– Как принять все части себя «хорошие», «плохие, «светлые», «темные», или вот собственную агрессивность. Как перестать неприемлемые части себя выбрасывать, назначать других ответственными за то что я чувствую? Признать эту часть в себе?»
– Да, признать.
– Легко сказать, а как это сделать?

Это правда, сделать непросто.
То что не принимается представляется настолько неуправляемым и страшным, что принять, даже на уровне мысли, иногда не представляется возможным. Все бы ничего, ну не можем и не надо, но… это же часть нас, она настойчиво пытается вернуться, тем самым превращаясь в «преследователя».

Заглянем в кабинет к итальянскому психоаналитику Антонино Ферро, почитаем случай Луизы, из его книги «Избегание эмоций, проживание эмоций».

«Луиза – очаровательная девушка, окруженная ореолом кротости и легкой усталости. Она изучает литературу, ей очень нравятся детективные романы, особенно в стиле Агаты Кристи, где виновника преступления обнаруживают в процессе расследования. Несколько лет она страдает от агорафобии и социофобии; она не может показываться на людях в купальнике, всегда надевает две пары трусов, сильно потеет… страдает от панических атак… демонстрирует несколько обсессивных симптомов, таких как повторяющиеся проверки, закрыты ли двери и окна, из страха вторжения незнакомцев.

У нее есть ритуалы, связанные с мытьем, которые включают ежедневные и неоднократные приемы ванны и душа. Она моет волосы каждый день и всегда пользуется дезодорантом. Она предпочитает вегетарианскую еду, никогда не ест «мясо на кости или внутренности». Ночью она всегда должна спать одна, «потому что она боится, что откроет рот странным образом».

В этом случае достаточно указаний, чтобы предположить наличие отщепленной части, о которой я (Ферро) размышляю как о пантере, тигре, волке. Это напоминает фильм «Женщина-тигр» и рассказ Верги «Волчица». Я считаю, на данном этапе могу предложить гипотезу: Луизу преследует ее отщепленная часть или, скорее, эмоции, идущие в комплекте с этой отщепленной частью, отраженной в образе дикого зверя, внутри которого эмоции полностью неуправляемы.

Луиза опасается, что ее «секрет» узнают; отсюда приемы душа и гигиенические привычки, которые очищают ее от постоянно вновь формирующихся эмоций. Ритуалы не пускают эти эмоции внутрь ее жилища, которые при этом, будучи рассеянными снаружи, загрязняют внешнюю реальность, придавая ей «тигриные» черты, опасные и пугающие. Газель должна все время бежать, чтобы спастись от тигра. И делает она это с помощью попыток казаться идеальной, но это заставляет ее попотеть!

Луиза говорит, что она встретила мужчину, который ей нравится, но он доставляет ей слишком много проблем. Я не могу поверить своим ушам, когда узнаю, что его зовут «Лео». Пуаро мог бы считать себя счастливчиком в этот момент: дело, по крайней мере в теоретическом плане, раскрыто. В нашем же случае здесь должна начаться дальнейшая работа, включающая распутывание нитей, из которых соткан Лео, и сплетание их заново с нитями, составляющими ткань Луизы.

У Лео есть маленькая собака с острыми зубами, которой Луиза учится доверять вместо того, чтобы бояться ее.
Работа с Луизой заключалась в том, чтобы достичь гармоничного сочетания генетического наследия газели и львицы, которое стало возможным, когда функция «Дарикса Тоньи» (дрессировщик животных, метафора) оживилась благодаря интроекции функции аналитика, способной метаболизировать дикие эмоции, терроризирующие Луизу. Это позволило ей совместить нежность и страсть под пристальным взглядом «укротителя львов» – функции психики по плетению/созданию историй».

Отщепленные части, порождающих страх «заставляют», бессознательно, разумеется, выбросить их вовне, но «будучи распыленными вокруг, они становятся корневой причиной чувства преследования» (Ферро), я уж не говорю, что это создает мучительную пустоту внутри.

Как бы пессимистично, не звучало, другого пути чтобы чувствовать себя более душевно благополучно, нет, как принять и присвоить большую часть разбросанных во вне #проекции.

Что психоаналитические психотерапевты считают хорошей жизнью, а не просто жизнью без симптомов?
Отвечает прекрасная Нэнси МакВильямс в переводе не менее прекрасной Юлии Моталовой

Здесь YouTube https://youtu.be/mNAjMSvtt-s?si=fljEclP2r9y4iKkJ
Или здесь https://vkvideo.ru/video-231714328_456239030?t=2m11s


Потестируем себя на предмет 10 признаков психического здоровья

Милая история, о том, что вездесущий Эдип всегда найдет лазейку.
Автор: Рассказы Анисимова

«Когда Наташа привела Дениску из садика, её муж Валера сразу же насторожился. Видно, было невооруженным глазом, что жена находится в странном взволнованном состоянии.
– Что-то случилось, Наташа? – заволновался и муж.
– Случилось, Валера, случилось. – Она схватила мужа за руку и увела его в другую комнату – подальше от ушей сына. – Нас, кажется, собрались выгонять из садика.
– Чего? - вытянулось лицо у Валеры. – Разве так может быть? Мы же платим за садик исправно.
– Я не знаю, может так быть, или нет, но мне заведующая русским языком сказала, что если мы нашего сына не угомоним, то он вылетит из садика, как пробка из бутылки.
– Прямо так и сказала?
– Ага. Прямо так. Но сказала наедине и очень тихо. В общем, отчётливо она сказала. И ещё добавила, что родители на нас хотят написать коллективную жалобу. В полицию.
– Да ты что?! – Валера с недоумением слушал жену, не понимая, что мог натворить их такой симпатичный, такой весёлый сыночек. – А почему они хотят жалобу писать?
– Потому что Дениска всех в группе бьёт.
– Наш Дениска? – Валера чуть не рассмеялся, но тут же осёкся. – Такой маленький, слабенький ребёнок, и всех бьет?
– Да! Лупит, говорит заведующая, почем зря!
– И девочек?
– Я не знаю! – нервно ответила жена. – Я этого не уточняла. Потому что, как только я такое услышала, со мной случился шок. Я схватила Дениску в охапку, и скорее побежала домой. Если нас выгонят, Валера, что мы будем с тобой делать? Куда мы его пристроим? Мне же тогда придётся уволиться! Или тебе… А как мы в таком случае будем ипотеку выплачивать? Я уже схожу с ума…
– Погоди ты сразу падать в обморок! – Муж задумался. Сначала нужно понять, что случилось с нашим сыном.
– Я его по дороге спрашивала, но он не признается. Молчит, и только щёки надувает.
– Это ты его спрашивала. А теперь спрошу я.
Когда Валера вошел детскую, сын как ни в чем не бывало играл в свои любимые машинки.
– Так, Денис, нам нужно серьёзно поговорить, – строго сказал отец.
– Угу... – ответил автоматически сын, не отрываясь от игры. – Давай, пап, поговорим.
– Сначала прекрати играть, – ещё строже воскликнул отец.
– Валера, говори с ребёнком спокойнее! – тут же сзади раздался голос жены.
– Да, папа говори спокойнее, – словно издеваясь, повторил сын, всё так же играя с машинкой.
– Признайся нам с мамой, почему ты бьешь в садике детей?
Сын тут же замер с машинкой в руке, и боясь смотреть на папу, промолчал.
– Ты что, и девочек бьешь?
– Нет, девочек не бью, – тихо ответил Денис. – Их же бить не за что.
– А мальчиков, значит, есть за что?
– Ещё как есть за что…
– И за что, если не секрет?
Сын недовольно посмотрел на отца, затем на маму.
– А если секрет?
Денис смотрел на родителей такими глазами, что отцу даже стало немножко неудобно. Но Валера тут же опомнился, и взял себя в руки.
– Так, Денис, ты мне сын или не сын?
– Ну, сын.
– Если ты сын, значит у нас с тобой не может быть друг от друга никаких секретов.
– С тобой, да, папа, не может… – неохотно, но согласился сын. – А вот с мамой…
– Что? – Мама удивлённо уставилась на сына. – Что ты говоришь, Дениска? У тебя от меня секреты?
– Угу.
– Но почему?
– Потому что они мужские…
– Ах, они мужские… – Валера подмигнул жене. – Извини, мамочка, но действительно, если это настоящие мужские секреты, тебе лучше оставить нас вдвоём.
– Ну, хорошо… – Мама, сделав недовольное лицо, удалилась из детской комнаты.
– И не подслушивать там! – крикнул ей вслед муж. Потом посмотрел на сына, и заговорщическим тоном сказал: – Ну, давай мужчина, говори, за что ты бьешь мальчиков в группе?»
Продолжение, совсем чуть-чуть ниже.

Продолжение милой истории, о том, что вездесущий Эдип всегда найдет лазейку.
Автор: Рассказы Анисимова
Начало выше.

«Денис тяжело вздохнул, затем отвернулся от отца и не очень громко признался:
– Они к ней прижимаются.
– Что? – не понял отец. – Кто прижимается?
– Они... Мальчики...
– А к кому они прижимаются?
– К Тамаре Дмитриевне.
– Это кто? – опешил отец.
– Наша нянечка. Она их гладит по голове, а они её обнимают и прижимаются. Крепко-крепко.
– И что?
– Мне неприятно.
У отца в глазах появился интерес.
– Почему тебе неприятно?
– Потому обнимать её должен только я.
– Это почему это?
– Папа... – Сын посмотрел на отца обиженными глазами. – Ну как ты не понимаешь? Нашу маму обнимаешь ведь только ты! – Потом добавил: – И я тоже. Но я же сын. Другие дяденьки ведь её не обнимают!
– Но мама же моя жена, – заулыбался отец.
– Тамара Дмитриевна тоже будет моей женой, – сказал ещё тише сын. – Когда я вырасту. Понимаешь? Я на ней женюсь...
– Ах, вон оно что... – Папе очень хотелось засмеяться, но он сдержался. – Значит, ты того... Влюбился в эту нянечку, да?
– Угу... – кивнул мальчик и грустно повесил голову.
– И ревнуешь...
– Но ты ведь тоже ревнуешь маму... – пробормотал в оправдание сын.
– Кто ревнует? Я?
– Конечно. Вы же с мамой про это часто ругаетесь.
– Ох, сынок... – Валера растерялся, не зная, что говорить сыну. – Значит, и в тебе заиграл наш наследственный порок. Ты не поверишь, но дед у меня был такой же, и отец мой. Все наши мужики настрадались от этого...
– Настрадались? – сын с удивлением посмотрел на папу.
– А ты думал... Ревность, это такая нехорошая штука… И что нам с тобой теперь делать? Ведь если ты продолжишь лупить этих несчастных своих конкурентов, тебя выгонят из садика.
– Ну и пусть! Я её трогать никому не дам!
– Так ведь если тебя выгонят из садика, ты свою любовь вообще больше никогда не увидишь. Тебя же в садик пускать перестанут.
– Перестанут? – со страхом в голосе спросил сын. – Совсем?
– Ну, конечно. Эх, Дениска. Я тебя прекрасно понимаю, но... Но то, что лупить мальчиков тебе нельзя, это я знаю точно. И вообще, обычно в таких случаях женщина должна сама выбирать - кого ей обнимать.
– Так она же не выбирает. Она всех обнимает. И мне это неприятно.
– У нянечки профессия такая. В её обязанности входит обязательно несколько раз в день обнять каждого ребёнка. Понимаешь?
– В обязанности входит?
– Ну, конечно! Она тебя обнимает?
– Да.
– Вот. И других она тоже должна обнимать. Если не станет этого делать – её могут с работы выгнать. И опять ты её не увидишь. Так что, придётся тебе терпеть её обнимания с другими.
– А она, правда, только по работе так делает? – недоверчиво переспросил сын. – Потому что ей так велели?
– Именно так, велели, – очень серьёзно подтвердил отец. – Её заставили.
– Правда-правда?
– Честно слово папы!
– Ну, тогда, ладно, – неуверенно, но заулыбался сын. – Тогда пусть обнимает. И целовать она по работе должна?
– И целовать тоже, – скорее закивал отец.
– Вот ведь... – уже не так печально вздохнул Денис. – Что за работа у неё такая? Ну, ладно, тогда я ещё посмотрю, жениться мне на такой жене, или не жениться.
Со следующего дня жалоб на Дениску со стороны заведующей больше не было.».

Случались с вами или вашими детьми похожие истории?
Кстати если вы говорите что-то типа «а со мной ничего похожего никогда не было…», это не значит, что не было, а просто Эдиповы фантазии благополучно вытеснились, и не беспокоят вас больше.

Из серии невозможно не поделиться, дети и их родители без метапсихологии.
Архивное, автор Рагим Джафаров – Итак, товарищи родители, – тяжело вздохнул психолог, больше напоминающий усталого прапорщика, – Добро пожаловать на тренинг «Основы психологической безопасности на детской площадке». Как вам уже было сказано – у тренинга нет никакой теоретической части, потому что жизнь – это практика. Сейчас мы пойдем на детскую площадку, поэтому если кто-то хочет отказаться – сейчас самое время. Он осмотрел растерянную группку родителей. Никто желания отказаться не выказал. – Хорошо. Сейчас идем к вон тому микроавтобусу и разбираем детей. – Чужих? – удивился кто-то. – Кто это сказал? – мгновенно среагировал психолог. – Я… – поднял руку полный мужчина с залысиной. – Запомни, боец, нет никаких «чужих» или «своих» детей. – Но своих-то я люблю больше… – Это ты так думаешь. Урок первый – любовь и ненависть никак не связаны с тем чьи дети перед вами. Вы можете любить или ненавидеть конкретного ребенка в конкретном моменте, но это не должно влиять на принимаемые вами решения! Понятно? – Так точно. – хором ответили родители. – Разбираем детей. И аккуратнее, им еще две группы сегодня обучать. Родители выстроились в очередь. Из микроавтобуса по одному выходили дети, брали взрослого за руку и отходили в сторонку. – А можно мне другого? У меня мальчик, мне бы на мальчике тренироваться. – У жены своей спроси, можно ли тебе другого. – фыркнул психолог, – Урок второй, детей не выбирают. Быстрее шевелимся, у нас плотный график! После того как сформировалось пять пар детей и взрослых психолог пересчитал всех по головам, отметил в планшете и уверенно пошел к детской площадке. – За мной. Но процессия не прошла и пяти метров, как что-то пошло не так. Девочка с двумя косичками вдруг остановилась и заартачилась. – Не хочу на эту площадку! Я тут уже была два раза! Ведущая ее женщина растерялась и посмотрела на психолога. Тот смотрел в ответ не предпринимая никаких попыток помочь. – Сделайте что-нибудь, пожалуйста. – попросила женщина. – Она не хочет на площадку. – Такое бывает. – кивнул психолог и по-прежнему не предпринял никаких действий. – Ну и что мне делать?! – Договаривайтесь. – Я не пойду на эту площадку! – еще раз заявила девочка. – Если пойдешь, я дам тебе мороженку? – Не хочу! – Планшет? Посмотришь мультики? – Нет! – топнула девочка. – Не хочу! – Ах ты… Психолог хмыкнул и вступил в разговор. – Итак, десятисекундный диалог привел к тому, что вы попытались ее подкупить, а потом и вовсе собирались применить устрашение. Угрозы, шантаж и запугивание. Старая школа. – протянул он с некоторой ностальгией в голосе. – А что мне делать?! Она не хочет на площадку! – Имеет право. – Но у меня там тренинг! – Ей-то что? – Ну и как тут договориться?! – Наверняка как-то можно. Но ваш тренинг заканчивается тут. Самое ценное что вы можете из него вынести – не всегда удается договориться. Но при этом вам нужно выбрать на чьей вы стороне. Бросите ребенка и пойдете на тренинг? – Ну… Нет… – Тогда нет смысла злиться. Примите этот факт. Верните, пожалуйста, ребенка на место, ждем вас на следующем занятии, возможно там вам повезет больше. Всего хорошего. Психолог отвернулся от удивленной женщины и дошел таки до детской площадки. Остальные участники тренинга уже вовсю тренировались. Полный мужчина с залысиной сидел в песочнице около нахохлившегося ребенка и что-то ему растолковывал. Психолог аккуратно подошел поближе и прислушался. – Быть жадиной нехорошо, понимаешь? Нужно делиться. Вот ты захочешь поиграть с его игрушками, он тебе их даст. Дай мальчику машинку! – А это ваш рендж ровер вон там припаркован? – спросил у мужчины психолог. – Да, а что? – Дайте покататься. Я чисто по району. Девочек подцепить. Мужчина провел параллель и усмехнулся. – Вы не понимаете, это… – Другое? – перебил психолог, – Если вы сами не готовы делиться, то не надо врать детям. Дайте ключи от ренджа!

Продолжение ниже.

Из серии невозможно не поделиться, дети и их родители без метапсихологии. Архивное, автор Рагим Джафаров, продолжение, начало выше.

– Вы знаете сколько он стоит?! – Вы знаете сколько стоит год работы с хорошим психотерапевтом? А сколько стоит сформировать уважительное отношение к частной собственности у целой страны?
– Но…
– Никаких но. Покажите ребенку пример своих идеалов. Действием докажите, что делиться здорово! – Ладно, я понял… Мужчина отвернулся, психолог переключил внимание на другого родителя. Растерянная девушка выслушивала от пожилой женщины какие-то претензии.

– А еще он ее обрызгал из лужи! – наседала пожилая женщина, – Вообще своими детьми не занимаетесь! Девушка что-то мямлила, извинялась держа за руку доставшегося ей пацана и наконец сломалась.
– Извинись перед бабушкой! Мальчик посмотрел на девушку с плохо скрываемой ненавистью.
– Стоп, – вклинился психолог, – Вы хотите чтобы он извинился за ваше бессилие и неспособность послать бабку нахрен?

Опешили все, особенно возмущенная пожилая женщина. – Во первых он не в нее кидался песком, во вторых я не вижу проблемы. Посмотрите на девочку. Не выглядит она расстроенной. Пострадавшая выглядела скорее смущенной развивающимся скандалом, чем пострадавшей.

– Да что вы себе позволяете?! – пришла в себя бабка.
– Извините, это произошло случайно. – обратился к ней психолог, – Могу оплатить химчистку вашей девочке. Еще что-то?
– Да вы… – бабка стала краснеть и надуваться, соображая как бы хлебнуть еще крови, но что-то в спокойном и уверенном взгляде психолога заставило ее отступить. Она молча развернулась и ушла, таща за руку пострадавшую.
– Но он же был не прав… – попыталась оправдаться девушка.
– И это дает кому-то право отчитывать вас? Вам не пять лет. А это реальный мир. Тут вам писюнов в панамку напихают независимо от того кто прав, кто виноват. И вам нужно научиться жить в этом мире, а не заставлять ребенка извиняться за вашу инфантильность.
– Но он кидался песком!
– А бабка пила кровь, и что?
– Ну… Психолог хотел было что-то сказать, но передумал. Сунул два пальца в рот и свистнул, привлекая внимание всех участников тренинга.
– Становись!
Родители вместе с детьми рефлекторно выстроились в шеренгу. Психолог вздохнул и осмотрел подопечных.
– Итак, товарищи родители, спешу сообщить вам, что вы провалились по всем пунктам. Ни один из вас не готов к посещению детской площадки. – Да вы каких-то буйных детей выдали! – возмутился кто-то. – Дело не в детях! Дети разные и дети ведут себя по-разному! Дело в вас! Вы сами ведете себя как дети. Вы мгновенно регрессируете до пятилеток! Забываете о том, зачем вы сюда пришли, об ответственности и здравом смысле! Вы все, повторяю, все без исключения не справились со своей детской площадкой. Той которая у вас внутри! Вы малодушничаете, врете и боитесь оценки! Поэтому сейчас вы сдадите детей, а завтра вернетесь на площадку и мы начнем с самых основ.
– Каких? – уточнил кто-то.
– Вы будете играть. Бегать друг за другом, кидаться песком, если понадобиться, будете его есть, падать в лужи, отнимать друг у друга игрушки и орать. Родители растерянно переглядывались, но чувствовали, что в этих словах что-то есть. Что происходит что-то важное.
– Завтра вы будете вести себя как нормальные дети, а я буду вашим злым родителем. И видит бог, я сделаю из вас самых оторванных, независимых, смелых, ярких и по-настоящему живых детей! Вы ведь хотите чтобы ваши дети были такими?
– Да! – Рявкнули все хором.
– Тогда вам самим придется стать такими! Вы готовы?
– Да!
– Даже если вам будет стыдно?!
– Да!
– Даже если будет страшно?!
– Да!
– Даже если на вас будет косо смотреть бабка на детской площадке?!
– Да!
– Я не слышу!
– Даааа! Психолог смыкнул и кивнул. – Вольно. Приступаем к чистке детей и сдаем в оружейку под роспись. Завтра в 8 утра построение перед детской площадкой.
– Завтра дождь обещали… – протянул кто-то.
– А мне плевать! – рявкнул психолог, – Запомните, бойцы – дождь и грязь не помеха для счастья, но верные союзники в бою за радость! Разойдись!

«Горькая правда заключается в том, что часто, когда вы снова чувствуете себя комфортно с самим собой, кому-то становится некомфортно и это нормально. Выбирай себя.

Люди, возможно, привыкли к вашей прошлой версии, версии, которая давала им больше власти или заставляла их чувствовать себя лучше. Ваша прошлая версия, возможно, хорошо служила им, но не вам. В конце концов, вам придется жить с самим собой, поэтому убедитесь, что выбранная вами версия соответствует тому, кем вы хотите быть, а не тому, кем вас хочет видеть кто-то другой».
Кэролайн Лиф

Что тут добавить… выбирать себя не значит стать эгоистом и делать другому плохо, растерять друзей и близких. Есть вполне себе доброжелательные способы выбирать себя.

Читаем на семинаре статью Марии Роде
«Потерянный ребенок: Чье лицо в зеркале?»
Начало очень оптимистичное.

«У детей, развитие которых протекает благополучно, здоровая любовь к себе идёт рука об руку с любовью к другим и живым интересом к окружающему миру. Нарциссический ребёнок воспринимает родительскую любовь как должное, как естественное следствие своих собственных качеств. Ребёнок же, способный любить сам, ощущает себя достойным любви именно потому, что может доверять их чувствам к нему – несмотря на обычные конфликты, связанные с эдиповым комплексом. В таком благоприятном круге ощущение собственной ценности укрепляет способность ребёнка к любви и благодарности – и само же поддерживается ими».

- Вы книгов читаете?
- Нет, мы их покупаем и красиво на полку ставим…

«Современная культура слишком сильно сосредоточена на внешнем мире, на достижениях, успехе, материальных ценностях, но при этом забывает о внутреннем мире, который столь же реален и важен. В поисках счастья люди стремятся к внешним целям – деньгам, признанию, отношениям, – но даже достигнув их, часто чувствуют пустоту. Настоящее удовлетворение приходит лишь тогда, когда человек находит гармонию между внутренним и внешним. Это требует путешествия внутрь себя, осознания своих теней, страхов и неразрешенных конфликтов. Только осветив эти уголки души, мы можем обрести подлинную целостность и истинное счастье».
Роберт Джонсон

А что тут добавить, кроме того, что я согласна с автором?
Конечно, сейчас очень часто, мы встречаем буквально путаницу между внешним миром и внутренним, реальностью и тем что происходит в душе, путаница между своими мыслями (эмоциями, чувствами) и тем что реально говорят (чаще не говорят) другие люди.

Это большая проблема, и одна из тех причин, почему часто не происходят изменения или то что происходит не ощущается как изменения в жизни, потому что человек сам себе внутри говорит, и не просто говорит, а железобетонно убежден, невозможно это, невозможно то, причём как если бы полностью отсутствует критическое мышление когда можно было бы себя спросить «Почему невозможно? Почему невозможно даже на уровне мысли, идеи, предположения, фантазии что можно что-то делать или мыслить по-другому». Вместо него присутствует мышление в логике «все или ничего», «сейчас или никогда», «если не могу прямо сейчас, то не смогу никогда, то не имеет смысла и говорить об этом», прямая отсылка в этом месте к младенческому (детскому) функционированию уже взрослого, много чего достигшего, человека, но с пустотой в душе.

Дело даже не в том, что человек с пустотой в душе, часто прибегает к массивным проекциям, организуя себе буквально дыру в психике, а в том, что нет разницы между тем что говорят другие и тем, что думаю или ощущаю я.

– Они говорят обо мне то-то и то-то… они скажут, если я…
– Кто они?
– Мои близкие, коллеги, мой начальник, мои подписчики… эти мысли постоянно звучат в моей голове…
– Мысли звучат в вашей голове?!
– Вы хотите сказать, что это не они говорят, а я себе это говорю??? Скажите еще себе что это я к себе плохо отношусь, а не мой начальник, моя мама, мой папа?
Занавес.

Иногда, человек не просто приписывает другим те или иные качества, идеи, которые для него не приемлемы, а в том, что нет разницы между я не я, очень слабая способность к ментализации, а значит почти невозможно что-то себе присвоить.

Откуда берётся пустота, даже при наличии достижений, успеха, который другим людям очевидны? Одна из причин, ничего не присваивается ни мысли, ни чувства, ни переживания, ни собственный опыт. Человек живет на уровне восприятия, уровне действий, а не опыте проживания и присвоения, живет «сырыми» не осмысленными, не названными аффектами.

#проекции
#ментализация
#психизация

Чтение до и после семинара…
Бион (965, 1970) и остальные, говорили, что «проблема заключается в том, что психоанализ обладает «пластичностью», которой обладает мало какая другая область. Он имеет дело с психической, а не с чувственной реальностью: с бессознательным, с несформированным (нерепрезентированным и нерепрезентируемым), с импульсами влечений, с эмоциями, с эмоциональными переживаниями. Эти психические элементы (Bion 1963) и качества не поддаются полному пониманию, разъяснению и переводу (трансформации) в слова. … Он
отмечает, что, в отличие от врача, который имеет дело с физическими структурами, психоаналитик должен иметь дело с теми вещами, которые недоступны для чувственного опыта: «реализации, с которыми имеет дело психоаналитик, невозможно увидеть или потрогать: у тревоги нет формы или цвета, запаха или звука.» (Bion 1970).
Из статьи Говарда Б. Левина «Осторожно, зазор. Клинические последствия Нерепрезентированного».

Из серии невозможно не поделиться, истории без метапсихологии, сегодня о подростках и родителях, вернее, в данном рассказе, о фантазиях подростков и их родителей.

Архивное, автор Рагим Джафаров

– Паша, я же просила, не залипай в телефон за едой! – возмутилась Настя, – Денис, скажи ему!
Глава семейства отвлекся от газеты и сурово посмотрел на сына.
– Мы же это обсуждали, убери телефон.
– Ну пап, я читаю!

Денис и Настя переглянулись. Такого поворота событий никто не ожидал.
– И что читаешь? – аккуратно поинтересовалась мать, краем глаза следя за жарящейся яичницей.
– Ну, книгу.
– Какую? – терпеливо уточнил Денис.
– Метагоризонт.
– Ты серьезно? – улыбка слетела с лица главы семейства. – Тебе не стыдно?
– Ты чего? – удивилась Настя, – В кой-то веки сын читает, а не в ютубе залипает.
– Ты читала эту книгу вообще?
– Ну… Своеобразный выбор, конечно. – вынуждена была согласиться Настя, – Да, эротики многовато, но…
– Эротики? – удивился Денис, – Ты ЭТО эротикой называешь?
– Ну… – растерялась Настя.
– Это вообще не для детей! – заявил глава семейства.
– Ну, Пашке шестнадцать уже, ничего страшного не случится, думаю. – возразила Настя. –Пусть читает, лучше, чем играть в компьютер.

– Да ты с ума сошла?! Эту книгу вообще надо запретить! Я не понимаю, как ее разрешили издать!
– Ну, может там есть перегибы, например в сцене с неграми, но… – Настя пожала плечами, – Не так уж все вроде страшно.
– С какими неграми? – не понял Денис, – Какие негры?! А сцена с проститутками это по твоему нормально?!
– Не помню такой. Ты что-то путаешь. Может ты имеешь в виду главу про… ну… этих. – Настя смутилась.
– Каких этих? – не понял Денис, – Ты про нарколабораторию?
– Там есть такое? – удивилась Настя, – Я наверное еще не дочитала туда.
– Все, в этой книге слишком много насилия, наркотиков и разврата. Да еще и пропаганда гомосексуализма! Я запрещаю тебе это читать! Удаляй книгу, сейчас же! При мне!
– Дай свой телефон, пап. – попросил Паша.
– Зачем?
– Ну дай. И ты мам.

Родители положили на стол свои смартфоны. Паша открыл приложение читалку на всех трех аппаратах и открыл первую главу одной и той же книги. Начиналась она с описания главного героя.
– Читайте. – предложил Паша.
– Мы читали.
– На всех трех экранах.

Настя и Денис послушно сверили текст.
– Погоди, ты разные книги открыл что ли? У мамы вон главный герой женщина. – глава семейства усмехнулся и зачитал, – Невинная и соблазнительная нимфетка. Это женский роман какой-то.
– А у тебя помесь Клинта Иствуда и Шварцнеггера, – удивилась Настя.
– Это персонализированная книга. – пояснил Паша, – Новая технология. Она поэтому такая популярная. Приложение строит героя и сюжет на основе предпочтений читателя. Как таргетированная реклама.

Повисла тишина.

– А у тебя про что? – нейтральным тоном спросил Денис у сына.
– Про гениального подростка киберспортсмена.
– Хм…
– Хм…
– Погоди ка… – Денис с недобрым прищуром посмотрел на Настю, – А что там у тебя за сцена с неграми?
– А у тебя с проститутками? – парировала жена, – И что за пропаганда гoмoсeксуализма?

Снова повисла тишина.

– Яйца горят, – сказал вдруг Паша.
– Что? – растерялись родители.

Вместо ответа сын указал на плиту.

– Сколько раз говорила тебе, не показывай пальцем! И не сутулься!
– Доедай быстрее и дуй в школу! – добавил Денис, – Опоздаешь опять! Если меня к директору вызывать будут, я не пойду, сам разбирайся!»

А у вас случаются похожие казусы с подростками?

Случай, когда творчество доносит идеи лучше, чем метапсихология или посвящение стихотворения Сергея Юрского (1977) людям, которые лишают себя сегодня, т.е. тем, кто любит начинать жизнь «с понедельника… когда похудею… когда получу диплом… выйду замуж… рожу… воспитаю… закончу то или это… и вот потом уж как заживу…».

Всё начнётся потом,
когда кончится это
бесконечное душное, жаркое лето.

Мы надеемся, ждём, мы мечтаем о том,
чтоб скорее пришло
то, что будет потом.

Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве…
ну в юности… самую малость…

Может, были минуты… часы… ну, недели…
Настоящее будет потом!
А на деле

На сегодня, назавтра и на год вперёд
столько необходимо-ненужных забот,
столько мелкой работы, которая тоже
никому не нужна.
Нам она не дороже,

чем сиденье за чуждым и скучным столом,
чем свеченье чужих городов под крылом.
Не по мерке пространство и время кроя,
самолёт нас уносит в чужие края.

А когда мы вернёмся домой, неужели
не заметим, что близкие все почужели?
Я и сам почужел.
Мне ведь даже неважно,
что шагаю в костюме неважно отглаженном,
что ботинки не чищены, смято лицо,
и все встречные будто покрыты пыльцой.
Это не земляки, а прохожие люди,
это всё к настоящему только прелюдия.

Настоящее будет потом. Вот пройдёт
этот суетный мелочный маятный год,
и мы выйдем на волю из мучившей клети.
Вот окончится только тысячелетье…

Ну, потерпим, потрудимся,
близко уже…
В нашей несуществующей сонной душе
всё застывшее всхлипнет и с криком проснётся.
Вот окончится жизнь… и тогда уж начнётся.

Последнее время тексты по метапсихологии не пишутся, но совесть напоминает про задолженности по ответам на вопросы.

«Самой покладистой моральной категорией является так называемая совесть. В одном душевном состоянии совесть строго судит человека, выносит ему приговор, в другом же они прекрасно договариваются между собой, поделив ответственность».
Уилки Коллинз, «Отель с привидениями».

В психоаналитической метапсихологии совесть относится к психической инстанции Сверх-Я (Супер-Эго).
 
«Хотелось почитать о жестокости Сверх-Я, о мучающем садизме, о причинах появления и поразительной активности, о том, почему этот процесс так бесконтролен и продолжает работать даже тогда, когда обнаружен сам по себе и обнаружена его бессмысленность».
 
Важно. Сверх-Я может быть как жестокой, так и защищающей. Причины «поразительной активности и бесконтрольности» Сверх-Я в том, что эта инстанция в большей степени бессознательная. Чего в Сверх-Я нет так это «бессмысленности», на самом деле у нее важные задачи, реализует она их правда иногда садистическим способом. А где садизм, там и мазохизм – «садистическое Сверх-Я приглашает Я к мазохизму» (К. Смаджа), правда не к тому мазохизму который помогает нам, а мазохизму который получает удовольствием от боли, страдания и как следствие приводит к удовольствию от неудовольствия. 
 
Мы больше знаем о жестоком Сверх-Я, но мало о том, что Сверх-Я со всеми защищающими его запретами, может быть поддерживающим. Если повезет, это результат хорошо пройденного Эдипа, если не очень, это огромный душевный труд взрослого, самостоятельный или в терапии, по смягчению жестокости Сверх-Я. Сверх-Я является наследником Эдипова комплекса – важного периода психосексуального развития ребенка. Внешние родительские запреты (правила, требования) становятся внутренними, через идентификацию с родителями, их авторитетом, ценностями и любовью. Ребенку больше не нужно (или не так часто нужно) говорить, что можно, что нельзя, что такое хорошо, что такое плохо. Ребенок прощается с младенческим эгоцентризмом и всемогуществом. Понимает и принимает идею – мир не крутится только вокруг него – у родителей (других людей) есть и собственная жизнь, которая не имеет ничего общего с ним. Это больно, не все взрослые с этим согласны (отсюда корни многих депрессий, а мы знаем, что самое жестокое Сверх-Я у людей в меланхолии) поэтому без некоторого «давления» Сверх-Я, в его хорошем понимании, не обойтись в принятии принципа реальности, требований культуры и социума.
 
Что значит «защищающими его запретами»? О каких запретах речь?
В первую очередь, конечно, это запрет на инцест, запрет на убийство, принятие разница полов и поколений. Принятие этих запретов – это путь формирования структуры личности по невротическому типу, уверенного и устойчивого Я, когда запретные желания благополучно вытесняются и не тревожат, и у Сверх-Я нет повода для наказания.
 
Напротив, отсутствие пост-эдипового Сверх-Я указывает на слабое Я, плохую ментализацию, преобладание действий вместо первого психического пути, что означает развитие пограничной структуры личности, что объясняет «почему она продолжает работать даже тогда, когда обнаружен сам по себе». Структура психики не меняется так быстро как хотелось бы, и точно не меняется от осознания. Чтобы жестокое Сверх-Я смягчилось, нужно чтобы Я достаточно хорошо окрепло, у Я появилось критическое мышление относительно тех установок которые диктует жестокое Сверх-Я. Это длительная душевная работа, усложняется, тем что у личности с пограничой структурой жестокость Сверх-Я сосуществует с непомерными требованиями Идеала-Я, а эта инстанция еще более тираническая.

Небольшой итог.
Сверх-Я необходимая психическая инстанция, без нее мы жили бы исключительно по принципу удовольствия, причем удовольствия как его понимает инстанция ОНО (бессознательное), где нет ни запретов, ни морали, нет ничего кроме чистого желания получать удовольствие и реализацию своих фантазий, в том числе запретных, инцестуозных, любым путем.
Продолжение следует.
#сверхЯ #суперэго #идеалЯ

Куда постоянно утекают силы, энергия, ощущение «выжатого лимона», непроходящей усталости, пустоты, отсутствия чего-то, но чего непонятно?

«Мы изначально зависимы от других людей. Человеку для того, чтобы стать человеком, нужен другой человек. Нужны другие человеческие переживания, которые о нем что-то расскажут. Когда мама видит своего ребенка, она дает ему представление о том, что с ним происходит и он это представление интегрирует внутрь себя и это становится его сутью, тем, что становится его психическим аппаратом. Когда мать не может считывать, что с ребенком происходит, то она не дает ему ответы.

Когда слишком много неправильных отражений со стороны объекта, тогда формируется брешь, место через которое из инстанции Я беспрепятственно выливается энергия, которая должна была бы служить дальнейшему развитию Я. Это называется нарциссическая геморрагия (кровотечение, только в данном случае психическое, прим. мое).

Для нарциссических личностей характерна так называемая нарциссическая «ракушка», панцирь. Некая оболочка между собой и окружающим миром, за которой они прячут себя, чтобы избежать чрезмерного общения, потому что это общение их изводит.

Первичный нарциссизм – основа для развития инстанции Я. Он имеет прямую связь с телесностью и стоит на страже жизни. Все, что связано с физическим здоровьем, склонностью к заболеваниям, зависит от первичного нарциссизма. Первичный нарциссизм обеспечивает в дальнейшем хорошую работу инстанции. В Библии сказано: «Возлюби ближнего своего, как самого себя», то есть мерилом любви, условием для способности любить другого, является способность любить себя самого. Первичный нарциссизм обеспечивает нормальное функционирование Я. Тогда ему не нужно жаться
и экономить каждый грамм либидо для того, чтобы удержать себя в нормальном состоянии.

Мамино лицо есть первое зеркало. Ребенок долгое время себя не видит. Без зеркала мы не можем себя видеть. Однако у нас есть представление о себе. Оно формируется не из объективных источников. Мы строим представление о себе исходя из того, что передает нам наш объект. Как смотрит на нас мама, и как она нас видит. Как мы считываем, так мы себя и начинаем видеть. Мы не такие, какие мы есть изначально, мы такие, какими нас видят первичные объекты. Представление о себе приходит извне, из материнских глаз.

Если говорить о нарциссических расстройствах, то в основе всех нарциссических расстройств и проблем находится меланхолическое ядро. Меланхолия или меланхолическое ядро означает, что часть Я потеряна для индивида навсегда. Он ее не получил. Эта часть так и не развилась, и он ее не получит никогда. В этом большая проблема работы с нарциссическими пациентами, потому что то, что у них отсутствует неузнаваемо для них».

Из семинара «Нарциссизм. Психоаналитический подход»
Аурелия Ивановна Коротецкая
Источник: Институт Психологии и Психоанализа на Чистых Прудах

Из серии не метапсихология

Автор текста Евгения Галышева

«Когда мои дети кричали до синевы, желая что-то получить, я говорила себе, что такая целеустремленность наверняка поможет им пробиться в жизни.
Когда моя дочь добавляла клубничный джем в салат с редиской (а потом отказывалась есть) – я говорила, что выдающиеся кулинары должны иметь смелость пробовать новые сочетания вкусов. И скрепя сердце выбрасывала результат эксперимента.
Когда ребенок после сада бегал по стенам и потолку, я говорила себе, что я его тихая гавань, где он может выразить все свои эмоции и быть принятым.
Когда дети недомогали и спали только на моем животе, я радовалась, что могу уснуть в этой позе, иначе совсем не поспать было бы.
После пребывания в инфекционке я бурно радовалась нормальному содержимому детских горшков.
Когда дети спали зимой на улице, я просто радовалась тишине, невзирая на урчащий желудок, бастующий мочевой, покрасневший нос и замерзшие ноги.
Когда дети носились по квартире стадом взбесившихся слонов и устраивали в ванне представление дельфинария, я радовалась, что мы жили на первом этаже, и я могу не стыдиться смотреть в глаза соседям снизу.
Сегодня я радовалась тому, что они съели по хорошей порции овощного салата с растительным маслом, давненько не баловали они меня таким счастьем…

Я всегда ищу повод порадоваться, иначе совсем не вывозится. Это странный парадокс – радоваться тому, что у обычных людей вызывает совершенно иные чувства. Поиски жемчужного зерна там, где его зачастую может и вовсе не быть… Наверное, это моя защита, я этим спасаюсь, особенно когда нет сил на то, чтобы «просто» запрещать, не пущать, строжить и грозить. Я неосознанно выбираю поиск повода порадоваться хоть чему-то».

Поделитесь чему радуетесь вы?

«Хотелось почитать о жестокости Сверх-Я…»
Почему же Сверх Я (Супер Эго) такое требовательное и жестокое?

Одна из причин в 4-х минутном видео от прекрасного французского психоаналитика Рене Руссийон.
Послушаем вместе и добавим к теме идей.

Потому что, Сверх Я не признает предела возможностей Я и требует от него всемогущества «в смысле ты не можешь все и сразу и немедленно… в смысле ты не можешь быть супергероем, супермамой, суперпапой, суперженой, супермужем, суперсотрудником… какие еще такие медленные шаг за шагом и постепенно… чтооо ошибки, никаких ошибок я не прощаю, иначе будешь наказан… добавьте свой вариант».

Что нам делать?

В жизни, умерить претензии Сверх Я через принятие собственных ограничений (на психоаналитическом звучит не очень красиво – кастрация Я или себя) «я не могу быть супермамой, не могу даже если очень сильно постараюсь, но могут быть достаточно хорошей мамой».

В кабинете, не превращать психоанализ в новую форму Сверх Я. Часто можно услышать «я опоздал… прервалась интернет связь это наверно мое сопротивление», тут же говорит опытный и подкованный в теории пациент, стремящийся даже в кабинете психолога быть идеальным пациентом и постоянно гнобящим себя за то что не проработал свои травмы за один сеанс и о боже ходит уже не первый год. Нет, говорит нам Рене Руссийон, это пробки на дорогах или, например, плановые работы у интернет провайдера. Не настолько мы всемогущи, чтобы тучи (пробки на дороге) разводить руками…

Но чтобы принять ограничения, как свои, так и других людей, придется признать, что ты обычный человек, а не супергерой, нужно «снять корону», признать, что твои мама, папа, твой психолог обычные люди, а не какие-то гуру, которые знают ответы на все вопросы и расскажут как жить, более того они не знают, да не знают, даже если владеют психоаналитической теорией, нет таких книжек где было бы написано как жить именно вам. Это сталкивает с разочарованием, преодолеть которое не просто, но важно для хорошего душевного благополучия.

https://m.youtube.com/watch?v=-5PwRalpYZ0

Продолжение разговора «о жестокости Сверх Я… почему этот процесс … продолжает работать даже тогда, когда обнаружен сам по себе».

Обнаружение сами по себе не меняет суровое Сверх Я (Супер-Эго), но «может быть модифицировано в переносе посредством перенаправления проекций на аналитика и последующей реинтроекции этих проекций, модифицированных пребыванием в аналитике» (Бриттон), – ответ на вопрос почему структурные изменения на уровне личности не происходит иногда самостоятельно, а требует присутствия другого – объекта принятия и модификации проекций для того чтобы вернуть в трансформированном менее жестоком или более переносимом виде.

Заглянем в кабинет психоаналитика и посмотрим как это происходит, увидим еще одну причину «Почему же Сверх Я (Супер Эго) такое требовательное и жестокое?»

Почитаем вместе статью Рональда Бриттона «Освобождение от Супер-Эго» (с сокращениями).

Часть 1 из 3-х.
Еще одна из причин кроется в том, что «Супер-Эго ребенка берет свое начало от Супер-Эго родителей» и отличается особенной суровостью и ригидностью.

Именно таков, случай г-на Р., описанный психоаналитиком Рональдом Бриттоном «которому необходимо было серьезное аналитическое лечение, чтобы достичь «позиции Иова»: стать судьёю собственного Супер-Эго. До того г-на Р. терзало внутреннее суждение, гласящее, что он неполноценный; уже само по себе это суждение калечило его, поскольку из-за него он с трудом верил в свои способности. В анализе он дал понять, что идея о его ущербности не была его реальным представлением о себе, но он чувствовал себя отягощенным ею. Кроме того, он бы мог сказать вместе с Иовом: «Ты гонишься за мною, как лев, и снова нападаешь на меня» <…> и это проявилось в переносе. Он считал, что я (здесь и далее Р. Бриттон) говорю «ты должен быть таким же, как я», и в то же время – «ты не смеешь быть таким же, как я».
<…>
Однако суть прений Бога с Иовом заключается в том, что Иову запрещается даже думать о том, что он хоть отдаленно подобен Богу. Г-н Р. чувствовал себя ущербным, потому что никогда не мог удовлетворить желания своей матери. Она основала свой Эго-идеал на [образе] своего отца и жила разочарованной в том, что она женщина. Пациент, будучи ее сыном, чувствовал, что что-то в нем ей не нравится, и в то же время между ними существует сходство, основанное на некоем общем изъяне. Также он чувствовал, что не должен радоваться своей возникающей мужественности, поскольку это вознесло бы его над матерью.

Г-н Р., ученый-биолог среднего возраста, обратился ко мне за анализом несколько лет назад, поскольку испытывал беспокойство, депрессию и не мог жить полноценно. Ранее он проходил психотерапию, которая прекратилась, когда его терапевт уехала за рубеж. Он же остался с ощущением неудачи и не в состоянии понять, что он думает о своем бывшем терапевте.

Г-н Р. был счастливо женат, имел троих детей и хорошую работу в избранной им академической области. Однако несмотря на свою высокую квалификацию и очевидную компетентность он считал себя худшим специалистом, чем его коллеги, и в профессиональном плане не был в себе уверен. В частности, хотя он написал докторскую диссертацию, он никогда не публиковался по своей специальности. Когда мы приступили к анализу, мне стало понятно, что более всего в жизни ему причиняли беспокойство отношения на работе. В частности, он показался мне запуганным своими коллегами-женщинами, даже в тех случаях, когда ему надлежало исполнять ведущую роль. Если он защищал свои собственные идеи, то становился чрезвычайно тревожным, опасаясь некого ужасного неопределенного возмездия. Несмотря на свои выдающиеся аналитические способности, он не связывал эти вспышки страха перед своими коллегами с теми скромными попытками самоутверждения, что им предшествовали. И хотя передо мной он эту связь раскрыл, сам, казалось, оставался в неведении относительно непосредственного источника своих тревог.

В анализе наблюдался один повторяющийся мотив…».
Продолжение ниже.

Читаем статью Рональда Бриттона «Освобождение от Супер-Эго» (с сокращениями) о модификации сурового и ригидного Супер-Эго, берущего свое начало от Супер-Эго родителей.

Часть 2 из 3-х.
«В анализе наблюдался один повторяющийся мотив. Пациент прояснял мне, без подробного описания, ситуацию на работе, никак не определяя ни ее, ни своих ощущений в этой связи. Я, давая ему интерпретацию какого-то момента, в нескольких словах подытоживал ситуацию, которую он обозначил. На эту часть интерпретации он реагировал, и трактовал ее так, будто я сообщал ему нечто новое о его коллегах или его чувствах по отношению к ним. Например, он рассказал мне о рабочей группе, которую формально возглавлял он, а верховодила в ней г-жа Х., его ассистент. Он подробно обрисовал план проекта и свои попытки выразить некое мнение или поднять некие вопросы, – все они были проигнорированы этой женщиной. Он описал, как молча соглашался с этим. Мне послышалась в его рассказе сильная боль, возникло впечатление, что он расстроен и потерпел поражение, но пациент ни словом не обмолвился об этих чувствах.

Я дал интерпретацию, что он чувствует, что его игнорировали и его мысли были оставлены без внимания женщиной, не заинтересованной ни в чем кроме своих собственных идей. Затем я предположил, что этого же он ожидает от меня в анализе.

Примечательно, что г-н Р. воспринял мое описание своей коллеги, которую он же столь живо обрисовал, как новость для себя. Он воспринял это не просто как новость, но как мое знание, мое мнение, сформированное независимо от него. Он отреагировал следующими словами: «Я понимаю, что Вы имеете в виду. Конечно, все идеи наподобие той, что касается Вас, – просто проекция. Но я думаю, не исключено, что Вы правы относительно г-жи Х., ваше мнение о ней звучит очень убедительно».

Итак, для г-на Р. было безопасно иметь представление о г-же Х., если автором этого представления оказывался его аналитик. Как выяснилось, это относилось и ко всем идеям вообще. Г-н Р. не мог доводить до конца свои мысли. Наблюдения, рассуждения и ассоциации наличествовали, но выводы отсутствовали, что оставляло ложное впечатление его туповатости.

По мере достижения некоторого прогресса я стал отдавать в себе отчет в том, насколько мой пациент умен. Мой комментарий о том, что он не способен пользоваться своим интеллектуальным достоянием, и я поражен тем, насколько он не способен вполне воспользоваться ничем из этого, привел к неожиданному результату. Г-н Р. часто жаловался на свое плачевное финансовое состояние, усугубляемое выплатой процентов и санкциями банка за превышение кредита. Теперь же он сообщил, что, оказывается, владеет еще и другой собственностью, унаследованной от матери; это имущество он не продал, не пользовался им, и никогда не думал о том, чтобы заработать на нем деньги. И в то же время – с трудом сводил концы с концами.

По мере продвижения в анализе эту повторяющуюся ситуацию сменила другая, в которой я как аналитик играл как будто бы более центральную роль. Я отметил, что все мои интерпретации г-н Р. повторял в пересказанном виде, при этом слегка видоизменяя то, что я считал проясняющими комментариями, так что они превращались в придирчивую критику или выражение неудовольствия им – что он с готовностью принимал. Иными словами, в своей душе он выстраивал такие взаимоотношения со мной, в которых подчинялся критичному, придирчивому аналитику и чувствовал себя удрученным и недооцененным, тихо жалуясь, но при этом уступая. Похоже, это было его «психическое убежище» (Steiner, 1993). Особенно интересным тут выглядит то, что это убежище было местом не иллюзорной удовлетворенности, но неудовлетворенности, поддерживаемой на терпимом уровне. Это было не место удовольствия, но место безопасности.

Но так как анализ прогрессировал, пациент был вытолкнут из этого анклава и стал более тревожным; он боялся, что я буду нападать на него на сеансах за самонадеянность.»
Продолжение ниже.

Читаем статью Рональда Бриттона «Освобождение от Супер-Эго» (с сокращениями) о модификации сурового и ригидного Супер-Эго, берущего начало от Супер-Эго родителей.

Часть 3 из 3-х.
«Если это чувство ослабевало, и он ощущал поддержку с моей стороны, он начинал бояться, что я подвергаю его ужасной опасности на работе со стороны других людей, требуя от него большего самоутверждения. На эту пугающую ситуацию пролил свет сон «он работал со своей группой, в которую входили только женщины во главе с г-жой Х. Он что-то рассказывал группе, и вдруг понял, что не вполне одет и его пенис открыт взглядам; тогда он пытался прикрыть свой половой орган бумагами.»

«Его ассоциации сначала касались отношения к г-же Х., затем покрывающих воспоминаний детства, его маленького мальчика, отчитывает мать по настоянию семьи соседей за то, что он слишком быстро катался на велосипеде возле соседских дочерей. Ему казалось, что этих девочек его мать одобряла и считала их поведение приемлемым – к нему она так никогда не относилась. Из-за этого он подумал, что мать была бы им довольна, только если бы он был девочкой. … В детстве он был энергичным мальчиком, но с наступлением подросткового возраста по воле своей матери стал более пассивным и избегал того, что она называла грубыми мальчишескими играми.

В период анализа, который последовал за вышеупомянутым сном, значительно ослабла блокировка, которая мешала ему писать статьи. Произошли другие изменения: он возобновил занятия активным спортом и воспользовался своим наследством. Однако г-н Р. стал бояться некоего неопределенного невезения, которое могло последовать за таким высокомерием, и чувствовал вину перед теми, от кого он зависел в прошлом, особенно перед матерью. У него возникло чувство, будто пользу от анализа можно истолковать как критику в адрес матери… и его предыдущего психотерапевта. Он полагал, что такое его самоутверждение она бы восприняла как нарциссическое самовозвеличение. Он воображал враждебные суждения со стороны всех и каждого; однако критические суждения о других ему было сформировать трудно. Для нас обоих стало более очевидно, что его мать страдала хронической депрессией; его отец был тихим человеком и побуждал сына соглашаться с матерью. Будучи ребенком, г-н Р. много размышлял о душевном состоянии своей матери и теперь эти идеи вернулись. Он был уверен, что она осталась чрезвычайно разочарованной отношениями со своим отцом, и чувствовала, что, будучи девочкой, не обладала тем, что вызывало бы восхищение и уважение ее отца.

<…> мать г-на Р. спроецировала свою ущербную самость на своего сына и затем относилась к нему как к неправильному. Онвсегда это ощущал и, чтобы приблизиться к матери, идентифицировал себя с ее образом его, <…> он полагал, что для того, чтобы мать его признала, он должен соответствовать ее представлению о нем. Для таких людей существует значительный риск обрести в анализе прекрасную возможность для повторного разыгрывания. Аналитическое Супер-Эго, как в личности аналитика, так и в качестве религии, Верховным Жрецом которой аналитик является, явлено с самого начала. Полезность такого анализа зависит от развития скептицизма пациента <…>

Мой пациент ожидал подобных обвинений и соответственно смягчал свои критические комментарии. Он обладал хорошей способностью к суждению и естественным скептицизмом не оборонительным и не злобным, но подчинял его всякому мнению, которое можно было заподозрить у меня, или же тем предкам, которым я, по его подозрениям, поклонялся. Именно этот способ существования должен был измениться в ходе анализа, но на каждом шагу, когда пациент побуждал меня оправдываться, как Иов – Бога, он должен был сказать, подобно Иову: «страх Его да не ужасает меня, – и тогда я буду говорить».

Обретение его Эго независимости от враждебных суждений потенциально завистливого Супер-Эго достигалось путем отстаивания своего права выносить суждения о своем собственном внутреннем критике. Эту функцию невозможно заглушить, можно вынести ей оценку».