команде и до Бендера и Шахина - и слыл простачком, убогим лакмусом проблем Дортмунда; сейчас он сочиняет достойное вместе со всей командой - и в нём уважительно отмечают хорошее, хвалят. Однако сам игрок, человек, конечно, за полгода не успел поменяться: он всегда был примечателен, только сейчас, во время успехов, это начали замечать.

Возможно, всё дело в облике, что часто фиксирует стереотипы. Никлас Фулькруг и выглядит, и ведёт себе максимально похожим на примитивного форварда образом. Высокий крепыш с широким сельским лицом, без конца прыгающий где-то на острие под летающий туда-сюда мяч - не с таким в современном футболе бороться за титулы.

Однако внешность Никлас давно преодолевал и обманывал. Внимательный взгляд за его первичной антропометрией всегда ловил проблески высокого игрового интеллекта, что проявлялся в его касаниях и движениях: как он сбрасывает на ход мячи, как одним движением ускоряет атаки, как уводит соперников, оставляя свободными зоны, как ловко разбирается внутри штрафной, увиливая от защитников. Он - нисколько не столб, Фулькруг - подвижный и умный игрок, чувствующий партнёров и пространство, отлично вокруг ориентирующийся, способный завязывать комбинации и принимать творческие решения.

И в этом смысле внутреннего достоинства, что всегда где-то имеется, что способно перебороть первичное, внешнее, наносное, Фулькруг отражает не только себя, даже не только "Боруссию" - он, смею надеяться, выражает всего человека, внутри которого, как известно, и моральный закон, и царство Божие. Нескладный, донельзя простой Фулькруг, в высвечивающих обстоятельствах, оказывается полон добродетелями, что всегда внутри него были - это живая метафора, что куда важнее быстрого хода "Боруссии".