Сирены или сфинксы — вот в чем вопрос
По случаю покупки очередной футболки с древнегреческими сюжетами в исполнении прерафаэлитов (есть у меня такое guilty pleasure, пока в коллекции обе Цирцеи и совершенно бескрылая сирена Уотерхауса), сначала просто хотела поделиться с вами любимыми аутентично античными сиренами, но поняла, что как будто совсем не встречала этот образ в микенском искусстве. Стала гуглить, и наткнулась на интереснейшую статью «What did Mycenaean sirens look like?», где этот вопрос разбирается со всей возможной, в силу ограниченности археологического и лингвистического материала, дотошностью.
Оказалось, что хоть мы и не находим в микенском искусстве изображения химер с птичьим телом и женской головой, какими сирены предстают начиная с VIII века до н.э., в табличках с линейным письмом Б несколько раз встречается этот корень . Таблички из Пилоса (Ta 707, 708, 714) содержат упоминания «голов сирен» из слоновой кости и золота как декоративных элементов неких стульев или кресел. Их точная форма тоже под вопросом, но все же можно предположить, что это дорогие статусные предметы мебели с резными спинками, на которых имеются соответствующие изображения.
После краткого разбора этимологии самого корня seirem и выводов о его возможно семитском происхождении, авторы задаются резонным вопросом, как так получилось, что слово есть, асирен нет? При этом в микенском искусстве широко представлены сфинксы — существа с женскими головами или торсом на львиных телах.
Проанализировав множество источников от поэм Гомера и Гесиода до текстов эпитафий, становится очевиден ряд сходств в этих образах: и сирены, и сфинксы – крылатые гибриды, они смертельно опасны и связаны с иномирьем, сладко поют, мудры, и, что особенно важно, испытывают героев в их странствиях.
Археологические же находки микенского времени подтверждают, что именно существа, которых мы сейчас называем сфинксами украшали микенскую мебель. Вспомним, например, костяные накладки с рельефными сфинксами из Дома Сфинксов в Микенах. А на керамике и печатях они вообще встречают довольно регулярно.
Так что авторы выдвигают предположение, что слова с корнем "seirem-" в табличках обозначали существ, позже известных нам как сфинксы.
От себя лишь добавлю, что женщины-птицы встречаются еще в минойском изобразительном репертуаре, вспомним хотя бы печать из Закроса или знаменитые грудастые вазы из Акротири. И скорее всего они отражают какую-то общую для большинства народов Средиземноморья мифологему, уходящую корнями еще во времена тотемизма, о том, что божества, особенно женские, могут как сами представать в виде птиц, так и использовать пернатых как своих посланников, спутников или предвестников. См. три моих стареньких поста на эту тему по тегу #психофоры.
Из этой же веры в то, что птицы могу обитать в обоих мирах, человеческом и потустороннем, подвластном и понятном лишь богам, проистекают и столь популярные у греков, этрусков и римлян орнитомантия или ауспиции (привет Ромулу и Рему и спору о том, что лучше — 6 коршунов сразу или 12 с некоторым запозданием).
@knossoslab
По случаю покупки очередной футболки с древнегреческими сюжетами в исполнении прерафаэлитов (есть у меня такое guilty pleasure, пока в коллекции обе Цирцеи и совершенно бескрылая сирена Уотерхауса), сначала просто хотела поделиться с вами любимыми аутентично античными сиренами, но поняла, что как будто совсем не встречала этот образ в микенском искусстве. Стала гуглить, и наткнулась на интереснейшую статью «What did Mycenaean sirens look like?», где этот вопрос разбирается со всей возможной, в силу ограниченности археологического и лингвистического материала, дотошностью.
Оказалось, что хоть мы и не находим в микенском искусстве изображения химер с птичьим телом и женской головой, какими сирены предстают начиная с VIII века до н.э., в табличках с линейным письмом Б несколько раз встречается этот корень . Таблички из Пилоса (Ta 707, 708, 714) содержат упоминания «голов сирен» из слоновой кости и золота как декоративных элементов неких стульев или кресел. Их точная форма тоже под вопросом, но все же можно предположить, что это дорогие статусные предметы мебели с резными спинками, на которых имеются соответствующие изображения.
После краткого разбора этимологии самого корня seirem и выводов о его возможно семитском происхождении, авторы задаются резонным вопросом, как так получилось, что слово есть, а
Проанализировав множество источников от поэм Гомера и Гесиода до текстов эпитафий, становится очевиден ряд сходств в этих образах: и сирены, и сфинксы – крылатые гибриды, они смертельно опасны и связаны с иномирьем, сладко поют, мудры, и, что особенно важно, испытывают героев в их странствиях.
Археологические же находки микенского времени подтверждают, что именно существа, которых мы сейчас называем сфинксами украшали микенскую мебель. Вспомним, например, костяные накладки с рельефными сфинксами из Дома Сфинксов в Микенах. А на керамике и печатях они вообще встречают довольно регулярно.
Так что авторы выдвигают предположение, что слова с корнем "seirem-" в табличках обозначали существ, позже известных нам как сфинксы.
От себя лишь добавлю, что женщины-птицы встречаются еще в минойском изобразительном репертуаре, вспомним хотя бы печать из Закроса или знаменитые грудастые вазы из Акротири. И скорее всего они отражают какую-то общую для большинства народов Средиземноморья мифологему, уходящую корнями еще во времена тотемизма, о том, что божества, особенно женские, могут как сами представать в виде птиц, так и использовать пернатых как своих посланников, спутников или предвестников. См. три моих стареньких поста на эту тему по тегу #психофоры.
Из этой же веры в то, что птицы могу обитать в обоих мирах, человеческом и потустороннем, подвластном и понятном лишь богам, проистекают и столь популярные у греков, этрусков и римлян орнитомантия или ауспиции (привет Ромулу и Рему и спору о том, что лучше — 6 коршунов сразу или 12 с некоторым запозданием).
@knossoslab
Помните как-то под новый год мы с вами рассуждали об образе граната в древнегреческой мифологии искусстве? Вспоминали, конечно, и сюжет о Персефона, которая, отведав его, привязала себя к царству Аида. На днях попалась на глаза вот эта иллюстрация за авторством художницы Dolce Paganne.
Кажется, это хоть и криповое, но все равно отличное воплощение мифического образа граната как многослойного символа, объединяющего темы супружества, плодородия и фертильности, смерти, памяти, возрождения и неотвратимости природных циклов.
@knossoslab
Кажется, это хоть и криповое, но все равно отличное воплощение мифического образа граната как многослойного символа, объединяющего темы супружества, плодородия и фертильности, смерти, памяти, возрождения и неотвратимости природных циклов.
@knossoslab
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Но Ренессанс, кажется, внес самый большой вклад в то, чтобы библейский и гомеровский образ окончательно слились, став эдакой собирательной философской и эстетической моделью идеального мира. Это и Мадонны Ван Эйка на фоне садов, и цветущие декорации «Весны» Боттичелли, и многочисленные «Изгнания из рая», как у Мазаччо или в «Благовещении» Фра Анджелико.
Разделить этот синкретический сад на условно гомеровский и библейский совершенно невозможно, но все-таки там, где мы видим типичную «антикизирующую» архитектуру Ренессанса или мощную ограду каменных стен, Гомер кажется чуть очевиднее. На гравюре «Одиссей в саду Алкиноя» Джованни Баттиста Кастелло это слияние видится очень выпукло, а вот в «Райском саду» Верхнерейнского мастера белокаменная стена еще вполне средневековая.
Наверное, и любимые мои пейзажи каприччио с античными руинами отчасти восходят к этой традиции. И тут бы самое время поговорить про римские сады, ренессансные виллы, регулярные французские и более хаотично-естественные английские парки, но это все-таки уже совсем другая тема для обсуждения.
В общем, образ прекрасного сада становится частью визуального языка европейской культуры, в котором природа — это не реалистический ландшафт, а некий носитель мифологического и духовного смысла, которым ее наделяет художник. И вроде бы вполне понятно, что в земледельческих культурах оно по-другому и быть не может, но я все равно каждый раз цепляюсь за эти сады взглядом и пытаюсь выискивать в них что-то свое – очень древнегреческое.
@knossoslab
Разделить этот синкретический сад на условно гомеровский и библейский совершенно невозможно, но все-таки там, где мы видим типичную «антикизирующую» архитектуру Ренессанса или мощную ограду каменных стен, Гомер кажется чуть очевиднее. На гравюре «Одиссей в саду Алкиноя» Джованни Баттиста Кастелло это слияние видится очень выпукло, а вот в «Райском саду» Верхнерейнского мастера белокаменная стена еще вполне средневековая.
Наверное, и любимые мои пейзажи каприччио с античными руинами отчасти восходят к этой традиции. И тут бы самое время поговорить про римские сады, ренессансные виллы, регулярные французские и более хаотично-естественные английские парки, но это все-таки уже совсем другая тема для обсуждения.
В общем, образ прекрасного сада становится частью визуального языка европейской культуры, в котором природа — это не реалистический ландшафт, а некий носитель мифологического и духовного смысла, которым ее наделяет художник. И вроде бы вполне понятно, что в земледельческих культурах оно по-другому и быть не может, но я все равно каждый раз цепляюсь за эти сады взглядом и пытаюсь выискивать в них что-то свое – очень древнегреческое.
@knossoslab
Бывают такие понедельники, что чувствуешь себя как Фидиппид, бегущий из Марафона в Афины, чтобы возвестить о победе, или как вот эта прекрасная спартанская бегунья, рифмующаяся у меня в голове с советской традицией скульптурных изображений атлетичных работников, колхозниц и, собственно, спортсменов.
Она уникальна тем, что была изготовлена в Спарте в VI в. до н.э., до того печального момента, когда из-за «борьбы с излишествами» спартиаты практически утратили великолепную традицию бронзовой пластики. А также интересна нарядом бегуньи: короткий хитон скреплен лишь на левом плече, оставляя правое плечо и грудь обнаженными. Это тип «спортивного костюма» характерен для изображений участниц Герейских игр — древнейших женских соревнований по бегу, проводившихся раз в четыре года на Олимпийском стадионе. Вообще, женщин в Древней Греции нигде, кроме Спарты, не поощряли к участию в спортивных мероприятиях и исключали из Олимпийских игр, но на Герейских забегах и они могли посоревноваться.
И хоть для текущей московской погоды намного больше подойдёт плащ-палатка, желаю вам если и бегать, то только для удовольствия и поддержания физической формы, а не по делам, работе или потому что «все бегут, и я бегу». Хорошей вам рабочей недели, друзья!
Она уникальна тем, что была изготовлена в Спарте в VI в. до н.э., до того печального момента, когда из-за «борьбы с излишествами» спартиаты практически утратили великолепную традицию бронзовой пластики. А также интересна нарядом бегуньи: короткий хитон скреплен лишь на левом плече, оставляя правое плечо и грудь обнаженными. Это тип «спортивного костюма» характерен для изображений участниц Герейских игр — древнейших женских соревнований по бегу, проводившихся раз в четыре года на Олимпийском стадионе. Вообще, женщин в Древней Греции нигде, кроме Спарты, не поощряли к участию в спортивных мероприятиях и исключали из Олимпийских игр, но на Герейских забегах и они могли посоревноваться.
И хоть для текущей московской погоды намного больше подойдёт плащ-палатка, желаю вам если и бегать, то только для удовольствия и поддержания физической формы, а не по делам, работе или потому что «все бегут, и я бегу». Хорошей вам рабочей недели, друзья!