В сегодняшней феерической битве титанов на поле советской жрачки помимо немыслимого количества продуктов, кучи оборудования, советской книги «Кулинария» 1955 года и четырех непосредственных участников тусовки советского ресторана «Алма-Ата», в здании которого теперь находится гастромаркет Platforma, решающую роль сыграли также следующие талисманы и обереги, любезно предоставленные корнером Kazmyaso Platforma: потрепанная веревочка из мясни, которую я постоянно ношу на запястье, носки с черепушками, подаренные мне @gastropunx, видавший виды и десятки тонн мяса нож из советской кулинарии семидесятых годов, любезно предоставленный нашим су-шефом Андреем, а также два чайных пакетика. Когда вам говорят, что все мясники немного не в себе, знайте — это правда

Сразу двум ресторанам в фудмаркете Platforma требуются повара: в Kazmyaso Platforma нужен повар-универсал, а в только что открывшуюся пиццерию Прошенкова Circle — пиццайоло. Платим отлично и вовремя, условия, коллектив и оборудование отличные и там, и там. Напишите мне, если вы или кто-то из ваших знакомых ищет работу, у нас правда классно.

В свежем номере Esquire Kazakhstan рассказываю про тот самый ресторан, в который хотелось бы телепортироваться сейчас (лондонский BRAT, конечно). Пока же бегаю между Circle и Kazmyaso Platforma в режиме 24/7. Circle только что открылся, в Kazmyaso Platforma классное новое меню — приходите пробовать.

#кабакдваконя

Мясники со стороны кажутся народом очень особенным, смурным и страшным: в их жилах течет говяжий жир, глаза налиты кровью, а арсеналу их позавидовала бы любая пыточная.

Меир был именно таким мясником: картинным и архетипичным. Руки всегда в крови (Меир не признавал перчаток), в руках — здоровенный топор, топором Меир на колоде рубит бычьи головы: бах! бах! Шесть дней в неделю Меир рубит бычьи головы, а на седьмой день отдыхает, хоть и не еврей Меир никакой, а сириец; Меиром его прозвали еврейские работники мясни удобства ради.

По воскресеньям, когда привозят четвертьтуши, мы с Меиром работаем вдвоем (Меир, слышишь, рубит, а я отвожу). Меир несколькими точными движениями топора разбивает огромную коровью голову («отойди», говорит Меир перед каждой головой, заботится), а я вытаскиваю из нее мозги. Мозги — тот еще деликатес, за него в мясной лавке с покупателей берут много денег, поэтому нам с Меиром важно сочетать силу и ловкость, скорость и смекалку.

Неудивительно, что мы с Меиром на почве еженедельной рубки бычьих голов крепко сдружились. Меир, однако, будучи традиционного воспитания, в дружбу с женщиной не верил, а верил, по всей видимости, в что-то другое. Что-то другое заключалось в следующем:

1. С женщиной необходимо вести разговоры про свое ценное имущество, движимое и недвижимое («у меня в Сирии была такая лошадь, такая лошадь, я бы тебе, Света, ее показал»).

2. Женщине необходимо не давать носить коровьи головы, даже если она мясник.

3. Для четкого обозначения своих намерений с женщиной нужно флиртовать и всячески показывать, что она тебе небезразлична.

К последнему пункту Меир подошел крайне серьезно: сначала строил мне глазки, а когда понял, что построение глазок не очень действует на женщину с топором, понял, что глазки нужно строить по-другому.

Я разделываю очередную гору мяса, а Меир крадется в мою сторону с грациозностью слона в посудной лавке. Крадется — и замирает, расплываясь в улыбке, глядя на меня своими налитыми кровью белесыми сирийскими глазами.

— Че тебе надо, Меир? — спрашиваю я.

Меир смотрит на меня со всей своей мясницкой любовью — и протягивает мне свою большую окровавленную ладонь, в которой аккуратно разложены вытащенные из голов коровьи глазки.

Дарите женщинам глаза, дарите женщинам улыбки.

День сегодня такой, что Андрей, наш су-шеф, впервые применил ко мне секретное оружие этого ресторана: чайник для успокоения нервов. А что в чайнике, предлагаю угадать вам

#кабакдваконя

Лучшее время для того, чтобы побыть с собой — в шесть утра в камере плюс, где висят двенадцать четвертьтуш, с которых уже сняли ноги и которые нужно разделать на рибаи и стриплойны, вырезку и грудинку, ребра и пашину.

Четвертьтуши лучше людей. Четвертьтуши не разговаривают. Четвертьтуши не обманут и не предадут тебя, не сделают тебе больно (если, конечно, не ронять их на ногу). Все можно рассказать четвертьтушам, самые страшные свои секреты, когда вы наедине. Так я и живу: каждый понедельник на ближневосточном рынке исповедуюсь коровьим тушам, параллельно разбирая их на самые вкусные отрубы.

Прикасаюсь к огромному холодному боку туши, залезаю маленьким разделочным ножом туда, где начинается вырезка — и внезапно чувствую уходящее тепло, неожиданное во всей этой ледяной исповедальне, и еще чувствую, что это было живое животное, и мы убили его, чтобы съесть. Тепло это — последний подарок мне от большого сильного животного, ставшего мясом, и нет в моей мясной карьере более определяющего меня как мясника и человека момента, нежели этот.

Memento mori, carne diem.

Каждому мяснику свою исповедальню